Во вторник, 20 марта, стало известно, что в Москве от инфаркта на 78-м году жизни скончался писатель и публицист, обозреватель "Новой газеты" Станислав Рассадин. Рассадин принадлежал к плеяде "шестидесятников". Он начал свою публицистическую карьеру в "Литературной газете", затем в журнале "Юность", где впервые, как считается, употребил термин "шестидесятники".
Владимир Кара-Мурза: Умер известный литературовед Станислав Рассадин. Он скончался после инсульта в реанимации 81-й больницы. 4 марта ему исполнилось 77 лет.
Критик и литературовед, публицист и просветитель он начал с того, что представил всю мировую словесность как заманчивую и бесконечно интересную "страну литературных героев". Радиопередачи «"В стране литературных героев" скрасили пионерское детство нескольких поколений нынешних, теперь диски с этими записями слушают их дети. Выпускник московского филологического факультета, он работал в издательстве "Молодая гвардия" и журнале "Юность". Писал о Николае Носове и о детской поэзии. В 1970-е посвятил книги Ярославу Смелякову и Кайсыну Кулиеву, а в 1990-е — Осипу Мандельштаму, Александру Галичу и Булату Окуджаве.
Его самыми знаменитыми книгами стали «"Русские, или Из дворян в интеллигенты" и "Русская литература: от Фонвизина до Бродского". Творческий дух "шестидесятничества" подразумевал обязательную игру: рядом с "серьезной" литературной хроникой Рассадин и Сарнов в соавторстве с Лазарем Лазаревым разместили и свою, пародийную летопись. Сборник "Липовые аллеи" вместил множество пародий на прозаиков и поэтов — от Валентина Катаева до Александра Солженицына, от Константина Симонова до Андрея Вознесенского.
Он придумал термин "шестидесятники", но сам же и критиковал слишком прямолинейную его трактовку.
Литературоведа и писателя Станислава Рассадина, идеолога "шестидесятничества" - вспоминают его коллеги и друзья – Олег Хлебников, поэт, зам главного редактора "Новой газеты", Алла Гербер, президент фонда "Холокост", Мариэтта Чудакова, литературовед и Андрей Дементьев, бывший главный редактор журнала "Юность". Когда вы познакомились со Станиславом Борисовичем, и какими он отличался человеческими качествами?
Олег Хлебников: Довольно давно. Я тогда работал в "Огоньке", это был коротический уже "Огонек", вполне прогрессивный. Я заведовал отделом литературы, а Станислав Борисович был наш постоянный и любимый автор. Тогда всерьез мы с ним познакомились, и дружба эта длилась до сегодняшнего дня. Потом – это была инициатива Юры Щекочихина, который обладал потрясающей интуицией, вроде бы какой-то далекий от сферы деятельности Рассадина, но чувствовал, насколько это явление, насколько это важный человек, его сосватал в "Новую газету" – это было в 96 году, скоро после моего прихода туда. Он даже со мной советовался. Но что там было советоваться – это была замечательная и правильная идея. На протяжение всех этих лет мы были еще и коллегами. Но главное, что мы были друзьями, он был мой старший друг, таких у меня больше не осталось.
Владимир Кара-Мурза: Каково значение фигуры Станислава Рассадина в российской словесности?
Алла Гербер: Я думаю, еще до конца может быть неоцененное, но неоценимое. Потому что то, что писал, как думал, как говорил, как существовал в литературе и в жизни Станислав Рассадин – это явление абсолютно уникальное. Во-первых, это уникальная эрудиция, я не знаю, чего он не знал, просто даже не могу этого вспомнить. Я пришла в "Юность", когда Станислав Рассадин уже там не работал, он был заведующим отделом критики, но он был постоянным обитателем нашего журнала, он был постоянным автором, постоянным соучастником всех тогдашних посиделок в "Юности", тогдашних замечательных выпиваний, когда обсуждалось все на свете, и литература, и не литература, и прошлое, и будущее. Столько, сколько знал, сколько читал и как думал, и как анализировал, и как глубоко мыслил Станислав, пожалуй, второго такого я просто не знаю человека. Я вспоминаю, он очень дружил с Мишей Козаковым, они были очень близкими друзьями, когда Миша умер, то, по-моему, для Стасика это была почти как потеря самого себя, как уход тоже частичный из жизни. Он очень дорожил этой дружбой. Так вот, все книги Миши, все его тоже незаурядные интеллектуальные размышления, все всегда Миша отдавал сначала Стасику для того, чтобы услышать, что он скажет, что он подумает. Потому что мера уважительности у Миши, который достаточно был едким, острым и не очень многих любил, просто в силу своего характера он был замечательный, неповторимый, но его преклонение перед Стасиком меня всегда поражало. Он даже говорил как-то по-другому, когда он о нем вслух мыслил, у него какие-то нежные интонации в голосе появлялись, потому что это был камертон всему, что происходило вокруг, что происходило в этой жизни и главное – в литературе. Но это все было вместе. Не нужно думать, что Стасик был таким кабинетным ученым, он был именно ученым, он был литературовед, критик, но он был именно ученый. Когда-то говорили, я помню, моя мама говорила, что мой прадедушка был ученый еврей, Стасик не был евреем, он был ученый человек. Он так много знал, что иногда становилось немного не по себе, и чувствовала себя я, общаясь с ним, всегда какую-то дистанцию, которую преодолеть не смогу никогда, у меня просто не хватит на это ни знаний, ни ума, ни таланта.
Владимир Кара-Мурза: Как состоялось ваше знакомство со Станиславом Рассадиным?
Андрей Дементьев: Заочно сначала состоялось, потому что в 1960 году он напечатал в журнале "Юность", который я потом возглавлял, статью "Шестидесятники", которая имела большой успех. И собственно он ввел это слово "шестидесятники", этот термин ввел в литературу, в критику, в наш обиход литературный. Правда, он потом сказал горькую фразу: шестидесятников убила перестройка. Вообще Станислав Борисович Рассадин был человек энциклопедических знаний, он прекрасно знал классику, прекрасно знал современную литературу. Кстати сказать, он в жизни был человеком добрым, отзывчивым, доброжелательным, дружил с замечательными людьми – с Булатом Окуджавой, с Бенедиктом Сарновым. С Сарновым они вели передачу литературную на радио и телевидении. Надо сказать, что он в жизни был отзывчивый, прямой, открытый, а писал он довольно резко, его пера боялись. И он мерил современную литературу по планке классики нашей российской, которая была очень высокой. И сам он занимался классикой, писал книги о классиках. Он был человеком, который очень много знал. Фактически он был ученый, он был литературовед, и в то же время популяризатор литературы, он очень много занимался поэзией. Я знаю его статьи о Кайсыне Кулиеве. Кайсын Кулиев тоже был членом редколлегии журнала "Юность", а Станислав Борисович Рассадин был с 1961 по 1963 год заведующим отделом критики журнала "Юность". И он придал этому отделу высоту, широту. Это был человек, который неповторим. Потому что он столько знал, так любил литературу и столько отдавал ей души, что второго такого, наверное, трудно найти. И это большая потеря для всех нас.
Владимир Кара-Мурза: Каково значение, по-вашему, фигуры Станислава Борисовича в российской литературе?
Мариэтта Чудакова: Позволю сначала, если я ничему не противоречу, обратиться ко времени нашего знакомства, его роли в моей жизни и в жизни Александра Павловича Чудакова, моего мужа и однокурсника. Он был нас старше, уже забыла, на курс или на два. И мы подружились после окончания, он жил недалеко от нас на Преображенке, мы жили в Сокольниках. И он сразу окунулся после университета в настоящую литературную жизнь. Надо сказать, в начале 60 годов она бурлила. Он попал в "Литературную газету", просто вокруг него закрутились самые замечательные люди. Жил он в деревянном домике рассохшемся на Преображенке вдвоем с бабушкой, которая была очень больная, у нее были ноги больные. Он свою комнату держал в полной чистоте. Хорошо помню, как деревянные полы приводил всегда в порядок. И у него мы познакомились за столом с Булатом Окуджавой, с Борисом Балтером, с Василием Аксеновым, с Эммой Коржавиной. Мы познакомились сразу после университета именно у него, под его гостеприимным кровом. Вот там было все проникнуто литературным воздухом. Стасик был литератором до мозга костей, конечно, в высшей степени не академическим ученым, он был настоящим литератором, способным на самые разные литературные жанры – от пародии до большой статьи, большой книги о нашей литературе. Впоследствии, последние лет 15 он был таким просветителем, объясняя широкому читателю, что такое была литература теперь уже все более далеких советских лет.
Но вообще помню первые годы, остроту его характеристик. Первый, второй год после университета он мне несколько раз открыл глаза. Я читала, Федин продолжал свою трилогию, "Костер" в "Новом мире", хорошим языком все написано. Я читала и как-то упомянула, он говорит: "О чем ты говоришь? "Костер"? Не надо это читать – это не литература". И так, как бывает вовремя сказанное слово, вдруг в секунду мне стало ясно, что так оно и есть. Он умел точно акценты расставить. И действительно, и журнал "Юность", и "Молодая гвардия", и "Литературная газета", он варился во всем этом. Он останется навсегда помимо прочего, помимо своих книг, фигурой 60 годов, яркой литературной фигурой с острым чувством времени, недаром его название статьи "Шестидесятники" стало термином, и литературы тех лет особенно. Очень острое чувство литературы и бесконечная ей преданность, которая, собственно и привлекала к нему тех, кто были настоящими нашими литераторами.
Владимир Кара-Мурза: Ирэна Лесневская, главный редактор и владелец журнала "Нью Таймс", скорбит об уходе талантливого современника.
Ирэна Лесневская: Прелестный милый человек, очень талантливый. Грустно. Когда-то в "Литературной газете", когда я работала, с ним сталкивалась, я совсем девчонка была. Конечно, читала все, что он писал, потому что он очень глубокий и яркий человек, блистательный язык у него. Один из последних. Очень грустно.
Полный текст программы "Грани времени" появится на сайте в ближайшее время.
Владимир Кара-Мурза: Умер известный литературовед Станислав Рассадин. Он скончался после инсульта в реанимации 81-й больницы. 4 марта ему исполнилось 77 лет.
Критик и литературовед, публицист и просветитель он начал с того, что представил всю мировую словесность как заманчивую и бесконечно интересную "страну литературных героев". Радиопередачи «"В стране литературных героев" скрасили пионерское детство нескольких поколений нынешних, теперь диски с этими записями слушают их дети. Выпускник московского филологического факультета, он работал в издательстве "Молодая гвардия" и журнале "Юность". Писал о Николае Носове и о детской поэзии. В 1970-е посвятил книги Ярославу Смелякову и Кайсыну Кулиеву, а в 1990-е — Осипу Мандельштаму, Александру Галичу и Булату Окуджаве.
Его самыми знаменитыми книгами стали «"Русские, или Из дворян в интеллигенты" и "Русская литература: от Фонвизина до Бродского". Творческий дух "шестидесятничества" подразумевал обязательную игру: рядом с "серьезной" литературной хроникой Рассадин и Сарнов в соавторстве с Лазарем Лазаревым разместили и свою, пародийную летопись. Сборник "Липовые аллеи" вместил множество пародий на прозаиков и поэтов — от Валентина Катаева до Александра Солженицына, от Константина Симонова до Андрея Вознесенского.
Он придумал термин "шестидесятники", но сам же и критиковал слишком прямолинейную его трактовку.
Литературоведа и писателя Станислава Рассадина, идеолога "шестидесятничества" - вспоминают его коллеги и друзья – Олег Хлебников, поэт, зам главного редактора "Новой газеты", Алла Гербер, президент фонда "Холокост", Мариэтта Чудакова, литературовед и Андрей Дементьев, бывший главный редактор журнала "Юность". Когда вы познакомились со Станиславом Борисовичем, и какими он отличался человеческими качествами?
Олег Хлебников: Довольно давно. Я тогда работал в "Огоньке", это был коротический уже "Огонек", вполне прогрессивный. Я заведовал отделом литературы, а Станислав Борисович был наш постоянный и любимый автор. Тогда всерьез мы с ним познакомились, и дружба эта длилась до сегодняшнего дня. Потом – это была инициатива Юры Щекочихина, который обладал потрясающей интуицией, вроде бы какой-то далекий от сферы деятельности Рассадина, но чувствовал, насколько это явление, насколько это важный человек, его сосватал в "Новую газету" – это было в 96 году, скоро после моего прихода туда. Он даже со мной советовался. Но что там было советоваться – это была замечательная и правильная идея. На протяжение всех этих лет мы были еще и коллегами. Но главное, что мы были друзьями, он был мой старший друг, таких у меня больше не осталось.
Владимир Кара-Мурза: Каково значение фигуры Станислава Рассадина в российской словесности?
Алла Гербер: Я думаю, еще до конца может быть неоцененное, но неоценимое. Потому что то, что писал, как думал, как говорил, как существовал в литературе и в жизни Станислав Рассадин – это явление абсолютно уникальное. Во-первых, это уникальная эрудиция, я не знаю, чего он не знал, просто даже не могу этого вспомнить. Я пришла в "Юность", когда Станислав Рассадин уже там не работал, он был заведующим отделом критики, но он был постоянным обитателем нашего журнала, он был постоянным автором, постоянным соучастником всех тогдашних посиделок в "Юности", тогдашних замечательных выпиваний, когда обсуждалось все на свете, и литература, и не литература, и прошлое, и будущее. Столько, сколько знал, сколько читал и как думал, и как анализировал, и как глубоко мыслил Станислав, пожалуй, второго такого я просто не знаю человека. Я вспоминаю, он очень дружил с Мишей Козаковым, они были очень близкими друзьями, когда Миша умер, то, по-моему, для Стасика это была почти как потеря самого себя, как уход тоже частичный из жизни. Он очень дорожил этой дружбой. Так вот, все книги Миши, все его тоже незаурядные интеллектуальные размышления, все всегда Миша отдавал сначала Стасику для того, чтобы услышать, что он скажет, что он подумает. Потому что мера уважительности у Миши, который достаточно был едким, острым и не очень многих любил, просто в силу своего характера он был замечательный, неповторимый, но его преклонение перед Стасиком меня всегда поражало. Он даже говорил как-то по-другому, когда он о нем вслух мыслил, у него какие-то нежные интонации в голосе появлялись, потому что это был камертон всему, что происходило вокруг, что происходило в этой жизни и главное – в литературе. Но это все было вместе. Не нужно думать, что Стасик был таким кабинетным ученым, он был именно ученым, он был литературовед, критик, но он был именно ученый. Когда-то говорили, я помню, моя мама говорила, что мой прадедушка был ученый еврей, Стасик не был евреем, он был ученый человек. Он так много знал, что иногда становилось немного не по себе, и чувствовала себя я, общаясь с ним, всегда какую-то дистанцию, которую преодолеть не смогу никогда, у меня просто не хватит на это ни знаний, ни ума, ни таланта.
Владимир Кара-Мурза: Как состоялось ваше знакомство со Станиславом Рассадиным?
Андрей Дементьев: Заочно сначала состоялось, потому что в 1960 году он напечатал в журнале "Юность", который я потом возглавлял, статью "Шестидесятники", которая имела большой успех. И собственно он ввел это слово "шестидесятники", этот термин ввел в литературу, в критику, в наш обиход литературный. Правда, он потом сказал горькую фразу: шестидесятников убила перестройка. Вообще Станислав Борисович Рассадин был человек энциклопедических знаний, он прекрасно знал классику, прекрасно знал современную литературу. Кстати сказать, он в жизни был человеком добрым, отзывчивым, доброжелательным, дружил с замечательными людьми – с Булатом Окуджавой, с Бенедиктом Сарновым. С Сарновым они вели передачу литературную на радио и телевидении. Надо сказать, что он в жизни был отзывчивый, прямой, открытый, а писал он довольно резко, его пера боялись. И он мерил современную литературу по планке классики нашей российской, которая была очень высокой. И сам он занимался классикой, писал книги о классиках. Он был человеком, который очень много знал. Фактически он был ученый, он был литературовед, и в то же время популяризатор литературы, он очень много занимался поэзией. Я знаю его статьи о Кайсыне Кулиеве. Кайсын Кулиев тоже был членом редколлегии журнала "Юность", а Станислав Борисович Рассадин был с 1961 по 1963 год заведующим отделом критики журнала "Юность". И он придал этому отделу высоту, широту. Это был человек, который неповторим. Потому что он столько знал, так любил литературу и столько отдавал ей души, что второго такого, наверное, трудно найти. И это большая потеря для всех нас.
Владимир Кара-Мурза: Каково значение, по-вашему, фигуры Станислава Борисовича в российской литературе?
Мариэтта Чудакова: Позволю сначала, если я ничему не противоречу, обратиться ко времени нашего знакомства, его роли в моей жизни и в жизни Александра Павловича Чудакова, моего мужа и однокурсника. Он был нас старше, уже забыла, на курс или на два. И мы подружились после окончания, он жил недалеко от нас на Преображенке, мы жили в Сокольниках. И он сразу окунулся после университета в настоящую литературную жизнь. Надо сказать, в начале 60 годов она бурлила. Он попал в "Литературную газету", просто вокруг него закрутились самые замечательные люди. Жил он в деревянном домике рассохшемся на Преображенке вдвоем с бабушкой, которая была очень больная, у нее были ноги больные. Он свою комнату держал в полной чистоте. Хорошо помню, как деревянные полы приводил всегда в порядок. И у него мы познакомились за столом с Булатом Окуджавой, с Борисом Балтером, с Василием Аксеновым, с Эммой Коржавиной. Мы познакомились сразу после университета именно у него, под его гостеприимным кровом. Вот там было все проникнуто литературным воздухом. Стасик был литератором до мозга костей, конечно, в высшей степени не академическим ученым, он был настоящим литератором, способным на самые разные литературные жанры – от пародии до большой статьи, большой книги о нашей литературе. Впоследствии, последние лет 15 он был таким просветителем, объясняя широкому читателю, что такое была литература теперь уже все более далеких советских лет.
Но вообще помню первые годы, остроту его характеристик. Первый, второй год после университета он мне несколько раз открыл глаза. Я читала, Федин продолжал свою трилогию, "Костер" в "Новом мире", хорошим языком все написано. Я читала и как-то упомянула, он говорит: "О чем ты говоришь? "Костер"? Не надо это читать – это не литература". И так, как бывает вовремя сказанное слово, вдруг в секунду мне стало ясно, что так оно и есть. Он умел точно акценты расставить. И действительно, и журнал "Юность", и "Молодая гвардия", и "Литературная газета", он варился во всем этом. Он останется навсегда помимо прочего, помимо своих книг, фигурой 60 годов, яркой литературной фигурой с острым чувством времени, недаром его название статьи "Шестидесятники" стало термином, и литературы тех лет особенно. Очень острое чувство литературы и бесконечная ей преданность, которая, собственно и привлекала к нему тех, кто были настоящими нашими литераторами.
Владимир Кара-Мурза: Ирэна Лесневская, главный редактор и владелец журнала "Нью Таймс", скорбит об уходе талантливого современника.
Ирэна Лесневская: Прелестный милый человек, очень талантливый. Грустно. Когда-то в "Литературной газете", когда я работала, с ним сталкивалась, я совсем девчонка была. Конечно, читала все, что он писал, потому что он очень глубокий и яркий человек, блистательный язык у него. Один из последних. Очень грустно.
Полный текст программы "Грани времени" появится на сайте в ближайшее время.
