На книжном рынке вскоре появится новое издание полного каталога работ Пикассо. Созданный с участием мэтра, он известен по имени составителя “Зеврос” и состоит из 33 томов и 16 тысяч черно-белых (требование художника) иллюстраций. Интригует цена – 15 тысяч долларов. Первое, антикварное издание каталога продается на аукционе за 200 000. И все же такие книги находят себе хозяев. Сверхдорогие издания становятся все более популярными, если это слово подходит к их, мягко говоря, ограниченному тиражу. Среди недавних примеров – девятитысячный двухтомник фотографий Себастиано Салгадо. Готовится к выходу многотысячный альбом Rolling Stones с автографами всех четырех рокеров. И колоссальный том фотографий Энни Лейбовиц. Каждое из таких баснословно дорогих изданий молча участвует в остром споре о судьбе книги, решительно вступившей в электронную фазу своей долгой эволюции.


Книга в Америке, в отличие от России, никогда не была ни дефицитным, ни особенно ценным товаром. У американцев, скажем, книги не задерживаются. Они редко их собирают и еще реже передают по наследству. Поэтому у каждого поколения – свои книги. Заботиться о модном бестселлере так же нелепо, как о вчерашней газете. Актуальная, приуроченная к случаю, сиюминутная, "свежая" книга и есть своего рода газета.
Давняя традиция общедоступных и вездесущих изданий подготовила нынешний разрыв. Выпустив душу на волю, книга оставит книжному магазину лишь грубый чехол – свое материальное тело, никому не нужный труп в переплете.
В самом деле, что такое книга? Полкило испачканной бумаги, ложка клея и две картонки? Смысл книги, конечно же, не в форме, а в содержании. Однако массовый успех электронной книги поставил вопрос о книге как вещи. Сама угроза утраты бумажной книги заставила нас заново открыть ее красоту и ценность. В последние годы все время раздаются то элегические, то истерические панегирики бумажной книге. Самую, пожалуй, пламенную речь в ее защиту произнес незадолго до смерти Джон Апдайк. Призывая сохранить книгу, он указывает на те ее качества, которые никак не связаны с содержанием.
"Книга, – писал американский классик и тонкий гедонист, – лучшая мебель. Окружая нас, она дарит покой и уют. Чтение – чувственное удовольствие, связанное с осязанием не меньше, чем с интеллектом. Книга – это воплощенная память о прожитой жизни: личная библиотека – персональный мемориал".
В итоге он пришел к выводу, что “никакой компьютер не сможет заменить вещную, реальную, предметную сторону книжной культуры". Но сегодня мы можем сказать, что Апдайку не удалось переубедить XXI век: эстетские соображения всегда проигрывали комфорту и дешевизне. Пергаментная рукопись тоже красивее роман-газеты или пейпербэка, но толку от этого немного.
Вопрос, по-моему, стоит иначе. Чтобы обыкновенная книга смогла успешно сражаться с электронной, она должна стать необыкновенной. Мандельштам писал: "Книга, утвержденная на читательском пюпитре, уподобляется холсту, натянутому на подрамник". В сущности, в этом уподоблении скрыт рецепт спасения книжной культуры. Чтобы сохранить книгу как вещь, чтобы вернуть книге статус события, она должна им – событием – быть.
Мне довелось знать подвижника, который вел мужественную борьбу с прогрессом, издавая уникальные по красоте и ценности книги. Сид Шифф был владельцем, президентом и единственным служащим нью-йоркского издательства "Лимитед Эдишнз Лаб". В его офисе на Мэдисон-авеню я видел том высотой в метр и весом в пять килограммов – "Реквием" Ахматовой. Рядом – чуть поменьше Пастернак. На полке такие же роскошные книги Гюнтера Грасса, Дерека Уолкотта, Октавио Паса. Все – тиражом в триста экземпляров. И каждая из книг сделана по-особому. Даже бумага для них изготовлена вручную. Так, для Пастернака русский художник из Нью-Йорка Юрий Купер изготовил бумагу из старых советских газет. В черном бархатном переплете того же "Реквиема" – элегантный вырез, в который вставлен диск с музыкой Джона Таверна, специально написанной для поэмы Ахматовой. Первая иллюстрация, точнее, оригинальная работа, сделанная для этой книги, – танцующая на цоколе памятника пара. Это офорт нью-йоркского художника Гриши Брускина.
Один экземпляр такой книги, стоивший в момент выхода в свет десятки тысяч долларов, становится дороже с каждым годом. Что, в сущности, гарантирует долгую, если не вечную жизнь книги. Объект художественного любования, коллекционирования, да и просто выгодной инвестиции, такая книга возвращает нас в прошлое. В догутенберговские времена личная библиотека исчерпывалась всего лишь десятками томов, но все они часто были произведениями искусства, которыми мы теперь любуемся в музее.
Может быть, книгу вновь ждет завидная судьба избалованной редкости? Отдав содержание электронной читалке, она сохранит форму, став роскошным, как драгоценная картина, украшением, ради которого хозяин не станет скупиться.
“Книга, – писал Василий Розанов, – должна быть дорогой. И первое свидетельство любви к ней – готовность ее купить".