Александр Генис: В декабре, когда критики и издательства с нетерпением ждут списка лучших книг года, внимание многих привлекла необычная монография историка Венди Лоуэр о женской стороне Холокоста. Попав в шорт-лист самой, пожалуй престижной премии в США, Национальной книжной премии, этот труд открывает новую - и страшную - страницу в столь модных сейчас гендерных исследованиях историков.
У микрофона - ведущая "Книжного обозрения" Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Книга историка Венди Лоуэр называется «Гитлеровские фурии: немки – участницы нацистских зверств». Имена двух немок, непосредственно участвовавших в нацистских зверствах, известны широко и давно, а одно из них даже стало нарицательным – имя Ильзы Кох, прозванной «бухенвальдской сукой», - жены коменданта концлагерей Бухенвальд и Майданек. Это имя стало синонимом садизма. Второе имя больше известно в Германии – Гертруда Шольц-Клинк – одна из самых высокопоставленных фигур в нацистской партии, эксперт по расовой политике. Что касается большинства немок, то они, по общим представлениям, были такими же распропагандированными овечками, какими были (и есть) многие женщины в странах с тоталитарными режимами. Но профессор калифорнийского университета Кларэмон Колледж Вэнди Лоуэр в книге «Гитлеровские фурии» утверждает, что по крайней мере полмиллиона немок были активными исполнительницами и проводниками нацизма – во всех его формах:
Диктор: «Эти женщины, рожденные перед Первой мировой войной, пережившие позор и тяготы поражения, росли и взрослели в Третьем Рэйхе. Они научились преуспевать при режиме, который имел чрезвычайно ясные цели и который демонстративно возвышал роль женщины в судьбе нации. Расистская утопия и крайний национализм возбудил в немках общественные амбиции и стремление стать не только матерями безупречных немцев, но и полезными участницами грандиозной задачи преображения мира. Завоевания и геноцид входили в эту задачу как естественные её составляющие. Поэтому женщины покидали дома и ехали на Восточный фронт – в Польшу, в Украину, в Белоруссию – не только в качестве жен оккупационных чиновников, но и чтобы работать там надзирательницами, секретаршами, учителями, медсестрами и стать необходимыми и важными сотрудницами режима».
Марина Ефимова: Многие примеры, приведенные автором книги «Гитлеровские фурии», читать особенно тяжело российскому читателю – из-за возникающих подозрений, а то и ассоциаций с другим режимом того же времени. Ну, скажем, такой пример:
Диктор: «В обязанности Ханны Альтватер и Сабины Хёрбст Дик - ассистенток высокопоставленного нацистского чиновника – входило укомплектование списков очередной группы евреев, подлежавших уничтожению. Кто попадет в расстрельный список, обычно зависело от самих ассистенток. Иногда одна из них спрашивала другую: «Как насчёт этого?.. Да или нет?».
Марина Ефимова: Учительница Ингелина Ивенс и ее коллеги занимались ассимиляцией этнических немцев на оккупированных территориях. Они вели курсы пропаганды нацизма и помогали создавать «расовую и национальную иерархию, которая допускала в школы только немецких детей». (Другой режим допускал к высшему образованию только людей пролетарского происхождения).
Автор книги неоднократно подчеркивает, что большинство немок не участвовало ни в прямых насилиях режима, ни даже в его пропаганде, но пассивно пользовалось выгодами нацистской политики, включая и выгоды от насилия: они занимали рабочие места изгнанных «нежелательных элементов»: занимали дома, из которых люди были выселены (или были вынуждены бросить), а многие не брезговали разворовыванием еврейских домов и квартир, хозяева которых были отправлены в гетто и лагеря. Было, конечно, и огромное количество пассивных наблюдательниц вроде Ильзы Струве. Она с любопытством наблюдала из окон спальни за толпой евреев, которых загоняли в кинотеатр, чтобы там уничтожить.
Однако главная тема книги «Гитлеровские фурии» – прямое участие сотен тысяч женщин в злодеяниях нацизма. Медсестры (такие как Эрика Ор – дочь пастуха) работали во время войны на Украине, не только ухаживая за немецкими ранеными, но и ассистируя врачам при стерилизации и эвтаназии «нежелательных элементов»: психически больных, калек и людей, по разным причинам лишенных права производить потомство. Немало оказалось среди активных немок и настоящих монстров – даже среди тех, кто не занимал никаких должностей, а были просто жёнами офицеров оккупационной администрации:
Диктор: «Эти женщины растили там своих детей, устраивали вечеринки и развлекали гостей, как всякие радушные хозяйки. Они подбадривали мужей, вернувшихся после массовых расстрелов, и утешали их, уставших от тяжелой работы и ведомственных дрязг. Среди таких была Эрна Петри, которая заметила у своего дома шестерых голодных еврейских детей, накормила их, а потом всех расстреляла. Многие из таких женщин умели метко стрелять: Лизель Вильхауз подстреливала со своего балкона приглянувшихся ей жертв в толпе евреев, пригнанных на работу. За этой «охотой» наблюдал стоявший рядом с ней её собственный ребенок».
Марина Ефимова: Снова и снова автор книги Вэнди Лоуэр повторяет, что большинство немок того времени трудно обвинять. Она даже приводит письмо одной из тех женщин, которые ужасались происходящему и решались написать об этом – пусть только в личной переписке. Юрист Аннетта Шюкинг писала домой: «Папа был прав, когда говорил, что люди безнравственные плохо пахнут. Я убедилась в этом теперь, потому что научилась отличать их от других. От них пахнет кровью». Письмо кончалось словами: «Но что можно сделать?».
Отталкиваясь от этого беспомощного вопроса, Венди Лоуэр настаивает на том, что тогда у немцев вообще, и у женщин в особенности, всё же был выбор:
Диктор: «Немцев не подвергали наказаниям, если они отказывались участвовать в антиеврейских акциях. Но в выборе: долг перед режимом или нравственность, гуманность, справедливость, – мужчины и женщины в тог-дашней Германии немногим отличались друг от друга. Геноцид, устроенный нацистами, является не только мужским, но и женским злодеянием».
Марина Ефимова: Думаю, что Вэнди Лоуэр никогда не жила при тоталитарном режиме и о страхе попасть в его карающую машину знает лишь по литературе. Если же считать необходимым осуждение мировым сообществом народа за его толерантность к карательному и тоталитарному режиму, то немецкий народ это осуждение получил – на всемирно известном Нюренбергском судебном процессе. Однако безнаказанность женщин-нацисток, о которой пишет Лоуэр, возмущает даже сейчас. Кстати, об этом рассказывалось и в американо-немецком фильме 2008 г. «Чтец», где показан суд в Германии над группой нацистских надзирательниц. Только одна получает тюремный срок, да и то лишь из-за своего тупого прямодушия. Остальные, с помощью адвокатов и под давлением общественного мнения, легко и цинично уворачиваются от справедливой кары. А если говорить о реальности, то особенно поразительна судьба упомянутой в начале этого очерка Гертруды Шольц-Клинк – главы женских нацистских организаций, эксперта гитлеровской расовой политики: после войны она попала в лагерь в советской зоне, но не была опознана, освободилась и укрылась у единомышленников в замке под Тюбингеном - во французской зоне оккупации. В 1947 г ее опознали. Судил её французский оккупационный суд и приговорил к 18 месяцам тюрьмы, но, опомнившись, добавил 2,5 года трудовых лагерей. Шольц-Клинк вышла на свободу в 1953 г и мирно доживала в Тюбингене, оставаясь верной идеям национал-социализма. Она умерла в 1999 г.
В книге «Гитлеровские фурии» Лоуэр пишет:
Диктор: «Что стало с немками-нацистками после войны? Они ускользнули обратно в нормальную, гражданскую жизнь. Из десятков тысяч лишь горстка попала под суд и лишь единицы были осуждены. Короче говоря, все убийства сошли им с рук».
Марина Ефимова: Читая о женщинах в нацистской машине истребления, невозможно отмахнуться от вопроса: будет ли когда-нибудь написана книга о сталинских фуриях? Или три четверти века уже затянули их злодеяния паутиной забвения?
У микрофона - ведущая "Книжного обозрения" Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Книга историка Венди Лоуэр называется «Гитлеровские фурии: немки – участницы нацистских зверств». Имена двух немок, непосредственно участвовавших в нацистских зверствах, известны широко и давно, а одно из них даже стало нарицательным – имя Ильзы Кох, прозванной «бухенвальдской сукой», - жены коменданта концлагерей Бухенвальд и Майданек. Это имя стало синонимом садизма. Второе имя больше известно в Германии – Гертруда Шольц-Клинк – одна из самых высокопоставленных фигур в нацистской партии, эксперт по расовой политике. Что касается большинства немок, то они, по общим представлениям, были такими же распропагандированными овечками, какими были (и есть) многие женщины в странах с тоталитарными режимами. Но профессор калифорнийского университета Кларэмон Колледж Вэнди Лоуэр в книге «Гитлеровские фурии» утверждает, что по крайней мере полмиллиона немок были активными исполнительницами и проводниками нацизма – во всех его формах:
Диктор: «Эти женщины, рожденные перед Первой мировой войной, пережившие позор и тяготы поражения, росли и взрослели в Третьем Рэйхе. Они научились преуспевать при режиме, который имел чрезвычайно ясные цели и который демонстративно возвышал роль женщины в судьбе нации. Расистская утопия и крайний национализм возбудил в немках общественные амбиции и стремление стать не только матерями безупречных немцев, но и полезными участницами грандиозной задачи преображения мира. Завоевания и геноцид входили в эту задачу как естественные её составляющие. Поэтому женщины покидали дома и ехали на Восточный фронт – в Польшу, в Украину, в Белоруссию – не только в качестве жен оккупационных чиновников, но и чтобы работать там надзирательницами, секретаршами, учителями, медсестрами и стать необходимыми и важными сотрудницами режима».
Марина Ефимова: Многие примеры, приведенные автором книги «Гитлеровские фурии», читать особенно тяжело российскому читателю – из-за возникающих подозрений, а то и ассоциаций с другим режимом того же времени. Ну, скажем, такой пример:
Диктор: «В обязанности Ханны Альтватер и Сабины Хёрбст Дик - ассистенток высокопоставленного нацистского чиновника – входило укомплектование списков очередной группы евреев, подлежавших уничтожению. Кто попадет в расстрельный список, обычно зависело от самих ассистенток. Иногда одна из них спрашивала другую: «Как насчёт этого?.. Да или нет?».
Марина Ефимова: Учительница Ингелина Ивенс и ее коллеги занимались ассимиляцией этнических немцев на оккупированных территориях. Они вели курсы пропаганды нацизма и помогали создавать «расовую и национальную иерархию, которая допускала в школы только немецких детей». (Другой режим допускал к высшему образованию только людей пролетарского происхождения).
Автор книги неоднократно подчеркивает, что большинство немок не участвовало ни в прямых насилиях режима, ни даже в его пропаганде, но пассивно пользовалось выгодами нацистской политики, включая и выгоды от насилия: они занимали рабочие места изгнанных «нежелательных элементов»: занимали дома, из которых люди были выселены (или были вынуждены бросить), а многие не брезговали разворовыванием еврейских домов и квартир, хозяева которых были отправлены в гетто и лагеря. Было, конечно, и огромное количество пассивных наблюдательниц вроде Ильзы Струве. Она с любопытством наблюдала из окон спальни за толпой евреев, которых загоняли в кинотеатр, чтобы там уничтожить.
Однако главная тема книги «Гитлеровские фурии» – прямое участие сотен тысяч женщин в злодеяниях нацизма. Медсестры (такие как Эрика Ор – дочь пастуха) работали во время войны на Украине, не только ухаживая за немецкими ранеными, но и ассистируя врачам при стерилизации и эвтаназии «нежелательных элементов»: психически больных, калек и людей, по разным причинам лишенных права производить потомство. Немало оказалось среди активных немок и настоящих монстров – даже среди тех, кто не занимал никаких должностей, а были просто жёнами офицеров оккупационной администрации:
Диктор: «Эти женщины растили там своих детей, устраивали вечеринки и развлекали гостей, как всякие радушные хозяйки. Они подбадривали мужей, вернувшихся после массовых расстрелов, и утешали их, уставших от тяжелой работы и ведомственных дрязг. Среди таких была Эрна Петри, которая заметила у своего дома шестерых голодных еврейских детей, накормила их, а потом всех расстреляла. Многие из таких женщин умели метко стрелять: Лизель Вильхауз подстреливала со своего балкона приглянувшихся ей жертв в толпе евреев, пригнанных на работу. За этой «охотой» наблюдал стоявший рядом с ней её собственный ребенок».
Марина Ефимова: Снова и снова автор книги Вэнди Лоуэр повторяет, что большинство немок того времени трудно обвинять. Она даже приводит письмо одной из тех женщин, которые ужасались происходящему и решались написать об этом – пусть только в личной переписке. Юрист Аннетта Шюкинг писала домой: «Папа был прав, когда говорил, что люди безнравственные плохо пахнут. Я убедилась в этом теперь, потому что научилась отличать их от других. От них пахнет кровью». Письмо кончалось словами: «Но что можно сделать?».
Отталкиваясь от этого беспомощного вопроса, Венди Лоуэр настаивает на том, что тогда у немцев вообще, и у женщин в особенности, всё же был выбор:
Диктор: «Немцев не подвергали наказаниям, если они отказывались участвовать в антиеврейских акциях. Но в выборе: долг перед режимом или нравственность, гуманность, справедливость, – мужчины и женщины в тог-дашней Германии немногим отличались друг от друга. Геноцид, устроенный нацистами, является не только мужским, но и женским злодеянием».
Марина Ефимова: Думаю, что Вэнди Лоуэр никогда не жила при тоталитарном режиме и о страхе попасть в его карающую машину знает лишь по литературе. Если же считать необходимым осуждение мировым сообществом народа за его толерантность к карательному и тоталитарному режиму, то немецкий народ это осуждение получил – на всемирно известном Нюренбергском судебном процессе. Однако безнаказанность женщин-нацисток, о которой пишет Лоуэр, возмущает даже сейчас. Кстати, об этом рассказывалось и в американо-немецком фильме 2008 г. «Чтец», где показан суд в Германии над группой нацистских надзирательниц. Только одна получает тюремный срок, да и то лишь из-за своего тупого прямодушия. Остальные, с помощью адвокатов и под давлением общественного мнения, легко и цинично уворачиваются от справедливой кары. А если говорить о реальности, то особенно поразительна судьба упомянутой в начале этого очерка Гертруды Шольц-Клинк – главы женских нацистских организаций, эксперта гитлеровской расовой политики: после войны она попала в лагерь в советской зоне, но не была опознана, освободилась и укрылась у единомышленников в замке под Тюбингеном - во французской зоне оккупации. В 1947 г ее опознали. Судил её французский оккупационный суд и приговорил к 18 месяцам тюрьмы, но, опомнившись, добавил 2,5 года трудовых лагерей. Шольц-Клинк вышла на свободу в 1953 г и мирно доживала в Тюбингене, оставаясь верной идеям национал-социализма. Она умерла в 1999 г.
В книге «Гитлеровские фурии» Лоуэр пишет:
Диктор: «Что стало с немками-нацистками после войны? Они ускользнули обратно в нормальную, гражданскую жизнь. Из десятков тысяч лишь горстка попала под суд и лишь единицы были осуждены. Короче говоря, все убийства сошли им с рук».
Марина Ефимова: Читая о женщинах в нацистской машине истребления, невозможно отмахнуться от вопроса: будет ли когда-нибудь написана книга о сталинских фуриях? Или три четверти века уже затянули их злодеяния паутиной забвения?
