Виктор Резунков: Сегодня в Петербургской студии Радио Свобода в гостях - координатор Движения гражданских инициатив Евгений Козлов и историк, сопредседатель Петербургского отделения Движения «Солидарность» Александр Скобов.
В последнее время в Петербурге все чаще и чаще раздаются голоса о кризисе местной оппозиции. Если говорить об оппозиционных партиях, системных и несистемных, то раскол действительно наблюдается, похоже, по всему фронту, от левых, КПРФ, до правых, «Яблока» и ПАРНАСа. Но дело не только в расколе. Сходит на нет митинговая активность. Последний митинг оппозиции в Петербурге 9 июля собрал на Марсовом поле от силы 200-300 человек и закончился антисемитским выступлением националистов. Манифест свободной России, принятый 12 июня в Москве на Болотной, в Петербурге оппозицией, похоже, не обсуждается. Не обсуждается, видимо, активистами оппозиции и вариант объединения своих сил в будущих акциях протеста. Ближайшая акция протеста в Петербурге запланирована на 14 июля. Движение «Солидарность» намерено провести «Европейский марш». А завтра, 12 июля, в городе пройдет серия одиночных пикетов против введения цензуры в Интернете.
Каковы перспективы петербургской оппозиции? Сходит ли на нет ее активность или это временное явление? Не теряет ли смысл своего существования партийная система в России в целом, в том виде, в котором она существует? К чему приведет широкомасштабное наступление властей на оппозицию? Во всем этом мы и попытаемся сегодня разобраться.
Евгений, каково ваше восприятие того, что происходит в Петербурге? Надо сказать, что отличие от Москвы очень существенное.
Евгений Козлов: Я начну с возражений, поскольку я привык оппонировать власти. Прозвучала фраза, что никто не собирается объединяться, никто не собирается подводить итоги, никак не было выражено отношение к Манифесту свободной России. Вы не вполне владеете информацией, Виктор.
Виктор Резунков: Я это выдвинул как свою версию.
Евгений Козлов: Неделю назад, 3 июля, в одном из залов гостиницы «Азимут» мы собрали около 70 человек – активистов, представителей и системной, и несистемной, и политической, и гражданской оппозиции. Мы как раз занимались аналитической работой. И я могу сказать, что большинство представителей совершенно разных политических сегментов этого движения и гражданских активистов, самокритично и критично оценивающих ситуацию, тем не менее, посчитали, что мы будем продолжать наши усилия по всем направлениям, что мы, как и в Москве, попробуем создать коалиционную структуру, что несмотря на известные всем противоречия, есть то общее, что нас всех объединяет. В том числе мы обсуждали содержание манифеста, это была одна из заявленных тем для дискуссии. Поэтому в этой части считать, что все развалилось, пропало, исчезло, ушло в пыль, в песок, я не согласен.
Что касается акции 9 июля, то она не объявлялась как общегражданская, общегородская акция. Инициативу здесь проявил, как я понимаю, молодой социалист Давыдов Андрей, «Левый альянс». Они пригласили трех известных московских политиков, но приехал только он один. И то, что получилось, я своим товарищам говорил, - акция пустая по содержанию. Я рекомендовал вообще не участвовать. Зная, что к таким акциям всегда одиозные люди примазываются, которые только компрометируют наше общее движение. Поэтому считать, что те 200 человек, которые собрались 9 июля на Марсовом поле, являются лицом нашей оппозиции, - я не могу с этим согласиться.
И 3 июня на Пионерской площади, когда был митинг против политических репрессий, и 12 июня разные политические силы, с радикально отличающимися иногда политическими взглядами, находили общий язык и выступали с одной трибуны. И никаких скандалов не было.
Виктор Резунков: То есть вы не считаете обоснованными те обвинения Петербурга, которые все-таки звучат примерно с марта? В Москве проходили активные акции, а Петербург, город трех революций, молча все это лицезрел.
Евгений Козлов: Я чувствую, Виктор, вам хочется, чтобы Петербург был городом четвертой революции.
Виктор Резунков: Нет! Как пишет Ихлов, наверное, пятой уже.
Евгений Козлов: Я считаю, что четвертая, августовская 91-го года, в значительной мере в Питере происходила.
Я могу сказать только в своих личных предположениях. Мне кажется, что народ везде одинаков, и в Москве, и в Питере. Самое главное и ценное - это не те политические тусовки, которые вокруг этого иногда даже паразитировали, а та волна молодежного, студенческого, широкого демократического движения, которая появилась, она не убывает, она продолжается. И это социальная основа всей нашей дальнейшей деятельности. И я думаю, что она особо не отличалась. У нас не проводились социологические опросы, в отличие от Болотной, но, по нашим наблюдениям, одно и то же. Конечно, у нас в 2 раза меньше народа, и сразу динамика влияет. У нас очень неудачно сложились первые митинги – 10-го, 18-го, 25-го. Сразу пошел раздрай, дискредитация, раскол, что негативно, в отличие от Москвы, повлияло. Мне кажется, что в Москве градус напряжения и ненависти больше. А факты фальсификаций декабрьские были приблизительно одинаковыми. Но там ближе Кремль, круче раскол элит правящих проявился.
Виктор Резунков: Плюс еще «питерские» у власти. И отставка Лужкова сыграла свою роль.
Евгений Козлов: Есть ряд обстоятельств чисто московских, которые там повлияли, а у нас они не сыграли своей роли.
Виктор Резунков: Александр, каков ваш взгляд на происходящее в Петербурге?
Александр Скобов: Уже говорили, что летом такой активности протестной, какая была все это время, не будет. И по двум объективным причинам. Во-первых, летом всегда бывает спад общественной активности, потому что лето – это все-таки отпуска, у большого количества людей появляются достаточно серьезные для них заботы не в городе. А во-вторых, предшествующий марафон протестный для многих требовал какого-то перерыва, какого-то отдыха, это все объективные вещи. Каких-то масштабных, ярких акций летом никто и не ждал. Евгений Александрович привел несколько примеров. Тоже не очень большие были митинги, но дружные, притом, что там совершенно разные, часто противоположные идеологические силы выступали. И явная неудача последнего митинга на Марсовом поле, наверное, объясняется персональным составом тех, кто участвовал в организации этих митингов, кто в какой-то степени являлся его лицом. Может быть, недостаточным опытом политическим тех, кто к этому делу примкнул. Но это все преодолимо и не очень страшно, на мой взгляд. Сейчас все ожидания направлены на осень, когда, с одной стороны, народ из отпусков вернется, а с другой стороны, ожидается обострение социальных проблем, и эта тематика, безусловно, будет большую роль играть в протестном движении осеннем, чем она играла между выборами.
Виктор Резунков: Евгений, в последние месяцы в Петербурге, а Петербург – можно сказать, законодатель «политической моды», наблюдаются развалы и системных партий, и несистемных партий. КПРФ подверглась внутреннему развалу, там образовалось Движение «Аврора», идет процесс коррозии. В «Яблоке» Максим Резник лишился поста не только руководителя Петербургской организации, но он даже не вошел в федеральный совет, там очень сложная ситуация с новыми членами, видимо, их будет гораздо меньше. Учредительная конференция РПР - ПАРНАС, которая проводилась 9 июля, закончилась кровопролитием. Куда ни кинь – везде клин неприятный. Это объясняется деградацией партийной системы в стране? Или усталостью от тех либо иных партийных деятелей? Евгений, чем вы это объясняете?
Евгений Козлов: Я думаю, что опять-таки это обобщение насчет деградации. Вы привели разные примеры, разные партии, и под одну гребенку нельзя это сводить, надо, видимо, конкретно все это рассматривать. Что касается партии «Яблоко», я ближе с ней сотрудничал в последние годы, очевидно, известные события в ходе выборов, использование парламентских возможностей - и на этой почве некоторые противоречия. Я думаю, что тут не обошлось без стремления либо отодвинуть Максима Резника, либо поменять немножко руководство иным способом. То есть это все партийная жизнь, и в любой эпохе, в любой стране она из этих событий, к сожалению, тоже складывается. Что касается «Авроры». По-моему, 40 человек было на учредительной конференции из 2,5 тысячи членов КПРФ – это нельзя назвать даже расколом. Хотя достаточно заметное было событие. На мой взгляд, одна из тактических задач правящего режима – создать амальгаму, раздробить всю оппозицию политическую, наплодить массу партий и устроить свары, скандалы, дискредитировать и вызвать отвращение у тех, кто за всем этим наблюдает. Мне нравится позиция Удальцова, что нужно создать мегапроект – общая, единая, пусть даже коалиционная левая партия. Такая же должна быть либеральная партия. Пусть умеренные, цивилизованные националисты тоже начнут себя представлять в виде какой-то партии, проявлять свою сущность и участвовать в политике, а не только в уличных разборках.
Я за то, чтобы наше население увидело, наконец, те партии, которые выражают его интересы, а не просто занимаются разборками. И мы как раз ставили задачу организовать взаимодействие социальных движений и оппозиционных партий, найти точки соприкосновения парламентских партий и внесистемной оппозиции. Потому что есть объединяющие платформы. И это не должны быть разборки, а это должна быть альтернатива позитивная для города, для его жителей, для всей страны. И мы над этим будем работать.
Александр Скобов: Тот опыт организации протестных акций, который имеется, начиная с думских выборов, когда происходит более массовое общественное движение, и люди начинают договариваться между собой о каких-то совместных действиях, это все, как правило, идет мимо и через головы традиционных организационных структур оппозиции, как системной, так и несистемной, как парламентских партий, так и непарламентских политических организаций. И в данном случае абсолютно то же самое можно сказать и про КПРФ, и про Движение «Солидарность», и про «Яблоко», и про какие-то леворадикальные движения. Есть люди, которые способны договариваться между собой через головы вот этих структур. Группы таких людей всегда появляются. Как правило, появляются и группы людей, которые стараются этому мешать. Ну а кто из них берет верх, зависит от того, насколько сильно давление снизу обычных граждан, для которых это все-таки не постоянная жизнь - общественная активность, а которые включаются в эту общественную жизнь в моменты какого-то общественного подъема.
Евгений Козлов: Когда начинается общественный подъем, и партии, которые обычно на своих партийных кухнях или квартирах чем-то занимаются, конечно, работают и на пиар, и какие-то законодательные инициативы выходят, но когда появляется мощное давление снизу, они тоже вынуждены сесть за стол переговоров. Я хочу напомнить: 2005 год, Петербургское гражданское сопротивление – участвовали все оппозиционные партии. Возникла проблема со строительством «газоскреба» - Гражданская коалиция, все партии были представлены. Они не работали в коалиции, но на митинги все выходили. Все входили в оргкомитет и участвовали. Все самые сложные вопросы находили свое разрешение, искали компромисс. Вот так и сейчас. Большие партии, и «эсеры», и КПРФ, и «Яблоко», участвовали во всех митингах. Хотя тоже есть всякие противоречия и проблемы и между ними, и внутри них, и между ними и несистемной оппозицией. Но это реальный политический процесс. И я не смотрю на это трагически, что это какой-то развал, хаос, который ни к чему хорошему не приведет. Я верю, что не только здравый смысл, но и общие интересы того этапа, который страна переживает, город, население переживает... партии же тоже, наверное, хотят укрепить свое влияние, свой авторитет, и они будут вынуждены к этому приспосабливаться.
Виктор Резунков: Принят закон о митингах. В Петербурге на 15 площадях, в 7 садах и 7 проспектах запрещено митинговать. Смольный вообще под тройным кольцом находится. Причем все это под предлогом нарушения функционирования объектов жизнеобеспечения, транспортной и социальной инфраструктуры, заботы о пешеходах. Закон о неправительственных организациях, который сегодня обсуждался в Госдуме. Закон о клевете. Закон о цензуре в Интернете. Те, кого подозревают в беспорядках 6 мая, остаются под стражей. Письмо общественности в защиту «Pussy Riot» выкинуто в корзину. Как это все будет влиять на оппозицию в Петербурге?
Александр Скобов: То, что в стране происходит разгул реакции, это совершенно очевидно. И это было совершенно предсказуемо и закономерно. Авторитарный режим мог себе позволить известное благодушие, некровожадность в предшествующий период только потому, что не сталкивался с серьезным сопротивлением, с серьезными проблемами, только поэтому у нас не было реальных массовых политических репрессий. А сейчас он столкнулся с реальным массовым недовольством, с реальным сопротивлением, и естественно, он будет стремиться все это дело «закатать в асфальт» и предпринимать все возможное для этого. Но возможности режима, на мой взгляд, имеют достаточно ограниченные пределы. Я уверен в том, что нынешний режим не решится применить оружие против мирных, безоружных демонстрантов, до этого у нас не дойдет. А все остальное применять будут. Будут и разгоны, и задержания, и дубинки, возможно, водометы и слезоточивый газ...
Виктор Резунков: А кто выйдет-то на эти митинги с такими штрафами?
Александр Скобов: А последние события показывают, что желающих-то меньше не становится. Те, кого обычно задерживают, они продолжают выходить. Не очень-то их напугали эти штрафы.
Виктор Резунков: Евгений, а вы согласны, что наступление властей все-таки сойдет на нет или не будет иметь тех последствий, которые власть на него возлагает?
Евгений Козлов: Я бы сначала отметил, что сам факт наступления реакции – это страх, это стремление такими же методами остановить движение. Значит, оно не ушло в песок, оно имеет динамику положительную. Всякое действие порождает противодействие – это закон истории. Конечно, кто-то испугается, а кто-то будет действовать более радикально. И мне кажется, что «закручивание гаек» нужно не только для того, чтобы нынешнюю оппозицию заковать в наручники несвободы, а власть боится социальных волнений. Потому что вся ситуация, как она развивается в нашей экономике, в мировой экономике, все те новации нового правительства, о которых мы слышим, это все вызовет социальное недовольство. И вот здесь штрафы власть вынуждена будет применять для того, чтобы запугать участников социальных, а не только политических выступлений. И эта реакция делает актуальным наш основной лозунг, что Россия должна быть и будет свободной.
Виктор Резунков: Александр, а у вас нет ощущения, что несмотря на то, что массовые протесты почти прекратились, тем более, нет крупномасштабных акций протеста, напряжение в обществе все-таки накапливается?
Александр Скобов: Так степень неприятия существующей власти в обществе будет накапливаться, безусловно, от тех действий, которые сейчас власть предпринимает, совершает. Кроме того, что она делает гадости, постоянно принимая новые и новые репрессивные законы, она еще и выставляет себя при этом в дурацком свете. Люди же не дураки, они видят, насколько не только противно, но и комично ведет себя правящая «партия жуликов и воров», которая обеспечила путем махинаций себе большинство в Государственной Думе и возможность принимать любые законы, которые она хочет. И это будет вызывать нарастающее внутреннее неприятие существующей системы, которое рано или поздно выльется в действия.
Виктор Резунков: Дмитрий Васильевич, Московская область, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Мне ясна идеология тех, кто называет себя либералами, - больше свободы для сильных, а слабые выживут или не выживут, больше капитализма дикого. И соответственно, с определенными политическими свободами для сильных, смелых. Как говорит Юлия Латынина: давать право голоса тем, кто является домовладельцем. Но у меня вопрос такой. А кто такие националисты?
Евгений Козлов: Я общался с некоторыми националистами, и у меня есть лакмусовая бумажка: если представитель национального, патриотического движения говорит о проблемах коррупции и миграционной политике, если он возмущается этнической преступностью, если он говорит об ущемлении прав и чувств национальных русского населения, - для меня это нормально. Но если он после этого начинает превозносить свою нацию и пренебрежительно говорит о других людях, вообще не считая их людьми... Есть шовинизм и есть национализм. Вот шовинизм неприемлем, он разрушает.
И я хотел бы отреагировать по поводу либеральной части. Те либералы, о которых сказал наш уважаемый радиослушатель, они как раз дискредитируют общее движение. И они рано или поздно себя дискредитируют в глазах широких масс. Партия кадетов выдвигала социальные лозунги, даже 8-часовой рабочий день, вносила свободу политических стачек, экономических стачек, профсоюзов. Мы сейчас как раз говорим, что сила будущего натиска на правящий режим зависит от того, сумеют ли найти общий язык ответственные либералы, которые не отбрасывают в сторону социальные требования. Потому что «демократия только для богатых» - это не демократия, это олигархия, «теория элит» и так далее. И наша задача объединить социальные требования с политическими, а они взаимосвязаны в жизни. И если мы эту взаимосвязь и в программных документах, и в своих действиях проведем, то тогда Россия будет свободной и в социальном, и в политическом отношении.
Александр Скобов: А я бы так ответил на вопрос. Есть люди, которые на мир смотрят через призму проблемы прав отдельной личности, чтобы ее не ущемляло общество и государство. Это люди либерального мировоззрения, для них это главное. Есть люди, которые смотрят на мир через призму происходящей в обществе социальной и межклассовой борьбы, межклассовых противоречий, марксистский, социалистический взгляд на общество. Есть люди, которые смотрят на мир через призму существования в обществе определенной межэтнической конкуренции, соперничества. Само по себе это ничего не говорит. Можно выступать за права человека, но не требовать свободы сильному, подавлять слабого. Можно быть марксистом, но не пытаться решить межклассовые противоречия при помощи «красного террора», а последовательно отстаивать интересы неимущих через профсоюзную и парламентскую борьбу. Точно так же и те, кто более всего чувствителен к каким-то межэтническим проблемам, они могут пытаться решить эти проблемы цивилизованно, а могут становиться ксенофобами и погромщиками. И нужно отличать одних от других – вот и все.
Виктор Резунков: Анатолий из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: А вы рассчитываете на свой политический успех какого-либо рода?
Евгений Козлов: Перед 10 декабря, по-моему, я не ожидал, что будет такой взлет массового протеста. И когда я увидел Пионерскую площадь и окружающие улицы, скверы, заполненные народом, это было для меня неожиданностью. Я не ожидал, что 6 мая будет многочисленная акция, что протестанты найдут силы и дать сопротивление, и не спровоцировать массовые беспорядки. Они вели себя достаточно разумно, на мой взгляд. Ни одну революцию, ни 1905 года, ни 1917 года, политики, которые их готовили, не могли предсказать, ни нынешние события мы не можем детально предсказать. Мы верим только в то, что иного пути у России нет. Мы имеем определенную стратегию и тактику, она выражена, в том числе, в Манифесте свободной России, там разложены по полочкам все политические реформы, политические требования. И мы знаем лозунг, что нужно поступать так, как должно, а что будет, то будет. Но мы не какие-то слепые котята, есть определенный опыт политический, и мы знаем, как это делается. И технологии передачи власти, технологии давления на власть мы за эти 20 лет уже отработали и имеем некоторое представление о них. Нельзя ничего заранее предсказать, но надо всегда бороться и стремиться к максимуму достижимого.
Александр Скобов: Объективная почва, объективные предпосылки для массового движения за изменение нынешней общественной системы существуют. Другое дело, что те люди, которых выносит на гребне этой волны, и которые как бы становятся во главе, если будут очень стараться, любое движение могут испортить и загубить. Но если им не удастся движение испортить и загубить, оно, несомненно, победит, и оно имеет для этого объективную историческую почву. А как скоро это произойдет – не будем гадать.
Виктор Резунков: Кирилл из Челябинска, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. А я в оппозицию в России не верю. Я считаю, что большинство из оппозиции – это дети и родственники номенклатуры, которые потеряли привилегии, спецраспределители, а сейчас хотят все это вернуть. И все они на один лад.
Виктор Резунков: Да, есть такая точка зрения. Валентин из Рязани, пожалуйста.
Слушатель: Национальность, к которой принадлежит самая верхняя власть – Сечин, Путин, Медведев, они смотрят на мир только через призму банковского билета – это шовинизм или национализм?
Александр Скобов: Классовый интерес.
Евгений Козлов: В партии «Единая Россия» самый большой процент членов КПСС. Я не думаю, что в либеральных или даже в новых коммунистических партиях этот процент был выше. «Вот все они одним миром мазаны, и пусть они между собой как-то разбираются, а я в этом не буду участвовать, - эта позиция, на мой взгляд, очень несимпатичная. Она как раз приведет к тому, что будет продолжаться то, что будет продолжаться. Мы уже говорили, что нужно давить на оппозицию, вести ее, направлять. И если будет массовое движение, я думаю, оно выдвинет новых лидеров, новые организации, и они будут свободны от всех тех пережитков прошлого, которые мы наблюдаем в нашей политической жизни.
Виктор Резунков: Лена пишет: «Мне кажется, нынешние руководители оппозиции забыли опыт предыдущих революций. Например, в 17-м году народ разбудил «Колокол» Герцена. А у нас, кроме Сетей, нет никакой информации для людей, которые не являются завсегдатаями этих Сетей. А революции без народа не бывает. Нужна пресса, радио, какие-нибудь листовки хотя бы, чтобы народ знал, что делается в стране». Вот Лена упомянула 17-й год. А 17-й год склоняют все, кому не лень.
Например, Ихлов в своей статье, которая опубликована на «Каспаров.Ru», пишет: «По потенциальному накалу противостояния нынешняя ситуация быстро приближается к цивилизационному конфликту большевистских масс и деклассированной интеллигенции с дворянством Петербургской цивилизации 1917-1920 годов. Вся разница в том, что сейчас атакуют «белые» - русские европейцы, а «евразийские» массы омещанились и хорошо выдрессированы годами путинской полицейщины, и потому предоставляют возможность любимой и сакральной власти защищать свой привычный образ жизни».
Евгений Козлов: Я могу вспомнить известного теоретика, что история повторяется в виде фарса, потому что повторить реальное событие невозможно, можно только шаржировать, фарс какой-то изображать, использовать в определенных политических целях. Мне кажется, что никакой аналогии между событиями 17-го года и нынешними событиями нет. Еще в 2005 году, когда было «Петербургское гражданское сопротивление», либералы боялись входить. Некоторые говорили: «Мы с вами объединимся, свергнем власть, а вы нас потом расстреляете». Страх ГУЛАГа и расстрела. Даже хотели какие-то декларации подписывать о намерениях, что мы осуждаем террор. Но во многих левых документах нет ни террора, ни диктатуры пролетариата. Да это и невозможно по нынешней ситуации. Поэтому никакие аналогии с динамикой большевистской революции здесь, мне кажется, неуместны.
Но есть общие тенденции развития всех массовых движений, революций, национально-освободительных движений, кампаний социального недовольства – это радикализация. Потому что по мере удовлетворения определенных требований выдвигаются новые и идет определенная дифференциация внутри борющегося лагеря, это неизбежно. Но пока мы очень далеки от этой цели. И режим, о котором Ихлов правильно пишет, в основном за счет социального манипулирования, демагогии и использования антилиберальных настроений широких масс и много чего другого как раз создает себе социальную поддержку достаточно устойчивую, на мой взгляд. Важно, что идут внутренние процессы. Я думаю, что общая оппозиционность возросла, только эта оппозиционность не имеет выхода практического. Люди не знают, что делать. Она накапливается, и этот потенциал рано или поздно рванет, но не сейчас. Мы находимся на общедемократическом этапе борьбы. Эти демократические свободы нужны как предпосылка решения социальных проблем. Профсоюзная свобода и зарплата – очевидный пример. Поэтому есть объективная социально-классовая база для единства действий всех тех слоев, которые здесь участвуют. Можно умничать и говорить, что у нас только нарождается национальная буржуазия, она находит свое какое-то политическое проявление, она борется против тех, кто ей кажется номенклатурой, выходцами из КГБ и так далее. Это борьба правящих элит внутри единого класса, на мой взгляд. А вот что касается средних слоев, средний класс или средняя, мелкая буржуазия, они заинтересованы в этих переменах. Любой мелкий предприниматель вам скажет о чиновничьем беспределе, о том, что с этим пора заканчивать.
Александр Скобов: По поводу аналогий с 17-м годом, каковыми принято обычно у нас пугать. Когда на общедемократической основе удастся изменить существующую власть, в этом обязательно будет участвовать и буржуазная элита, и средний класс, и масса менее обеспеченных слоев, которые нельзя отнести к среднему классу. Если там не будут учтены интересы всех этих слоев, если опять более элитарные слои не попытаются «кинуть» менее элитарных, тогда октябрьского сценария не будет.
Евгений Козлов: Все то, что мы вначале обсуждали, о противоречиях между системными и несистемными, левыми и правыми, националистами – это лаборатория взаимного уважения, учета интересов, поиска компромиссов. Сейчас наша основная задача – создать такую политическую модель, такую политическую систему, где бы все социальные силы могли быть представлены, имели бы право мнения, могли бы высказаться открыто во всех средствах массовой информации, в законодательных органах должны иметь представительство. Вот тогда мы будем иметь ту демократию, которая позволит, никого не угнетая, все-таки обеспечить какое-то социальное благополучие в рамках известных нам европейских конструкций социального государства.
В этой политической борьбе мы ставим основную задачу – замена нынешнего авторитарного режима президентской республики парламентской республикой. У нас есть какая-то политическая модель, хоть она в России мало приспособлена, но она неизбежна, и она дает возможность сотрудничеству или сосуществованию различных социальных и политических сил.
В последнее время в Петербурге все чаще и чаще раздаются голоса о кризисе местной оппозиции. Если говорить об оппозиционных партиях, системных и несистемных, то раскол действительно наблюдается, похоже, по всему фронту, от левых, КПРФ, до правых, «Яблока» и ПАРНАСа. Но дело не только в расколе. Сходит на нет митинговая активность. Последний митинг оппозиции в Петербурге 9 июля собрал на Марсовом поле от силы 200-300 человек и закончился антисемитским выступлением националистов. Манифест свободной России, принятый 12 июня в Москве на Болотной, в Петербурге оппозицией, похоже, не обсуждается. Не обсуждается, видимо, активистами оппозиции и вариант объединения своих сил в будущих акциях протеста. Ближайшая акция протеста в Петербурге запланирована на 14 июля. Движение «Солидарность» намерено провести «Европейский марш». А завтра, 12 июля, в городе пройдет серия одиночных пикетов против введения цензуры в Интернете.
Каковы перспективы петербургской оппозиции? Сходит ли на нет ее активность или это временное явление? Не теряет ли смысл своего существования партийная система в России в целом, в том виде, в котором она существует? К чему приведет широкомасштабное наступление властей на оппозицию? Во всем этом мы и попытаемся сегодня разобраться.
Евгений, каково ваше восприятие того, что происходит в Петербурге? Надо сказать, что отличие от Москвы очень существенное.
Евгений Козлов: Я начну с возражений, поскольку я привык оппонировать власти. Прозвучала фраза, что никто не собирается объединяться, никто не собирается подводить итоги, никак не было выражено отношение к Манифесту свободной России. Вы не вполне владеете информацией, Виктор.
Виктор Резунков: Я это выдвинул как свою версию.
Евгений Козлов: Неделю назад, 3 июля, в одном из залов гостиницы «Азимут» мы собрали около 70 человек – активистов, представителей и системной, и несистемной, и политической, и гражданской оппозиции. Мы как раз занимались аналитической работой. И я могу сказать, что большинство представителей совершенно разных политических сегментов этого движения и гражданских активистов, самокритично и критично оценивающих ситуацию, тем не менее, посчитали, что мы будем продолжать наши усилия по всем направлениям, что мы, как и в Москве, попробуем создать коалиционную структуру, что несмотря на известные всем противоречия, есть то общее, что нас всех объединяет. В том числе мы обсуждали содержание манифеста, это была одна из заявленных тем для дискуссии. Поэтому в этой части считать, что все развалилось, пропало, исчезло, ушло в пыль, в песок, я не согласен.
Что касается акции 9 июля, то она не объявлялась как общегражданская, общегородская акция. Инициативу здесь проявил, как я понимаю, молодой социалист Давыдов Андрей, «Левый альянс». Они пригласили трех известных московских политиков, но приехал только он один. И то, что получилось, я своим товарищам говорил, - акция пустая по содержанию. Я рекомендовал вообще не участвовать. Зная, что к таким акциям всегда одиозные люди примазываются, которые только компрометируют наше общее движение. Поэтому считать, что те 200 человек, которые собрались 9 июля на Марсовом поле, являются лицом нашей оппозиции, - я не могу с этим согласиться.
И 3 июня на Пионерской площади, когда был митинг против политических репрессий, и 12 июня разные политические силы, с радикально отличающимися иногда политическими взглядами, находили общий язык и выступали с одной трибуны. И никаких скандалов не было.
Виктор Резунков: То есть вы не считаете обоснованными те обвинения Петербурга, которые все-таки звучат примерно с марта? В Москве проходили активные акции, а Петербург, город трех революций, молча все это лицезрел.
Евгений Козлов: Я чувствую, Виктор, вам хочется, чтобы Петербург был городом четвертой революции.
Виктор Резунков: Нет! Как пишет Ихлов, наверное, пятой уже.
Евгений Козлов: Я считаю, что четвертая, августовская 91-го года, в значительной мере в Питере происходила.
Я могу сказать только в своих личных предположениях. Мне кажется, что народ везде одинаков, и в Москве, и в Питере. Самое главное и ценное - это не те политические тусовки, которые вокруг этого иногда даже паразитировали, а та волна молодежного, студенческого, широкого демократического движения, которая появилась, она не убывает, она продолжается. И это социальная основа всей нашей дальнейшей деятельности. И я думаю, что она особо не отличалась. У нас не проводились социологические опросы, в отличие от Болотной, но, по нашим наблюдениям, одно и то же. Конечно, у нас в 2 раза меньше народа, и сразу динамика влияет. У нас очень неудачно сложились первые митинги – 10-го, 18-го, 25-го. Сразу пошел раздрай, дискредитация, раскол, что негативно, в отличие от Москвы, повлияло. Мне кажется, что в Москве градус напряжения и ненависти больше. А факты фальсификаций декабрьские были приблизительно одинаковыми. Но там ближе Кремль, круче раскол элит правящих проявился.
Виктор Резунков: Плюс еще «питерские» у власти. И отставка Лужкова сыграла свою роль.
Евгений Козлов: Есть ряд обстоятельств чисто московских, которые там повлияли, а у нас они не сыграли своей роли.
Виктор Резунков: Александр, каков ваш взгляд на происходящее в Петербурге?
Александр Скобов: Уже говорили, что летом такой активности протестной, какая была все это время, не будет. И по двум объективным причинам. Во-первых, летом всегда бывает спад общественной активности, потому что лето – это все-таки отпуска, у большого количества людей появляются достаточно серьезные для них заботы не в городе. А во-вторых, предшествующий марафон протестный для многих требовал какого-то перерыва, какого-то отдыха, это все объективные вещи. Каких-то масштабных, ярких акций летом никто и не ждал. Евгений Александрович привел несколько примеров. Тоже не очень большие были митинги, но дружные, притом, что там совершенно разные, часто противоположные идеологические силы выступали. И явная неудача последнего митинга на Марсовом поле, наверное, объясняется персональным составом тех, кто участвовал в организации этих митингов, кто в какой-то степени являлся его лицом. Может быть, недостаточным опытом политическим тех, кто к этому делу примкнул. Но это все преодолимо и не очень страшно, на мой взгляд. Сейчас все ожидания направлены на осень, когда, с одной стороны, народ из отпусков вернется, а с другой стороны, ожидается обострение социальных проблем, и эта тематика, безусловно, будет большую роль играть в протестном движении осеннем, чем она играла между выборами.
Виктор Резунков: Евгений, в последние месяцы в Петербурге, а Петербург – можно сказать, законодатель «политической моды», наблюдаются развалы и системных партий, и несистемных партий. КПРФ подверглась внутреннему развалу, там образовалось Движение «Аврора», идет процесс коррозии. В «Яблоке» Максим Резник лишился поста не только руководителя Петербургской организации, но он даже не вошел в федеральный совет, там очень сложная ситуация с новыми членами, видимо, их будет гораздо меньше. Учредительная конференция РПР - ПАРНАС, которая проводилась 9 июля, закончилась кровопролитием. Куда ни кинь – везде клин неприятный. Это объясняется деградацией партийной системы в стране? Или усталостью от тех либо иных партийных деятелей? Евгений, чем вы это объясняете?
Евгений Козлов: Я думаю, что опять-таки это обобщение насчет деградации. Вы привели разные примеры, разные партии, и под одну гребенку нельзя это сводить, надо, видимо, конкретно все это рассматривать. Что касается партии «Яблоко», я ближе с ней сотрудничал в последние годы, очевидно, известные события в ходе выборов, использование парламентских возможностей - и на этой почве некоторые противоречия. Я думаю, что тут не обошлось без стремления либо отодвинуть Максима Резника, либо поменять немножко руководство иным способом. То есть это все партийная жизнь, и в любой эпохе, в любой стране она из этих событий, к сожалению, тоже складывается. Что касается «Авроры». По-моему, 40 человек было на учредительной конференции из 2,5 тысячи членов КПРФ – это нельзя назвать даже расколом. Хотя достаточно заметное было событие. На мой взгляд, одна из тактических задач правящего режима – создать амальгаму, раздробить всю оппозицию политическую, наплодить массу партий и устроить свары, скандалы, дискредитировать и вызвать отвращение у тех, кто за всем этим наблюдает. Мне нравится позиция Удальцова, что нужно создать мегапроект – общая, единая, пусть даже коалиционная левая партия. Такая же должна быть либеральная партия. Пусть умеренные, цивилизованные националисты тоже начнут себя представлять в виде какой-то партии, проявлять свою сущность и участвовать в политике, а не только в уличных разборках.
Я за то, чтобы наше население увидело, наконец, те партии, которые выражают его интересы, а не просто занимаются разборками. И мы как раз ставили задачу организовать взаимодействие социальных движений и оппозиционных партий, найти точки соприкосновения парламентских партий и внесистемной оппозиции. Потому что есть объединяющие платформы. И это не должны быть разборки, а это должна быть альтернатива позитивная для города, для его жителей, для всей страны. И мы над этим будем работать.
Александр Скобов: Тот опыт организации протестных акций, который имеется, начиная с думских выборов, когда происходит более массовое общественное движение, и люди начинают договариваться между собой о каких-то совместных действиях, это все, как правило, идет мимо и через головы традиционных организационных структур оппозиции, как системной, так и несистемной, как парламентских партий, так и непарламентских политических организаций. И в данном случае абсолютно то же самое можно сказать и про КПРФ, и про Движение «Солидарность», и про «Яблоко», и про какие-то леворадикальные движения. Есть люди, которые способны договариваться между собой через головы вот этих структур. Группы таких людей всегда появляются. Как правило, появляются и группы людей, которые стараются этому мешать. Ну а кто из них берет верх, зависит от того, насколько сильно давление снизу обычных граждан, для которых это все-таки не постоянная жизнь - общественная активность, а которые включаются в эту общественную жизнь в моменты какого-то общественного подъема.
Евгений Козлов: Когда начинается общественный подъем, и партии, которые обычно на своих партийных кухнях или квартирах чем-то занимаются, конечно, работают и на пиар, и какие-то законодательные инициативы выходят, но когда появляется мощное давление снизу, они тоже вынуждены сесть за стол переговоров. Я хочу напомнить: 2005 год, Петербургское гражданское сопротивление – участвовали все оппозиционные партии. Возникла проблема со строительством «газоскреба» - Гражданская коалиция, все партии были представлены. Они не работали в коалиции, но на митинги все выходили. Все входили в оргкомитет и участвовали. Все самые сложные вопросы находили свое разрешение, искали компромисс. Вот так и сейчас. Большие партии, и «эсеры», и КПРФ, и «Яблоко», участвовали во всех митингах. Хотя тоже есть всякие противоречия и проблемы и между ними, и внутри них, и между ними и несистемной оппозицией. Но это реальный политический процесс. И я не смотрю на это трагически, что это какой-то развал, хаос, который ни к чему хорошему не приведет. Я верю, что не только здравый смысл, но и общие интересы того этапа, который страна переживает, город, население переживает... партии же тоже, наверное, хотят укрепить свое влияние, свой авторитет, и они будут вынуждены к этому приспосабливаться.
Виктор Резунков: Принят закон о митингах. В Петербурге на 15 площадях, в 7 садах и 7 проспектах запрещено митинговать. Смольный вообще под тройным кольцом находится. Причем все это под предлогом нарушения функционирования объектов жизнеобеспечения, транспортной и социальной инфраструктуры, заботы о пешеходах. Закон о неправительственных организациях, который сегодня обсуждался в Госдуме. Закон о клевете. Закон о цензуре в Интернете. Те, кого подозревают в беспорядках 6 мая, остаются под стражей. Письмо общественности в защиту «Pussy Riot» выкинуто в корзину. Как это все будет влиять на оппозицию в Петербурге?
Александр Скобов: То, что в стране происходит разгул реакции, это совершенно очевидно. И это было совершенно предсказуемо и закономерно. Авторитарный режим мог себе позволить известное благодушие, некровожадность в предшествующий период только потому, что не сталкивался с серьезным сопротивлением, с серьезными проблемами, только поэтому у нас не было реальных массовых политических репрессий. А сейчас он столкнулся с реальным массовым недовольством, с реальным сопротивлением, и естественно, он будет стремиться все это дело «закатать в асфальт» и предпринимать все возможное для этого. Но возможности режима, на мой взгляд, имеют достаточно ограниченные пределы. Я уверен в том, что нынешний режим не решится применить оружие против мирных, безоружных демонстрантов, до этого у нас не дойдет. А все остальное применять будут. Будут и разгоны, и задержания, и дубинки, возможно, водометы и слезоточивый газ...
Виктор Резунков: А кто выйдет-то на эти митинги с такими штрафами?
Александр Скобов: А последние события показывают, что желающих-то меньше не становится. Те, кого обычно задерживают, они продолжают выходить. Не очень-то их напугали эти штрафы.
Виктор Резунков: Евгений, а вы согласны, что наступление властей все-таки сойдет на нет или не будет иметь тех последствий, которые власть на него возлагает?
Евгений Козлов: Я бы сначала отметил, что сам факт наступления реакции – это страх, это стремление такими же методами остановить движение. Значит, оно не ушло в песок, оно имеет динамику положительную. Всякое действие порождает противодействие – это закон истории. Конечно, кто-то испугается, а кто-то будет действовать более радикально. И мне кажется, что «закручивание гаек» нужно не только для того, чтобы нынешнюю оппозицию заковать в наручники несвободы, а власть боится социальных волнений. Потому что вся ситуация, как она развивается в нашей экономике, в мировой экономике, все те новации нового правительства, о которых мы слышим, это все вызовет социальное недовольство. И вот здесь штрафы власть вынуждена будет применять для того, чтобы запугать участников социальных, а не только политических выступлений. И эта реакция делает актуальным наш основной лозунг, что Россия должна быть и будет свободной.
Виктор Резунков: Александр, а у вас нет ощущения, что несмотря на то, что массовые протесты почти прекратились, тем более, нет крупномасштабных акций протеста, напряжение в обществе все-таки накапливается?
Александр Скобов: Так степень неприятия существующей власти в обществе будет накапливаться, безусловно, от тех действий, которые сейчас власть предпринимает, совершает. Кроме того, что она делает гадости, постоянно принимая новые и новые репрессивные законы, она еще и выставляет себя при этом в дурацком свете. Люди же не дураки, они видят, насколько не только противно, но и комично ведет себя правящая «партия жуликов и воров», которая обеспечила путем махинаций себе большинство в Государственной Думе и возможность принимать любые законы, которые она хочет. И это будет вызывать нарастающее внутреннее неприятие существующей системы, которое рано или поздно выльется в действия.
Виктор Резунков: Дмитрий Васильевич, Московская область, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Мне ясна идеология тех, кто называет себя либералами, - больше свободы для сильных, а слабые выживут или не выживут, больше капитализма дикого. И соответственно, с определенными политическими свободами для сильных, смелых. Как говорит Юлия Латынина: давать право голоса тем, кто является домовладельцем. Но у меня вопрос такой. А кто такие националисты?
Евгений Козлов: Я общался с некоторыми националистами, и у меня есть лакмусовая бумажка: если представитель национального, патриотического движения говорит о проблемах коррупции и миграционной политике, если он возмущается этнической преступностью, если он говорит об ущемлении прав и чувств национальных русского населения, - для меня это нормально. Но если он после этого начинает превозносить свою нацию и пренебрежительно говорит о других людях, вообще не считая их людьми... Есть шовинизм и есть национализм. Вот шовинизм неприемлем, он разрушает.
И я хотел бы отреагировать по поводу либеральной части. Те либералы, о которых сказал наш уважаемый радиослушатель, они как раз дискредитируют общее движение. И они рано или поздно себя дискредитируют в глазах широких масс. Партия кадетов выдвигала социальные лозунги, даже 8-часовой рабочий день, вносила свободу политических стачек, экономических стачек, профсоюзов. Мы сейчас как раз говорим, что сила будущего натиска на правящий режим зависит от того, сумеют ли найти общий язык ответственные либералы, которые не отбрасывают в сторону социальные требования. Потому что «демократия только для богатых» - это не демократия, это олигархия, «теория элит» и так далее. И наша задача объединить социальные требования с политическими, а они взаимосвязаны в жизни. И если мы эту взаимосвязь и в программных документах, и в своих действиях проведем, то тогда Россия будет свободной и в социальном, и в политическом отношении.
Александр Скобов: А я бы так ответил на вопрос. Есть люди, которые на мир смотрят через призму проблемы прав отдельной личности, чтобы ее не ущемляло общество и государство. Это люди либерального мировоззрения, для них это главное. Есть люди, которые смотрят на мир через призму происходящей в обществе социальной и межклассовой борьбы, межклассовых противоречий, марксистский, социалистический взгляд на общество. Есть люди, которые смотрят на мир через призму существования в обществе определенной межэтнической конкуренции, соперничества. Само по себе это ничего не говорит. Можно выступать за права человека, но не требовать свободы сильному, подавлять слабого. Можно быть марксистом, но не пытаться решить межклассовые противоречия при помощи «красного террора», а последовательно отстаивать интересы неимущих через профсоюзную и парламентскую борьбу. Точно так же и те, кто более всего чувствителен к каким-то межэтническим проблемам, они могут пытаться решить эти проблемы цивилизованно, а могут становиться ксенофобами и погромщиками. И нужно отличать одних от других – вот и все.
Виктор Резунков: Анатолий из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: А вы рассчитываете на свой политический успех какого-либо рода?
Евгений Козлов: Перед 10 декабря, по-моему, я не ожидал, что будет такой взлет массового протеста. И когда я увидел Пионерскую площадь и окружающие улицы, скверы, заполненные народом, это было для меня неожиданностью. Я не ожидал, что 6 мая будет многочисленная акция, что протестанты найдут силы и дать сопротивление, и не спровоцировать массовые беспорядки. Они вели себя достаточно разумно, на мой взгляд. Ни одну революцию, ни 1905 года, ни 1917 года, политики, которые их готовили, не могли предсказать, ни нынешние события мы не можем детально предсказать. Мы верим только в то, что иного пути у России нет. Мы имеем определенную стратегию и тактику, она выражена, в том числе, в Манифесте свободной России, там разложены по полочкам все политические реформы, политические требования. И мы знаем лозунг, что нужно поступать так, как должно, а что будет, то будет. Но мы не какие-то слепые котята, есть определенный опыт политический, и мы знаем, как это делается. И технологии передачи власти, технологии давления на власть мы за эти 20 лет уже отработали и имеем некоторое представление о них. Нельзя ничего заранее предсказать, но надо всегда бороться и стремиться к максимуму достижимого.
Александр Скобов: Объективная почва, объективные предпосылки для массового движения за изменение нынешней общественной системы существуют. Другое дело, что те люди, которых выносит на гребне этой волны, и которые как бы становятся во главе, если будут очень стараться, любое движение могут испортить и загубить. Но если им не удастся движение испортить и загубить, оно, несомненно, победит, и оно имеет для этого объективную историческую почву. А как скоро это произойдет – не будем гадать.
Виктор Резунков: Кирилл из Челябинска, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. А я в оппозицию в России не верю. Я считаю, что большинство из оппозиции – это дети и родственники номенклатуры, которые потеряли привилегии, спецраспределители, а сейчас хотят все это вернуть. И все они на один лад.
Виктор Резунков: Да, есть такая точка зрения. Валентин из Рязани, пожалуйста.
Слушатель: Национальность, к которой принадлежит самая верхняя власть – Сечин, Путин, Медведев, они смотрят на мир только через призму банковского билета – это шовинизм или национализм?
Александр Скобов: Классовый интерес.
Евгений Козлов: В партии «Единая Россия» самый большой процент членов КПСС. Я не думаю, что в либеральных или даже в новых коммунистических партиях этот процент был выше. «Вот все они одним миром мазаны, и пусть они между собой как-то разбираются, а я в этом не буду участвовать, - эта позиция, на мой взгляд, очень несимпатичная. Она как раз приведет к тому, что будет продолжаться то, что будет продолжаться. Мы уже говорили, что нужно давить на оппозицию, вести ее, направлять. И если будет массовое движение, я думаю, оно выдвинет новых лидеров, новые организации, и они будут свободны от всех тех пережитков прошлого, которые мы наблюдаем в нашей политической жизни.
Виктор Резунков: Лена пишет: «Мне кажется, нынешние руководители оппозиции забыли опыт предыдущих революций. Например, в 17-м году народ разбудил «Колокол» Герцена. А у нас, кроме Сетей, нет никакой информации для людей, которые не являются завсегдатаями этих Сетей. А революции без народа не бывает. Нужна пресса, радио, какие-нибудь листовки хотя бы, чтобы народ знал, что делается в стране». Вот Лена упомянула 17-й год. А 17-й год склоняют все, кому не лень.
Например, Ихлов в своей статье, которая опубликована на «Каспаров.Ru», пишет: «По потенциальному накалу противостояния нынешняя ситуация быстро приближается к цивилизационному конфликту большевистских масс и деклассированной интеллигенции с дворянством Петербургской цивилизации 1917-1920 годов. Вся разница в том, что сейчас атакуют «белые» - русские европейцы, а «евразийские» массы омещанились и хорошо выдрессированы годами путинской полицейщины, и потому предоставляют возможность любимой и сакральной власти защищать свой привычный образ жизни».
Евгений Козлов: Я могу вспомнить известного теоретика, что история повторяется в виде фарса, потому что повторить реальное событие невозможно, можно только шаржировать, фарс какой-то изображать, использовать в определенных политических целях. Мне кажется, что никакой аналогии между событиями 17-го года и нынешними событиями нет. Еще в 2005 году, когда было «Петербургское гражданское сопротивление», либералы боялись входить. Некоторые говорили: «Мы с вами объединимся, свергнем власть, а вы нас потом расстреляете». Страх ГУЛАГа и расстрела. Даже хотели какие-то декларации подписывать о намерениях, что мы осуждаем террор. Но во многих левых документах нет ни террора, ни диктатуры пролетариата. Да это и невозможно по нынешней ситуации. Поэтому никакие аналогии с динамикой большевистской революции здесь, мне кажется, неуместны.
Но есть общие тенденции развития всех массовых движений, революций, национально-освободительных движений, кампаний социального недовольства – это радикализация. Потому что по мере удовлетворения определенных требований выдвигаются новые и идет определенная дифференциация внутри борющегося лагеря, это неизбежно. Но пока мы очень далеки от этой цели. И режим, о котором Ихлов правильно пишет, в основном за счет социального манипулирования, демагогии и использования антилиберальных настроений широких масс и много чего другого как раз создает себе социальную поддержку достаточно устойчивую, на мой взгляд. Важно, что идут внутренние процессы. Я думаю, что общая оппозиционность возросла, только эта оппозиционность не имеет выхода практического. Люди не знают, что делать. Она накапливается, и этот потенциал рано или поздно рванет, но не сейчас. Мы находимся на общедемократическом этапе борьбы. Эти демократические свободы нужны как предпосылка решения социальных проблем. Профсоюзная свобода и зарплата – очевидный пример. Поэтому есть объективная социально-классовая база для единства действий всех тех слоев, которые здесь участвуют. Можно умничать и говорить, что у нас только нарождается национальная буржуазия, она находит свое какое-то политическое проявление, она борется против тех, кто ей кажется номенклатурой, выходцами из КГБ и так далее. Это борьба правящих элит внутри единого класса, на мой взгляд. А вот что касается средних слоев, средний класс или средняя, мелкая буржуазия, они заинтересованы в этих переменах. Любой мелкий предприниматель вам скажет о чиновничьем беспределе, о том, что с этим пора заканчивать.
Александр Скобов: По поводу аналогий с 17-м годом, каковыми принято обычно у нас пугать. Когда на общедемократической основе удастся изменить существующую власть, в этом обязательно будет участвовать и буржуазная элита, и средний класс, и масса менее обеспеченных слоев, которые нельзя отнести к среднему классу. Если там не будут учтены интересы всех этих слоев, если опять более элитарные слои не попытаются «кинуть» менее элитарных, тогда октябрьского сценария не будет.
Евгений Козлов: Все то, что мы вначале обсуждали, о противоречиях между системными и несистемными, левыми и правыми, националистами – это лаборатория взаимного уважения, учета интересов, поиска компромиссов. Сейчас наша основная задача – создать такую политическую модель, такую политическую систему, где бы все социальные силы могли быть представлены, имели бы право мнения, могли бы высказаться открыто во всех средствах массовой информации, в законодательных органах должны иметь представительство. Вот тогда мы будем иметь ту демократию, которая позволит, никого не угнетая, все-таки обеспечить какое-то социальное благополучие в рамках известных нам европейских конструкций социального государства.
В этой политической борьбе мы ставим основную задачу – замена нынешнего авторитарного режима президентской республики парламентской республикой. У нас есть какая-то политическая модель, хоть она в России мало приспособлена, но она неизбежна, и она дает возможность сотрудничеству или сосуществованию различных социальных и политических сил.
