Говорят, Стивен Кинг, прочитав «Вий» Николая Васильевича Гоголя, сказал: «Мне до этого парня далеко». По крайней мере, так написано на программке спектакля «Панночка», премьера которого состоялась в Калининградском областном драматическом театре. Режиссер Вячеслав Виттих слегка «порезал» пьесу Нины Садур, «добавил Гоголя» – во всех возможных смыслах, а главной музыкальной темой сделал «Русский танец» Тома Уэйтса…
Вячеслав Виттих: Гоголь, как известно, был и драматургом, но почему-то не написал пьесы «Вий»: наверное, он не очень представлял себе, как это будет выглядеть в театре. Нина Садур это увидеть смогла, но у нее мне не хватило атмосферы именно гоголевского произведения – на мой взгляд, она ушла излишне глубоко в философию, которая может загрузить зрителя. То, что делаем мы, - не совсем Гоголь и не совсем Нина Садур. Я попытался добавить гоголевской атмосферы, взял дополнительных персонажей, которых нет в пьесе, - и получилась некая компиляция двух произведений, «Вия» и «Панночки». Кроме того, там и другие повести Гоголя (например, «Вечера на хуторе близ Диканьки) будут присутствовать какими-то атмосферными кусочками.
Евгения Романова: Быстрым шагом проходит через зал и поднимается на сцену босой философ-бурсак, натягивает оставленные кем-то сапоги и так же – через зал – уходит. За ним появляется нечисть – такие вовсе не страшные светло-зеленого цвета уродцы. Сначала из центра сценического вертящегося круга под соответствующую музыку они пытаются прорвать один на всех тканевый кокон, а потом начинают свои бесовские танцы. Вдруг все стихает и меркнет – и в освещенном пространстве сцены появляется высокая фигура в длинной черной накидке и с такой знакомой - даже со спины – длинной прической. Поворачивается к залу в профиль, предъявляя свой непомерно длинный нос. Вместо ног из-под накидки видны ходули: может быть, это он оставил сапоги для Хомы Брута?..
Никто из козаков, готовых сопроводить Хому Брута в заброшенную церковь третью ночь читать молитвы у гроба ведьмы, не хочет взять его новых сапог (Хома, простоявший перед тем две ночи, знает, что ему самому сапоги уже не понадобятся). Он оставляет их на дороге: «А вот будет время, и так же будет лето стоять жаркое, вдруг пойдет человек какой-нибудь по дороге, а? Может, ему сапоги нужно? …Ведь он пойдет же по дороге и ему сапоги очень захочется! Так вот же они и есть! И стоят! Он всунет в них ноги, и охватит его моя жизнь и пронзит аж до самых костей! И! поймет! он! что! хороший! я! был! парень!..»
Хома Брут исполняет предначертанное, а сапоги в финале находит босой Гоголь: под нежную и, одновременно, щемящую украинскую колыбельную он натягивает их, перекидывает через плечо торбу философа и с вязанием в руках тихонько присаживается в уголке…
В спектакле нет особых спецэффектов – разве что гроб пару раз по сцене туда-сюда проедется. Но поистине велик философ Хома в исполнении Алексея Переберина в своем одиноком противостоянии всему мировому мраку.
Не зря его Панночка выбирает – и выбирает не после того, как Хоме удалось оседлать ведьму, а в самую первую встречу, когда философ, в отличие от других козаков, не отворачивает от нее взгляда. А в сцене последней битвы актеры через свой метафизиологический посыл прямо на сцене, на глазах у зрителя творят некую проявленную запредельность. И тогда становится страшно по-настоящему.
В основе спектакля Вячеслава Виттиха – изначально очень жесткая и хорошо структурированная конструкция. К достоинствам также следует отнести работу сценографа Юлдаша Нулматова. С нескольких штанкет, поднятых на разную высоту, свисают огромные панно-гобелены, их выпуклые аппликации несут на себе всю нагрузку вещественного обживания сценического пространства: хуторской сад, чуть глубже – стены заброшенной церкви. Через всю сцену протянут гобелен-плетень, за ним резвится хуторская массовка, иллюстрируя разговор трех козаков очень смешными пантомимическими жанровыми зарисовками. Задник сцены - будто иконостас в беспорядке: фигуры и лики, полуразмытые и четко очерченные – вперемешку…
Казалось бы, еще совсем недавно Вячеслав Виттих был представлен в Калининграде как выпускник режиссерского факультета РАТИ/ГИТИС и участник режиссерской лаборатории при местном облдрамтеатре. А теперь он уже активный, востребованный и успешный молодой профессионал. В Калининграде для Вячеслава Виттиха нынешний сезон – уже третий (три сезона – три спектакля). В качестве режиссерского дебюта здесь он поставил не очень-то известную французскую пьесу «Беспощадна как сердце», получив, впрочем, зрительское признание. Потом сделал некий реверанс в сторону своего учителя Валерия Беляковича и довольно эффектно развил заданную им тему в спектакле «Куклы». Теперь – в третьем сезоне - замахнулся на Гоголя.
Вячеслав Виттих: Тем, кто со мной работал впервые на спектакле «Панночка», думаю, было очень сложно. У меня многие актеры не понимают даже вплоть до предпремьерного прогона, что они делают и что вообще происходит. Но мне важно, чтобы они самостоятельно прочувствовали контуры спектакля и своей роли - только потом я начинаю с ними разговаривать…
Евгения Романова: Большое достоинство всех калининградских спектаклей Вячеслава Виттиха, - это совершенно по-особому сыгранный актерский ансамбль. Ранее он наиболее полно был представлен в спектакле «Куклы». В «Панночке» появились и «новички». И, конечно, отдельного упоминания стоит массовка, которая помогает режиссеру создавать «гоголевскую атмосферу» - и делает это сочно и ярко.
