Ссылки для упрощенного доступа

Дело Расула Мирзаева: мера пресечения как инструмент манипуляций


Расул Мирзаев
Расул Мирзаев
Марьяна Торочешникова: На этой неделе история, одним из непосредственных участников которой является чемпион мира по спортивным единоборствам Расул Мирзаев, вновь дала поводы для многочисленных споров о том, кого можно, а кого нельзя выпускать под залог, например. Нужно ли держать людей в тюрьмах до суда и стоит ли поступиться правами одного ради благополучия многих.
Со мной в студии – адвокат Мурад Мусаев.
Напомню суть истории. В августе прошлого года в одном из московских ночных клубов произошел конфликт, о котором, вероятно, никогда не писали бы журналисты, если бы его участникам не оказались 19-летний москвич Иван Агафонов и трехкратный чемпион мира по спортивным единоборствам Расул Мирзаев. Говорится о том, что Агафонов сказал что-то оскорбительное в адрес спутники Мирзаева, за что получил удар по голове. И хотя после удара Агафонов пришел в себя, через несколько дней ему стало хуже, и он скончался в одной из московских больниц. Последние несколько дней в этом деле, которое, кстати, уже лежало в суде и должно было рассматриваться, много чего произошло, но нас в данном случае интересует вопрос, связанный с избранием меры пресечения. Мирзаеву на протяжении больше полугода выносили решения то об освобождении его под залог, сначала в полмиллиона рублей, потом в 100 тысяч, то после реакции националистов тут же решение отменяли и продлевали наказание.
Мурад, вот эта ситуация, когда человека под давлением общественных настроений могут на бумаге то отпускать, то опять сажать, довольно распространенная? Или она касается только этого дела?

Мурад Мусаев: Начну с теории. Мера пресечения – когда пресекаются противоправные действия обвиняемого или подозреваемого, связанные с тем, что он, например, может скрыться от суда, следствия или давить на свидетелей, угрожать своим подельникам и прочее. Это до вынесения приговора. И там еще в одном случае мера пресечения избирается в обеспечение исполнения приговора, то есть чтобы человек перед самым приговором куда-нибудь не смылся. Для того чтобы избрать меру пресечения, их существует семь разных – подписка о невыезде, залог, домашний арест, личное поручительство так далее – в этой иерархии самой тяжелой и исключительной мерой пресечения является заключение под стражу, и она применяется только в том случае, если невозможно применение иных, - с точки зрения закона. То есть у следователя и суда для этого должны быть веские фактические основания. То есть кто-то должен сказать, что этот человек по жизни является преступником и может продолжить заниматься преступной деятельностью, или что он крайне отрицательно характеризуется по месту жительства или не имеет постоянного места жительства.

Марьяна Торочешникова: Или оперативные данные о том, что он вступил в сговор, собирается скрыться за границей…

Мурад Мусаев: Оперативные данные не могут быть положены в основу постановления об избрании меры пресечения, кроме как в тех случаях, когда их можно объективно проверить. У нас оперативники очень любят писать такие опусы, что не дай бог вы отпустите этого человека, и он взорвет мир, но, как правило, эти рапорты не вполне обоснованы, мягко говоря.

Марьяна Торочешникова: И в итоге получается, исходя из этой логики, что ситуация с Мирзаевым вовсе никакая не из ряда вон выходящая, а вполне себе нормальная?

Мурад Мусаев: В ситуации с Мирзаевым, на мой взгляд, не было никаких оснований для изначального заключения его под стражу. Потому что, очевидно, даже из той фабулы обвинения, более тяжкой, которая существует, что он не имел цели убивать человека. Кроме того, нам известно, что после того, что случилось, он признал свою вину, очень сожалел, пришел с повинной. Очевидно, что это не человек, который собирается куда-то скрыться или давить на свидетелей, или отрицать событийную канву дела. И изначально заключение его под страж было реверансом в сторону националистов, как вы их называете, я их называют шовинистами. Я не думаю, что суд, избиравший меру пресечения, был настроен ксенофобски. И даже не думаю, что суд боялся толпы. Толпы, особенно в предвыборный период, боится власть. А суд подконтролен власти.

Марьяна Торочешникова: А власть – кто конкретно?

Мурад Мусаев: Власть – это многочисленные чиновники, которые наделены теми или иными полномочиями. Есть определенные установки в государстве, которые выполняются беспрекословно на разных уровнях власти.

Марьяна Торочешникова: Но даже перед выборами довольно странно в этой логике раздражать если не националистов, то дагестанцев и вообще жителей республик Северного Кавказа, которые исправно каждые выборы голосуют за то, за что сказали в Кремле.

Мурад Мусаев: Эти 99 процентов – они никак не будут зависеть от того, что будет происходить в государстве. Можно 70 процентов дагестанцев заключить под стражу, на бумагах все эти заключенные проголосуют за кого надо. Мне кажется, это ни для кого не секрет. Никто не боится раздражать выходцев с Северного Кавказа. Сейчас основной тренд в народном настроении – это ксенофобия.

Марьяна Торочешникова: Я задала вопрос адвокату Оксане Михалкиной, которая представляет интересы потерпевшей семьи, есть ли националистический подтекст в этом деле, и вот что она ответила на этот счет.

Оксана Михалкина: Национального момента и национальной подоплеки в этом деле нет. Здесь нет никакого межнационального конфликта, но здесь есть низкий уровень воспитания спортсмена, есть недоработка его тренеров, которые не научили человека сдержанности. Притом что Расул Мирзаев, на мой взгляд, машина для убийства. Человека тренировали многие годы на то, чтобы он отправлял таких же спортсменов, как и он, в нокаут. В нашем случае этот нокаутирующий удар был применен в отношении гражданского лица, в быту.

Марьяна Торочешникова: Мурад, в случае, если бы этим трехкратным чемпионом был не Расул Мирзаев, например, а Иван Иванов, то решение о том, что делать с ним до приговора суда, при прочих равных обстоятельствах, было бы тем же самым, что и сейчас?

Мурад Мусаев: Уверен, что нет. Конечно, не было национального подтекста в конфликте Мирзаева и Агафоновым, это общеизвестно. Но национальный подтекст очевиден постфактум, в общественной реакции. Что касается того, что сказала моя коллега насчет низкого воспитания, что это машина для убийства, я полагаю, что она несколько нарушает этику адвоката, высказываясь так рьяно о личности одного из фигурантов дела, причем еще до того, как судом установлена его виновность или невиновность. Но я хочу сказать о второй фигуранте. Если мне не изменяет память, этот парень выше Мирзаева сантиметров на 20 и килограммов на 20 тяжелее его. Этот парень также занимался спортом, более того, в момент этой трагедии она находился под уголовным преследованием за преступление насильственного характера, за грабеж или за разбой. Кроме того, совсем недавно в интернете всплыла фотография, где в большой группе людей в одном из спортзалов города Москвы сфотографированы Мирзаев и Агафонов. То есть нельзя сказать, что один из них был машиной для убийства, а другой совсем уж одуванчиком. Это были два молодых человек, хорошо физически подготовленных. И дело там было не в низкой культуре одного и высокой культуре другого, а в том, что произошло оскорбление, и была вот такая горячая реакция на него. Не вполне уместная, конечно. Но демонизировать и превращать в сугубо отрицательного персонажа Расула Мирзаева не вполне обоснованно.

Марьяна Торочешникова: А статья, по которой обвиняется Мирзаев, предполагает заключение под стражу вообще? Есть статьи, по которым человека нужно держать под стражей до решения суда?

Мурад Мусаев: Таких статей не существует. Есть иерархия норм Уголовно-процессуального закона. Вообще, мера пресечения какая-либо, даже подписка о невыезде, избирается исключительно в том случае, если есть основания полагать, что человек будет препятствовать следствию или скроется от этого следствия. В других случаях она не избирается.

Марьяна Торочешникова: У гособвинителей всегда есть основания полагать, что именно так все и произойдет.

Мурад Мусаев: Мера пресечения избирается в отношении тех, кто пытается не попасть в тюрьму противоправными методами. Если бы Расул Мирзаев ударился в бега, его поймали на границе, сам бол велел бы заключить его под стражу. Если бы у него не было постоянно места жительства, если бы он ранее был судим, если бы он попытался выйти на кого-нибудь из свидетелей и угрожать им – только в этом случае ему можно было бы избирать какую бы то ни было меру пресечения. И вот при наличии этих оснований дальше суд должен был бы решать вопрос, возможно ли применить к нему иную меру, более мягкую, нежели заключение под стражу. И если бы он пришел к выводу, что есть основания для избрания меры пресечения, и нельзя избрать никакую другую, кроме стражи, он должен был бы заключить Мирзаева под стражу. В противном случае ни в коем разе.

Марьяна Торочешникова: Николай из Москвы, пожалуйста.

Слушатель: Записи случившегося есть в интернете, девушку погибший не оскорблял. И это была немотивированная, абсолютно неадекватная агрессивность. Национальный аспект произошедшему придают действия дагестанской общины, дагестанского парламента, которые стали давить на суд с начала расследования этого дела.

Марьяна Торочешникова: Вы считаете, что в ситуации, когда человек пришел с повинной, нужно его сажать до суда в СИЗО или он может ждать суда, находясь под домашним арестом или под залогом?

Слушатель: Поскольку мы имеем дело с человеком, который явно недостаточно хорошо владеет собой и данными ему тренировками способностями, он представляет опасность для окружающих и должен быть изолирован.

Марьяна Торочешникова: По поводу давления дагестанской общины на суд, если у вас есть такие факты, их было бы любопытно узнать, в том числе и нам, журналистам.

Мурад Мусаев: Во-первых, известно, что Агафонов каким-то образом оскорбил девушку Мирзаева. Об этом говорят все очевидцы событий, расходятся они только в формулировках. Что касается давления дагестанской общины, никакого давления на суд не было, попыток подкупить суд тоже. Соответствует действительности только тот факт, что кто-то из Законодательного собрания Дагестана дал личное поручительство за Мирзаева. Это не давление на суд, это одна из мер пресечения. Это происходит периодически в Москве и по всей России. Я немножко абстрагируюсь от этого конкретного дела, и я должен сказать, что причина выбора такой меры пресечения – нет постоянного жительства – многие судьи еще недавно использовали этот довод в каждом втором постановлении об избрании меры пресечения. На самом деле, в российской конституции есть статья 19, которая гласит, что нельзя умалять права гражданина, исходя из места его жительства или происхождения. Мы все живем в одном государстве, и не важно, где человек имеет постоянное место жительства – в Дагестане или в Москве. Главное, чтобы он был добросовестным и в любое время приезжал по вызову следователями, где бы на территории страны ни находился. Как-то в Тверском районном суде судья сказал замечательно следователю, который настаивал на избрании такой меры пресечения исключительно на том основании, что у человека нет московской регистрации. Он сказал: «Уважаемый следователь, вам давно пора уяснить там у себя в ГСУ, что и за МКАДом есть жизнь!» Мне кажется, это вполне разумный подход. Правда, судья все же избрал эту меру пресечения.

Марьяна Торочешникова: Владимир Иванович из Москвы, пожалуйста.

Слушатель: Как мастер спора и как гражданин, я бы разделил это на два вопроса. Спорт – высшая форма дипломатических отношений, и чемпион мира – общественный человек, и это накладывает определенные обязательства. И еще, у нас есть две сословные единицы – народ и чинуши. И чинуши обязательно вытащат своего в этой ситуации!

Марьяна Торочешникова: Да, часто призыв «государство – для человека» работает обычно, если этот человек – государственный. Или я заблуждаюсь здесь?

Мурад Мусаев: Смею предположить, что прокуроров, которые честно делают свою работу, достаточно в стране. Но, к сожалению, и коррумпированных и занимающихся личным обогащением много, и именно поэтому они бросаются в глаза и дискредитируют профессию.

Марьяна Торочешникова: С другой стороны, сажают в изолятор до суда людей, которые украли, может, мешок картошки или которые явно не представляют социальной опасности. Это для чего происходит?

Мурад Мусаев: Мне кажется, это происходит по генетической памяти годов с 30-х еще. Процентов 70 – необоснованные случаи избрания меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении людей, которые не представляют общественной опасности и не собираются препятствовать следствию или скрываться от него. Я имею в виду гены системы, это такое негласное правило. Эта система до сих пор считает себя репрессивным аппаратом в первую очередь, а затем уже неким общественным сервисом, который призван сохранять порядок в обществе.

Марьяна Торочешникова: Валентин из Рязани, пожалуйста.

Слушатель: Ваш гость сказал, что отовсюду человек должен приезжать в Москву к следователю. А зачем приезжать? Пусть контролируется там. Насчет общественного человека, чемпиона мира, который должен быть примером для всех, - закон на эту тему совершенно ничего не говорит. И треть, залог – я не понимаю, как дело, связанное с убийствам, там может вообще идти речь о залоге?

Мурад Мусаев: Отвечу на последний вопрос сначала. Вот каков законный порядок. Если человек украл картошку и при этом сделал это в пятый раз в своей жизни, по месту жительства он характеризуется отрицательно или не имеет постоянного места жительства, или есть основания считать, что если его отпустить под подписку или под залог, он убежит, то вне зависимости от того, какое злодеяние он совершил, если за это преступление предусмотрено наказание свыше двух лет лишения свободы, то его необходимо заключить под стражу, чтобы была возможность довести дело до суда и постановить приговор. Если же человек совершил даже преступление, связанно с тяжкими телесными повреждениями, повлекшее по неосторожности смерть человека, как в этом случае, или даже умышленное убийство, но при этом он приходит с повинной, раскаивается, практически плачет в камеры, извиняется перед родственниками погибшего, имеет постоянное место жительства, положительно характеризуется, за него готовы внести залог и ручаются государственные мужи, из какого бы региона они ни происходили, то следователь понимает, что вероятность того, что этот человек убежит или будет препятствовать следствию, мизерна, то избирать такую меру пресечения нет никакой необходимости. Только суд решит, убил он человека или нет, есть тут его вина или нет. Если в суде это выяснится, тогда для восстановления социальной справедливости его надо осудить к лишению свободы.

Марьяна Торочешникова: Не говоря уже о том, что, если вернуться у делу Мирзаеву, ему было предъявлено обвинение в убийстве по неосторожности, максимальный срок наказания по которому – два года лишения свободы. Но очень быстро это решение отменили, Замоскворецкий суд дело вернул в Следственный комитет, и Следственный комитет взял и переквалифицировал это обвинение на более тяжкое.

Мурад Мусаев: Эта ситуация показывает, с какой стороны и в чьих интересах ангажированность или там коррумпированность. Обычно на те процедуры, которые вы описали, уходит по меньшей мере недели три, в данном случае все произошло менее чем за сутки, двух дней максимум, начиная с изменения меры пресечения, отмены постановления, изменения, возвращения дела прокурору и переквалификации обвинения. Всем понятно, что чья-то могущественная длань над этим делом, и кто-то двигает фигурками на доске. Это – ныне властвующая система. В уголовном процессе, чтобы признать человека виновным в совершении преступления, надо, помимо события преступления, установить умысел этого человека. Можно демонизировать Мирзаева и говорить, что он убил, потому что он великий и могучий и научен убивать ударом кулака, но на самом деле это очень сильно притянуто за уши. Во-первых, при всем желании довольно сложно ударить кулаком так, чтобы убить. Во-вторых, давно установлено, что сила удара Мирзаева была явно недостаточна для того, чтобы убить, и смертельная травма наступила в результате падения об асфальт, чего Мирзаев в данном случае предвидеть не мог. Именно поэтому обвинение ему было переквалифицировано на причинение смерти по неосторожности, потому что он не желал и не предвидел смерти, а хотел таким образом, пусть и неуместным, проучить того, кого он считал обидчиком своей девушки.

Марьяна Торочешникова: Но в итоге это вернули назад, и это звучит как умышленное причинение тяжкого вреда.

Мурад Мусаев: И это издевательство над уголовным процессом следствием и судом. Они все показали, что он марионетки в чьи-то руках и действуют из соображений политической целесообразности.

Марьяна Торочешникова: А вы что, хотите, чтобы Мирзаева отпустили на свободу, и в Москве и Петербурге состоялась вторая Манежка?

Мурад Мусаев: Я не хочу, чтобы власть шла на поводу у шовинистом, и они чувствовали, что они на своих Манежках могут диктовать условия власти. Это не последний лозунг – «Посадить Мирзаева», есть и более известные – «Россия для русских, Москва для москвичей». Они могут далеко зайти, и если идти у них на поводу, то мы придем в общество бедлама.

Марьяна Торочешникова: Магомед из Москвы, пожалуйста.

Слушатель: Как могли переквалифицировать на умышленное убийство, если ясно, что это не умышленное?

Марьяна Торочешникова: Опять мы возвращаемся к этому вопросу. Человек сидит в СИЗО, потому что оказывается общественное давление. Кстати, наш слушатель Юрий сравнил ситуацию, в комментариях на сайте, с подачей человеком, который был приговор и осужден за убийство Джона Леннона, прошения о помиловании. В частности, юрист Роберт Генжи высказал мнение, что Чапмен, скорее всего, никогда не будет помилован из-за политического резонанса, которое вызовет освобождение убийцы Леннона. Но там, я так понимаю, речь идет о возможности досрочного освобождения. И вдова Леннона, Йоко Оно, писала, что освобождение Чапмена может привести к насилию в отношению него самого. Так что не только в России суды идут на такие…

Мурад Мусаев: Я не знаком с этим делом, но я далек от мысли, что суд в Штатах мог решить оставить человека под стражей потому, что на улице ему будет опасно.

Марьяна Торочешникова: Ирина Николаевна из Москвы, пожалуйста.

Слушатель: У меня сын и старший внук занимались каратэ и дзюдо, и они мне говорили, что не могут драться, потому что давали подписку. Ведь он мог ответить словами, зачем надо было ударить? Разве не запрещено применять приемы?

Мурад Мусаев: Я не знаю, давал ли какую-то подписку этот человек, но я знаю, что он считает случившееся своей великой, трагической ошибкой, которая изменила его жизнь. Никто не говорит, что он правильно сделал, что ударил, но я выступаю против того, чтобы его демонизировали. Таких драк происходит сотни и тысячи.

Марьяна Торочешникова: И эта не стала бы известной, если бы один не был спортсменов, да еще с неславянской фамилией. Похожая ситуация была и с делом Свиридова, и с делом Волкова. Александр пишет нам: «Насчет того, что не было давления на суд, а история со Свиридовым помните? Как диаспора сразу подвалила защищать убийц! Что касается характеристики с места жительства, ясно, что в клановом Дагестане Мирзаева охарактеризуют как мусулманского ангела с крылышками».

Мурад Мусаев: Я тоже слышал эту очень распространенную байку в деле Свиридова, как диаспора «защищала убийц». Это ложь! Не было никакой диаспоры. И в этом деле, как и сейчас в деле Мирзаева, было принято единственно верное решение. Произошла обычная бытовая драка, и в ходе нее один человек выхватил пистолет и расстрелял другого. Так вот, обычных участников драки с обеих сторон отпустили по домам, чтобы потом вызвать для участия в следственных действиях, а того, кто стрелял и причинил смерть, по мнению следствия, заключили под стражу. Это было с точки зрения закона вполне обоснованное решение. Только потом истерия и байки о том, что остальных ребят отпустили, потому что их защищала диаспора, подняли бурю в стакане.

Марьяна Торочешникова: Валентина Ивановна из Московской области, пожалуйста.

Слушатель: Я не хочу рассуждать, кто виноват. Но говорить, что человек умер, потому что ударился об асфальт, - это просто восстанавливать против себя народ.

Мурад Мусаев: Мы живем в правовом государстве, и здесь есть закон. Никто не отрицает, что падение и удар об асфальт состояли в причинно-следственной связи с ударом, что этого падения не произошло бы без удара. Но с точки зрения закона и с точки зрения общечеловеческого понимания это разные вещи – когда ты ударяешь человек по голове с намерением его убить, когда ты бьешь с такой силой, что этот удар может убить человека, или когда ты бьешь просто так, а человек, уж так выходит, падает и бьется так неудачно, что у него образуется травма. И первое, и второе, и третье – это преступления, но это преступления разной степени тяжести. Нельзя человека, который намеревался ударить, чтобы просто проучить, ставить на один уровень с человеком, который является убийцей и ударил, чтобы убить.

Марьяна Торочешникова: За январь-февраль такую квалификацию – убийство по неосторожности – давали и в случае, когда семья из двух человек без определенного места жительства выбросила только что родившегося ребенка в помойку, и в случае, когда муж в пьяной бытовой драке убил свою жену, толкнув ее, она упала, ударилась головой о батарею и умерла, в общем, тут довольно большой спектр. Но я не знаю, всех ли этих людей забрали в СИЗО.

Мурад Мусаев: При причинении смерти по неосторожности меру пресечения в виде заключения под стражу практически никогда не избирают. Эта мера пресечения избирается в случае подозрения или обвинения в преступлении, наказание за которое превышает два года лишения свободы.

Марьяна Торочешникова: И таким образом дело Расула Мирзаева отличается от многих других. Об этом мы и говорили сегодня на протяжении всей передачи.
Со мной в студии был адвокат Мурад Мусаев.

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG