Гендерный конфликт или война полов? Почему российские мужчины и женщины – самые неудовлетворенные отношениями среди европейцев? Почему проблемы семьи обсуждаются на «мужской» и «женской» половинах дома отдельно? Традиционная российская семья: сильная зависимость друг от друга и минимум уважения; материальные блага как основа отношений. Как патриархальный уклад и традиционные гендерные роли связаны с правилами военных действий? Агрессия и конфликтность, атомизация и цинизм как закон жизни российского общества: так ли отличаются отношения между мужчинами и женщинами от любых других отношений? Сколько убийств в семейных ссорах происходит в России? Советская модель женщины и ее трансформация в нулевые: двойная рабочая нагрузка, кухня и гламур. Девяностые и двухтысячные: патриархальный ренессанс и престиж консервативной семейной модели.
Социолог Ольга Здравомыслова, вице-президент клуба Раисы Горбачевой; искусствовед и куратор Надя Плунгян; журналист Николай Кименюк; психолог-консультант Мария Дмитриевская, тренер Института системного консультирования; координатор гендерных программа фонда Генриха Белля Ирина Костерина; активистка Вера Акулова; поэт и медиаактивист Николай Клименюк.
В эфире: в воскресенье в 11:00,
повтор: в воскресенье в 22:00 и в понедельник в 7:00 и 14:00
Фрагмент программы:
Вера Акулова: Если мы говорим о «войне полов», война – это насилие. И чуть-чуть статистики, что такое насилие в России. У нас 14 тысяч женщин каждый год погибают, избитые мужьями и сожителями, и это больше, чем погибло за 10 лет войны в Афганистане солдат. По официальной статистике, в России 5 тысяч изнасилований каждый год, но официальная статистика учитывает только раскрытые дела, учитывая, что подавляющее меньшинство женщин подают заявления об изнасиловании. А независимые эксперты, кто сидит на «телефонах доверия», говорят, что в среднем в России каждый год происходит около 50 тысяч изнасилований.
Николай Клименюк: Если и есть в России какой-то общий знаменатель для большинства культур, то это допустимость и даже институциональная принятость насилия. Насилие считается некоторым последним аргументом в споре. И очень распространенная точка зрения, которую высказывают цивилизованнейшие, интеллигентнейшие люди: последний аргумент для наглеца и подонка, который его останавливает, - это то, что он может получить по роже. Это совершеннейший тупик. Понятно, что из этого происходит насилие на всех уровнях, дикие, нелепые истории, как убийство студента Агафонова мастером боевых искусств Мирзаевым. Это схема, которая принята как норма абсолютно на всех уровнях. Понятно, что это и в семейных конфликтах проявляется точно так же. Если насилие вообще считается допустимым, то оно обязательно себя проявит где угодно.
Надя Плунгян: У нас в результате сталинских реформ отсутствует историческая память о тех проектах, которые были в нашей стране реализованы. В частности, попытка деконструировать традиционную семью в том виде, в котором она была, когда женщина делает абсолютно всю работу, а мужчина является единственным действующим лицом в семье, ее представителем в социуме. Безусловно, успешная реорганизация общества – женщины вышли на работу, семья перестала быть их основной деятельностью. Создание специальных женских изданий, которые были связаны с ростом самосознания, - «Работница», «Крестьянка», «Коммунистка» и так далее. И детский вопрос. Вообще проблема матери-одиночки, например, перестала быть стигмой в 20-ых годах, и это очень серьезное достижение, сейчас это совсем изменилось. Так вот, в 90-ых годах в рамках «правого отката», скажем так, одновременно с идеализацией монархии гендерное разделение, типично патриархатная картина, рассматривалась как нечто престижное, и это очень интересно. Она оказалась чем-то престижным, чем-то отсылающим к дореволюционной жизни, может быть, к западным стандартам. Тогда бытовало слово «уравниловка». И в качестве альтернативы ей можно было предъявить что-то каноническое, глянцевое, вроде бы, удобное, а на самом деле совершенно репрессивное.
Ольга Здравомыслова: Почему интересен опыт 90-х годов? – до того опыт советского равенства все-таки мужчин и женщин идеологически спаивал. А в 90-ые годы, когда постепенно стала разрушаться эта концепция... она была действительно глубоко советской, идеологической, но ее не стало, и пошла глубочайшая традиционализация отношений. Я не согласна, что в 90-ые годы наметилось что-то другое, это не так. Все исследователи того времени скажут, что даже термин возник в 90-ые годы, а не когда-нибудь, - «патриархатный Ренессанс». То есть именно тогда началось движение в сторону обнаженного патриархата, изначального, нецивилизованного, с культом силы, маскулинности, с идеей женщины «знай свое место на кухне, развлекай в гламуре». И 2000-ые годы в известном смысле стали логическим продолжением этого. Но только это стало более структурированным, появилась идеология, которая в значительной степени еще связана и с православной церковью, которая стала приобретать все большее значение. Ну и просто с консервативной идеологией, которая в обществе распространилась.
Ирина Костерина: Мне кажется, «война полов» существует не в России, а во всем мире, и только в единственном возрасте – с 3-х до 5-и лет. Когда у детей проходит активная гендерная социализация, мальчики играют в войнушку, к ним подходят девочки, мальчики им говорят: «Идите отсюда. Вы – девочки. Мы не будем с вами играть». А потом благополучно все переживают эту социализационную стадию и начинают проявлять друг к другу гендерный интерес.
На самом деле, как сказал Николай, это не война полов, а война всех со всеми. У нас действительно тотальная война. У нас мужчины борются с другими мужчинами, гопники бьют неформалов, женщины воюют – и это конкуренция за внимание мужчин. В репродуктивном возрасте гламурные дамы должны добыть себе мужа, поэтому это соперничество, соревновательность. И чем это отличается от каких-то других вещей?.. Мне кажется, что самая главная вещь - это все-таки патриархат. Потому что не мужчины борются с женщинами, не женщины что-то имеют против мужчин, а и те, и другие являются жертвами этой системы. Жертвами патриархата, который диктует определенные правила поведения, определенные ценности, определенные институты воздействуют на мужчин и женщин и вынуждают нас как-то реагировать и как-то действовать, как-то иерархизировать, каким-то образом выстраивать свои жизненные стратегии.
Мария Дмитриевская: Гендерный конфликт касается базовых потребностей каждого человека. И он такой животрепещущий потому, что это потребность в любви, в принятии и в продолжении человеческого рода тоже. Это вещи, которые касаются важных сторон жизни. И простой ответ на вопрос вечный «что делать?». Я думаю, что самое главное – это способствовать всеми возможными способами росту самоуважения у женщин и у мужчин. Это уважение к своему телу, к его границам, это уважение к своему достоинству, вообще чувствительность к нарушениям этого достоинства. Потому что насилие – это не только то, что на Северном Кавказе происходит, но и то, что каждый день с нами происходит, просто мы нечувствительны. Когда нас оскорбляют, мы думаем, что это нормально, что это шуточка, например. А рост самоуважения и будет двигать изменениями.
Социолог Ольга Здравомыслова, вице-президент клуба Раисы Горбачевой; искусствовед и куратор Надя Плунгян; журналист Николай Кименюк; психолог-консультант Мария Дмитриевская, тренер Института системного консультирования; координатор гендерных программа фонда Генриха Белля Ирина Костерина; активистка Вера Акулова; поэт и медиаактивист Николай Клименюк.
В эфире: в воскресенье в 11:00,
повтор: в воскресенье в 22:00 и в понедельник в 7:00 и 14:00
Фрагмент программы:
Вера Акулова: Если мы говорим о «войне полов», война – это насилие. И чуть-чуть статистики, что такое насилие в России. У нас 14 тысяч женщин каждый год погибают, избитые мужьями и сожителями, и это больше, чем погибло за 10 лет войны в Афганистане солдат. По официальной статистике, в России 5 тысяч изнасилований каждый год, но официальная статистика учитывает только раскрытые дела, учитывая, что подавляющее меньшинство женщин подают заявления об изнасиловании. А независимые эксперты, кто сидит на «телефонах доверия», говорят, что в среднем в России каждый год происходит около 50 тысяч изнасилований.
Николай Клименюк: Если и есть в России какой-то общий знаменатель для большинства культур, то это допустимость и даже институциональная принятость насилия. Насилие считается некоторым последним аргументом в споре. И очень распространенная точка зрения, которую высказывают цивилизованнейшие, интеллигентнейшие люди: последний аргумент для наглеца и подонка, который его останавливает, - это то, что он может получить по роже. Это совершеннейший тупик. Понятно, что из этого происходит насилие на всех уровнях, дикие, нелепые истории, как убийство студента Агафонова мастером боевых искусств Мирзаевым. Это схема, которая принята как норма абсолютно на всех уровнях. Понятно, что это и в семейных конфликтах проявляется точно так же. Если насилие вообще считается допустимым, то оно обязательно себя проявит где угодно.
Надя Плунгян: У нас в результате сталинских реформ отсутствует историческая память о тех проектах, которые были в нашей стране реализованы. В частности, попытка деконструировать традиционную семью в том виде, в котором она была, когда женщина делает абсолютно всю работу, а мужчина является единственным действующим лицом в семье, ее представителем в социуме. Безусловно, успешная реорганизация общества – женщины вышли на работу, семья перестала быть их основной деятельностью. Создание специальных женских изданий, которые были связаны с ростом самосознания, - «Работница», «Крестьянка», «Коммунистка» и так далее. И детский вопрос. Вообще проблема матери-одиночки, например, перестала быть стигмой в 20-ых годах, и это очень серьезное достижение, сейчас это совсем изменилось. Так вот, в 90-ых годах в рамках «правого отката», скажем так, одновременно с идеализацией монархии гендерное разделение, типично патриархатная картина, рассматривалась как нечто престижное, и это очень интересно. Она оказалась чем-то престижным, чем-то отсылающим к дореволюционной жизни, может быть, к западным стандартам. Тогда бытовало слово «уравниловка». И в качестве альтернативы ей можно было предъявить что-то каноническое, глянцевое, вроде бы, удобное, а на самом деле совершенно репрессивное.
Ольга Здравомыслова: Почему интересен опыт 90-х годов? – до того опыт советского равенства все-таки мужчин и женщин идеологически спаивал. А в 90-ые годы, когда постепенно стала разрушаться эта концепция... она была действительно глубоко советской, идеологической, но ее не стало, и пошла глубочайшая традиционализация отношений. Я не согласна, что в 90-ые годы наметилось что-то другое, это не так. Все исследователи того времени скажут, что даже термин возник в 90-ые годы, а не когда-нибудь, - «патриархатный Ренессанс». То есть именно тогда началось движение в сторону обнаженного патриархата, изначального, нецивилизованного, с культом силы, маскулинности, с идеей женщины «знай свое место на кухне, развлекай в гламуре». И 2000-ые годы в известном смысле стали логическим продолжением этого. Но только это стало более структурированным, появилась идеология, которая в значительной степени еще связана и с православной церковью, которая стала приобретать все большее значение. Ну и просто с консервативной идеологией, которая в обществе распространилась.
Ирина Костерина: Мне кажется, «война полов» существует не в России, а во всем мире, и только в единственном возрасте – с 3-х до 5-и лет. Когда у детей проходит активная гендерная социализация, мальчики играют в войнушку, к ним подходят девочки, мальчики им говорят: «Идите отсюда. Вы – девочки. Мы не будем с вами играть». А потом благополучно все переживают эту социализационную стадию и начинают проявлять друг к другу гендерный интерес.
На самом деле, как сказал Николай, это не война полов, а война всех со всеми. У нас действительно тотальная война. У нас мужчины борются с другими мужчинами, гопники бьют неформалов, женщины воюют – и это конкуренция за внимание мужчин. В репродуктивном возрасте гламурные дамы должны добыть себе мужа, поэтому это соперничество, соревновательность. И чем это отличается от каких-то других вещей?.. Мне кажется, что самая главная вещь - это все-таки патриархат. Потому что не мужчины борются с женщинами, не женщины что-то имеют против мужчин, а и те, и другие являются жертвами этой системы. Жертвами патриархата, который диктует определенные правила поведения, определенные ценности, определенные институты воздействуют на мужчин и женщин и вынуждают нас как-то реагировать и как-то действовать, как-то иерархизировать, каким-то образом выстраивать свои жизненные стратегии.
Мария Дмитриевская: Гендерный конфликт касается базовых потребностей каждого человека. И он такой животрепещущий потому, что это потребность в любви, в принятии и в продолжении человеческого рода тоже. Это вещи, которые касаются важных сторон жизни. И простой ответ на вопрос вечный «что делать?». Я думаю, что самое главное – это способствовать всеми возможными способами росту самоуважения у женщин и у мужчин. Это уважение к своему телу, к его границам, это уважение к своему достоинству, вообще чувствительность к нарушениям этого достоинства. Потому что насилие – это не только то, что на Северном Кавказе происходит, но и то, что каждый день с нами происходит, просто мы нечувствительны. Когда нас оскорбляют, мы думаем, что это нормально, что это шуточка, например. А рост самоуважения и будет двигать изменениями.
