Александр Генис: Новейшая история Восточной Европы станет понятнее, если проделать тот мысленный эксперимент, который предложил наш пражский коллега Ефим Фиштейн. “Представьте себе страну Восточной Европы, которая захотела бы выйти из НАТО и Евросоюза и вновь примкнуть к странам СЭВ и Варшавского Пакта”. Я такого представить не могу - несмотря на все титанические трудности, которые переживает этот регион. О судьбе Восточной Европы, которая теперь предпочитает называться Европой Центральной, Северной или Южной, рассказывает новая книга «Вкус пепла. Последствия тоталитаризма в Восточной Европе». Нашим слушателям ее представит ведущая «Книжного обозрения» «Американского часа» Марина Ефимова.
Marci Shore. The Taste of Ashes: The Aftermath of Totalitarianism in
Eastern Europe. Crown Publishers. 2013. Марси Шор.
«Вкус пепла. Последствия тоталитаризма в Восточной Европе».
Марина Ефимова: После падения Берлинской стены в 1989 году молодые американцы ринулись в Восточную Европу. Вдруг, оказалось возможным начать бизнес в Риге; поработать после окончания колледжа в Будапеште или Праге; повеселиться в ночных клубах Киева. Доллар в 90-х держался высоко, аренда квартир в бывших соцстранах стоила гроши, а пиво давали, считай, даром. Для молодых американцев Восточная Европа стала тем, чем для «потерянного поколения» был Париж 20-х годов, описанный Хемингуэем в книге «Праздник, который всегда с тобой». Почти. Один визитёр писал:
Диктор: «Праздник был, конечно, не всегда с тобой. Еда не парижская, погода - тоже, популярная мода: тренировочные костюмы анилиновых расцветок. Города физически разрушались. В Вильнюсе горячей воды не было почти всё лето. Но зато каспийская икра продавалась в любом гастрономе».
Марина Ефимова: Среди американской молодежи была тогда и студентка Марси Шор, ныне профессор истории в Йельском университете, автор книги «Вкус пепла». И она заметила нечто более важное, чем отсутствие горячей воды и наличие икры, - трагическую сторону постсоветского преображения. Она писала:
Диктор: «Вы не можете легко отделаться от прошлого и бодро перейти к будущему. Вы не можете сделать вид, что прошлое - это о’кей».
Марина Ефимова: Одно из ее первых разочарований в новой Восточной Европе кажется поверхностным. В провинциальной чешской школе, где она преподавала английский, ее потряс эпизод с директрисой, запрещавшей детям ходить по школе в уличной обуви. В морозный день, когда дети сидели в носках и мерзли, Марси разрешила им надеть обувь, за что получила нагоняй. Марси расценила это как отрыжку тоталитаризма в Чехии. Почти все рецензенты книги процитировали этот эпизод, причем с таким же выводом. Я-то думаю, эта жестокая директриса была исключением. Вообще же менять обувь в школе (и в театре, и на работе) было в наше время спасительным обычаем - иначе мы утонули бы в грязи. В школу мы таскали мешки с тапками или валенками. За этим следили родители. В носках, сколько я помню, никто не сидел. К счастью, Марси Шор заметила не только это. Пожив в юности в Восточной Европе, она влюбилась в нее и позже вернулась туда уже зрелым историком:
Диктор: «Эта земля больше, чем просто Европа. Больше, чем просто место, где люди живут и умирают. Это - земля между Западом и Россией, где прошлое физически осязаемо, где оно - тяжелая ноша».
Марина Ефимова: Сразу после падения советской империи одни страны пытались возрождать демократию и рыночную экономику, другие держались за авторитарное правление. Но и в тех, и в других напряженно и болезненно разбирали и судили прошлое. Украинцы, наконец, открыто прокричали о “голодоморе”, об искусственно созданном «Великом голоде» начала 30-х. Чехи и восточные немцы бросились с многолетним опозданием выявлять информантов и доносчиков. Прибалты требовали осуждения советской интервенции, депортаций и репрессий. Как пишет редактор «Уолл Стрит Джорнал» Мэт Камински, «Это напоминало сеансы психотерапии для тяжело травмированных наций».
Марси Шор рисует картины из жизни разных слоев населения: юный словак, оседлавший новый порядок... пожилые чехи, не сумевшие приспособиться и живущие в страхе за надёжность своих пенсий... Инфляция, коррупция, оголтелая преступность – что только не выросло на развалинах коммунизма! Шор пишет:
Диктор: «Возможно, тут сыграла роль природа революционеров-диссидентов, которые были готовы к противостоянию коммунистическому режиму, но не были готовы к управлению своими странами - диссидентство было движением нравственным, а не политическим. Отчасти сыграл роль и цинизм, даже нигилизм многих рядовых граждан. Процесс присоединения к открытому миру шел в Восточной Европе ступенчато. Их послевоенная история началась с жестокой власти правоверных коммунистов-сталинистов. Потом были сторонники «коммунизма с человеческим лицом», но их сокрушили советские танки. За танками шли «советские аппаратчики», которые управляли тоже жестоко, но уже без всякой веры. В обществе, десятилетиями жившем в постоянном страхе, эти смены породили тотальную ироничность, фатализм, равнодушную терпимость к аморальным правилам выживания».
Марина Ефимова: Пытаясь объяснить соотечественникам состояние ума и души восточного европейца, Шор цитирует Нобелевского лауреата, польского поэта и мыслителя Чеслава Милоша: «Человек из Восточной Европы, - пишет он, - не может принять американцев всерьёз, поскольку у них не было опыта, демонстрирующего человеку, как относительны его суждения и способ мышления. Тоталитаризм ломает слабый нравственный хребет каждому. Наивный моральный абсолютизм Запада плохо информирован о некоторых ипостасях человеческого состояния». А от себя Шор добавляет:
Диктор: «В Восточной Европе люди знали по опыту, что человек, рвущийся к ясному разделению между добром и злом, кончит тем, что не увидит границы между чистым добром и безумием. Может быть, поэтому отсидевшие в лагерях люди говорили мне, что простили тех, кто их предал: они знали природу предательства, знали, что было поставлено на карту».
Марина Ефимова: Уже в начале книги «Вкус пепла» Марси Шор, этническая еврейка, коснулась антисемитизма в современной Польше: граффити на стенах; на лотках – книги, немыслимые ни в одной цивилизованной стране; разговоры о «Польше для поляков» («что звучит истерически, - пишет автор, - поскольку евреев в Польше зарегистрировано всего несколько тысяч»). Шор обнаружила, что проблема евреев в Польше «безнадёжно переплетена», как она пишет, «с проблемой коммунистов». Среди польских евреев с начала 20-го века были сильны коммунистические настроения. Поэтому после войны и победы над фашизмом в сталинистском правительстве Польши оказалось немало евреев-коммунистов, обученных в Москве и проводивших в Польше советскую политику. В конце 40-х – начале 50-х годов они, в большинстве своем, сами попали в ГУЛАГ. Весной 1968 года 13 000 евреев было выдворено из страны в разгар «антисионистской» кампании. Коммунистический лидер Владислав Гомулка, под предлогом борьбы с антиправительственными настроениями студентов, изгнал евреев из университетов (при этом сам он был женат на еврейке из хасидской семьи). В последний период советского владычества в Польше евреи были и среди ведущих диссидентов-антикоммунистов – например, Адам Михник и Бронислав Геремек. Оба когда-то флиртовали с марксизмом, а потом присоединились к католической церкви и к «Солидарности» - двум главным силам в Польше, противостоявшим советскому режиму. Шор пишет:
Диктор: «История польского еврейства – отчаянно сложная территория. И один из плодов недавней свободы – ростки искреннего интереса к этой истории среди поляков. В 1996 году в Кракове была устроена фотовыставка «Я еще вижу их лица». Там были прекрасные довоенные фотографии, черно-белые и сепия, из которых вставал не только утраченный мир еврейства, но и утраченный мир Польши. Из них было видно, что трагедия польского еврейства это еще и польская трагедия».
Марина Ефимова: Марси Шор заканчивает свою книгу сомнением. «Здесь, в Восточной Европе, - пишет она, - я поняла, что даже благороднейшие мотивы могут привести к катастрофическим событиям; что многие политические действия неминуемо имеют последствия, не соответствующие намерениям тех, кто их совершал. И я поняла, что еще не могу написать книгу с хорошим концом». Но она приводит слова нынешнего польского политического активиста, к которым нам всем стоит прислушаться. Он сказал: «Тот, кто стал свидетелем событий 1989 года, не имеет морального права быть пессимистом».
