Марина Тимашева: Центр "Петербургская иудаика" петербургского Европейского университета выпустил книгу "Бумажные мосты" - переводы стихотворений пяти еврейских поэтов, писавших на идише. Представление книги сопровождалось выставкой "Коробка карандашей" - к 100-летию художника Давида Гобермана. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Говорит директор центра "Петербургская иудаика", один из составителей сборника Валерий Дымшиц.
Валерий Дымшиц: В начале 2000-х годов мы с коллегами за эту работу взялись, и, наконец, она приобрела свое логическое завершение. История заключается в том, что в нашем городе жил замечательный художник, искусствовед Давид Гоберман. Когда мы только начали эту работу в последние годы его жизни, я попросил у него разрешения использовать его последние графические альбомы в качестве иллюстраций для планирующейся книжки, он любезно согласился. Прошло еще много лет, наконец-то книжка вышла в свет в год столетия художника.
Татьяна Вольтская: Идея такая, что пять поэтов проиллюстрированы этим замечательным художником?
Валерий Дымшиц: В этом году ему сто лет, начинается череда мероприятий, посвященных этому юбилею. Выставка его работ, которая называется "Коробка карандашей" - это одна из глав юбилейного проекта.
Татьяна Вольтская: О своем участии в проекте говорит поэт, переводчик Игорь Булатовский.
Игорь Булатовский: Я довольно много занимался переводами, в основном с французского, среди моих переводов с французского, даже самых удачных, нет таких, которые я отчасти мог бы назвать своими собственными стихами, а среди переводов с идиша есть - так получилось. Занимаясь переводами, мы одновременно учили язык или наоборот. Литература, которая постепенно открывалась, казалась совершенно уникальной. Начал я переводить, как получается, с высот еврейской поэзии 20 века – с великого поэта Ицека Мангера. Последним самым удачным моим опытом был перевод избранных поэм и стихотворений последнего гения еврейской поэзии 20 века Аврома Суцкевера.
Татьяна Вольтская: На каждое слово нужен был словарь?
Игорь Булатовский: И не один. Переводя с идиша, приходится лазить не только в идиш-русский словарь - в немецкий, польский, украинский, белорусский. Естественно, масса слов, происходящих из древнееврейского. То есть когда ты переводишь с французского или немецкого, ты находишься в плане одного языка, когда ты переводишь с идиша, ты чувствуешь его универсальность и всеобщность.
Татьяна Вольтская: Разговор продолжает Валерий Дымшиц.
Валерий Дымшиц: Есть очень глобальная культурная проблема, заключающаяся в том, что еврейская литература 20 века не только никому не известна, она вообще немножко неправильно позиционирована. Мы все прекрасно понимаем, что евреи в основном выходцы из Российской империи, в меньшей степени из Австро-Венгерской, были очень важной частью художественного авангарда, поскольку язык живописи универсален. Все хорошо знают - Шагал, Лисицкий, Сутин, Хан, Орлова. Если мы возьмем американский авангард, та же самая история, все родились в России. Никто не пытается поставить этих художников в какой-то такой провинциально-этнический, в точном смысле слова местечковый контекст. Образ еврейской литературы связан в основном с классиками 19 века, а если быть совсем честным, то с замечательным во всех отношениях писателем, но одним – Шолом Алейхем. А что такое еврейский литературный авангард, не знает никто. При этом простая мысль, что если были такого уровня художники, то, наверное, в литературе что-то такой должно было происходить, потому что эти люди были дружны, знакомы, художники иллюстрировали этих поэтов. Еврейская литература совершенно не попадает в обойму великих литератур 20 века, передовых. И если что-то наша книжка может сделать, кроме того, что мы постараемся показать некоторое количество хороших произведений - это как-то обозначить перспективу. Потому что мы включили стихи пяти авторов, а еще 25 превосходных осталось за рамками этой книжки.
Татьяна Вольтская: Это большое событие, удивительное явление - уже сложившийся в ХХ веке пантеон великих в русскоязычном пространстве вдруг раздвигается, - считает Игорь Булатовский.
Игорь Булатовский: Туда мы пытаемся поставить какие-то новые, никому не известные фигуры.
Татьяна Вольтская: Удастся при уже сложившейся культурной традиции?
Игорь Булатовский: Я думаю, что это зависит от читателей. Там на самом деле среди этих переводов есть много настоящих шедевров, которые могут закрепиться в русской литературе. Таким образом, на самом деле произошло ненавязчивое знакомство русской литературы, русского языка с поэтами 20 века первого ряда, что само по себе в наше время звучит немножко странно.
Татьяна Вольтская: Почему раньше все-таки до вас никто, не может же быть, что никто совсем не знал, какого уровня эти поэты?
Игорь Булатовский: Мы говорим о стихах, написанных на идиш. Идиш, разговорный еврейский язык, входил в число официально утвержденной номенклатуры так называемых языков народов СССР. Это довольно глупая шутка из этого произросла. Представьте себе, что где-то за морями-океанами живет французский, английский или немецкий автор, если он большой поэт или писатель. Если он специально не пишет направленных гадостей про советскую власть, его, безусловно, рано или поздно переведут. Представьте себе, что на просторах канадской прерии живет человек, пишущий по-украински, при этом он может быть каких угодно левых убеждений, его никогда не напечатают в Советском Союзе ни в переводах, ни в оригинале просто потому, что украинский язык весь инкорпорирован в границы Советского Союза.
Татьяна Вольтская: Человек живет в неправильном месте.
Игорь Булатовский: По-французски или по-английски в Канаде – пожалуйста, на здоровье, а по-украински – на Украине. Поскольку еврейская литература (в этом тоже ее уникальность) - литература принципиально трансконтинентальная, интернациональная, главные ее центры находились в 20 веке, конечно, в Советском Союзе, но еще и в Польше, в США, в Канаде, Южной Африке, в Аргентине, то 80% этих авторов просто оказывались персонами нон грата для советской переводческой школы. После того, как та целенаправленная культуртрегерская политика, которая проводилась в Советском Союзе с переводной литературой, исчезла, перевод стал делом некоторых энтузиастов.
Утешенье, ты без толку,
Все во мне яснее дня —
Криком бы не выдать только
Сокровенного меня!
Только стих — молитвы выдох,
Век, слезу сморгнувших, стыд —
Перед алтарем на плитах
Агнцем связанным лежит.
И, верблюд, свой горб крамольный —
Рот, иссохший от огня,
Я тащу ушком игольным
Сокровенного меня.
Марина Тимашева: Это было стихотворение "Сквозь игольное ушко" Мани Лейба, одного из еврейских поэтов, чьи стихи попали в
антологию "Бумажные мосты". Спасибо Татьяне Вольтской.
Татьяна Вольтская: Говорит директор центра "Петербургская иудаика", один из составителей сборника Валерий Дымшиц.
Валерий Дымшиц: В начале 2000-х годов мы с коллегами за эту работу взялись, и, наконец, она приобрела свое логическое завершение. История заключается в том, что в нашем городе жил замечательный художник, искусствовед Давид Гоберман. Когда мы только начали эту работу в последние годы его жизни, я попросил у него разрешения использовать его последние графические альбомы в качестве иллюстраций для планирующейся книжки, он любезно согласился. Прошло еще много лет, наконец-то книжка вышла в свет в год столетия художника.
Татьяна Вольтская: Идея такая, что пять поэтов проиллюстрированы этим замечательным художником?
Валерий Дымшиц: В этом году ему сто лет, начинается череда мероприятий, посвященных этому юбилею. Выставка его работ, которая называется "Коробка карандашей" - это одна из глав юбилейного проекта.
Татьяна Вольтская: О своем участии в проекте говорит поэт, переводчик Игорь Булатовский.
Игорь Булатовский: Я довольно много занимался переводами, в основном с французского, среди моих переводов с французского, даже самых удачных, нет таких, которые я отчасти мог бы назвать своими собственными стихами, а среди переводов с идиша есть - так получилось. Занимаясь переводами, мы одновременно учили язык или наоборот. Литература, которая постепенно открывалась, казалась совершенно уникальной. Начал я переводить, как получается, с высот еврейской поэзии 20 века – с великого поэта Ицека Мангера. Последним самым удачным моим опытом был перевод избранных поэм и стихотворений последнего гения еврейской поэзии 20 века Аврома Суцкевера.
Татьяна Вольтская: На каждое слово нужен был словарь?
Игорь Булатовский: И не один. Переводя с идиша, приходится лазить не только в идиш-русский словарь - в немецкий, польский, украинский, белорусский. Естественно, масса слов, происходящих из древнееврейского. То есть когда ты переводишь с французского или немецкого, ты находишься в плане одного языка, когда ты переводишь с идиша, ты чувствуешь его универсальность и всеобщность.
Татьяна Вольтская: Разговор продолжает Валерий Дымшиц.
Валерий Дымшиц: Есть очень глобальная культурная проблема, заключающаяся в том, что еврейская литература 20 века не только никому не известна, она вообще немножко неправильно позиционирована. Мы все прекрасно понимаем, что евреи в основном выходцы из Российской империи, в меньшей степени из Австро-Венгерской, были очень важной частью художественного авангарда, поскольку язык живописи универсален. Все хорошо знают - Шагал, Лисицкий, Сутин, Хан, Орлова. Если мы возьмем американский авангард, та же самая история, все родились в России. Никто не пытается поставить этих художников в какой-то такой провинциально-этнический, в точном смысле слова местечковый контекст. Образ еврейской литературы связан в основном с классиками 19 века, а если быть совсем честным, то с замечательным во всех отношениях писателем, но одним – Шолом Алейхем. А что такое еврейский литературный авангард, не знает никто. При этом простая мысль, что если были такого уровня художники, то, наверное, в литературе что-то такой должно было происходить, потому что эти люди были дружны, знакомы, художники иллюстрировали этих поэтов. Еврейская литература совершенно не попадает в обойму великих литератур 20 века, передовых. И если что-то наша книжка может сделать, кроме того, что мы постараемся показать некоторое количество хороших произведений - это как-то обозначить перспективу. Потому что мы включили стихи пяти авторов, а еще 25 превосходных осталось за рамками этой книжки.
Татьяна Вольтская: Это большое событие, удивительное явление - уже сложившийся в ХХ веке пантеон великих в русскоязычном пространстве вдруг раздвигается, - считает Игорь Булатовский.
Игорь Булатовский: Туда мы пытаемся поставить какие-то новые, никому не известные фигуры.
Татьяна Вольтская: Удастся при уже сложившейся культурной традиции?
Игорь Булатовский: Я думаю, что это зависит от читателей. Там на самом деле среди этих переводов есть много настоящих шедевров, которые могут закрепиться в русской литературе. Таким образом, на самом деле произошло ненавязчивое знакомство русской литературы, русского языка с поэтами 20 века первого ряда, что само по себе в наше время звучит немножко странно.
Татьяна Вольтская: Почему раньше все-таки до вас никто, не может же быть, что никто совсем не знал, какого уровня эти поэты?
Игорь Булатовский: Мы говорим о стихах, написанных на идиш. Идиш, разговорный еврейский язык, входил в число официально утвержденной номенклатуры так называемых языков народов СССР. Это довольно глупая шутка из этого произросла. Представьте себе, что где-то за морями-океанами живет французский, английский или немецкий автор, если он большой поэт или писатель. Если он специально не пишет направленных гадостей про советскую власть, его, безусловно, рано или поздно переведут. Представьте себе, что на просторах канадской прерии живет человек, пишущий по-украински, при этом он может быть каких угодно левых убеждений, его никогда не напечатают в Советском Союзе ни в переводах, ни в оригинале просто потому, что украинский язык весь инкорпорирован в границы Советского Союза.
Татьяна Вольтская: Человек живет в неправильном месте.
Игорь Булатовский: По-французски или по-английски в Канаде – пожалуйста, на здоровье, а по-украински – на Украине. Поскольку еврейская литература (в этом тоже ее уникальность) - литература принципиально трансконтинентальная, интернациональная, главные ее центры находились в 20 веке, конечно, в Советском Союзе, но еще и в Польше, в США, в Канаде, Южной Африке, в Аргентине, то 80% этих авторов просто оказывались персонами нон грата для советской переводческой школы. После того, как та целенаправленная культуртрегерская политика, которая проводилась в Советском Союзе с переводной литературой, исчезла, перевод стал делом некоторых энтузиастов.
Утешенье, ты без толку,
Все во мне яснее дня —
Криком бы не выдать только
Сокровенного меня!
Только стих — молитвы выдох,
Век, слезу сморгнувших, стыд —
Перед алтарем на плитах
Агнцем связанным лежит.
И, верблюд, свой горб крамольный —
Рот, иссохший от огня,
Я тащу ушком игольным
Сокровенного меня.
Марина Тимашева: Это было стихотворение "Сквозь игольное ушко" Мани Лейба, одного из еврейских поэтов, чьи стихи попали в
антологию "Бумажные мосты". Спасибо Татьяне Вольтской.
