Почему Путин не летит в космос. Новый учебник истории. Олимпийская сторублевка. Усиливается борьба с чертовщиной

Смысл всегда есть
Навальный сообщает, что предвыборный ролик двухлетней давности про любую другую партию, кроме Единой России, внесли в список экстремистских материалов в Новосибирске: Помните этот супер-ролик?

Его сделал прекрасный волонтёр, после того, как идея "манифест Единой России 2002" победила в конкурсе сценариев ролика, который я провел в ЖЖ. Сейчас, наверное, уже любой гражданин в стране, если ему скажут: Продолжи "Единая Россия...", бодро добавит "...партия Жуликов и Воров". Название стало общенародным и общеупотребительным. Этот ролик был очень важен на первом этапе кампании, мы все активно распространяли его. Ну так вот, оказывается, Кировский районный суд Новосибирска внёс его в список экстремистских материалов. Лучшая реклама, чтобы добавить просмотров ролику двухлетней давности.

Казалось бы, какой смысл? На дворе уже другие времена, в ходу – другие лозунги. Никакого. Но вот Сергею Пархоменко один знакомый ОМОНовец объяснил на вчерашнем митинге, что смысл всегда есть: Я его два года уже встречаю каждый раз - без единого исключения - когда прихожу на разного рода массовые политические события. Ровно год тому назад, в октябре, когда мне довелось быть среди участников акции "От Лубянки до Лефортова" - помните, это когда выстроилась цепь одиночных пикетчиков с плакатиками "Я против репрессий и пыток", - этот полковник прошел рядом со мною, весь маршрут от здания ФСБ до здания Следственного Комитета. Я шел по тротуару, а он примерно в метре позади и справа, по проезжей части. И все это время за ним медленннннннно ехал пустой автобус-автозак. Непосредственно возле СК в Техническом переулке он наконец заговорил со мною: вежливо расспросил о целях мероприятия. Через пять минут после этого меня задержали, посадили в автозак, продержали до позднего вечера в участке и выпустили вообще без всяких объяснений.
И вот теперь я спросил у него: "Опять вы - и опять за мной?" Он улыбнулся и ответил: "А как же. Это ж работа наша", а потом, спросил: "Скажите, в прошлый раз я вас задержал аккуратно, корректно, деликатно? Правда же? Все хорошо сделал?" Я говорю: "Ну да. Корректно. Но проблема в том, что совершенно бессмысленно." - "Это почему - бессмысленно?" - "А потому и бессмысленно. Вы меня задержать задержали, а смысла в этом не было вообще никакого. Меня потом отпустили совершенно без всяких претензий и объяснений. Я так и не добился, какие ко мне претензии и чего от меня хотят." Он говорит: "Ну, как же. Смысл был. Очень большой. Но просто мы вас о нем не считаем нужным ставить в известность. Поэтому в следующий раз, когда мне прикажут, я вас опять арестую. И опять будет смысл. Смысл всегда есть во всем, что мы делаем."
На этом полковник попрощался со мною и скрылся в толпе, оставив меня в глубокой задумчивости и, признаться, с каким-то очень гадким ощущением в груди. Какая-то в этой добродушной безотказности, в этой демонстративной механической вежливости есть гнусь. Кому-то он вот так же, с вежливой улыбкой, может и череп раскроить. А однажды и мне, "когда прикажут".

В заключение - несколько свежих идей для российских законодателей.

У Владимира Демчикова предложение для борцов с фальсификацией истории: Все жду не дождусь, когда борцы с фальсификацией истории предложат поправку в конституцию: "Мы, многострадальный народ Российской Федерации..."

У Константина Кропоткина – весомый аргумент в пользу законодательного запрета иностранных слов: Как страшно жить. Даже у простодушной русской котлеты наступили непростые времена. В "Седьмом континенте" "котлетой" величают кусок мяса с костью, кланяясь не то английскому cutlet, что неточно, не то немецкому kotlett, что к истине ближе: на немецком kotlett - это именно кусок fleisch mit knochen. Но позвольте, а как же теперь величать русскую котлету, если у нее отобрали имя? Тефтелей глупой? Манерной фрикаделькой? Есть молча, любя ее без имени? Стыдливо?

Вот правильный ответ на вопрос Кропоткина, и все составляющие его слова надо, очевидно, запретить.
​

Политзаключенные – много вопросов

Вопрос первый связан с ожидаемой амнистией:

Вопрос второй – со статусом политзаключенных по версии Amnesty International. Об этом пишет в блогах Эха Москвы Дженни Курпен: В минувшую субботу 26 октября мне удалось побывать на большом мероприятии Amnesty International в Хельсинки. Встречу устраивало финское отделение организации, а главной темой была ситуация с правами человека в России. Самым неприятным сюрпризом для меня стал Сергей Никитин, глава российского отделения Amnesty, имеющий имидж и интонации чиновника от правозащиты, дипломатично произносящего обтекаемые клише, имеющие нулевое информационное наполнение. Я искренне не понимаю, каким образом докладчик Amnesty от России может с улыбкой на лице говорить о «Болотном деле» и о решении признать узниками совести троих фигурантов из двадцати шести. Мне не понятно, как человек, живущий и работающий в сфере прав человека в России, может столь беспечно относиться к ситуации. В равной степени мне не понятно и то, какими принципами руководствуется столь влиятельная организация с фантастическими возможностями по сбору и анализу информации, приглашая в качестве экспертов людей, не способных назвать вещи своими именами. Я неоднократно прямо и косвенно задавала вопрос, что же изменилось за последние полтора года в позиции правозащитного сообщества. Чем обоснована позиция Amnesty International, внезапно решившей поделить три десятка невиновных людей на «хороших» и «плохих», на заслуживающих ее поддержки и недостойных таковой? В мае-июне 2012 года речь шла о том, что никаких массовых беспорядков на Болотной площади в Москве не было, были лишь отдельные столкновения, спровоцированные действиями сотрудников полиции и ОМОНа; осенью 2013 внезапно оказалось, что Amnesty уже вынесла приговоры двадцати трем фигурантам дела, нарушив не только принцип презумпции невиновности, но и выйдя далеко за границы здравого смысла. Хочу особенно подчеркнуть, что это отнюдь не праздный интерес. Вынужденно уехав из России в связи все с тем же «Болотным делом» и проведя полтора года в заложниках у Украины и УВКБ ООН в Киеве, я имею полное право знать, на каком основании все произошедшее стало возможным. Я действительно очень хочу знать, почему, например, Алексей Гаскаров, чье «участие в массовых беспорядках» заключалось, в том, что ему разбили голову сотрудники полиции, до сих пор не признан узником совести. Также, я хочу знать, что собирается предпринять Amnesty в связи с тем, что в Украине остаются 14 политических беженцев-россиян, которым не собирается помогать ни Украина, ни УВКБ ООН.
Мне бы очень хотелось, чтобы уважаемый Сергей Никитин нашел время и ответил на мои вопросы.

Третий вопрос: а как вообще определяется статус политзаключенного? Его задает – в довольно спорной реплике в фб Александр Зеличенко – в связи со вчерашним маршем: Почему люди не вышли на защиту политзаключенных? Не пришли же люди потому, что те, кто занимаются у нас защитой прав человека, задурили им голову окончательно – кто такие эти политзаключенные и с чем это вообще едят.
Вот кричит человек «Бей жидов – спасай Россию!» и его за это в каталажку. Это политзаключенный? Он пострадал за политику. Отстаивал совершенно определенную политическую линию. По нашим временам интеллигентным сообществом он считается политзаключенным. Попробуй кому-нибудь, пусть и очень приличному человеку, сказать, что это не так, что не политзаключенный данный тип, а просто погромщик. Тут же тебе немедленно: «Я ненавижу ваше мнение, но жизнь отдам за ваше право его высказывать».
Другой пример – люди пришли на митинг и попали в свалку. В свалке стали бить полицию (или не стали бить – это не так уж важно). Обычные люди, политикой особенно не занимались. Да – и «не особенно» не занимались. Но попали под каток репрессивной системы. Стали жертвой неправосудного приговора. Они – политзаключенные? Но чем они отличаются от тысяч других жертв неправосудного правосудия? Скажем – того же Ильи Фарбера. Ну, да – наверное, хороший человек. Да – угодил в жернова. Да, наверное, без всяких оснований. Да, приговор неадекватен, даже если бы какие-то основания и были. Да, нужно защищать. Но почему «политзаключенный»? Конечно: два юриста – три мнения. Мне немедленно объяснят, почему всех их нужно считать политзаключенными.
Между Ходорковским и Путиным что-то произошло. Мы не знаем – ЧТО, хотя и можем догадываться: очевидно, Ходорковский замахнулся на что-то, что Путин считал сугубо своим. Путин Ходорковского посадил. И непонятно, собирается ли выпускать. Посадить у нас можно любого бизнесмена. Строго по закону. Хотя сажают далеко не всех. Очевидно, что здесь случай избирательного правосудия. Я сам, правда, так не считаю, но не буду спорить – пусть даже случай вообще неправосудного приговора. Это, в конце концов, вопрос юридический, тот самый, где три мнения у двух юристов.
Но, помилуйте – а политзаключенный-то здесь при чем? Конечно, мне и здесь станут доказывать, что я не прав. Например, что Ходорковский – жертва политической системы и потому политзаключенный. Или – что уже в тюрьме Ходорковский стал политическим деятелем. Или – более фантастический вариант – про страхи Путина, что вышедший из тюрьмы Ходорковский станет российским Манделой. И я опять поленюсь спорить...
Но все эти доводы не поменяют того смысла, который я вкладываю в слово «политзаключенный» – политик, брошенный в тюрьму за свою политическую деятельность. И даже не совсем так: для меня «политзаключенный» – это не просто политик, посаженный за «политику», а политик, посаженный за хорошую «политику», за политику, приносящую обществу пользу. Такое значение у меня лично сформировалось с советских времен: не повернулся бы у меня язык назвать политзаключенным посаженного за политику фашиста. С точки зрения формальной логики это, возможно, и не безупречно, но уж таким оно у меня лично сформировалось – смысловое наполнение понятия «политзаключенный».
Есть в России три человека, про которых мне очевидно – это политзаключенные. Мария Алехина, Надежда Толоконникова, Борис Стомахин. Тут все просто. Чистая политика без примеси какой бы то ни было уголовщины. Даже 282-й статьи здесь нет и близко. Но как к этим троим относятся правозащитники? Ну, с девочками в последнее время еще стало чуть лучше. Но ведь и с ними больше года любой разговор начинался с того, что преступление было, только административное, с того, что «я лично акцию не одобряю», ну, и все такое прочее. Страшно было их защищать – идти «против народа». Не хотели этого политики. А со Стомахиным и сегодня то же самое. Поди позащищай! Мигом на тебя навешают всех собак.
Были ли портреты этих реальных политзаключенных на шествии? Были. Даже портрет Стомахина я видел. Но в общей массе это была капля в море... Что же удивляться, что многие предпочли остаться дома, а не идти защищать неизвестно кого?

Пока идут эти споры, челябинские правозащитники Николай и Татьяны Щуры написали письмо директору ФСИН с просьбой уволить главу челябинских тюремщиков генерала Турбанова за то, что он отказывается отвечать ОНК на вопрос о нахождении Надежды Толоконниковой: Мы полагаем, господин директор, что Вам известно не хуже нас, что нет такой нормы закона, которая бы устанавливала десятидневный срок для ответа на вопрос, не требующий изучения. Поэтому мы считаем, что поведение генерала Турбанова В.Н. является грубым вызовом не только законам Российской Федерации, но и плевком в лицо обществу, и полагаем, что за нарушение закона (положений статей 18, 21, 24 конституции РФ, в частности) он должен понести наказание, которое определит ему суд, а за непорядочное поведение по отношению к гражданам и лицам, осуществляющим государственные функции, должен быть вами отстранён от должности и уволен из системы исполнения наказаний.

Илья Фарбер обратился с открытым письмом к Надежде Толоконниковой: Твоё письмо, твоя голодовка — это очень звонкие болевые сигналы. И против них применяются самые сильнодействующие средства. Моя защитница рассказала, как по телевизору показали зэчку, объяснившую всем, что про нарушения ты всё выдумала, вела себя странно и приехала в колонию со словами, что хочешь устроить бунт. Тонкая такая инъекция. Это как в 21-ом веке усыплять людей по схеме Труса, Балбеса и Бывалого — хлороформом в носовом платке. Всё ещё находятся «умники», обвиняющие тебя в том, что истинная цель письма и голодовки — «пиар». Но что такое «пиар»? PR? Связь с общественностью? Связь каждой отдельной клетки со всеми остальными, со всем организмом? Так для этого нервы и существуют. Иисуса Христа, на мой взгляд, в «пиаре» не обвинили только потому, что слова такого не знали. Вдуматься, все его проповеди — «сплошной пиар», связь с общественностью в чистом виде. Хотя все знают, что сделали люди с Иисусом Христом, в конце концов… Кого ещё не обвиняли в «пиаре»? Один кретин написал в газете, что я нарочно сел в тюрьму, чтобы стать знаменитым, как Pussy Riot. Если под «пиаром» подразумеваются именно недостойные поводы для упоминания и огласки, то подобные обвинения можно считать за недоверие к публике со стороны этих «внимательных» обвинителей или за серьёзные повреждения их психики. Не отличить зуд от боли — это уже действительно клиника. Такие злодеи — как вредные микробы или опасные вирусы, разрушающие резервные крепости защиты. Вместо слова «пиар» выучили бы «другое какое-нибудь», например, — «сэппуку». И хоть раз перешли бы от слова к делу.

Экономическое. Дело не в мигрантах

Mail.ru Group реагирует на инициативу Минкомсвязи о снижении в два раза уровня заработной платы (со 160 до 83 тысяч российских рублей) для российских IT-компаний, чтобы они могли получить больше квот для мигрантов: До 2020 года Минкомсвязь планирует привлечь на IT-рынок несколько сотен тысяч мигрантов. Однако привлечение мигрантов может только усугубить ситуацию — проблему нехватки кадров надо решать собственными ресурсами, повышая уровень образования и создавая специализированные учебные заведения, ориентированные на потребности IT- отрасли.

А фейковый твиттер Мида РФ реагирует на заявление Mail.ru Group:

О том, чего не надо делать, чтобы российская IT-индустрия развивалась бодрыми темпами, написано в обращении Павла Дурова к депутату Маргелову (я цитировала его в предыдущем посте), а вот на вопрос, что надо делать, чтобы преодолеть кадровый голод, пишет в «Ведомостях» экономист Константин Сонин. Ответ у него простой – нужны работающие институты: Большой спрос на дешевую, неквалифицированную рабочую силу, нынешних трудовых мигрантов, — оборотная сторона низкой производительности труда, ключевого экономического параметра, по которому наша страна в разы отстает от мировых экономических лидеров. Что такое низкая производительность труда? Самый простой пример: на российском предприятии требуется на единицу производимой продукции больше бухгалтеров (потому что налоговые органы неэффективны) и охранников (потому что неэффективна полиция), чем у аналогичного предприятия в Америке или Европе. Если бы в Москве в кафе не было охранников (как их нет в развитых странах), освободились бы тысячи рабочих рук и последствия запрета на миграцию были бы менее чувствительными.
Вторая российская (и особенно московская) сложность, усиливающая проблемы на рынке труда, — наличие множества «рентных» рабочих мест. Если присмотреться, в городе и стране огромное количество низкооплачиваемых бюрократов — при этом слишком велики не только размеры госорганов, раздутые благодаря ценам на нефть в 2000-е, но и штаты крупнейших госкомпаний, являющихся монополиями в своих отраслях. Это, возможно, повышает удовлетворенность граждан уровнем жизни (они получают низкую зарплату за ненужную и низкоквалифицированную работу), но фактически вычитает их всех из рынка труда. Если бы они были на рынке, ограничения миграции не так бы сильно сказывались на издержках фирм. Так что повышение качества работы государственных органов и сокращение их размера — правильный способ борьбы с проблемами, связанными с присутствием трудовых мигрантов.

Проблеме институтов посвящен и теоретический текст экономиста Александра Кустарева – эпиграфом он берет слова нобелевского лауреата Дугласа Норта: «Когда сделка сопровождается издержками, приобретают значения институты». Под трансакционными издержками имеются в виду в том числе взятки и откаты, так что тема для России актуальная. Кустарев спрашивает, почему этого не понимают власти, почему они сами не способствуют созданию необходимой для успешного бизнеса институциональной среды, и приводит три ответа.
Ответ первый: Поскольку роста совокупного продукта не было столетиями, а даже когда он был, он не фиксировался как феномен и тем более не осмыслялся как опыт, и поскольку производимый «излишек» оставался маргинальным, беднота всегда была убеждена в том, что главная и даже единственная причина ее бедности - это своекорыстие богатых, перераспределяющих «избыточный», а то и необходимый для выживания производителя продукт в свою пользу. Либо мешающих любым другим агентурам использовать для независимого обогащения их собственные ресурсы, которые сам истеблишмент использовать технически не в состоянии. Иными словами, господствующий слой общества не хочет менять институты, адекватные его господству.
Но на это имеется контраргумент: Истеблишмент, конечно, корыстен, но его имущественное положение вовсе не так уязвимо, как думают его враги в нижних слоях общества. Как правило, он успешно адаптируется к институциональным изменениям, сохраняя свое богатство и статус или конвертируя их в новые агрегатные состояния. Даже когда перемены радикальны и быстры. Опыт «перестроек» показывает, что после них наверху, кроме «главарей» режима, которых «сдают» свои же, остается все тот же верхний слой, хотя в него и вливаются up-starts («нувориши», «продвиженцы», «выскочки» и прочие). Помимо этого, как раз истеблишмент может оказаться самым заинтересованным в институциональных реформах именно потому, что старые методы его обогащения и сохранения статуса утратили эффективность и дальнейшее сопротивление может оказаться опаснее капитуляции.
Ответ второй: Истеблишмент не обеспечивает перемен, потому что не имеет для этого нужной квалификации - плохо осведомлен, неучен и попросту глуп. Контраргумент состоит в том, что никакой особой квалификации и не требуется – для этого есть эксперты.
Отсюда – третий ответ: Истеблишмент отвечает за стабильность общества. Этим он сам и объясняет свой консерватизм. Это объяснение имеет основания: инертность институтов объясняется консерватизмом не только истеблишмента, но и масс. Если массы не спущены ниже официального уровня бедности или даже если они просто не голодают, то, даже несмотря на свою правовую и имущественную «второсортность», они склонны сохранять status quo.
Ну и дальше экономист показывает, что пути выхода на модернизационные рельсы, то есть пути, ведущие к созданию правильной институциональной среды для бизнеса, никогда не бывают легкими, легальными и правильными. Но не вставать на них тоже чревато крахом. Отсюда – конфликты, в том числе подобные бирюлевским.

Так что дело вовсе не в бедности московских окраин (они богаче центров всех без исключения российских городов, кроме Москвы) и не в «конфликте цивилизаций», к которому пытается свести проблему российских трудовых мигрантов Мария Снеговая в «Ведомостях». (У нее там о провале мультикультурализма в Голландии и убийстве режиссера Тео ван Гога, что, кажется, не имеет ничего общего с выходцами из Средней Азии, таскающими петрушку на бюрилевской овощебазе).

Россия может саморасчлениться от цензуры, пресса погибнет по другой причине

Перспективу внедрения в России полномасштабной цензуры по образцу советского Главлита всерьез обсуждает сегодня Олег Кашин. Его свежая статья на «Слоне» хоть и называется провокационно («Россия – уродливое детище Беловежского договора»), но посвящена банальной, в общем, вещи: смысле нынешних географических границ России без долгих объяснений не понять, а именно эти объяснения и попадут под запрет, если партия Геннадия Зюганова, как обещал Дмитрий Киселев, внесет в Думу законопроект о тюремном наказании «за словесные призывы к расчленению России».
Кашин пишет: Географическая карта современной России – это огромная головоломка. Нужно написать книги, чтобы объяснить, почему бывший Урянхайский край, на который до сих пор претендует, между прочим, Тайвань, – это Россия, древняя столица Российского государства Киев – не Россия, а без пяти минут столица ассоциированного с Евросоюзом государства; или почему бывший Кенигсберг – Россия, а южносибирский бывший Верный – заграница; или почему столица странного инстаграм-халифата Грозный – Россия, а город русской славы Севастополь – нет. <…> Если Госдума примет запрет на разговоры о территориальном будущем России, это вызовет, конечно, возмущение примерно у тех же людей, которые возмущались по поводу предыдущих законов. Эти люди найдут множество аргументов, будут говорить, что запрет на обсуждение территориальной темы парализует целые гуманитарные отрасли – невозможно будет заниматься политологическими и социологическими исследованиями, невозможно будет делать геополитические прогнозы, невозможно будет говорить и писать на многие темы, в том числе вечно больную и вечно актуальную северокавказскую. <…> Дело ведь не в том, что призывать к распаду России хорошо, и даже не в том, что призывать к распаду России плохо. Важнее то, что любые попытки законодательно регулировать гуманитарную сферу не только отвратительны, но и лицемерны. Любой запрет на конкретные слова обойти проще простого – я легко представляю себе самый радикальный текст о распаде России, в котором вообще не будет слова «Россия», это-то как раз не проблема; сам могу на спор написать статью о неизбежном распаде Мордора, и судитесь со мной на здоровье. Настоящий, исправно работающий запрет на слова не обеспечит ни один закон. Такой запрет под силу только мощному цензурному ведомству наподобие советского Главлита, который в ручном режиме станет, что называется, по беспределу запрещать любые намеки на любую скользкую тему, будь то национальность преступника, поведение Красной армии во Второй мировой войне, пропаганда гомосексуализма или, если это так важно, возможные будущие границы России. Если в современной России действительно есть сторонники тотальной цензуры – пусть говорят об этом прямо, не прячась за Альбац и за пародийные цитаты из «ВКонтакте». Хотите цензуры – вводите ее, лучше сразу, чем вот так, по одному закону на каждую тему. Впрочем, распад России от этого станет еще более вероятным – если страна держится только на словах и на символах разной степени сакральности, для ее разрушения когда-нибудь и в самом деле окажется достаточно одного только слова, и кто-нибудь это слово найдет и произнесет.

Впрочем, есть опасения, что цензурировать вскоре станет нечего – российская пресса как-то не процветает (скорее даже наоборот), и причина в том, что рынок прессы уже убила система распространения. Об этом пишут в «Коммерсанте» Анна Васильева и Злата Онуфриева: Начиная с 2007-го ежегодно общие тиражи газет и журналов снижаются в среднем на 7%. Подписка начала сокращаться еще раньше, в 1990-х, и падает быстрее — в иные годы на 10%. И по производству никому не нужного товара, признаемся честно, наша индустрия догоняет производителей еды: продуктов в мире выбрасывают половину, объем нереализованной периодики в прошлом году составил около 35%. <…> "Как ни удивительно, закат печатной индустрии связан действительно не с интернетом, а с крахом системы дистрибуции,— рассказывает медиаэксперт и автор книги "Когда умрут газеты" Андрей Мирошниченко.— Процесс уже начался. Причем проблемы есть и у подписки, и у розницы". Александр Оськин уточняет: "Система дистрибуции умирает не сама по себе. В стране идет планомерное уничтожение каналов распространения печатной продукции. Причем с огромной скоростью: в день по стране закрывается по десять печатных киосков". <…> Ситуация с подпиской между тем еще более тяжелая, чем с ларьками. "Этот институт в России, видимо, умер, и его убийцей является "Почта России",— категоричен генеральный директор Национальной тиражной службы Игорь Яковенко.— Кому нужна ежедневная газета, которая приходит на второй, а иногда и на третий-четвертый день после того, как этот номер появился в киоске? Зачем выписывать журнал, который две недели читаешь в интернете и только потом можешь достать из почтового ящика?" По данным Яковенко, подписные тиражи сократились за последние три года с 30 млн до 27,2 млн экземпляров. "Но и эти цифры не отражают реального положения дел,— говорит он.— В структуре подписки возрастающую долю занимает социальная подписка на районные и городские газеты, когда человека подписывают на газету за счет бюджета местного органа власти". По его словам, объем такой подписки не связан ни с качеством издания, ни с работой почты: "Если исключить социальную подписку, то цифры разрушения станут намного более впечатляющими".

О последнем феномене и его возможных модификациях пишет в ЖЖ депутат-коммунист из Свердловской области Андрей Альшевских: В Свердловской области районные газеты уже где-то год переводят в новый формат – ГАУПСО – государственных автономных учреждений печати, финансируемых из облбюджета. Тем самым, очевидно, представители губернатора Евгения Куйвашева пытаются контролировать содержание СМИ.
Там, правда, имеется региональное сопротивление на уровне районов (что можно воспринимать как ироническую рифму к заботам властей о сохранении территориальной целостности России): Рассказали про последнее заседание думы МО «Алапаевское» (это Алапаевский район). Депутаты отстаивали газету «Алапаевская искра», учредителями которой они являются вместе с коллегами из Махнево и самого Алапаевска. После дебатов избранники отказались передавать в собственность ГАУПСО как само издание, так и оборудование. Мотивировали тем, что всю жизнь «Искра» относилась к району, а никак ни к области.

Ну и последнее о свободе слова и прочем экстремизме. Лента.ру публикует ответ основателя «ВКонтакте» Павла Дурова депутату Госдумы Михаилу Маркелову по поводу картинки про теракт в Волгограде в сообществе MDK. Дуров сначала издевательски резонерствует: Господин депутат считает экстремизмом то, что для описания волгоградской трагедии авторы изображения использовали нецензурное слово «******». Согласно словарю русского мата, основные значения слова ****** — «неминуемый конец, смерть, нечто очень плохое». Мы можем по-разному оценивать уровень культуры и образования авторов подобного описания, но с вектором их оценки спорить сложно: теракт — это действительно «нечто очень плохое». Если бы они оценили это событие как нечто положительное, я бы нашел значительно больше поводов для беспокойства со стороны депутата.
А потом давит на патриотизм: Во время разгоревшегося скандала вокруг заявлений депутата я был на встрече с основателями технологических проектов в Сан-Франциско. Ко мне подошли два недавно уехавших в Кремниевую долину российских «стартапера» и сказали, что будут продлевать визы в США. Я попытался убедить их вернуться в Россию, рассказав о плюсах ведения бизнеса в нашей стране: наличии талантливых программистов, низких налогах, возможных грантах. На это они спросили меня, собираюсь ли я сам возвращаться в Россию, ведь меня обвиняют в экстремизме.
Конечно, я собираюсь возвращаться в Россию — для того, чтобы я покинул нашу страну, нужно нечто более весомое, чем заявления отставшего от технологического поезда чиновника. Однако проблема в том, что каждое подобное сотрясение медийного поля повергает в шок предпринимателей новой, технологической волны. Тех самых молодых людей, от которых, как любят говорить и сами депутаты, зависит экономическое будущее нашей страны. И в условиях, когда США, Германия и Великобритания активно создают условия для молодых IT-предпринимателей и специалистов, мы — неосторожными высказываниями законодателей — рискуем загнать себя в каменный век, создавая психологический климат, несовместимый с инновационным развитием.

«Дворцовая площадь зачищается», от олимпийского огня спасет только искусство

На минувших выходных эстафета олимпийского огня прошла в Петербурге. Факел, как и было обещано, пронес министр культуры Мединский:

В связи с чем в Твиттере последовал такой обмен репликами:

Мораль, в общем, такая:

Официальные представители «Красмаша», завода-изготовителя факелов, неисправности своих изделий не комментируют, а рядовым рабочим, меж тем, очень стыдно: «Фонтанка» связалась с работниками красноярского завода «Красмаш», который изготавливал факелы для эстафеты олимпийского огня. Как рассказали нашему изданию рабочие, ситуацию с постоянным конфузом, который преследует олимпийский огонь, оживленно обсуждают на заводе. «Нам очень стыдно за то, что происходит», - признался собеседник корреспонденту, однако внятно объяснить, почему это происходит, не смог.

Город, меж тем, тщательно готовился к встрече огня. Вот очень впечатляющее видео «зачистки Дворцовой площади к празднику», как выразился сидевший в машине сотрудник, надо полагать, правоохранительных органов:

Комментарий в ЖЖ marazam-vlasti, где размещено это видео и фотографии переполненного полицией города: Есть два мифа, которые усиленно вдалбливаются пиплу через зомбоящик: (1) - олимпийский факел несут лучшие спортсмены и известные люди, обожаемые народом; (2) - шоу эстафеты олимпийского огня проводится для народа России. Оба эти мифа - враньё! Например, в Питере факел несли начальнички из Газпрома, которые, естественно, не являются выдающимися спортсменами. Ну, а про всенародную любовь питерцев к Газпрому я лучше говорить не буду. Обычный политический и личный пиар плюс наглая и бесцеремонная коммерция.
Ольга Бакушинская: Какой же надо быть потертой половой тряпкой, чтобы на таких условиях добровольно пойти смотреть на пронос "олимпийского факела"? Как всегда, больше удивляют не войска (что мы в Москве, войск СС не видели?), а бараны.
Митя Алешковский: С удивлением узнал, что сразу несколько моих друзей бегжали или еще побегут с олимпийским факелом. Друзья, а вам не стыдно? Для меня просто удивительна ваша неразборчивость. Приведу только один пример — трассу Адлер-Красная Поляна. Известно ли вам, что американская программа по доставке на Марс и эксплуатации марсохода нового поколения Curiosity обошлась в три с половиной раза дешевле, чем стоимость строительства дороги Адлер-Красная Поляна за счет федерального бюджета? Знаете ли вы, что цена одного погонного метра трассы Адлер-Красная Поляна составляет 200 тысяч долларов, а одного квадратного метра дороги — около 10 тысяч долларов? За эти деньги, исходя из среднероссийской стоимости жилья 1600 долларов за квадратный метр (данные Росстата за 2012 год), можно построить 5,5 млн квадратных метров жилья и обеспечить жилплощадью 275 тысяч человек (норма обеспечения жильем одного человека в России – 20 квадратных метров) — то есть, за эти деньги можно было бы построить новое жилье _всем_ жителям пострадавшего от наводнения Комсомольска на Амуре, например, а построили 48 километров дороги в Сочи. Ну и повторяю свой вопрос — как можно бежать с этим факелом? Вам самим не противно?

Огонь теперь ждут в Калининграде. Вот ответ местного арт-сообщества. Пишет куратор Калининградского филиала Государственного центра современного искусства Дмитрий Булатов: Предстоящее факельное шествие в Кёнигсберге – пусть и олимпийское – дело стрёмное. Старожилы фатерлянда помнят, чем заканчиваются подобные спортивные игрища. Ну, вы знаете – всевозможными нацпроектами, совмещающими борьбу против табакокурения, педерастии, дегенеративного искусства и прочих вредных для здоровья и генофонда нации привычек с созданием расы сверхчеловеков.
В пику всем этим весёлым а-ля греческим стартам, мы насладимся сумрачным тевтонским шоу – выездным фестивалем анимации PRIX Ars Electronica. Я специально подобрал программы, отражающие обратную сторону грядущего вселенского самомнения в Сочи – “Хаос”, “Темные истории”, “На грани распада” и т.д. Пусть это будет мой маленький вклад в олимпийский хеллоуин, который разворачивается в эти дни на берегах Балтийского моря.

Вот еще разумное предложение. Дмитрий Пономарев: У меня была другая альтернативная идея: вечеринка с чтением Pindari carmina, его прекрасных дельфийских, пифийских и олимпийских песен, но local folk как-то не оценил идею. Тем не менее, Пиндар не только практически первый известный профессиональный поэт, но и спортивный комментатор.

Вообще в последнее время кажется, что отомстить (в каком-то последнем смысле) за все происходящее способно только искусство. Татьяна Алешичева комментирует новость о начале сноса хостела Graffiti – небольшого дома в центре Петербурга, который был невероятно удачно расписан в стиле Пита Мондриана и очень оживлял пейзаж: В классическом "Полтергейсте" все неприятности персонажей происходили от того, что их дом был построен на месте уничтоженного мексиканского, кажется, кладбища. Сценаристы, написали бы что ли русский хоррор про обитателей мерзких "элитных особняков", построенных на месте снесенных домов - всякого годного еще архитектурного наследия или такого вот прекрасного дома, который необычайно оживлял пейзаж рядом с Новой Голландией. Пусть к жильцам заведомой херни, что построят на его месте, приходит по ночам призрак Мондриана, а они вызывают экзорцистов и каются.