О Ленине невозможно говорить с молодыми людьми. В одном современном романе, которому, впрочем, уже пять лет, юная подруга пожилого советского литератора, ставшего бизнесменом в 1990-е, говорит ему между плотским делом: "Давно хотела тебя спросить. Этот ваш Ленин – кто он ваще такой?" Мужик, по его словам, "впал в счастье", что дожил до такого вопроса.

Перед нами, хвала Творцу, не единичный случай. Художественная литература, как ей и положено, дает типы в типичных обстоятельствах. Их таки в наше время много, стариков и старичков, чьи последние дни согревают такие любознательные юницы, да, как известно госпоже Мизулиной, и юнцы. О Ленине невозможно говорить с молодыми людьми, если они не студенты-историки из более-менее твердо знающих, в каком вузе и на кого они учатся. Обычное же молодое поколение о любом царе знает больше, чем о создателе советского государства, – хотя бы то, что такой-то был царь, а не космонавт. К тому же этот разговор не имеет ни малейшего отношения к их жизни. Говори, не говори…

Однако и со старшим поколением ненамного легче. Что-то забыто начисто, что-то перепутано, замусорено так, что разгребать труднее, чем начать с нуля. Возникает серьезная педагогическая трудность: как сеять, если нет почвы? От души радуешься, что перед тобою не стоит такая задача.

Первая мировая война разродилась революцией не только в России. Но только в России революция приняла характер Парижской коммуны и длилась семь десятилетий, так что слово "перманентная" поселилось даже в головах, где не имелось иных слов, кроме матерных. Были уничтожены, и не только в социологическом, а в прямом физическом смысле слова, целые общественные классы и группы: предприниматели, торговцы, значительная часть крестьянства, а не один его цвет, как принято сегодня считать, духовенство, офицерство, профессура – см. зловещий список Бухарина. Во многом такое направление событий сотворилось усилиями, пылом и убежденностью кучки профессиональных революционеров-коммунистов в руках Владимира Ильича Ульянова-Ленина, вернувшегося из эмиграции после отречения царя – вынырнувшего, как черт из табакерки, по ощущению занимавшихся политикой людей.

Буквально с первых дней началось по-русски бестолковое и по-немецки неуклонное строительство коммунизма. Коммунизм, девочка (слушай, коль спросила!), – это атеистическое общество без классов, частной собственности и наемного труда, без товарно-денежных отношений. Это общество, которое тебе особенно подошло бы, ибо вся суть его в том, что от каждого – по способностям, каждому – по потребностям, то есть – не смейся, стрекоза! – трудилась бы ты сколько хотела, а потребляла бы всего… тоже сколько хотела.

Ленин и его люди верили, что сварганят такое общественное устройство примерно за десять лет. Ради этой сверхзадачи они и не считались с жертвами, не жалели ни себя, ни народа, тем более – врагов и противников. Организованный массовый террор, тотальное принуждение, пропаганда и цензура рассматривались как средства, которые будут оправданы светом в конце тоннеля – светом самого гуманного в истории строя. Через три года Ленин одним из первых в своем окружении понял, что они крупно влипли, что пытаются реализовать утопию и что надо как-то отыгрывать назад. После пары мелких попятных шагов он умер, чтобы продолжить существование уже в качестве мифа – величайшего из тех, с которыми имел дело ХХ век.


Милый Ленин, встань ты, дедка:
За….бла нас пятилетка.
Ленин встал, развел руками:
Что мне делать с дураками?!

Пятилетками измерялись Этапы Большого Пути. Никого столько раз не называли гением. Программа, с которой он шел к власти, – это и впрямь было нечто. Немедленно вывести страну из войны, призвав всех, вовлеченных в нее, к заключению мира без деления на победителей и побежденных. Похерить империю, предоставив входящим в нее нациям право на самоопределение вплоть до отделения. Вся власть – советам рабочих и крестьян, заводы и фабрики – рабочим, земля – крестьянам. С такой программой, если сильно захотеть, можно победить и сейчас.

Уже при его жизни звучало и слово "фанатик". Он действительно был увлечен коммунизмом, но не больше, чем многие. Темного в нем тоже не было больше, чем в очень многих до и после. А вот то, что в самом начале он смог догадаться о своей ошибке и вслух сказать об этом, безусловно, выделяет его из ряда.

Итак, детка, перед нами в общем и целом обычный человек. А раз так, то на вопрос, который тебя не интересует (вижу, уже спешишь к маме), – как же он, этот человек, смог сыграть величайшую роль в истории, правильный ответ будет такой: случай. К этому царю зверей в лесу людей наш герой, кстати, относился, вслед за Наполеоном, с большим почтением.

Анатолий Стреляный – писатель и публицист, ведущий программы Радио Свобода "Ваши письма"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции.