В жизни родителей настает момент, когда дети входят в возраст и начинают интересоваться политикой - взрослые разговоры о выборах более не кажутся им скучными, заставки новостей на телеэкране уже не отпугивают, а, напротив, притягивают - так удивительно меняется сознание ребенка, готовясь к взрослой жизни. И, пытаясь разобраться в непростом мире политики, дети задают вопросы родителям, и вопросы эти часто сложны, в чем пришлось убедиться на собственном опыте.

Я долгое время не то чтобы изолировал своих детей от политики, но никак не содействовал их знакомству с этой областью человеческой жизни. Отчасти - оберегал от массы тяжелых, недетских сведений и впечатлений, отчасти - из эгоизма - ждал, пока их естественное знакомство с миром станет достаточно широким, чтобы не нужно было объяснять слишком много, да и хотелось дождаться, когда мировоззрение детей хотя бы чуть-чуть станет их собственным, а не калькой родительского.

Наконец, информационная революция произошла, и, так уж сложилось, процесс политизации детей совпал с широкой политизацией общественной жизни в России. Когда дети начали оперировать фамилиями Путина и Жириновского, Зюганова и Прохорова, стало ясно, что дальнейшее уклонение от политики невозможно.

Дети полны энтузиазма, открывая новый мир: прильнув к телевизору, они на мгновение поворачиваются с торопливым, полным восхищения вопросом:
- Это ведь сейчас пропаганда была?
- Да, и превосходная.
Восторг детей, что они только что стали объектом нехорошего влияния могучего взрослого мира, смешит родителей. Но недолго.

Наблюдая за детьми, наблюдающими за предвыборной кампанией, можно заметить: они ждут подсказки, как относиться к тому или иному событию или политику. Это тяга к упрощению: быстро определить, кто плохой, кто хороший, и дальше болеть за своих. Тут родителям приходится непросто, если они хотят сохранять в сознании детей картину сложного мира, который не делится на “своих” и “чужих”, и при этом оставаться убедительней тех, кто такие подсказки дает - будь то телевидение или бескомпромиссные друзья семейства.

Казус Хаматовой подвернулся вовремя. “Хаматова - за Путина?” - удивленно поднятые брови. Чулпан Хаматова завоевала расположение детей несколько лет назад, когда великолепно выступала в ипостаси фигуристки в телевизионном шоу. После нынешнего ролика актрисы в поддержку Владимира Путина некоторые из наиболее радикально настроенных друзей нашей семьи вычеркнули ее из списка людей, деятельностью которых они интересуются.

Некоторые - после колебания - простили, сделав для нее своеобразное исключение из своих “нехороших” списков. Но телевизионное шоу с фигурным катанием продолжается, и хотя там нет Хаматовой, в нем есть, скажем, гениальная фигуристка Татьяна Навка, которая тоже голосует за Путина. “Мы что, за Навку больше не будем болеть?” - с недоумением спрашивают дети, вынуждая родителей выступить с лекцией о том, что мы не мафия, принцип “кто не с нами, тот против нас” у нас неприменим, и разногласия по отдельным вопросам не означают полного изъятия человека из жизни.

Люди в разной степени талантливы в разных областях. Если может быть превосходный политик с ужасным слухом, то почему не признать право отличного музыканта быть неважным, с нашей точки зрения, общественным деятелем. В конце концов, мы не его политическими советами жили. Вряд ли кто-то сверял свои воззрения в политике с Алисой Фрейндлих или Юрием Башметом, и далее вряд ли будет, но что, из-за их поддержки Путина - фильмы смыть, а пластинки сжечь?

Есть и обратный пример - стоило писателю и одному из лидеров общественных протестов Борису Акунину сообщить о планах испортить на выборах бюллетень, как он обнаружил немало упреков в свой адрес со стороны людей, уверенных в собственной правоте.

“Оставим другим возможность делать ошибки, чтобы иметь право делать свои”, - говорят родители, и дети полностью удовлетворяются этой формулой, найдя в ней множество выгод. Формула, правда, получает дополнение: “но когда наши ошибки жульнически заменяют на чужие, и утверждают, что мы именно так и говорили - вот это ужасно гадко и подло, и не имеет никаких оправданий”. По здравому размышлению родители еще добавляют, что формулу следует использовать в пределах разумного - уроки надо делать все же без ошибок, а зубы чистить - их потом не вернешь, что про ошибки юности ни говори.

И еще одно наблюдение - у детей совсем нет терпения дожидаться результатов исторических процессов, где все происходит быстро-быстро, потом ме-е-едленно, и только когда-нибудь потом опять мгновенно.

Вот десятки тысяч москвичей вышли на митинг:
- Теперь все поменяется?
- Едва ли так быстро.
- А ты говорил, что все изменится, если на улицы выйдет много людей.
- Все по сути изменилось, но пока не институционально, а потому незаметно.
- Не как изменилось? А когда вот так вот, как ты сказал, изменится?

Дети видят действие, но не видят его мгновенных результатов - и им трудно справиться с этим ожиданием, как, по-правде сказать, и взрослым.
Пытаясь понять и упростить для себя ситуацию, дети задают точные, "кинжальные" вопросы, которых взрослые избегают, предвидя массу сложностей. Один из таких вопросов: а что будет после 4 марта? Ответа нет. Родители молчат и думают: и правда, что?