Иван Толстой: С Новым годом, друзья! В праздничные дни я предлагаю всем, кто нас слушает и читает, отправиться в часовое историческое путешествие. Новый год на архивной пленке. В истории Радио Свобода было множество новогодних передач (можно точно сказать – 59), но одна из таких программ, на мой взгляд, вышла особенно удачной. Ей сегодня исполняется 35 лет. В ночь с 31 декабря 1977 на 1 января 1978-го в нашей мюнхенской студии ее вел главный редактор Русской службы Леонид Владимирович Владимиров, писатель и журналист, очаровательный человек, наш ветеран, живущий ныне в Лондоне. Он уже далеко не юноша, ему 88, но он по-прежнему бодр, любознателен и внимательно следит за всем, что происходит на нашем радио.

(Звучит песня)

Леонид Владимиров: Я думаю, не надо вам говорить, кто это пел. Голос этот очень хорошо известен. Конечно, это был Михаил Александрович. Михаил Александрович сейчас живет в канадском городе Торонто и, к сожалению, мы не сумели, не успели привлечь его к участию в этой нашей программе. Но зато мы сумели привлечь к участию в нашей программе дочь Михаила Александровича Илану. И скажу вам честно и откровенно - сделать это оказалось не так трудно, потому что дочь Михаила Александровича работает на Радио Свобода редактором «Последних известий». Мы отвлекли ее на несколько минут от ее серьезных обязанностей, чтобы спросить: Илана, как ваш отец, знаменитый певец Михаил Александрович, провел этот истекающий 1977 год?

Илана Александрович: Я могу сказать, что этот год, как и предыдущие пять лет, которые отец прожил на Западе, был годом большого неустанного труда. Помимо своей основной работы в должности главного кантора в одной крупнейших религиозных культурных общин в Торонто, он дал целый ряд концертов в Соединенных Штатах. Как и всю свою долгую творческую жизнь, отец и сейчас перед каждым выступлением ищет новые краски, новые композиции. Кстати, композиции литургических выступлений в последние годы занимают значительное место в его канторской деятельности. В этом году вышла в свет его пятая на Западе пластинка, в которую вошли русские романсы, оперные арии и его неизменная любовь – неаполитанские песни. Четыре предыдущие пластинки, записанные в Израиле, с отрывками молитв и еврейскими песнями, уже приобрели широкую популярность как в Израиле, так и в Соединенных Штатах. Послушайте отрывок из молитвы, который я выбрала, потому что это одна из его любимых литургических композиций.

(Звучит музыка)

Иван Толстой: На волнах Радио Свобода вы слушаете программу 35-летней давности. Новый год на архивной пленке. Ночь с 31 декабря 77-го на 1 января 78-го. К микрофону садится писатель Виктор Некрасов.

Виктор Некрасов: Чем же я занимался весь этот год? Писал мало, в основном статьи для газет, для выступлений по радио. Много ездил. Был, наконец, в Греции, о которой мечтал с детства, со своей архитектурной юности, был в Германии, Швейцарии, Италии. Но если говорить о впечатлениях этого года, то самое сильное и в то же время самое страшное, что я видел в этом году в Берлине – Берлинскую стену. Я ее видал с той стороны, с восточной стороны мельком, когда проезжал через Берлин в составе делегации, разных советских делегаций в Восточную Германию. Сейчас я увидел ее с этой стороны. И должен сказать, что, пожалуй, ничего более страшного я в своей жизни не видел. В центре Европы, в сердце Европы - пустырь, длинный бесконечный пустырь, поросший бурьяном, две стены, дополнительная колючая проволока, железные ежи в четыре ряда и проезжающие джипы с восточно-немецкими солдатами. И вышки, вышки с пулеметами. Возможно, что следующая книга, за которую я собираюсь сесть сейчас, будет называться, одна книга у меня называлась «По обе стороны океана», возможно, эта книга будет называться «По обе стороны берлинской стены». Это о впечатлениях.
К сожалению, 77 год был и годом потерь. Самая свежая, самая близкая и самая тяжелая потеря – это потеря Саши Галича, моего друга, давнишнего друга. Мы познакомились, когда еще были мальчишками и мечтали о славе театральной, друга, который стал большим русским поэтом, песни которого поют по всей стране и будут петь. Это потеря тяжелая и безвозвратная.
Но я потерял еще одного друга, которого надеюсь увидеть, - это мой друг Геля Снегирев, писатель, человек, который позволил себе такую роскошь, как отречься от своего советского гражданства. Человек, который прямо и открыто сказал, что он больше не может дышать этим воздухом, что ложь у него поперек горла, что он не может быть больше советским гражданином. За это он поплатился: он сидит. 22 сентября его арестовали, три месяца о нем ни слуху, ни духу, из Киева никаких новостей. Здесь мы мобилизуем все, что можем, – прессу, выступления, людей в защиту Гелия Снегирева, хорошего писателя, хорошего товарища и смелого человека. И вот этими словами о смелом человеке, которого мы должны, обязаны в 78 году, будущем году, позаботиться и освободить, я хочу закончить свое обращение с тебе, советский радиослушатель.

Иван Толстой: А вот теперь – сюрприз. И не только для слушателей, но и для меня самого. Много лет роясь в архиве Радио Свобода, я был уже уверен, что сенсаций там я вряд ли обнаружу. И вот на тебе! Неизвестный Галич. Конечно, это мне неизвестный. Ветераны радио сами готовили ту программу и, вероятно, кто-то даже помнит ее, но шутки памяти продолжаются. 15 лет тому назад я готовил передачу памяти Александра Аркадьевича, к 20-летию его гибели. И записал устные воспоминания звукорежиссера Анатолия Шагиняна, много лет работавшего в нашей парижской студии. Шагинян рассказывал, как ему удалось записать знаменитую песню Галича, ставшую последней. Александр Галич, - вспоминал Шагинян, - был в тот день уставшим, плохо себя чувствовал, уже уходил из бюро, но решил заглянуть в студию, взял гитару, всегда хранившуюся в углу специально для него и напел только что сочиненную песню – «Возвращается ветер на круги своя». Был он не в голосе, пел не на запись, а так – поделиться написанным. Анатолий Шагинян, по его словам, незаметно включил один из студийных магнитофонов, который Галичу из-за стекла был невиден. Запись была сделана. Александр Аркадьевич об этом не узнал. Он попрощался и ушел домой, а через несколько часов его не стало. И сохранилась песня – последняя песня последнего дня.
Рассказ трогательный, вошедший в легенду о Галиче. Я с тех пор много раз слышал его в чужих пересказах.
Так вот, о шутке памяти. Сейчас это воспоминание, эту легенду придется разоблачить. Говорю это вовсе не в осуждение Анатолия Шагиняна. Просто всё было немножко не так. Да, песню Галича записал Шагинян, а кто же еще? Именно в парижской студии. Но – не только эту песню, и вовсе не в последний день. А заранее, когда Галич готовил новогоднее обращение к слушателям Радио Свобода, за два дня до гибели.
Никого ни в чем не уличая, восстановим подлинную картину. Я и сам наткнулся на эту пленку только что. Спасибо тебе, архив Русской службы. Новогоднюю программу 77-78-го года продолжает Леонид Владимиров.

Леонид Владимиров: Московское время 23 часа 4 минуты. В эти предновогодние минуты полагается по всем традициям шутить, говорить веселое. Полагается, да не всегда получается. Я подхожу сейчас, дорогие слушатели и дорогие гости, к самому трагическому моменту нашей передачи: Виктор Платонович Некрасов только что упомянул покойного Александра Галича. Идиотская, нелепая случайность две недели назад унесла из жизни замечательного поэта, автора и исполнителя самых популярных в России песен. Представьте себе, дорогие слушатели: сотрудник парижского отдела Радио Свобода Александр Аркадьевич Галич успел принять участие в подготовке этой нашей передачи, за 50 часов до своей внезапной смерти он записал на пленку новогоднее послание. Некоторые места этого послания сейчас, после его гибели, очень тяжело слушать. Но я решил не трогать запись, я дам ее целиком. Вот она.

(Звучит песня)

Александр Галич: Вот и год прошел. Наступает новый 1978 год, и сотни тысяч людей во всех уголках Земного шара скажут в эту новогоднюю ночь с боем часов русские слова, старое русское пожелание: с Новым годом! С новым счастьем! Для меня прошедший год был и впрямь счастливым, но очень загруженным, как говорится, годом. В одной Италии был только за этот год шесть раз. Проехал ее всю вдоль и поперек, от крайнего севера до крайнего юга, был в Сицилии, в Палермо, потом в горах. А совсем недавно принимал участие в Сахаровском слушании в Риме и выступал с большим сольным концертом на биеннале в Венеции. Кроме того, могу похвастаться: к новому году два издательства, парижское «ИМКА-Пресс» и франкфуртское издательство «Посев» сделали мне два очень дорогих подарка. «ИМКА-Пресс» издало собрание песен русских бардов, оно состоит из 30 кассет и трех томиков текстов, и вот из этих 30 кассет 7 кассет посвящены моим песням, и соответственно, тексты моих песен помещены в трех томиках этого собрания. А в издательстве «Посев» к новому году вышла моя новая книжка стихов «Когда я вернусь».
Кроме того, я кончаю одну книгу прозы, роман, приключенческий роман. На середине второй роман, даже скорее не роман – повесть психологическая, которая будет называться так, как называлась одна из моих песен - «Еще раз о черте».
Видите, год был интересным, очень напряженным, много работал. Кроме того, как вы знаете, еженедельно встречался с вами, дорогие друзья, в эфире в передачах, которые называются «Говорит и поет Александр Галич». Недавно я стал вести еще одну шуточную передачу, которая называется «Галич в Париже читает «Литературную газету». Она начинается с такой шуточной песенки: «Играет ветер пеною на Сене, на реке, а я над этой Сеною, над этой самой Сеною, сижу себе над Сеною с газеткою в руке». Написал я за этот год несколько новых песен. Одну из них я сейчас вам и спою. Она, правда, не такая уж веселая, но что поделаешь, вы не так уж привыкли, чтобы я писал очень веселые песни.

(Звучит песня)

Вы знаете, недавно в Риме во время Сахаровских слушаний в свободный час мы гуляли с Владимиром Максимовым по этому великому вечному городу и вспоминали о Москве, вспоминали о своей земле, о родине, которую мы оба по-разному, в разных обстоятельствах, но так уж нам довелось, исколесили немало. Вот мы подумали о том, что удивительно богата и щедра наша земля. Если представить себе таблицу Менделеева, все элементы этой таблицы есть в недрах, есть на нашей земле. И одного только элемента нет – счастья. И ужасно хочется представить себе, вообразить, как когда-то чья-то счастливая рука внесет в таблицу элементов Менделеева этот слово «Счастье». Потому что мы ведь имеем право на него, люди имеют право на него так же, как на все остальные составные части этой элементарной таблицы. С новым годом, дорогие мои друзья!

(Звучи песня)

Иван Толстой: Затерянная пленка с выступлением Александра Галича. Неожиданный новогодний подарок поклонникам. Эту запись я только что отыскал в свободовском архиве. Новый год на архивной пленке. Ночь с 77-го на 78-й год. Напомню, что вел программу Леонид Владимиров.

Леонид Владимиров: А теперь время без 13 минут Новый год. Я передам микрофон человеку, которого с гордостью могу назвать коллегой, ибо он так же, как и я, работает на Радио Свобода, и мы несколько лет работали вместе в тесноватой нашей лондонской студии. Мой коллега, которому я передам сейчас микрофон, – это автор «Продолжения легенды», «Огня» и «Бабьего яра» Анатолий Кузнецов.

Анатолий Кузнецов: 1977 год я закончил, собственно, тем, что написал и прочел мою 199 беседу для Радио Свобода. Раз в неделю так называемая «Беседа Кузнецова» идет в эфир, повторяется, я их для себя считаю, их было 199. Вообще-то я должен сказать, что рассматриваю эту работу как весьма серьезную, мне нравится это делать главным образом потому, что здесь я ни в чем не ограничен, говорю на любую тему, о чем угодно, о чем я сегодня думаю и о чем буду думать завтра. И потом, я считаю, что в наши дни наиболее эффективный путь проникновения слова в Советский Союз – это радио. Русский писатель может написать на Западе хоть 10, хоть 50 книг, но если из них проникнут в Советский Союз считанные экземпляры, то одно его выступление по радио может быть куда более эффективным хотя бы в смысле количества людей, до которых оно дойдет, даже при наличии этой одной из самых варварских выдумок нашего века – глушении.
Что я буду делать дальше? В первых днях января будет моя двухсотая беседа, а потом желаю себе написать еще двести, потом еще, что ли, двести. А вам всем, дорогие слушатели, желаю держаться и не унывать, быть в добром здравии и с добром в себе. Всего вам самого хорошего. Анатолий Кузнецов. Лондон.

Леонид Владимиров: Сколько на часах? Да, самая малость остается - всего 10 с небольшим минут до Нового года. Наша встреча в эфире близится к этому моменту пока довольно приятно, с такими-то гостями иначе и быть не могло. Я смотрю, что для такой даты встреча носит немного слишком серьезный, иногда даже грустный характер. Конечно, отчасти это можно объяснить характером нынешней советской действительности. О ней, положа руку на сердце, трудно говорить с веселым смехом. И все же, разве нет в этой действительности смешных, курьезных ситуаций, разве нет поводов посмеяться? Конечно, есть. Веселья, как говорят в России, нет только в журнале «Крокодил», а в жизни есть. И это, надеюсь, сейчас докажет Ирина Каневская. История, которую она намерена рассказать, абсолютно правдива, случилась недавно в Москве с нею самой – с Ириной Каневской. Впрочем, слушайте.

Ирина Каневская: Это история про кота Яшу Ротмана. То есть кота звали Яша, а Ротман – это фамилия хозяина. Одним словом, еврейская кошка. Даже не просто еврейская, а сионистская, израильская. То есть сначала отказническая, а потом уже. И вот настал такой день, когда дали визу, и родителям, то есть хозяевам Яши Ротмана, было не до него. Я с их сыном Сергеем пошла в районную ветлечебницу оформлять Яшу Ротмана на выезд. Это был обыкновенный барак на пустыре, мы долго его искали, ни номеров, ни названия улицы, все кругом посносили. В них, в этих районных вивисекториях удивительно скверный запах. Если пытаться его определить одним словом, то самое верное будет сказать: пахнет страхом. Стразом всех прошедших тут кошек и собак, которых приносят в кошелках, тащат на поводках, они стучат когтями по драной клеенке, упираясь всеми четырьмя. Яша был спокойная и толстая кошка с богатыми палевыми штанами. Он сидел в рюкзаке, завязки под мордой, и очень сложно шевелил ушами взад-вперед, кругами в разные стороны. Яша бдил.
Нашего участкового ветеринара долго не было. Наконец, он пришел со двора – типичный алкаш, поверх пальто резиновый фартук такого поганого подозрительного вида, что лучше не вглядываться. Мы пошли за ним в кабинет. «У вас что?», – спросил ветеринар. «Ничего, – сказал Сережка, – нам нужно справку по форме № 1». Мы все знали, потому что читали «Памятку отъезжающего», где были советы на все случаи жизни. «Ага», – сказал ветеринар и стал заполнять серую бумагу под две копирки. «Выдано, наименование предприятия, фамилия, и.о отправителя Ротман Сергей Иосифович, в том, что при ветеринарном осмотре подлежащих отправке (указать вид животных, птиц, рыб, пчел) кота в количества – одна – голов больных и подозрительных по заболеванию заразными болезнями не обнаружено. Животное направляется – пункт, станция назначения и получатель». Обернулся к нам ветеринар. «Государство Израиль», – сказал Сергей. Ветеринар замер: «Чего?». «Мы уезжаем в Израиль», - сказал Сергей. «Не буду писать», - быстро сказал ветеринар. «То есть как не будете?», - спросили мы. «Очень просто, - сказал ветеринар. - Во-первых, мы такого государства не признаем, а во-вторых, мне все равно главврач не подпишет». «Но мы ведь едем», - сказал Сергей. «Это ваше дело», - сказал ветеринар. Тут я вмешалась и говорю: «Ведь они не бегут, а законно едут. Это просто смешно, – говорю, – кошка, ерунда». «Ах, смешно, ерунда, - говорит ветеринар. - А я тебе говорю: это дело политическое. Во время войны тоже так говорили: собачка, собачка, а она проходит на объект, а в глазу у нее фотоэлемент. Понятно?». Тут я произнесла небольшую отработанную речь о праве на историческую родину в рамках воссоединения семей. Но это на нашего ветеринара никакого впечатления не произвело, а поддался он на два аргумента, что раз отпускают, значит так надо и начальству виднее, а второй - просто как у Пушкина в автобиографической прозе, глава «Холера», издание «Академия», том 8: «Проехав 20 верст, ямщик мой останавливается. Застава. Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они тут стояли с дубинами и повелением никого не пускать. Я доказывал им, что вероятно где-нибудь учрежден карантин и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лет».
Короче говоря, дали мы ему трояк, тут он повеселел, махнул рукой и расписался в графе «ветеринарный врач: подпись и указать полное наименование должности, фамилию и инициалы». Сбегал в регистратуру, обошлось без главврача, вернулся с печатью и сказал Яше, который уже сидел в рюкзаке, тесемки под мордой: «Смотришь, Яша? Смотри, смотри, последний раз бесплатную медицину видишь, там тебе покажут в Израиле в твоем».

Леонид Владимиров: Вы слушаете Радио Свобода. Последний в этом году выпуск последних известий прочитает только что вошедшая в студию Татьяна Вербицкая. С наступающим, Танечка. Пожалуйста, читайте.

Татьяна Вербицкая: Судья на финальном матче претендентов на звание чемпиона мира по шахматам в Божидар Кажич отклонил требования Корчного об изменении условий проведения матча. Два дня назад Корчной покинул зал игры, требуя удаления зрителей и показной доски. В настоящее время счет матча 7,5 : 5,5 в пользу Корчного. Для победы требуется 10,5 очков.

Леонид Владимиров: Большое спасибо, Татьяна Вербицкая. Это был последний выпуск последних известий в 1977 году. Его, этого года, этого 1977, года столь богатого событиями,- остается одна минута и 18 секунд, мы буквально на пороге. Ну что же, прощай, невозвратно прощай 1977 год. Физики говорят, что принципиально можно путешествовать в будущее, но принципиально невозможно из-за того, что нарушается закон причинности, путешествовать в прошлое. Будем ли мы жалеть об этом годе, о 1977 годе? Будем ли вспоминать с удовольствием, с горечью? Кто как. Отсчитают часы 35 последних секунд и, вероятно, сейчас уже большинство стаканов отделилось от стола, они подняты. Отсчитают часы последние 20 секунд, и… Не беспокойтесь, дорогие слушатели, мы дадим вам несколько секунд осушить ваши бокалы, а потом сразу после Нового года у нас в студии у нашего микрофона будет следующий почетный замечательный гость. Четыре секунды, три секунды, две секунды, одна секунда. С Новым годом, дорогие друзья!

(Бой курантов)

Леонид Владимиров: Первое слово в 1978 году православному священнику, профессору богословия отцу Александру.

Отец Александр: С новым годом, дорогие братья и сестры. Где бы вы ни были, да будет благословение Господа нашего в этот час вступления нашего в новое и таинственное будущее. На Новый год читается в храмах следующий отрывок из Евангелия от Луки. Христос, повествует евангелист Лука, пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел по обыкновению своему в день субботний в синагогу и встал читать. Ему подали книгу пророка Исайи, и он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: «Дух Господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное». И закрыв книгу и отдав служителю, сел. И глаза всех были устремлены на него».
Описанное в этом отрывке из Евангелия случилось почти две тысячи лет тому назад. Но вот снова глаза наши устремлены туда же и снова слышим мы всю ту же благую весть, все тот же призыв и то же обещание отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное.
Как часто бывает сердце наше сокрушенным и сколько слепых и сколько измученных кругом нас. И как часто холодно и одиноко и страшно нам в этом холодном мире. Но вот не умирает надежда, не сдается вера, не иссякает любовь. Начинается еще один год, и мы спрашиваем каждый себя: что сулит он мне, чего хочу, чего жду я от этого таинственного сегодня открывающегося нового времени? Если есть у каждого из нас своя забота, своя надежда и по всей вероятности своя печаль, то соединены мы и общим ожиданием. Пусть будет это Лето Господне, этот новый даруемый нам год благоприятным, пусть прозреют ослепшие, все те, кто в слепоте своей причиняют боль и страдание другим людям. Пусть коснется и их сердца благая весть о том, что пора отпустить измученных на свободу, открыть жизнь добру и любви, свету и правде. Пусть найдут утешение все сокрушенные сердцем, изнемогающие под бременем уныния, страха, слабости. Пусть не прекращается в мире благовестие о том, что добро сильнее зла, свет сильнее тьмы, любовь сильнее ненависти. И главное: да не устанем мы устремлять наш взор к высшему, всегда свыше, а не снизу искать и ждать смысла нашей жизни.
С Новым годом. Пусть прикоснется сердцем к каждому из нас, кто вечно новый, кто одной радости, про которую навеки сказано, что никто не отнимет ее от нас. И да поможет нам Бог!

Леонид Владимиров: Встреча в эфире продолжается. Время за полночь, на дворе 1978, на часы можно уже не поглядывать. Подошло время новогодних поздравлений. Я думаю, вы будете рады услышать слова привета от человека в большой мере повлиявшего на весь ход советской жизни, человека, впервые обратившегося к внешнему миру с призывом помочь инакомыслящим, преследуемым и притесняемым в СССР, человека, вышедшего на Красную площадь протестовать против оккупации Чехословакии. Этот человек по иронии судьбы - родной внук одного из самых выдающихся ленинцев-сталинцев, внук покойного наркома иностранных дел Максима Литвинова. Со словами новогоднего привета из Америки Павел Литвинов.

Павел Литвинов: Дорогие друзья и соотечественники, я желаю вам всего лучшего в новом наступающем 1978 году. Я желаю крымским татарам вернуться на их родину в Крым. Я желаю политзаключенным, по крайней мере, амнистию. Я желаю верующим возможность растить своих детей так, как они хотят, ходить в церковь без страха потерять работу и попасть в тюрьму. Я желаю всем советским гражданам поменьше очередей и побольше товаров в магазинах. Я желаю советским вождям больше, если не гуманности, то по крайней мере, практичности, понимания, что если они хотят, чтобы мир им доверял, то они должны больше доверять своим гражданам, не затыкать им рот цензурой и тюрьмой, не глушить западное радио, пускать граждан свободно за границу. И всем советским людям я желаю свободы. С Новым годом, с новым счастьем.

Леонид Владимиров: Смотрите: уже Новый год, а в студию несут предновогодние приветствия других радиостанций. Ну, что ж. Вот Радио Бельгии приветствует вас и тоже дает музыку.

(Звучит музыка)

Леонид Владимиров: Говорит Брюссель, интернациональная программа радио и телевидения Бельгии «Голос дружбы». «Алло, дорогие друзья с Радио Свободная Европа /Радио Свобода, привет и с наступающим 1978 годом. Радио и телевидение Бельгии шлет по волнам радиоэфира наилучшее пожелания слушателям радиостанции Свобода и Свободная Европа и приглашает послушать песню, пользовавшуюся большим успехом в Бельгии в 1977 году».

(Звучит песня)

Леонид Владимиров: Город Бостон, штат Массачусетс. Оттуда говорит один из зачинателей правозащитного движения в СССР, сын великого поэта России Сергея Есенина Александр Сергеевич Есенин-Вольпин.

Александр Есенин-Вольпин: Дорогие соотечественники, особенно инакомыслящие Советского Союза, горячо поздравляю вас с 1978 годом. Я надеюсь, что борьба за защиту гражданских прав будет продолжаться в СССР. Новая конституция СССР может применяться в этой борьбе приблизительно так же, как и прежняя. Если бы она действовала в конце 1965 года, когда я был инициатором митинга гласности на площади Пушкина, я вел бы себя точно так же. Я уверен в том, что если эта борьба в СССР будет продолжаться, в конце концов она принесет ожидаемые плоды. Ноябрьская амнистия будет применена ко всем тем правозащитникам, которые к моменту вступления ее в силу еще не были освобождены по закону, на свободе окажутся и те, к кому она не относится. Желающие выехать из СССР будут иметь к этому не меньшие возможности, чем в последние годы. Литература и публицистика всех видов будут распространяться шире, чем сейчас. Это успех, которого я желаю вам добиться так, что это станет заметным уже в 1978 году. С Новым годом!

Леонид Владимиров: Александр Есенин-Вольпин, профессор математики, сын поэта и сам поэт, неустанный поборник гласности, свободы, человеческого права.
У нас здесь студия, а не зал, и нет зрителей, а то бы появление следующей гостьи непременно вызывало овацию. Выступает певица, еще недавно носившая высшее звание Народной артистки СССР и исполнявшая заглавные роли в Большом театре. С новогодним приветом обращается к вам, уважаемые радиослушатели, Галина Вишневская.

Галина Вишневская: Вот и кончился 1977 год. Что принес он мне в смысле творческом? В начале этого года я записала оперу «Пиковая дама» Чайковского. Это было в Париже. Дирижировал Мстислав Ростропович, оркестр Радио Франс. Артисты, конечно, со всего мира были, и был русский хор. Эта пластинка сейчас получила гран-при Музыкальной академии Франции – это большая для нас радость. В этом году я много гастролировала, пела в опере в Мюнхене, недавно я спела пять спектаклей «Тоски», пела много концертов, как всегда. Сейчас я была в Америке, навещала моих детей. Чувствуют они себя великолепно, прекрасно работают, занимаются. Думаю, что года через два они начнут свою музыкальную карьеру. Буквально в последние дни пришла ко мне еще одна радостная весть: я получила международный гран-при персональный за творческую певческую деятельность этого года. Это очень почетный приз, потому что это только один приз в году дается одному певцу или певице. В этом году этой чести удостоилась я. Я думаю, что моим друзьям в России будет приятно это слышать, я с радостью это сообщаю всем моим знакомым. Мне хочется передать всем большой привет, пожелание счастья, здоровья, красивой благополучной жизни в семье, на работе. Привет всем моим коллегам в Большом театре, желаю радостного творчества всем. Крепко вас всех обнимаю, поздравляю с новым годом и с новым счастьем. Я хочу спеть для вас, дорогие друзья, «Вокализ» Рахманинова.

(Звучит песня)

Леонид Владимиров: Встреча в эфире, я бы сказал, начинает подходить к концу, но еще отнюдь не кончается, нет. Это принесли нам? Любопытно. Нас с вами приветствует Австралия. Ну-ка, что скажут австралийцы?

«Говорит Маргарет Розби из Австралийской комиссии по радиовещанию. Обращаюсь с наилучшими новогодними пожеланиями к слушателям Радио Свободная Европа и Радио Свобода. И вот вам одна из удачнейших австралийских песен года «Зима в Америке».

(Звучит песня)

Леонид Владимиров: Очень мило со стороны австралийского радио. Спасибо им.

Иван Толстой: Новый год на архивной пленке. Ночь с 77-го на 78-й год. У микрофона Леонид Владимиров.

Леонид Владимиров: Следующего гостя мне, слава богу, не надо представлять: в нашей студии Наум Моисеевич Коржавин. Наум Коржавин – хорошо известный вам поэт. У меня к вам традиционный вопрос, который я, естественно, только и могу задать в эту минуту: Наум Коржавин, как провели вы истекший год?

Наум Коржавин: Истекший год был довольно тяжелым. Тяжелым был в виду того, что моя судьба в Америке складывается довольно трудно, потому что мне очень трудно контактировать с американской славистской профессурой, поскольку профессура эта, русистика в Америке – это периферия знаний, а я привык к тому, что это центр. У меня так складывается, я немного живу изолированно, что тяжело. Тем более, что мои эстетические единомышленники почти все остались в Москве, поэтому я в эмиграции в этом плане одинок, хотя во всех других планах, политическом и общественном у меня есть много друзей, с которыми я поддерживаю хорошие отношения. Но тяжелое состояние, которое у меня было, я как-то преодолел, как мне кажется, что я все-таки вышел к каким-то ценностям и ко многому другому. Я вообще рад, что у меня судьба сложилась так, что я прошел низами американской и западной жизни, поэтому, я думаю, это скажется.

Леонид Владимиров: Для наших слушателей вы прежде всего поэт.

С Новым годом! Годом дел и дум,
Душ сближенья.
С Новым годом — сквозь напор и шум,
Вой глушенья.
Между нами стены и пути,
Моря рокот.
Те, кто в дом ваш могут вдруг войти,
В мой — не могут.
В мой — не мой... Похоже все на бред.
Мало чести.
Я устал, сбежав, увидел свет.
Вы — на месте.
С Новым годом! Что кому дано.
В славе ль, в сраме, -
Все равно мы вместе... Все равно
Ведь я с вами.
Нелегко сегодня на земле,
Все нечетко.
Все дрожит, как стрелка на шкале
Волн коротких.
Но рука не дрогнет, ищет цель,
Ручку крутит.
Ищет голос, как жилья в метель,
Жизнью шутит.
Чуткий поиск... Тяжкая игра.
Скачут цели.
С Новым годом вас! Вы мастера
В этом деле.
С Новым годом вас!.. Сквозь боль утрат
Стыд и слабость.
С Новым годом, Пресня и Арбат,
Псков, Челябинск.
С Новым годом, Тула и Урал,
Камни Бреста,
Все места, где я не раз бывал,
Где мне место.
Там друзья — я рвусь сегодня к ним,
Помня с грустью:
Хоть сейчас махну в Париж и Рим,
В Омск — не пустят.
… Только счастья, что сквозь боль и стыд,
Сквозь стихии
«С Новым годом!» - голос мой звучит
Над Россией.



Иван Толстой: Вот так прошла новогодняя радионочь 35 лет тому назад. Праздничную программу, найденную нами в архиве РС, готовили в Мюнхене, Париже, Лондоне и Нью-Йорке. О Пражских и тем более о Московских студиях тогда и помыслить было смешно. Прошло три с половиной десятилетия, а мы сегодня обращаемся к нашим слушателям и читателям с тем же поздравлением: с Новым годом, друзья! Будьте счастливы!