Каким бы коротким не был список основателей советской / российской социологии, в него непременно будет включен Андрей Григорьевич Здравомыслов (1928-2009), философ, социолог и историк социологии, политолог. Для него всегда было важно, на каких теоретических принципах базируется социология, каким образом она развивается и на каких нравственных императивах строится. Его слова, приведенные в заголовке, ключ к пониманию его собственного движения в социологию и указание на генезис современного этапа российской социологии. Поясню их смысл.
Булат Окуджава для многих шестидесятников и представителей следующих поколений – символ хрущевской оттепели второй половины 1950-х – начала 60-х годов. Питирим Сорокин – выдающийся русско-американский социолог, высланный в 1922 году из России по личному указанию Ленина. Слова Здравомыслова, сказанные им за несколько лет до его смерти, имеют ясную интерпретацию. Нынешняя российская социология не является прямым продолжением дореволюционной русской социологии, она – одно из следствий политических и социокультурных преобразований, происходившив в СССР после смерти Сталина.
Я знал Здравомыслова сорок лет и в 2005 году провел с ним очень обстоятельное биографическое интервью, потому могу рассказать о нем.
Среди предков Здравомыслова были князья и дворяне, крестьяне, в том числе крепостные, военные, священнослужители и разночинцы — почти вся Россия, а редкая фамилия, подчеркивающая особенности мышления ее носителей, восходит к его прадеду, получившему ее после окончания Новгородской духовной академии.
Ощущение себя частью русской интеллигенции обнаруживается в работах. Здравомыслова, касающихся природы русскости и русского национального самосознания. Он рассматривал русский народ как часть глобального человечества, а достижения России в областях искусства, литературы, науки, - как элемент всемирной культуры. Отсюда его резко негативное отношение к попыткам предложить «истинно» русскую социологию, базирующуюся на православии.
Много трагического принесла Здравомыслову жизнь в блокадном Ленинграде: голод, смерть родных, тяжелейшая, на всю жизнь, болезнь. Его отношение к немцам формировалось в идеологической и нравственной среде, проникнутой эренбурговским: «Мы поняли: немцы не люди...». Он ненавидел немцев, отказывался изучать немецкий язык. Прошло шесть десятилетий, пришел опыт анализа сложных проблем культуры и политики, возникло новое понимание масштабов мира, и родилась одна из лучших его книг: «Немцы о русских».
История его семьи, пережитое в годы войны породило в нем стремление понять устройство мира. В 1948 году Здравомыслов поступил на философский факультет ЛГУ; ранее Петербургский университет заканчивали его отец и дед. В 1956 году, уже обучаясь в аспирантуре, Здравомыслов впервые услышал слово «социология». Тогда же он выбрал исследовательскую тему, оказавшуюся центральной для всей его последующей научной деятельности: «Что такое интерес ?». По этой теме он в 1960 году защитил кандидатскую диссертацию и через восемь лет, по результатам основательных теоретических и эмпирических исследований - докторскую.
В конце 60-х Здравомыслов переехал в Москву, проработал несколько лет в академическом Институте социологии и затем 17 лет – в Институте марксизма-ленинизма, который в 1920-х создавался как теоретический центр большевиков, но в 1970-е годы главной задачей этого учреждения был контроль идеологической работы в стране. Переход туда был вызван рядом семейных обстоятельств и оказался очень непростым для Здравомыслова: фактически он оказался «чужим» в новой партийно-идеологической среде и стал «менее своим» в социологическом сообществе. То были для него трудные в психологическом отношении и мало эффективные в научном плане годы. Удалось опубликовать лишь одну книгу.
В начале 90-х Здравомыслов вернулся в академическую науку и активно разрабатывал темы, отвечавшие новой реальности. Кроме того, большое внимание уделялось им исследованию истории российской социологии.
Здравомыслов отдал социологии около полувека, и в круг его научных интересов входили сложные теоретические проблемы социального познания. Им написано и опубликовано много. Все это усложняет рассказ о его главных результатах. Но есть то, что следует отметить непременно.
Во-первых, это проведенное им и Владимиром Ядовым исследование отношения рабочих к труду. Оно положило в СССР начало социологии труда, и долгие годы рассматривалось как эталон теоретико-эмпирического изучения сложных социальных явлений. Их книга «Человек и его работа», вышедшая в 1967 году, стала не только учебником по социологии, но – после перевода ее на несколько языков – «визитной карточкой» советской социологии на Западе.
Во-вторых, Здравомыслов сыграл ключевую роль в переводе с английского книги Уильяма Гуда и Пола Хатта по методам сбора и обработки социологических данных. Российской литературы по этой теме не было, множительной техники в то время не было, приезжавшие в Ленинград из других городов социологи переписывали текст от руки. А рукопись перевода так и не была опубликована.
Текст нашей продолжительной беседы со Здравомысловым о его жизни-работе был назван им: «Мое кредо – социология». Эти слова передают суть понимания Здравомысловым своего назначения, своей роли в российском/советском социологическом сообществе. Для него социология не была лишь сферой деятельности. Здравомыслов был озабочен трансформацией социального знания в управленческие, властные решения. Он чувствовал свою ответственность за нравственный климат в нашем цехе. Он старался передать свое понимание назначения социологии новым поколениям ученых.
Булат Окуджава для многих шестидесятников и представителей следующих поколений – символ хрущевской оттепели второй половины 1950-х – начала 60-х годов. Питирим Сорокин – выдающийся русско-американский социолог, высланный в 1922 году из России по личному указанию Ленина. Слова Здравомыслова, сказанные им за несколько лет до его смерти, имеют ясную интерпретацию. Нынешняя российская социология не является прямым продолжением дореволюционной русской социологии, она – одно из следствий политических и социокультурных преобразований, происходившив в СССР после смерти Сталина.
Я знал Здравомыслова сорок лет и в 2005 году провел с ним очень обстоятельное биографическое интервью, потому могу рассказать о нем.
Среди предков Здравомыслова были князья и дворяне, крестьяне, в том числе крепостные, военные, священнослужители и разночинцы — почти вся Россия, а редкая фамилия, подчеркивающая особенности мышления ее носителей, восходит к его прадеду, получившему ее после окончания Новгородской духовной академии.
Ощущение себя частью русской интеллигенции обнаруживается в работах. Здравомыслова, касающихся природы русскости и русского национального самосознания. Он рассматривал русский народ как часть глобального человечества, а достижения России в областях искусства, литературы, науки, - как элемент всемирной культуры. Отсюда его резко негативное отношение к попыткам предложить «истинно» русскую социологию, базирующуюся на православии.
Много трагического принесла Здравомыслову жизнь в блокадном Ленинграде: голод, смерть родных, тяжелейшая, на всю жизнь, болезнь. Его отношение к немцам формировалось в идеологической и нравственной среде, проникнутой эренбурговским: «Мы поняли: немцы не люди...». Он ненавидел немцев, отказывался изучать немецкий язык. Прошло шесть десятилетий, пришел опыт анализа сложных проблем культуры и политики, возникло новое понимание масштабов мира, и родилась одна из лучших его книг: «Немцы о русских».
История его семьи, пережитое в годы войны породило в нем стремление понять устройство мира. В 1948 году Здравомыслов поступил на философский факультет ЛГУ; ранее Петербургский университет заканчивали его отец и дед. В 1956 году, уже обучаясь в аспирантуре, Здравомыслов впервые услышал слово «социология». Тогда же он выбрал исследовательскую тему, оказавшуюся центральной для всей его последующей научной деятельности: «Что такое интерес ?». По этой теме он в 1960 году защитил кандидатскую диссертацию и через восемь лет, по результатам основательных теоретических и эмпирических исследований - докторскую.
В конце 60-х Здравомыслов переехал в Москву, проработал несколько лет в академическом Институте социологии и затем 17 лет – в Институте марксизма-ленинизма, который в 1920-х создавался как теоретический центр большевиков, но в 1970-е годы главной задачей этого учреждения был контроль идеологической работы в стране. Переход туда был вызван рядом семейных обстоятельств и оказался очень непростым для Здравомыслова: фактически он оказался «чужим» в новой партийно-идеологической среде и стал «менее своим» в социологическом сообществе. То были для него трудные в психологическом отношении и мало эффективные в научном плане годы. Удалось опубликовать лишь одну книгу.
В начале 90-х Здравомыслов вернулся в академическую науку и активно разрабатывал темы, отвечавшие новой реальности. Кроме того, большое внимание уделялось им исследованию истории российской социологии.
Здравомыслов отдал социологии около полувека, и в круг его научных интересов входили сложные теоретические проблемы социального познания. Им написано и опубликовано много. Все это усложняет рассказ о его главных результатах. Но есть то, что следует отметить непременно.
Во-первых, это проведенное им и Владимиром Ядовым исследование отношения рабочих к труду. Оно положило в СССР начало социологии труда, и долгие годы рассматривалось как эталон теоретико-эмпирического изучения сложных социальных явлений. Их книга «Человек и его работа», вышедшая в 1967 году, стала не только учебником по социологии, но – после перевода ее на несколько языков – «визитной карточкой» советской социологии на Западе.
Во-вторых, Здравомыслов сыграл ключевую роль в переводе с английского книги Уильяма Гуда и Пола Хатта по методам сбора и обработки социологических данных. Российской литературы по этой теме не было, множительной техники в то время не было, приезжавшие в Ленинград из других городов социологи переписывали текст от руки. А рукопись перевода так и не была опубликована.
Текст нашей продолжительной беседы со Здравомысловым о его жизни-работе был назван им: «Мое кредо – социология». Эти слова передают суть понимания Здравомысловым своего назначения, своей роли в российском/советском социологическом сообществе. Для него социология не была лишь сферой деятельности. Здравомыслов был озабочен трансформацией социального знания в управленческие, властные решения. Он чувствовал свою ответственность за нравственный климат в нашем цехе. Он старался передать свое понимание назначения социологии новым поколениям ученых.
