Михаил Соколов: Конференция "Россия: политический и экономический сценарий поствыборной эпохи", которую проводит Фонд Эберта и Владимир Рыжков, проходила в Барнауле уже в 19 раз. Политологи и экономисты пытаются нащупать основное направление вектора развития страны, на который влияет ожидание удара по сырьевой российской экономике второй волны мирового кризиса и массовые протесты, спровоцированные фальсификацией властями думских выборов, а также репрессии против антипутинской оппозиции.
Обещанная модернизация политической системы России превращается в ее имитацию: выборности членов Совета федерации не будет, регистрация множества партий является для власти лишь способом создания массы спойлеров, а якобы прямые выборы губернаторов ограничены фильтрами.
Не все так просто, утверждает вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин. По его мнению, Кремль ищет выход из конфликта с политической оппозицией в сделке с еще недавно им же униженными региональными элитами.
Алексей Макаркин: Региональные и местные выборы, которые пройдут в этом октябре, они уже пройдут в принципиально иных условиях в сравнении с тем, что было раньше. Некоторые неожиданности там могут произойти, а революционные изменения вряд ли возможны. Власть чувствует, что период наибольшего благоприятствования для нее закончился и, следовательно, надо отменить некоторые шаги, пересмотреть некоторые решения, которые были приняты в тот момент, когда ситуация для власти складывалась максимально благоприятно.
То есть власть изменяет правила игры в зависимости от конкретной ситуации, что для нее представляется возможным, выгодным или невыгодным в тот или иной момент. Причем, частично происходит возвращение к тем способам, которые властью в свое время были апробированы. То есть на самом деле не очень много принципиально новых вещей.
Возвращение к партийному многообразию, в каждом регионе будет своя ситуация, но возможны такие регионы, где у "Единой России" будет слабый результат, там запустят какую-нибудь партию рабочих, и она сможет стать союзником "Единой России", образуя вместе с ней большинство.
Второе – это ставка на одномандитников. Одномандатник, причем одномандатник, который идет от партии власти официально, и одномандатник, который может идти от каких-нибудь союзнических партий, и одномандатник, который идет формально независимый, он может войти в это будущее большинство.
В-третьих, это частичный союз с региональными элитами. Вообще с региональными элитами у Кремля отношения были противоречивые. Достаточно вспомнить, что в 2000 году, когда начиналось строительство административной вертикали, то именно по региональным элитам был нанесен определенный удар достаточно серьезный с переформированием Совета федерации, который перестал быть губернаторским клубом. Следующий удар, еще более сильный, был нанесен в 2004 году, когда были отменены выборы глав регионов.
Сейчас главное, что для власти политическая оппозиция выглядит куда более серьезным оппонентом, чем регионы. Здесь мнение властей и региональных элит оказались близки. Большинству региональных элит тоже не нужна оппозиция, большинство региональных элит тоже воспринимают оппозицию как угрозу для себя, для своих интересов. Они уже интегрировались в "Единую Россию", они внутри договорились, и они не хотят больших изменений. Поэтому есть возможность на этой основе договориться.
И наверное, такой второстепенный момент, что изменился характер региональных элит. Оттуда ушли какие-то амбициозные фигуры, которые имели общенациональные, федеральные перспективы. Нет Лужкова, Шаймиева, Рахимова. А те фигуры, которые их сменили, они уже поднялись в иной ситуации, уже поднялись в нулевые годы, и поэтому они не рассматриваются властью на сегодняшний момент как серьезные оппоненты. Вот этот союз с регионалами нашел свое отражение в понятии муниципального фильтра.
У нас его чаще всего рассматривают только с одной стороны – как препятствие для оппозиции. Препятствие удобное для Кремля, потому что отсекать оппозицию станут на региональном уровне, а как бы федеральный центр здесь оказывается ни причем. По сравнению с первоначально планировавшимся президентским фильтром, когда президент принимал на себя политическую ответственность за возможные непопулярные решения, за недопущения оппозиционного кандидата, муниципальный фильтр выглядит вполне приемлемым.
Можно сослаться на опыт Франции, но у нас обычно, когда говорят о зарубежном опыте, ограничиваются одной фразой, что и во Франции такая же ситуация. Но во Франции такая ситуация только на президентских выборах и нужно получить поддержку одного процента представителей элиты. У нас при самом оптимальном сценарии это 5%, а большинство регионов, не сомневаюсь, установили максимальную планку в 10%.
У муниципального фильтра есть еще одна составляющая – это возможность для региональных элит не допускать неприятных для этих элит фигур. Если кто-то захочет провести своего главу региона, ему надо договариваться с региональными элитами, чтобы кандидат Кремля смог собрать эти подписи. Это невозможно делать в одностороннем порядке, значит должна быть улица с двусторонним движением.
И второй момент, который можно рассматривать как сигнал региональным элитам - это изменение порядка формирования Совета федерации. Регионалы были весьма недовольны тем, что Совет федерации заполнен исключительно или почти исключительно федеральными фигурами, которых подбирают на федеральном же уровне. Предпоследние изменения, которые были внесены в законодательство, что может быть членом Совета федерации только региональный или муниципальный депутат в данном регионе. Они обходились очень легко, то есть человек проводился где-нибудь в каком-нибудь "гнилом местечке" ( как назывались такие округа в Англии в XVIII – первой половине XIX столетия), в случае Валентины Ивановны Матвиенко, и необязательно было всерьез заниматься проблемами этого региона.
Сейчас предлагается схема, при которой кандидат на главу региона формирует свой список, и один из участников этого списка становится членом Совета федерации. Для этого списка снова вводится ценз оседлости, участник должен в течение пяти лет прожить в этом регионе. Регионалам делаются два таких подарка.
Что касается подарка, связанного с Советом федерации, здесь я неслучайно употребил слово "подарок". Имеется один обходной маршрут: исключение делается для реально фигур, реально персонажей, занимающихся разными сферами деятельности, в том числе для сотрудников федеральных структур, которые работают на данной территории. Кандидат в сенаторы может за два дня до своего включения в список назначен, например, замом руководителя управления федерального казначейства в этом регионе и, пожалуйста, он уже имеет полнейшую возможность, потому что он два дня как регионал.
Михаил Соколов: Политолог Александр Кынев проанализировал действия власти и оппозиции в России после декабря 2011 года и дал довольно мрачный прогноз политического развития страны.
Александр Кынев: После того, как стало понятно, что проблема партийной кампании зашла в тупик, ничего другого не оставалось, как переходить к стратегии размывания протестных голосов путем большого количества партий. Следующее: принудительное выведение губернаторов на проведение подобной процедуры, то есть заставить их хоть как-то делать ставку на местное общественное мнение. В итоге закон получился такой, какой получился, поскольку по-другому они не умеют все равно.
Возврат прямых выборов мэра или попытка возвращения выборов, замена наиболее проблемных губернаторов, поменяли 20 губернаторов после декабря месяца. Но, однако, при этом хватает понимания убирать наиболее проблемных. Однако, на кого их меняют. На более популярных? Нет. В основном замена – это раздача регионов по корпорациям группам федеральной элиты, плюс в ряд протестных регионов назначены губернаторы, ярко выраженные автократы, которые в прежних регионах либо ассоциировались с массовыми нарушениями, либо известны как жесткие лидеры – Меркушкин, Ерощенко в Иркутске.
Дистанцирование Путина от "Единой России". Попытка ухода от пропорциональной системы к смешенной на выборах, по Московской области это произошло до выборов в Государственную думу, за это бился Володин после выборов парламентских, об этом публично писалось в прессе. Однако в итоге идет борьба: системные партии хотят системы пропорциональной, руководство "Единой России" и господин Володин явно заинтересованы в смешенной.
Дальше: усиление сегментизации в элите, попытка предотвратить появление новых сильных фигур внутри нее. То есть явная боязнь дворцового переворота, ощущение того, что если будет новый кандидат внутри самой элиты, то в условиях роста протеста могут быть варианты, похожие на дворцовый переворот в Латинской Америке или Ближнего Востока. Если мы посмотрим на конфигурацию нового правительства и администрации президента: явное размывание функций между большим количеством чиновников имеет очевидную цель - предотвратить появление новых сильных фигур внутри самой федеральной элиты, дублирование функций в том числе.
В отношении оппозиции – запугивай, запутывай. То есть демонстративно жесткие действия в отношении протестных лидеров и отдельных активистов, публичные скандалы с целью психологического давления и деморализации лидеров. То есть, понятно, что рассчитывать, что обществу удастся каким-то образом людей дискредитировать и в этих условиях, мне кажется, наивно, а то, что на людей давят психологически – это очевидно. Инициирование скандалов и расколов между представителями оппозиции, различные спойлерские технологии, например, господин Варламов в Омске.
То есть, что у нас получается: крупнее города, если взять сумму миллионников, полумиллионников и городов более 350 тысяч - это примерно 36 миллионов жителей страны, это та часть общества, которая заинтересована в переменах. Средний город, в том числе моногорода - процентов 25, и периферия - это село и малый город, то есть территории бюджетозависимые и часто патриархально настроенные – 38%. На кого сегодня делает ставку федеральная власть? Вот иллюстрация – закон о выборах губернаторов. Внутри многоуровневый фильтр, 5-10% депутатов местного самоуправления территорий, но есть еще два момента, на которые обычно пресса обычно внимание не обращает. Первое: среди подписантов должны быть представлены 75% муниципальных районов и городских округов, но а при этом депутатов районов и городских округов должно быть от 5 до 10%. Это означает, что 90% подписантов за кандидата в губернаторы должны быть депутатами поселений, а большинство поселений сельские. Сколько же у нас населения живет в сельских поселениях? То есть 38 с малыми городами, без них еще меньше.
Таким образом на сегодняшний день делается ставка на то, чтобы избирательная системе гарантировала гипертрофированное представительство периферии, которое по определению не может быть никаким локомотивом развития страны. При этом пропорциональная система продолжает гарантировать территориям с более высокой явкой, то есть перифериям регионов завышенное количество мандатов по сравнению с городами, где явка ниже. То есть система работает на представительство тех, кто ни в каких переменах не заинтересован.
Вывод: власть делает ставку на консервативную и антимодернизационно настроенную периферию, фактически это сословное представительство конца XIX– начала XX века наоборот. Искусственное завышение представительства периферии - ограничение влияния городов.
Что при этом власть не учитывает и какие ошибки допускает. Во-первых, эффект совмещенных выборов, моделирование показывает, что он работает против нее, властные политтехнологи инерционно находятся в 2007 году, они не могут отойти от шаблонов, когда у них все было хорошо. Отсюда безумная идея с единым днем голосования в сентябре, когда им кажется, что они хватаются за соломинку, которая вытащит их из этой политической трясины.
Эффект обманутых ожиданий. Потому что скандальная реализация всех обещанных реформ еще больше дискредитирует власть.
Непродуманность ряда решений, что можно объяснить только глубочайшей внутренней паникой, когда решения принимаются на коленке, провели летучку: а не сделать ли нам что-то? Сказать что-то против не получается, потому что людей, способных иметь точку зрения, давно вычистили, любая глупость превращается в закон. Уже не говоря о том, что они боятся выборов как системы, где люди могут назло проголосовать, показав в последний момент фигу в кармане.
На этом фоне происходит радикализация оппозиции из-за переизбытка давления, муниципальный фильтр на выборах губернаторов неизбежно приведет к политизации. Это их база, но начинают искусственно политизировать. Отсутствие персональных лидеров у сетевого сообщества. То есть бессмысленно заниматься дискредитацией Путина, когда лидеров нет - это особенность информационной среды. Переоценка выборных технологий, сегодня не 1995 год, а 2012, и как показывает анализ выборов в Омске, спойлерам нужно платить огромные деньги, эффект оказывается близкий к нулю.
Имитация реформ, не решаемость никаких проблем в системе управления, закон о губернаторах выхолостили так, что даже эти схемы мало меняют реальную мотивацию тех же губернаторов, и недоучет региональной динамики, они оценивают проблемные регионы в статике, когда показывают ситуацию по регионам, регион, который еще вчера казался управляемым, завтра может рассыпаться. Как было в Костроме: Слюняев возглавил Кострому в 2010 году, в 2011 году она рухнула. Копилось, копилось и в какую-то точку регион взял и провалился.
Что в ближайшее время может происходить? Нельзя недооценивать власть просто потому, что карты в руках у нее, она инициатор решений. Там тоже есть неглупые люди, но дело в том, что сама система сложная. И нельзя недооценивать оппозицию. Для того, чтобы произошел очередной качественный скачок, чтобы была следующая волна, напоминающая декабрь, нужно тот самое роковое стечение ряда обстоятельств для той же власти. Поэтому, что произойдет тогда, когда в какой-то точке совпадут негативные тренды в политике, в экономике, в гражданском обществе, этнические конфликты, техногенные катастрофы, глобальные ситуации и так далее. Вопрос прогнозируемости, когда этот график нестабильности в разных сферах сойдется в одной точке.
С точки зрения политической системы, что у нас на ближайшие годы. 2014 год – Олимпиада в Сочи. Очевидно, это будет фактором повышения политической активности, темы коррупции. Я подозреваю, что мы очень много интересного узнаем, что как делается. Нас во Владивостоке саммит, внезапно мост горит, дороги размываются и так далее. Посмотрим, что будет в Сочи.
В 2014 году выборы Московской городской думы. Любая избирательная кампания в Москве сегодня – это фактор федеральной политической дестабилизации.
2015 год - 30 выборов губернаторов, то есть в трети регионах страны одновременно будут проходить избирательные кампании. Конечно, это фактор федеральной политической дестабилизации. В 2016-м выборы в Госдуму.
То есть, на мой взгляд, я не знаю, что будет с экономической частью, в политической части 2014-16 год - это зона непредвиденной политической турбуленции.
Почему важен фактор оппозиции? Это появление новых лидеров, поскольку старые дискредитированы и разница голосования между кандидатами в президенты и партиями - это наглядное доказательство того, что протест готов концентрироваться за кого угодно, но реальных лидеров оппозиции нет.
Мы видели, насколько отличается энтузиазм в отношении Зюганова и КПРФ в целом, тот фактор, который может радикально изменить расклад в стране - это смена лидера компартии. Поскольку с Зюгановым лично связано большое количество каких-то личных фобий, электоральных мифов и так далее, любая новая фигура, неважно, какого она качества, будет означать снятие психологических барьеров вокруг объединения КПРФ для значительной части избирателей. Поэтому потенциальная замена лидера компартии - важнейший фактор роста в целом политической приемлемости оппозиции как таковой и мобилизация вокруг кого-то одного.
Затухание ЛДПР мы уже наблюдаем по поведению того же Жириновского, по географии его поездок региональных и так далее. Ожидание нового популистского лидера, если он появится - это сегмент популистский, он не националистический.
Если посмотреть, что делал Прохоров, региональная сеть Прохорова с точки зрения качества местных штабов и лидеров, на самом деле это примерно тот же материал, из которого строятся региональные организации ЛДПР. Никакой либеральной общественности в штабах Прохорова в регионах близко не было - это были местные предприниматели, часто специфического толка и обычно близкие к властям. Теоретически будут голосовать против Прохорова как человека, который при всей разности имиджей, привлекает ту же местную региональную нишу.
Перспективы "Единой России": либо перезапуск широкой структуры под новым названием. Потому что широкая структура может быть внутренне идеологически невнятной. Если это будет что-то четкое, сплоченное, с более внятной идеологией - забудьте про большие результаты, вы не сможете аккумулировать интересы разных игроков. Означает меньший процент, меньший процент неизбежно будет вести к изменению формата взаимоотношений с другими партиями по формированию коалиций. То есть либо убираете "Единую Россию", создаете что-то новое широкое, рыхлое, непонятное и набираете большой процент.
И очень важный момент, если посмотреть на общую эволюцию стран Восточной Европы, где очень много похожих с нами происходит процессов, что является мейнстримом последних лет - либеральный национализм, то есть сочетание ценностей национальных с ценностями защиты собственности и так далее, требование либерального национализма или сочетание темы национализма коррупции. Вот неким таким синтезом данных трендов в России можно считать Алексея Навального.
Михаил Соколов: Вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин дал прогноз хода региональных кампаний осенью 2012 года.
Алексей Макаркин: Мы сразу можем оставить в покое Белгородскую, там у оппозиции никаких шансов, там очень авторитарная система, которую выстроил губернатор Савченко. Достаточно сложно будет оппозиционерам на что-то рассчитывать и в Амурской области, там достаточно высокий рейтинг губернатора Кожемяко. Поэтому, наверное, будут серьезные попытки в двух регионах – это Брянская и Новгородская области.
В Брянской области губернатор свой, но достаточно ослабленный и не консенсусный. В Новгородскую область губернатор был прислан из Москвы, что так же создает определенные шансы.
Что касается КПРФ, коммунисты сейчас, я думаю, сконцентрируются в значительной степени на том, чтобы удержать за собой Владимирскую область, там выборы в следующем году. Плюс у коммунистов есть амбиции относительно Орловской области, где у них традиционно очень сильные позиции. Поэтому вряд ли они будут сейчас делать какие-то большие ставки.
Выборы мэра Калининграда, где КПРФ и "Справедливая Россия" согласовали консенсусную кандидатуру, кандидатура откровенно не харизматичная, кандидатура довольно слабая. То есть они обозначают присутствие, более того, они подчеркивают, что они договорились - это всегда плюс для оппозиционеров. С другой стороны они договорились о кандидате, который не очень опасен для действующей власти.
Что касается "Справедливой России", у нее отсутствуют какие-то сильные кандидаты в регионах, которые могли бы бороться за губернаторство, по крайней мере, в этих регионах. Но под ее флаг могут пойти какие-то фигуры, которые не связаны с Кремлем, с властью, которые имеют свой финансовый ресурс, которые не хотят идти ни в КПРФ, ни в ЛДПР по разным причинам, и которые могут поднять этот флаг. Каких-то больших неожиданностей ожидать на региональных выборах не приходится, а вот интерес представляют то, что касается выборов мэров - это только Калининград, это один из центров протестной активности, в 2010 году был главный центр, опережал даже Москву. Но с другой стороны, как мы видим, те же самые коммунисты и эсеры договорились о достаточно слабом кандидате.
И здесь ключевой момент будет с выборами в городские самоуправления - это семь выборов административных центров субъектов федерации, и здесь будет много интересного. Потому что здесь будет Тверь, где очень сильные позиции у КПРФ, Ярославль, где будет сильная конкуренция в связи с победой Урлашова на выборах мэра. Интересные выборы будут во Владивостоке, где традиционно протестные настроения, где достаточно сильные коммунисты, где есть совершенно неувядаемый Черепков, который восстанавливает свою партию "Свобода и народовластие" под чисто популистскими лозунгами и который, безусловно, проведет своих сторонников.
В Курске будут интересные выборы, где губернатор Михайлов уже управляет регионом в течение 12 лет, он ослаблен, и он не консенсусная фигура для региональной элиты. Задача оппозиции здесь получить приличнее результаты в этих самоуправлениях, что может стать для нее плацдармом для дальнейших выборов глав регионов уже в 2013-14 годах.
Михаил Соколов: Во время дискуссии на политологической конференции в Барнауле известный политолог Алексей Левинсон подчеркнул, что с точки зрения большинства жителей России никакой политической системы на самом деле нет, и потому он призывает не переоценивать роль электорального процесса.
Алексей Левинсон: Наша так называемая политическая система или электоральная система есть вещь, безусловно, очень важная в перспективе, когда средствами выборов и политической борьбы, борьбы в парламенте народ сможет управлять своей страной. Но на сию минуту мы от этой ситуации бесконечно далеки по всем названным параметрам. Парламент реально влиять на управление страной не может, даже если были бы туда выбраны те, кого люди хотят выбирать. Выборы происходят, но при этом люди к их результатам относятся равнодушно. В выборах видят совсем другое, не один об этом говорю, что выборы – это своего рода символический акт, акт выражения лояльности или выборы - это средство контроля над тем, как относятся к нам.
Фальсификации на выборах вызвали большую волну протеста, чем сами результаты выборов. Объем фальсификаций, как его ни измеряй, за выборы последнего десятилетия примерно один и тот же за счет того, что одни и те же технологии применяются и так далее. И только сейчас в силу абсолютно других обстоятельств он вызвал волну протеста, в которой не выборы явились фактором политической мобилизации, а протест против фальсификаций, который дальше сменил свой предмет, стал протестом против власти вообще, против власти бюрократии, против конкретных лиц. И как же не замечать этого обстоятельства?
Реальная политика, которая связана с протестным движением и подавлением этого протеста, она явно идет не по рельсам региональной проблематики. Но моя реплика была связана с тем, чтобы внимание общественности не было бы приковано лишь к самим выборам. Еще не пора, надо к этому готовиться, но самое важное происходит помимо. И это наша беда на самом деле, что реальный инструмент, каким является парламент, ясно почти не работает. Значит внимание другим инструментам.
Михаил Соколов: Сотрудник Левада-центра Алексей Левинсон уверен, что реальная политическая жизнь зависит от действий исполнительной власти, а влиять на нее граждане могут пока не столько голосованием на выборах, сколько массовыми выступлениями.
На политологической конференции в Барнауле руководитель Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев предупредил, что в общественном мнении России произошли серьезные изменения.
Михаил Дмитриев: На протяжение предыдущих трех лет, если мы возьмем, например, некоторые измерители протестности, которые делает Фонд общественное мнение, то склонность населения к протестам в целом по России довольно быстро нарастала, каждый год прибавлялось еще 10% населения, которые готовы были протестовать. К 2011 году этот уровень уже составлял 40%.
Наше новое исследование показало совсем другу картину. В целом по России как раз в период президентских выборов склонность к протесту стала снижаться, и она вернулась на уровень до 2011 года. У нас была гипотеза, что протесты продолжатся в массовом порядке и будут двигаться в основном недовольством населения крупных городов, относящихся к тому, что мы сейчас называем городским средним классом. Но выяснилось, что даже в городском среднем классе склонность к протестам не такая высокая, как была. Произошло какое-то неожиданное для нас самих отделение той группы москвичей, которые активно протестуют, участвуют в уличных акциях, от остального массового городского населения.
В целом по России протестность снижается, а в узкой группе протестующих москвичей она заметно возросла. Резко вырос уровень радикализации. 10% протестующих, согласно последним данным, готовы к насильственным революционным методам борьбы, что раньше не наблюдалась. Половина протестующих готова участвовать в несанкционированных митингах, даже если их будут штрафовать по нынешним чудовищно высоким нормам уровням штрафам. Подавляющее большинство протестующих намерено продолжить протесты.
Здесь малая «московская Россия» разошлась с основным населением страны очень сильно. Горожане, жители крупных городов, их уровень жизни и вообще характер их потребления, образ жизни очень сильно разошлись с российской глубинкой, и у них поменялись ценности, поменялись приоритеты, отношение к политике, отношение к экономическим проблемам. Мы ждали, что это будет главным движущим фактором политики, что у горожан одни интересы, одни установки, а у остальной России эти установки другие. Если протестующие москвичи, для них приоритетом является политические изменения, например, досрочные выборы, изменение выборного законодательства, изменение законов о партиях, свобода средств массовой информации, то для остального населения страны приоритеты совсем другие, они связаны с довольно узким набором проблем.
Эти проблемы, неважно, где мы проводили исследования, в Москве или в каких-то небольших городах, очень отдаленных от городских центров, всюду приоритеты оказались одними и теми же, и они были очень ярко выражены. Вот приоритеты, на которых люди настаивали здесь - надо менять ситуацию в стране. В основном это касалось четырех сфер – здравоохранение (это на первом месте везде), образование, личная безопасность, правопорядок и законность в смысле возможность защитить свои права перед произволом государства или чиновников, или кого-то еще, и последняя тема - это жилищно-коммунальное хозяйство и инфраструктурные проблемы. Эти проблемы называли все, трактовали их примерно одинаково.
И что очень важно: люди по-другому понимают суть этих проблем и то, как их нужно решать. Если бы мы вначале 2000 годов таких исследования получили, то, наверное, про здравоохранение много говорили, но тогда люди считали, что самое главное потратить как можно больше денег на эти цели, поднять зарплату врачам, обеспечить финансирование учреждения, лекарства. Сейчас об этом говорят значительно меньше, потому что возникло ощущение, что все четыре проблемы, про которые я сказал, они не решаются просто растратой денег. Масса случаев, когда и в центре, и в глубинке рассказывают, что деньги заплатили, а результат получился очень плохой. Залечили до смерти или детей учат плохо, хотя вымогают деньги. С полицией, с судами, за деньги, без денег, ты справедливости не добьешься.
Большинство проблем, с которыми сейчас люди сталкиваются, выдвинулись на первый план, очевидно, они связаны не просто с расходованием денег, а с тем, что сама система сбоит. Это кризис плохих институтов, с которыми Путин и его правительство так и не смогли справиться в течение последних 15 лет. У нас не научились заставлять сложные системы типа образования, здравоохранения или полиции работать хорошо.
Недовольство населения возросло, но оно носит не политический характер, люди не связывают эти проблемы с изменением политической системы, и в то же время они не связывают их просто с тем, чтобы залить все деньгами. Эти изменения, как нам показалось, носят более серьезный характер. Старый левый популизм, который толкал политиков на безответственные обещания, которые невозможно выполнить, такого у населения поубавилось довольно сильно.
Поразило: довольно сильно поубавилось позитивное отношение к таким вещам, которые создают иллюзию решения проблем, но на самом деле проблем не решают. Например, упор на националистические решения внутренних проблем. Очень слабую поддержку оказывают националистическим движениям. Любые проявления агрессии даже по отношению к другим политикам, любые проявления неадекватного поведения, любые попытки раздать обещания, которые трудно исполнимы, любые попытки пропагандировать межэтнические конфликты, все эти вещи тут же отфильтровывались, и такие люди поддержки не получали. Но если человек нормальным, простым языком говорил, четко излагал свою программу и при этом демонстрировал ответственное поведение, нацеленность на решение практических проблем людей, таких поддерживали легко.
Это означает, что сейчас хуже стали работать механизмы выдвижения новых политиков сверху вниз, когда их предлагает власть, и люди соглашаются с решением властей. Раньше эти механизмы работали нормально, но зато появились новые вертикальные политические лифты, когда внезапно на местном уровне легко выстраивается доверие к новым людям, которые демонстрируют решение практических местных проблем и таким людям население готово доверять власть даже на самом верху.
Через некоторое время вот это изменение отношения очень сильно поменяет наш весь политический ландшафт. Как только таких людей будут выбирать, они получат определенную опору населения, выяснится, что, например, у муниципалитетов нет ресурсов, чтобы добиваться этих целей, которые ставит их новое руководство, потому что муниципалитеты лишены бюджетных ресурсов, они зависят от субъектов федерации. То же самое у субъектов федерации: доходная база их собственная дает только треть ресурсов от всех ресурсов Российской Федерации. Еще 15 лет назад две трети всех ресурсов находились в распоряжении субъектов Российской Федерации. Надо понимать масштабы централизации, которые произошли. Скорее всего результатом станет постепенное движение в сторону нового перераспределения полномочий вниз, на уровень муниципалитетов и на уровень субъектов Российской Федерации. Это приведет к усилению федералистских тенденций и заставит федеральные власти в том числе передавать налоговую базу.
Михаил Соколов: Аналитик фонда ИНДЕМ Юрий Коргунюк отметил, что в России есть очень узкая элитная группа, которая монополизирует власть, и есть весьма многочисленное меньшинство, которое при относительном безразличии большинства населения сейчас демонстрирует свое острое недовольство сложившейся ситуацией.
Юрий Коргунюк: После того, как Путин снова пришел на президентский пост, фактически гарантировал, что основное размежевание по-прежнему будет у нас по линии между властью и не властью. И чем дальше, тем напряжение по этой линии будет идти больше. Вокруг этого размежевания и будет строиться наша партийная система. Картина будет напоминать начало 90 годов, точнее, конец 80-х -1990-91 год, когда складывалась практически двухблоковая партийная система. С одной стороны это сторонники КПСС, которые всячески пытались себе найти союзников, а с другой стороны происходила консолидация противников КПСС в рамках демократической России. Сейчас, мне кажется, что как раз никакой консолидации в рамках демократической России быть не может, но тем не менее, что-то типа большого неформального блока, неформальной коалиции складываться будет обязательно.
Эволюционный сценарий отнюдь не гарантирован. Он может быть внезапно прорван революционным сценарием, то есть если вдруг политический процесс наложится на социальный протест. Когда это происходит? Когда происходит резкое ухудшение жизненных условий большинства населения, то есть в условиях экономического кризиса. Я думаю, в Кремле очень хорошо осознают это, и поэтому социальные расходы бюджета – это будет та самая статья, которую будут пытаться удержать всеми силами.
Михаил Соколов: Уверен руководитель отдела политики фонда ИНДЕМ доктор политических наук Юрий Коргунюк.
Руководитель Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев считает, что возможно после принятия непопулярных решений о повышении тарифов и акцизов совпадение политических и социальных протестов может привести к весьма рискованному тренду в российской политике.
Михаил Дмитриев: Население хочет другой системы, позволяющей решать другие проблемы, не те, которые решал Путин в 2000 годы. Что касается того, что будет, если кризис экономический совпадет с кризисом политическим, здесь у нас есть очень большие тревоги. То, что режим в существующем виде такую ситуацию уже не переживет, у нас нет сомнений, она будет протестной и при нынешних формах доверия скорее всего произойдет то, что экономические ожидания населения опять начнут диктовать поведение рейтингов доверия. Поскольку экономические ожидания населения упадут, то рейтинги доверия тоже начнут падать, но уже до другого уровня. Сейчас они ниже 50%, могут упасть до 20, как у Лукашенко в конце прошлого года. Вот тогда уже контролировать ситуацию в стране будет невозможно, особенно в условиях нарастания протеста.
Но что это будет означать с точки зрения возможности перехода к устойчивой конкуренции политической системы? Здесь у меня как раз больше всего вопросов. Я согласен с теми коллегами, которые эту тему комментировали, в том числе и Александр Кынев. Они полагают, и я тоже так полагаю, что мы можем получить ситуацию архаизации политических ожиданий населения. Опять на первый план выдвинулась проблема: где я буду ожидать зарплату завтра, чем я буду кормить детей, чем я расплачусь за жилищно-коммунальные тарифы.
Следовательно, вместо того, чтобы думать об институтах здравоохранения, правовом государстве или образовании, люди опять начнут думать о простых доходах. Возникнет проблема выживания, усилится интерес к радикальным политическим популистским решениям, которые основаны на раздаче денег из бюджета, усилится интерес к националистическим лозунгам, что мы уже наблюдаем в Западной Европе, даже в Западной Европе по тем же самым причинам, потому что кризис толкает к популизму. И мы получим более традиционное население, которое не очень будет готово к ответственному демократическому выбору. Вот это большая проблема, на фоне которой могут придти радикалы, националисты и популисты, и в такой ситуации мы можем получить еще одну неудачную демократическую революцию на бывшем пространстве СНГ.
Михаил Соколов: Осенние протесты в связи с ухудшением социально-экономической ситуации могут серьезно скорректировать политическую повестку дня, предупреждает в интервью Радио Свобода вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин.
Алексей Макаркин: Что важно, что власть сняла мораторий на непопулярные решения. Практически перед парламентскими выборами был введен мораторий на непопулярные решения. Власть хотела бы этот мораторий сохранить бессрочно, но экономическая ситуация вынуждает к тому, чтобы часть таких решений принимать, вроде повышения тарифов с 1 июля, часть будет повышена с 1 сентября, уже начали принимать непопулярные законы, сейчас в нашем парламенте рассматривается закон о том, что сами граждане должны будут вносить взносы за капитальные ремонты и так далее. Таким образом, как минимум, повестка дня уже будет скорректирована. То есть всем кандидатам и властным, и оппозиционным надо будет на это реагировать. Понятно, что реагировать будут по-разному, но все равно будут задавать эти неудобные вопросы.
Но степень социального протеста к этому октябрю, ее прогнозируют по-разному эксперты. Кто-то говорит о том, что поднимется народ, кто-то говорит, что этого в ближайшее время не произойдет так сильно, будут какие-то всплески в отдельных местах, в отдельных городах. Но я думаю, что все равно будет сказываться, потому что будет как минимум более напряженная ситуация. Как максимум, в каких-то регионах могут быть достаточно серьезные протестные акции.
Другое дело, не надо забывать двух вещей - одна положительная для оппозиции, другая отрицательная. Положительная - это то, что оппозиция почти вся совместима с этими протестными акациями. Раньше, допустим, демократическая оппозиция, либеральная оппозиция говорили, что эти непопулярные решения, они экономически необходимы и так далее, может быть спор был в технологиях, методах и не надо их особенно сильно поддерживать. Сейчас будут поддерживать все, и левые, и правые, и либералы, и так далее.
Негативная состоит в том, что протест может иметь разный характер. Протестующие, я думаю, пойдут сразу в двух направлениях прощупывать: они пойдут к оппозиции, чтобы оппозиция их как-то поддержала и добавила ресурсов, и они пойдут в сторону власти, угрожая сближением с оппозицией, что, власть, иди к нам на уступки, иначе мы пойдем к Навальному и Удальцову. И если власть будет идти на уступки, точечно в данной конкретной ситуации надо потушить, то тогда эти протестующие, возможно, от оппозиции будут отходить, как это было в Калининграде, когда они добились выполнения своих требований, а потом сказали: господа-оппозиционеры, извините, но мы добились всего и больше особо в вас не заинтересованы.
Михаил Соколов: Господа-оппозиционеры тоже добились своего и попали в областную думу.
Алексей Макаркин: Часть оппозиционеров тоже добились своего, тоже попали, тоже на определенных условиях. И оппозиция региональная тоже договорилась, по крайней мере, та часть, которая попала в областную думу. Поэтому здесь может быть очень неоднозначная ситуация, могут быть и всплески, может быть и рост влияния оппозиции, могут быть и договоренности в обход оппозиции регионалов с властями. То есть регионалы здесь действуют, исходя из собственных интересов, что им надо. Я не говорю, что их надо за это упрекать, потому что в данном случае они действуют абсолютно прагматически и рационально.
Михаил Соколов: Как в Красноярске получилось: выбрали мэра из "Единой России", но зато строительство завода ферросплавов было отменено.
Алексей Макаркин: Соответственно, это можно сделать, и такие примеры, я думаю, будут появляться и дальше. Но другое дело, что есть один момент насчет этого всего. В 2010 году было ясно, что власть может ликвидировать любой протест подобными средствами, то есть отсекая оппозицию от регионального протеста и идя на уступки регионалам. Сейчас это сложнее, потому что уменьшился финансовый ресурс. Тогда было легче, потому что был огромный резервный фонд, который можно было тратить, сейчас в условиях того, что в мировой экономике не ожидается положительных новостей, что в свою очередь влияет на цены на наши энергоносители, составляющие основную часть нашего бюджета, у власти возможность для того, чтобы решить вопрос одного, двух, трех регионов, есть, а если будет 20-30 подобных ситуаций, уже будет сложнее.
Михаил Соколов: Известный социолог Алексей Левинсон в интервью Радио Свобода отметил, что число тех, кто ожидает репрессий против оппозиции сейчас около 28%, но одобрило бы репрессии лишь 10%, и власть не может этого не понимать.
Алексей Левинсон: Если Путин следит за нашими данными, то он может знать, что просят репрессий 10% , а ожидают репрессий 28%, и стало быть, 18% их встретят с ужасом, а не с благодарностью. Кроме того, россияне перестали хотеть, если когда-нибудь хотели, этих сильных жестких действий. Они знают, что такое бывает, тот же телевизор им много сообщает о том, к чему приводят такие действия в других странах мира. Я бы сказал о том, что Путин, глядя на наши данные, а может быть не глядя на них, имеет совершенно другую возможность. Вот этот запрос на либерального Путина, я думаю, если он успеет, то может удовлетворить - это опция, которая у него есть.
Вообще российская власть, курс российского корабля власти всегда рыскающий, он два шага туда, два шага сюда. Путин сейчас делает два шага в эту сторону - это означает, что он сделает или, по крайней мере, может сделать в сторону противоположную. Мы знаем, что Лаврентий Берия готовил либеральные реформы, поэтому я не удивлюсь, если Владимир Путин примет такой курс, если он успеет это сделать, поскольку закручивание гаек означает обострение ситуации в стране, а не утихомиривание, как это может казаться.
Михаил Соколов: А все-таки просматривается как-то эта тема, о которой все говорят: если репрессии, то, соответственно, радикализация оппозиции и готовность к каким-то жестким действиям?
Алексей Левинсон: Если репрессии, то это размывание оппозиции, выделение из нее радикального крыла, которое действительно пойдет на что угодно. Я думаю, что для ответственной власти гораздо лучше иметь дело с консолидированной, но мирной оппозицией, чем с оппозицией раздробленной, в которой есть такое радикальное крыло. Потому что, что будет, если против их насилия власть употребит свое насилие - скорее всего будет очень плохо.
Потому что власть не умет аккуратно применять насилие и все, начиная с 9 января, все примеры исторические применения насилия означают, что социальные последствия, которые оно вызывает, они наверняка не те, которые ждали инициаторы этого действия. Иногда они вызывают гражданскую войну, иногда они вызывают волну репрессий, которая потом съедает, пожирает тех, кто был инициаторами.
Во всяком случае, примеров, когда вызвали казаков, казаки усмирили, и все стало тихо, российская история не дает.
Михаил Соколов: В России будет напряженная политическая ситуация и выходом из нее должен стать диалог, заявил на конференции в Барнауле сопредседатель Республиканской партии России – Партии народной свободы Владимир Рыжков.
Владимир Рыжков: Система управления продолжает разрушаться и депрофессионализироваться, становится все менее адекватной. Грубейшие, детские грубые ошибки совершаются фактически каждый день и конца этому не видно на фоне ухудшающейся экономической ситуации. Если Путин рассчитывал, что с президентскими выборами кризис политический закончится, этого не произошло. Мы пока не знаем точного ответа, стратегии Путина, нельзя судить по первым двум месяцам. Первые два месяца - это была попытка задушить на корню, пока по инерции она продолжается, идут обыски, аресты и так далее. Но в ответ поднимается волна. Те же девчонки из Pussy Riot, сейчас пошел фронт – интеллигенция, правозащитники и так далее. События на Болотной, когда были первые задержания, первые обыски, не было осознания масштаба. Сейчас, когда приходит осознание, что, возможно, это подготовка коллективного процесса в духе московских процессов 1937 года, когда небольшая группа политиков будет обвинена в организации массовых беспорядков, которых не было 6 мая, я это ответственно говорю - там не было массовых беспорядков.
Если вы откроете уголовный кодекс, статью 212 и прочтете, как описываются массовые беспорядки в этой статье, ни одного признака массового беспорядка 6 мая не было. И по мере осознания этого поднимается мощное общественное сопротивление против этого уголовного процесса. И мне кажется, сейчас власть в растерянности, потому что она видела волну сопротивления и по Pussy Riot, которая каждый день нарастает, и по уголовным процессам. И если она пойдет до конца как в Белоруссии и у нас появится 30-40 настоящих политзаключенным по событиям 6 мая, может быть выйдет миллион – это непредсказуемо, и тогда будет совершенно новая ситуация. И Путин будет оценивать риски, что делать в этой ситуации.
А с другой стороны, есть наш подход, мы его обсуждали недавно на встрече с Кудриным, Прохоровым, другими, что есть идея круглого стола. Альтернативой репрессиям является диалог с оппозицией. Предметом диалога будут не должности, никто ни на какие посты не пойдет - это никому не нужно из оппозиции, предметом диалога должна быть политическая системная реформа, в том числе реформа конституции и после этого выборы честные, свободные, на новых основаниях. И в результате этого формирование легитимной власти законодательной, исполнительной – вот предмет диалога.
Михаил Соколов: Все участники дискуссии на конференции в Барнауле признают наличие в России авторитарного режима, находящегося на распутье между ужесточением репрессий и частичной либерализацией. Из этого неустойчивого равновесия путинская политическая система может выйти в неизвестность уже этой осенью.
Обещанная модернизация политической системы России превращается в ее имитацию: выборности членов Совета федерации не будет, регистрация множества партий является для власти лишь способом создания массы спойлеров, а якобы прямые выборы губернаторов ограничены фильтрами.
Не все так просто, утверждает вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин. По его мнению, Кремль ищет выход из конфликта с политической оппозицией в сделке с еще недавно им же униженными региональными элитами.
Алексей Макаркин: Региональные и местные выборы, которые пройдут в этом октябре, они уже пройдут в принципиально иных условиях в сравнении с тем, что было раньше. Некоторые неожиданности там могут произойти, а революционные изменения вряд ли возможны. Власть чувствует, что период наибольшего благоприятствования для нее закончился и, следовательно, надо отменить некоторые шаги, пересмотреть некоторые решения, которые были приняты в тот момент, когда ситуация для власти складывалась максимально благоприятно.
То есть власть изменяет правила игры в зависимости от конкретной ситуации, что для нее представляется возможным, выгодным или невыгодным в тот или иной момент. Причем, частично происходит возвращение к тем способам, которые властью в свое время были апробированы. То есть на самом деле не очень много принципиально новых вещей.
Возвращение к партийному многообразию, в каждом регионе будет своя ситуация, но возможны такие регионы, где у "Единой России" будет слабый результат, там запустят какую-нибудь партию рабочих, и она сможет стать союзником "Единой России", образуя вместе с ней большинство.
Второе – это ставка на одномандитников. Одномандатник, причем одномандатник, который идет от партии власти официально, и одномандатник, который может идти от каких-нибудь союзнических партий, и одномандатник, который идет формально независимый, он может войти в это будущее большинство.
В-третьих, это частичный союз с региональными элитами. Вообще с региональными элитами у Кремля отношения были противоречивые. Достаточно вспомнить, что в 2000 году, когда начиналось строительство административной вертикали, то именно по региональным элитам был нанесен определенный удар достаточно серьезный с переформированием Совета федерации, который перестал быть губернаторским клубом. Следующий удар, еще более сильный, был нанесен в 2004 году, когда были отменены выборы глав регионов.
Сейчас главное, что для власти политическая оппозиция выглядит куда более серьезным оппонентом, чем регионы. Здесь мнение властей и региональных элит оказались близки. Большинству региональных элит тоже не нужна оппозиция, большинство региональных элит тоже воспринимают оппозицию как угрозу для себя, для своих интересов. Они уже интегрировались в "Единую Россию", они внутри договорились, и они не хотят больших изменений. Поэтому есть возможность на этой основе договориться.
И наверное, такой второстепенный момент, что изменился характер региональных элит. Оттуда ушли какие-то амбициозные фигуры, которые имели общенациональные, федеральные перспективы. Нет Лужкова, Шаймиева, Рахимова. А те фигуры, которые их сменили, они уже поднялись в иной ситуации, уже поднялись в нулевые годы, и поэтому они не рассматриваются властью на сегодняшний момент как серьезные оппоненты. Вот этот союз с регионалами нашел свое отражение в понятии муниципального фильтра.
У нас его чаще всего рассматривают только с одной стороны – как препятствие для оппозиции. Препятствие удобное для Кремля, потому что отсекать оппозицию станут на региональном уровне, а как бы федеральный центр здесь оказывается ни причем. По сравнению с первоначально планировавшимся президентским фильтром, когда президент принимал на себя политическую ответственность за возможные непопулярные решения, за недопущения оппозиционного кандидата, муниципальный фильтр выглядит вполне приемлемым.
Можно сослаться на опыт Франции, но у нас обычно, когда говорят о зарубежном опыте, ограничиваются одной фразой, что и во Франции такая же ситуация. Но во Франции такая ситуация только на президентских выборах и нужно получить поддержку одного процента представителей элиты. У нас при самом оптимальном сценарии это 5%, а большинство регионов, не сомневаюсь, установили максимальную планку в 10%.
У муниципального фильтра есть еще одна составляющая – это возможность для региональных элит не допускать неприятных для этих элит фигур. Если кто-то захочет провести своего главу региона, ему надо договариваться с региональными элитами, чтобы кандидат Кремля смог собрать эти подписи. Это невозможно делать в одностороннем порядке, значит должна быть улица с двусторонним движением.
И второй момент, который можно рассматривать как сигнал региональным элитам - это изменение порядка формирования Совета федерации. Регионалы были весьма недовольны тем, что Совет федерации заполнен исключительно или почти исключительно федеральными фигурами, которых подбирают на федеральном же уровне. Предпоследние изменения, которые были внесены в законодательство, что может быть членом Совета федерации только региональный или муниципальный депутат в данном регионе. Они обходились очень легко, то есть человек проводился где-нибудь в каком-нибудь "гнилом местечке" ( как назывались такие округа в Англии в XVIII – первой половине XIX столетия), в случае Валентины Ивановны Матвиенко, и необязательно было всерьез заниматься проблемами этого региона.
Сейчас предлагается схема, при которой кандидат на главу региона формирует свой список, и один из участников этого списка становится членом Совета федерации. Для этого списка снова вводится ценз оседлости, участник должен в течение пяти лет прожить в этом регионе. Регионалам делаются два таких подарка.
Что касается подарка, связанного с Советом федерации, здесь я неслучайно употребил слово "подарок". Имеется один обходной маршрут: исключение делается для реально фигур, реально персонажей, занимающихся разными сферами деятельности, в том числе для сотрудников федеральных структур, которые работают на данной территории. Кандидат в сенаторы может за два дня до своего включения в список назначен, например, замом руководителя управления федерального казначейства в этом регионе и, пожалуйста, он уже имеет полнейшую возможность, потому что он два дня как регионал.
Михаил Соколов: Политолог Александр Кынев проанализировал действия власти и оппозиции в России после декабря 2011 года и дал довольно мрачный прогноз политического развития страны.
Александр Кынев: После того, как стало понятно, что проблема партийной кампании зашла в тупик, ничего другого не оставалось, как переходить к стратегии размывания протестных голосов путем большого количества партий. Следующее: принудительное выведение губернаторов на проведение подобной процедуры, то есть заставить их хоть как-то делать ставку на местное общественное мнение. В итоге закон получился такой, какой получился, поскольку по-другому они не умеют все равно.
Возврат прямых выборов мэра или попытка возвращения выборов, замена наиболее проблемных губернаторов, поменяли 20 губернаторов после декабря месяца. Но, однако, при этом хватает понимания убирать наиболее проблемных. Однако, на кого их меняют. На более популярных? Нет. В основном замена – это раздача регионов по корпорациям группам федеральной элиты, плюс в ряд протестных регионов назначены губернаторы, ярко выраженные автократы, которые в прежних регионах либо ассоциировались с массовыми нарушениями, либо известны как жесткие лидеры – Меркушкин, Ерощенко в Иркутске.
Дистанцирование Путина от "Единой России". Попытка ухода от пропорциональной системы к смешенной на выборах, по Московской области это произошло до выборов в Государственную думу, за это бился Володин после выборов парламентских, об этом публично писалось в прессе. Однако в итоге идет борьба: системные партии хотят системы пропорциональной, руководство "Единой России" и господин Володин явно заинтересованы в смешенной.
Дальше: усиление сегментизации в элите, попытка предотвратить появление новых сильных фигур внутри нее. То есть явная боязнь дворцового переворота, ощущение того, что если будет новый кандидат внутри самой элиты, то в условиях роста протеста могут быть варианты, похожие на дворцовый переворот в Латинской Америке или Ближнего Востока. Если мы посмотрим на конфигурацию нового правительства и администрации президента: явное размывание функций между большим количеством чиновников имеет очевидную цель - предотвратить появление новых сильных фигур внутри самой федеральной элиты, дублирование функций в том числе.
В отношении оппозиции – запугивай, запутывай. То есть демонстративно жесткие действия в отношении протестных лидеров и отдельных активистов, публичные скандалы с целью психологического давления и деморализации лидеров. То есть, понятно, что рассчитывать, что обществу удастся каким-то образом людей дискредитировать и в этих условиях, мне кажется, наивно, а то, что на людей давят психологически – это очевидно. Инициирование скандалов и расколов между представителями оппозиции, различные спойлерские технологии, например, господин Варламов в Омске.
То есть, что у нас получается: крупнее города, если взять сумму миллионников, полумиллионников и городов более 350 тысяч - это примерно 36 миллионов жителей страны, это та часть общества, которая заинтересована в переменах. Средний город, в том числе моногорода - процентов 25, и периферия - это село и малый город, то есть территории бюджетозависимые и часто патриархально настроенные – 38%. На кого сегодня делает ставку федеральная власть? Вот иллюстрация – закон о выборах губернаторов. Внутри многоуровневый фильтр, 5-10% депутатов местного самоуправления территорий, но есть еще два момента, на которые обычно пресса обычно внимание не обращает. Первое: среди подписантов должны быть представлены 75% муниципальных районов и городских округов, но а при этом депутатов районов и городских округов должно быть от 5 до 10%. Это означает, что 90% подписантов за кандидата в губернаторы должны быть депутатами поселений, а большинство поселений сельские. Сколько же у нас населения живет в сельских поселениях? То есть 38 с малыми городами, без них еще меньше.
Таким образом на сегодняшний день делается ставка на то, чтобы избирательная системе гарантировала гипертрофированное представительство периферии, которое по определению не может быть никаким локомотивом развития страны. При этом пропорциональная система продолжает гарантировать территориям с более высокой явкой, то есть перифериям регионов завышенное количество мандатов по сравнению с городами, где явка ниже. То есть система работает на представительство тех, кто ни в каких переменах не заинтересован.
Вывод: власть делает ставку на консервативную и антимодернизационно настроенную периферию, фактически это сословное представительство конца XIX– начала XX века наоборот. Искусственное завышение представительства периферии - ограничение влияния городов.
Что при этом власть не учитывает и какие ошибки допускает. Во-первых, эффект совмещенных выборов, моделирование показывает, что он работает против нее, властные политтехнологи инерционно находятся в 2007 году, они не могут отойти от шаблонов, когда у них все было хорошо. Отсюда безумная идея с единым днем голосования в сентябре, когда им кажется, что они хватаются за соломинку, которая вытащит их из этой политической трясины.
Эффект обманутых ожиданий. Потому что скандальная реализация всех обещанных реформ еще больше дискредитирует власть.
Непродуманность ряда решений, что можно объяснить только глубочайшей внутренней паникой, когда решения принимаются на коленке, провели летучку: а не сделать ли нам что-то? Сказать что-то против не получается, потому что людей, способных иметь точку зрения, давно вычистили, любая глупость превращается в закон. Уже не говоря о том, что они боятся выборов как системы, где люди могут назло проголосовать, показав в последний момент фигу в кармане.
На этом фоне происходит радикализация оппозиции из-за переизбытка давления, муниципальный фильтр на выборах губернаторов неизбежно приведет к политизации. Это их база, но начинают искусственно политизировать. Отсутствие персональных лидеров у сетевого сообщества. То есть бессмысленно заниматься дискредитацией Путина, когда лидеров нет - это особенность информационной среды. Переоценка выборных технологий, сегодня не 1995 год, а 2012, и как показывает анализ выборов в Омске, спойлерам нужно платить огромные деньги, эффект оказывается близкий к нулю.
Имитация реформ, не решаемость никаких проблем в системе управления, закон о губернаторах выхолостили так, что даже эти схемы мало меняют реальную мотивацию тех же губернаторов, и недоучет региональной динамики, они оценивают проблемные регионы в статике, когда показывают ситуацию по регионам, регион, который еще вчера казался управляемым, завтра может рассыпаться. Как было в Костроме: Слюняев возглавил Кострому в 2010 году, в 2011 году она рухнула. Копилось, копилось и в какую-то точку регион взял и провалился.
Что в ближайшее время может происходить? Нельзя недооценивать власть просто потому, что карты в руках у нее, она инициатор решений. Там тоже есть неглупые люди, но дело в том, что сама система сложная. И нельзя недооценивать оппозицию. Для того, чтобы произошел очередной качественный скачок, чтобы была следующая волна, напоминающая декабрь, нужно тот самое роковое стечение ряда обстоятельств для той же власти. Поэтому, что произойдет тогда, когда в какой-то точке совпадут негативные тренды в политике, в экономике, в гражданском обществе, этнические конфликты, техногенные катастрофы, глобальные ситуации и так далее. Вопрос прогнозируемости, когда этот график нестабильности в разных сферах сойдется в одной точке.
С точки зрения политической системы, что у нас на ближайшие годы. 2014 год – Олимпиада в Сочи. Очевидно, это будет фактором повышения политической активности, темы коррупции. Я подозреваю, что мы очень много интересного узнаем, что как делается. Нас во Владивостоке саммит, внезапно мост горит, дороги размываются и так далее. Посмотрим, что будет в Сочи.
В 2014 году выборы Московской городской думы. Любая избирательная кампания в Москве сегодня – это фактор федеральной политической дестабилизации.
2015 год - 30 выборов губернаторов, то есть в трети регионах страны одновременно будут проходить избирательные кампании. Конечно, это фактор федеральной политической дестабилизации. В 2016-м выборы в Госдуму.
То есть, на мой взгляд, я не знаю, что будет с экономической частью, в политической части 2014-16 год - это зона непредвиденной политической турбуленции.
Почему важен фактор оппозиции? Это появление новых лидеров, поскольку старые дискредитированы и разница голосования между кандидатами в президенты и партиями - это наглядное доказательство того, что протест готов концентрироваться за кого угодно, но реальных лидеров оппозиции нет.
Мы видели, насколько отличается энтузиазм в отношении Зюганова и КПРФ в целом, тот фактор, который может радикально изменить расклад в стране - это смена лидера компартии. Поскольку с Зюгановым лично связано большое количество каких-то личных фобий, электоральных мифов и так далее, любая новая фигура, неважно, какого она качества, будет означать снятие психологических барьеров вокруг объединения КПРФ для значительной части избирателей. Поэтому потенциальная замена лидера компартии - важнейший фактор роста в целом политической приемлемости оппозиции как таковой и мобилизация вокруг кого-то одного.
Затухание ЛДПР мы уже наблюдаем по поведению того же Жириновского, по географии его поездок региональных и так далее. Ожидание нового популистского лидера, если он появится - это сегмент популистский, он не националистический.
Если посмотреть, что делал Прохоров, региональная сеть Прохорова с точки зрения качества местных штабов и лидеров, на самом деле это примерно тот же материал, из которого строятся региональные организации ЛДПР. Никакой либеральной общественности в штабах Прохорова в регионах близко не было - это были местные предприниматели, часто специфического толка и обычно близкие к властям. Теоретически будут голосовать против Прохорова как человека, который при всей разности имиджей, привлекает ту же местную региональную нишу.
Перспективы "Единой России": либо перезапуск широкой структуры под новым названием. Потому что широкая структура может быть внутренне идеологически невнятной. Если это будет что-то четкое, сплоченное, с более внятной идеологией - забудьте про большие результаты, вы не сможете аккумулировать интересы разных игроков. Означает меньший процент, меньший процент неизбежно будет вести к изменению формата взаимоотношений с другими партиями по формированию коалиций. То есть либо убираете "Единую Россию", создаете что-то новое широкое, рыхлое, непонятное и набираете большой процент.
И очень важный момент, если посмотреть на общую эволюцию стран Восточной Европы, где очень много похожих с нами происходит процессов, что является мейнстримом последних лет - либеральный национализм, то есть сочетание ценностей национальных с ценностями защиты собственности и так далее, требование либерального национализма или сочетание темы национализма коррупции. Вот неким таким синтезом данных трендов в России можно считать Алексея Навального.
Михаил Соколов: Вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин дал прогноз хода региональных кампаний осенью 2012 года.
Алексей Макаркин: Мы сразу можем оставить в покое Белгородскую, там у оппозиции никаких шансов, там очень авторитарная система, которую выстроил губернатор Савченко. Достаточно сложно будет оппозиционерам на что-то рассчитывать и в Амурской области, там достаточно высокий рейтинг губернатора Кожемяко. Поэтому, наверное, будут серьезные попытки в двух регионах – это Брянская и Новгородская области.
В Брянской области губернатор свой, но достаточно ослабленный и не консенсусный. В Новгородскую область губернатор был прислан из Москвы, что так же создает определенные шансы.
Что касается КПРФ, коммунисты сейчас, я думаю, сконцентрируются в значительной степени на том, чтобы удержать за собой Владимирскую область, там выборы в следующем году. Плюс у коммунистов есть амбиции относительно Орловской области, где у них традиционно очень сильные позиции. Поэтому вряд ли они будут сейчас делать какие-то большие ставки.
Выборы мэра Калининграда, где КПРФ и "Справедливая Россия" согласовали консенсусную кандидатуру, кандидатура откровенно не харизматичная, кандидатура довольно слабая. То есть они обозначают присутствие, более того, они подчеркивают, что они договорились - это всегда плюс для оппозиционеров. С другой стороны они договорились о кандидате, который не очень опасен для действующей власти.
Что касается "Справедливой России", у нее отсутствуют какие-то сильные кандидаты в регионах, которые могли бы бороться за губернаторство, по крайней мере, в этих регионах. Но под ее флаг могут пойти какие-то фигуры, которые не связаны с Кремлем, с властью, которые имеют свой финансовый ресурс, которые не хотят идти ни в КПРФ, ни в ЛДПР по разным причинам, и которые могут поднять этот флаг. Каких-то больших неожиданностей ожидать на региональных выборах не приходится, а вот интерес представляют то, что касается выборов мэров - это только Калининград, это один из центров протестной активности, в 2010 году был главный центр, опережал даже Москву. Но с другой стороны, как мы видим, те же самые коммунисты и эсеры договорились о достаточно слабом кандидате.
И здесь ключевой момент будет с выборами в городские самоуправления - это семь выборов административных центров субъектов федерации, и здесь будет много интересного. Потому что здесь будет Тверь, где очень сильные позиции у КПРФ, Ярославль, где будет сильная конкуренция в связи с победой Урлашова на выборах мэра. Интересные выборы будут во Владивостоке, где традиционно протестные настроения, где достаточно сильные коммунисты, где есть совершенно неувядаемый Черепков, который восстанавливает свою партию "Свобода и народовластие" под чисто популистскими лозунгами и который, безусловно, проведет своих сторонников.
В Курске будут интересные выборы, где губернатор Михайлов уже управляет регионом в течение 12 лет, он ослаблен, и он не консенсусная фигура для региональной элиты. Задача оппозиции здесь получить приличнее результаты в этих самоуправлениях, что может стать для нее плацдармом для дальнейших выборов глав регионов уже в 2013-14 годах.
Михаил Соколов: Во время дискуссии на политологической конференции в Барнауле известный политолог Алексей Левинсон подчеркнул, что с точки зрения большинства жителей России никакой политической системы на самом деле нет, и потому он призывает не переоценивать роль электорального процесса.
Алексей Левинсон: Наша так называемая политическая система или электоральная система есть вещь, безусловно, очень важная в перспективе, когда средствами выборов и политической борьбы, борьбы в парламенте народ сможет управлять своей страной. Но на сию минуту мы от этой ситуации бесконечно далеки по всем названным параметрам. Парламент реально влиять на управление страной не может, даже если были бы туда выбраны те, кого люди хотят выбирать. Выборы происходят, но при этом люди к их результатам относятся равнодушно. В выборах видят совсем другое, не один об этом говорю, что выборы – это своего рода символический акт, акт выражения лояльности или выборы - это средство контроля над тем, как относятся к нам.
Фальсификации на выборах вызвали большую волну протеста, чем сами результаты выборов. Объем фальсификаций, как его ни измеряй, за выборы последнего десятилетия примерно один и тот же за счет того, что одни и те же технологии применяются и так далее. И только сейчас в силу абсолютно других обстоятельств он вызвал волну протеста, в которой не выборы явились фактором политической мобилизации, а протест против фальсификаций, который дальше сменил свой предмет, стал протестом против власти вообще, против власти бюрократии, против конкретных лиц. И как же не замечать этого обстоятельства?
Реальная политика, которая связана с протестным движением и подавлением этого протеста, она явно идет не по рельсам региональной проблематики. Но моя реплика была связана с тем, чтобы внимание общественности не было бы приковано лишь к самим выборам. Еще не пора, надо к этому готовиться, но самое важное происходит помимо. И это наша беда на самом деле, что реальный инструмент, каким является парламент, ясно почти не работает. Значит внимание другим инструментам.
Михаил Соколов: Сотрудник Левада-центра Алексей Левинсон уверен, что реальная политическая жизнь зависит от действий исполнительной власти, а влиять на нее граждане могут пока не столько голосованием на выборах, сколько массовыми выступлениями.
На политологической конференции в Барнауле руководитель Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев предупредил, что в общественном мнении России произошли серьезные изменения.
Михаил Дмитриев: На протяжение предыдущих трех лет, если мы возьмем, например, некоторые измерители протестности, которые делает Фонд общественное мнение, то склонность населения к протестам в целом по России довольно быстро нарастала, каждый год прибавлялось еще 10% населения, которые готовы были протестовать. К 2011 году этот уровень уже составлял 40%.
Наше новое исследование показало совсем другу картину. В целом по России как раз в период президентских выборов склонность к протесту стала снижаться, и она вернулась на уровень до 2011 года. У нас была гипотеза, что протесты продолжатся в массовом порядке и будут двигаться в основном недовольством населения крупных городов, относящихся к тому, что мы сейчас называем городским средним классом. Но выяснилось, что даже в городском среднем классе склонность к протестам не такая высокая, как была. Произошло какое-то неожиданное для нас самих отделение той группы москвичей, которые активно протестуют, участвуют в уличных акциях, от остального массового городского населения.
В целом по России протестность снижается, а в узкой группе протестующих москвичей она заметно возросла. Резко вырос уровень радикализации. 10% протестующих, согласно последним данным, готовы к насильственным революционным методам борьбы, что раньше не наблюдалась. Половина протестующих готова участвовать в несанкционированных митингах, даже если их будут штрафовать по нынешним чудовищно высоким нормам уровням штрафам. Подавляющее большинство протестующих намерено продолжить протесты.
Здесь малая «московская Россия» разошлась с основным населением страны очень сильно. Горожане, жители крупных городов, их уровень жизни и вообще характер их потребления, образ жизни очень сильно разошлись с российской глубинкой, и у них поменялись ценности, поменялись приоритеты, отношение к политике, отношение к экономическим проблемам. Мы ждали, что это будет главным движущим фактором политики, что у горожан одни интересы, одни установки, а у остальной России эти установки другие. Если протестующие москвичи, для них приоритетом является политические изменения, например, досрочные выборы, изменение выборного законодательства, изменение законов о партиях, свобода средств массовой информации, то для остального населения страны приоритеты совсем другие, они связаны с довольно узким набором проблем.
Эти проблемы, неважно, где мы проводили исследования, в Москве или в каких-то небольших городах, очень отдаленных от городских центров, всюду приоритеты оказались одними и теми же, и они были очень ярко выражены. Вот приоритеты, на которых люди настаивали здесь - надо менять ситуацию в стране. В основном это касалось четырех сфер – здравоохранение (это на первом месте везде), образование, личная безопасность, правопорядок и законность в смысле возможность защитить свои права перед произволом государства или чиновников, или кого-то еще, и последняя тема - это жилищно-коммунальное хозяйство и инфраструктурные проблемы. Эти проблемы называли все, трактовали их примерно одинаково.
И что очень важно: люди по-другому понимают суть этих проблем и то, как их нужно решать. Если бы мы вначале 2000 годов таких исследования получили, то, наверное, про здравоохранение много говорили, но тогда люди считали, что самое главное потратить как можно больше денег на эти цели, поднять зарплату врачам, обеспечить финансирование учреждения, лекарства. Сейчас об этом говорят значительно меньше, потому что возникло ощущение, что все четыре проблемы, про которые я сказал, они не решаются просто растратой денег. Масса случаев, когда и в центре, и в глубинке рассказывают, что деньги заплатили, а результат получился очень плохой. Залечили до смерти или детей учат плохо, хотя вымогают деньги. С полицией, с судами, за деньги, без денег, ты справедливости не добьешься.
Большинство проблем, с которыми сейчас люди сталкиваются, выдвинулись на первый план, очевидно, они связаны не просто с расходованием денег, а с тем, что сама система сбоит. Это кризис плохих институтов, с которыми Путин и его правительство так и не смогли справиться в течение последних 15 лет. У нас не научились заставлять сложные системы типа образования, здравоохранения или полиции работать хорошо.
Недовольство населения возросло, но оно носит не политический характер, люди не связывают эти проблемы с изменением политической системы, и в то же время они не связывают их просто с тем, чтобы залить все деньгами. Эти изменения, как нам показалось, носят более серьезный характер. Старый левый популизм, который толкал политиков на безответственные обещания, которые невозможно выполнить, такого у населения поубавилось довольно сильно.
Поразило: довольно сильно поубавилось позитивное отношение к таким вещам, которые создают иллюзию решения проблем, но на самом деле проблем не решают. Например, упор на националистические решения внутренних проблем. Очень слабую поддержку оказывают националистическим движениям. Любые проявления агрессии даже по отношению к другим политикам, любые проявления неадекватного поведения, любые попытки раздать обещания, которые трудно исполнимы, любые попытки пропагандировать межэтнические конфликты, все эти вещи тут же отфильтровывались, и такие люди поддержки не получали. Но если человек нормальным, простым языком говорил, четко излагал свою программу и при этом демонстрировал ответственное поведение, нацеленность на решение практических проблем людей, таких поддерживали легко.
Это означает, что сейчас хуже стали работать механизмы выдвижения новых политиков сверху вниз, когда их предлагает власть, и люди соглашаются с решением властей. Раньше эти механизмы работали нормально, но зато появились новые вертикальные политические лифты, когда внезапно на местном уровне легко выстраивается доверие к новым людям, которые демонстрируют решение практических местных проблем и таким людям население готово доверять власть даже на самом верху.
Через некоторое время вот это изменение отношения очень сильно поменяет наш весь политический ландшафт. Как только таких людей будут выбирать, они получат определенную опору населения, выяснится, что, например, у муниципалитетов нет ресурсов, чтобы добиваться этих целей, которые ставит их новое руководство, потому что муниципалитеты лишены бюджетных ресурсов, они зависят от субъектов федерации. То же самое у субъектов федерации: доходная база их собственная дает только треть ресурсов от всех ресурсов Российской Федерации. Еще 15 лет назад две трети всех ресурсов находились в распоряжении субъектов Российской Федерации. Надо понимать масштабы централизации, которые произошли. Скорее всего результатом станет постепенное движение в сторону нового перераспределения полномочий вниз, на уровень муниципалитетов и на уровень субъектов Российской Федерации. Это приведет к усилению федералистских тенденций и заставит федеральные власти в том числе передавать налоговую базу.
Михаил Соколов: Аналитик фонда ИНДЕМ Юрий Коргунюк отметил, что в России есть очень узкая элитная группа, которая монополизирует власть, и есть весьма многочисленное меньшинство, которое при относительном безразличии большинства населения сейчас демонстрирует свое острое недовольство сложившейся ситуацией.
Юрий Коргунюк: После того, как Путин снова пришел на президентский пост, фактически гарантировал, что основное размежевание по-прежнему будет у нас по линии между властью и не властью. И чем дальше, тем напряжение по этой линии будет идти больше. Вокруг этого размежевания и будет строиться наша партийная система. Картина будет напоминать начало 90 годов, точнее, конец 80-х -1990-91 год, когда складывалась практически двухблоковая партийная система. С одной стороны это сторонники КПСС, которые всячески пытались себе найти союзников, а с другой стороны происходила консолидация противников КПСС в рамках демократической России. Сейчас, мне кажется, что как раз никакой консолидации в рамках демократической России быть не может, но тем не менее, что-то типа большого неформального блока, неформальной коалиции складываться будет обязательно.
Эволюционный сценарий отнюдь не гарантирован. Он может быть внезапно прорван революционным сценарием, то есть если вдруг политический процесс наложится на социальный протест. Когда это происходит? Когда происходит резкое ухудшение жизненных условий большинства населения, то есть в условиях экономического кризиса. Я думаю, в Кремле очень хорошо осознают это, и поэтому социальные расходы бюджета – это будет та самая статья, которую будут пытаться удержать всеми силами.
Михаил Соколов: Уверен руководитель отдела политики фонда ИНДЕМ доктор политических наук Юрий Коргунюк.
Руководитель Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев считает, что возможно после принятия непопулярных решений о повышении тарифов и акцизов совпадение политических и социальных протестов может привести к весьма рискованному тренду в российской политике.
Михаил Дмитриев: Население хочет другой системы, позволяющей решать другие проблемы, не те, которые решал Путин в 2000 годы. Что касается того, что будет, если кризис экономический совпадет с кризисом политическим, здесь у нас есть очень большие тревоги. То, что режим в существующем виде такую ситуацию уже не переживет, у нас нет сомнений, она будет протестной и при нынешних формах доверия скорее всего произойдет то, что экономические ожидания населения опять начнут диктовать поведение рейтингов доверия. Поскольку экономические ожидания населения упадут, то рейтинги доверия тоже начнут падать, но уже до другого уровня. Сейчас они ниже 50%, могут упасть до 20, как у Лукашенко в конце прошлого года. Вот тогда уже контролировать ситуацию в стране будет невозможно, особенно в условиях нарастания протеста.
Но что это будет означать с точки зрения возможности перехода к устойчивой конкуренции политической системы? Здесь у меня как раз больше всего вопросов. Я согласен с теми коллегами, которые эту тему комментировали, в том числе и Александр Кынев. Они полагают, и я тоже так полагаю, что мы можем получить ситуацию архаизации политических ожиданий населения. Опять на первый план выдвинулась проблема: где я буду ожидать зарплату завтра, чем я буду кормить детей, чем я расплачусь за жилищно-коммунальные тарифы.
Следовательно, вместо того, чтобы думать об институтах здравоохранения, правовом государстве или образовании, люди опять начнут думать о простых доходах. Возникнет проблема выживания, усилится интерес к радикальным политическим популистским решениям, которые основаны на раздаче денег из бюджета, усилится интерес к националистическим лозунгам, что мы уже наблюдаем в Западной Европе, даже в Западной Европе по тем же самым причинам, потому что кризис толкает к популизму. И мы получим более традиционное население, которое не очень будет готово к ответственному демократическому выбору. Вот это большая проблема, на фоне которой могут придти радикалы, националисты и популисты, и в такой ситуации мы можем получить еще одну неудачную демократическую революцию на бывшем пространстве СНГ.
Михаил Соколов: Осенние протесты в связи с ухудшением социально-экономической ситуации могут серьезно скорректировать политическую повестку дня, предупреждает в интервью Радио Свобода вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин.
Алексей Макаркин: Что важно, что власть сняла мораторий на непопулярные решения. Практически перед парламентскими выборами был введен мораторий на непопулярные решения. Власть хотела бы этот мораторий сохранить бессрочно, но экономическая ситуация вынуждает к тому, чтобы часть таких решений принимать, вроде повышения тарифов с 1 июля, часть будет повышена с 1 сентября, уже начали принимать непопулярные законы, сейчас в нашем парламенте рассматривается закон о том, что сами граждане должны будут вносить взносы за капитальные ремонты и так далее. Таким образом, как минимум, повестка дня уже будет скорректирована. То есть всем кандидатам и властным, и оппозиционным надо будет на это реагировать. Понятно, что реагировать будут по-разному, но все равно будут задавать эти неудобные вопросы.
Но степень социального протеста к этому октябрю, ее прогнозируют по-разному эксперты. Кто-то говорит о том, что поднимется народ, кто-то говорит, что этого в ближайшее время не произойдет так сильно, будут какие-то всплески в отдельных местах, в отдельных городах. Но я думаю, что все равно будет сказываться, потому что будет как минимум более напряженная ситуация. Как максимум, в каких-то регионах могут быть достаточно серьезные протестные акции.
Другое дело, не надо забывать двух вещей - одна положительная для оппозиции, другая отрицательная. Положительная - это то, что оппозиция почти вся совместима с этими протестными акациями. Раньше, допустим, демократическая оппозиция, либеральная оппозиция говорили, что эти непопулярные решения, они экономически необходимы и так далее, может быть спор был в технологиях, методах и не надо их особенно сильно поддерживать. Сейчас будут поддерживать все, и левые, и правые, и либералы, и так далее.
Негативная состоит в том, что протест может иметь разный характер. Протестующие, я думаю, пойдут сразу в двух направлениях прощупывать: они пойдут к оппозиции, чтобы оппозиция их как-то поддержала и добавила ресурсов, и они пойдут в сторону власти, угрожая сближением с оппозицией, что, власть, иди к нам на уступки, иначе мы пойдем к Навальному и Удальцову. И если власть будет идти на уступки, точечно в данной конкретной ситуации надо потушить, то тогда эти протестующие, возможно, от оппозиции будут отходить, как это было в Калининграде, когда они добились выполнения своих требований, а потом сказали: господа-оппозиционеры, извините, но мы добились всего и больше особо в вас не заинтересованы.
Михаил Соколов: Господа-оппозиционеры тоже добились своего и попали в областную думу.
Алексей Макаркин: Часть оппозиционеров тоже добились своего, тоже попали, тоже на определенных условиях. И оппозиция региональная тоже договорилась, по крайней мере, та часть, которая попала в областную думу. Поэтому здесь может быть очень неоднозначная ситуация, могут быть и всплески, может быть и рост влияния оппозиции, могут быть и договоренности в обход оппозиции регионалов с властями. То есть регионалы здесь действуют, исходя из собственных интересов, что им надо. Я не говорю, что их надо за это упрекать, потому что в данном случае они действуют абсолютно прагматически и рационально.
Михаил Соколов: Как в Красноярске получилось: выбрали мэра из "Единой России", но зато строительство завода ферросплавов было отменено.
Алексей Макаркин: Соответственно, это можно сделать, и такие примеры, я думаю, будут появляться и дальше. Но другое дело, что есть один момент насчет этого всего. В 2010 году было ясно, что власть может ликвидировать любой протест подобными средствами, то есть отсекая оппозицию от регионального протеста и идя на уступки регионалам. Сейчас это сложнее, потому что уменьшился финансовый ресурс. Тогда было легче, потому что был огромный резервный фонд, который можно было тратить, сейчас в условиях того, что в мировой экономике не ожидается положительных новостей, что в свою очередь влияет на цены на наши энергоносители, составляющие основную часть нашего бюджета, у власти возможность для того, чтобы решить вопрос одного, двух, трех регионов, есть, а если будет 20-30 подобных ситуаций, уже будет сложнее.
Михаил Соколов: Известный социолог Алексей Левинсон в интервью Радио Свобода отметил, что число тех, кто ожидает репрессий против оппозиции сейчас около 28%, но одобрило бы репрессии лишь 10%, и власть не может этого не понимать.
Алексей Левинсон: Если Путин следит за нашими данными, то он может знать, что просят репрессий 10% , а ожидают репрессий 28%, и стало быть, 18% их встретят с ужасом, а не с благодарностью. Кроме того, россияне перестали хотеть, если когда-нибудь хотели, этих сильных жестких действий. Они знают, что такое бывает, тот же телевизор им много сообщает о том, к чему приводят такие действия в других странах мира. Я бы сказал о том, что Путин, глядя на наши данные, а может быть не глядя на них, имеет совершенно другую возможность. Вот этот запрос на либерального Путина, я думаю, если он успеет, то может удовлетворить - это опция, которая у него есть.
Вообще российская власть, курс российского корабля власти всегда рыскающий, он два шага туда, два шага сюда. Путин сейчас делает два шага в эту сторону - это означает, что он сделает или, по крайней мере, может сделать в сторону противоположную. Мы знаем, что Лаврентий Берия готовил либеральные реформы, поэтому я не удивлюсь, если Владимир Путин примет такой курс, если он успеет это сделать, поскольку закручивание гаек означает обострение ситуации в стране, а не утихомиривание, как это может казаться.
Михаил Соколов: А все-таки просматривается как-то эта тема, о которой все говорят: если репрессии, то, соответственно, радикализация оппозиции и готовность к каким-то жестким действиям?
Алексей Левинсон: Если репрессии, то это размывание оппозиции, выделение из нее радикального крыла, которое действительно пойдет на что угодно. Я думаю, что для ответственной власти гораздо лучше иметь дело с консолидированной, но мирной оппозицией, чем с оппозицией раздробленной, в которой есть такое радикальное крыло. Потому что, что будет, если против их насилия власть употребит свое насилие - скорее всего будет очень плохо.
Потому что власть не умет аккуратно применять насилие и все, начиная с 9 января, все примеры исторические применения насилия означают, что социальные последствия, которые оно вызывает, они наверняка не те, которые ждали инициаторы этого действия. Иногда они вызывают гражданскую войну, иногда они вызывают волну репрессий, которая потом съедает, пожирает тех, кто был инициаторами.
Во всяком случае, примеров, когда вызвали казаков, казаки усмирили, и все стало тихо, российская история не дает.
Михаил Соколов: В России будет напряженная политическая ситуация и выходом из нее должен стать диалог, заявил на конференции в Барнауле сопредседатель Республиканской партии России – Партии народной свободы Владимир Рыжков.
Владимир Рыжков: Система управления продолжает разрушаться и депрофессионализироваться, становится все менее адекватной. Грубейшие, детские грубые ошибки совершаются фактически каждый день и конца этому не видно на фоне ухудшающейся экономической ситуации. Если Путин рассчитывал, что с президентскими выборами кризис политический закончится, этого не произошло. Мы пока не знаем точного ответа, стратегии Путина, нельзя судить по первым двум месяцам. Первые два месяца - это была попытка задушить на корню, пока по инерции она продолжается, идут обыски, аресты и так далее. Но в ответ поднимается волна. Те же девчонки из Pussy Riot, сейчас пошел фронт – интеллигенция, правозащитники и так далее. События на Болотной, когда были первые задержания, первые обыски, не было осознания масштаба. Сейчас, когда приходит осознание, что, возможно, это подготовка коллективного процесса в духе московских процессов 1937 года, когда небольшая группа политиков будет обвинена в организации массовых беспорядков, которых не было 6 мая, я это ответственно говорю - там не было массовых беспорядков.
Если вы откроете уголовный кодекс, статью 212 и прочтете, как описываются массовые беспорядки в этой статье, ни одного признака массового беспорядка 6 мая не было. И по мере осознания этого поднимается мощное общественное сопротивление против этого уголовного процесса. И мне кажется, сейчас власть в растерянности, потому что она видела волну сопротивления и по Pussy Riot, которая каждый день нарастает, и по уголовным процессам. И если она пойдет до конца как в Белоруссии и у нас появится 30-40 настоящих политзаключенным по событиям 6 мая, может быть выйдет миллион – это непредсказуемо, и тогда будет совершенно новая ситуация. И Путин будет оценивать риски, что делать в этой ситуации.
А с другой стороны, есть наш подход, мы его обсуждали недавно на встрече с Кудриным, Прохоровым, другими, что есть идея круглого стола. Альтернативой репрессиям является диалог с оппозицией. Предметом диалога будут не должности, никто ни на какие посты не пойдет - это никому не нужно из оппозиции, предметом диалога должна быть политическая системная реформа, в том числе реформа конституции и после этого выборы честные, свободные, на новых основаниях. И в результате этого формирование легитимной власти законодательной, исполнительной – вот предмет диалога.
Михаил Соколов: Все участники дискуссии на конференции в Барнауле признают наличие в России авторитарного режима, находящегося на распутье между ужесточением репрессий и частичной либерализацией. Из этого неустойчивого равновесия путинская политическая система может выйти в неизвестность уже этой осенью.
