Александр Генис: Новая книга об отношениях американских писателях с алкоголем вызвала большой и понятный интерес у американских читателей, про русских - я и не говорю. У этой книги, смею предположить, большие перспективы на отечественном рынке. Сегодня ведущая нашего Книжного обозрения Марина Ефимова представит этот труд. Но сперва я хочу дополнить книгу о пьянстве американских писателей, своими соображениями о пьянстве авторов русских.
Самые известные тут, конечно, Венедикт Ерофеев и Сергей Довлатов. Однако водка в их сочинениях играет принципиально разную роль.
В прозе Довлатова, как знают все его поклонники, роль пьянства огромна, но противоположна той, которую она играла в жизни: в его рассказах водка не пьянит, а трезвит автора. Поэтому у Довлатова водка разительно отличается от той, что пьет Ерофеев, которого Сергей ценил больше всех современников.
Алкоголь у Ерофеева опьянение - способ вырваться на свободу, стать - буквально - не от мира сего. Веничкино пьянство - апофеоз аскезы. Провозглашая отказ от земного ради небесного, Ерофеев сравнивает себя с сосной: "Она, как я - смотрит только в небо, а что у нее под ногами - не видит и видеть не хочет".
Как бы трагична ни была поэма Ерофеева, она наполняет нас радостью: мы присутствуем на пиршестве, а не на тризне. Веничкино пьянство открывает путь в другой мир. Эта дорога, как "лествица" афонских старцев, ведет к освобождению души, плененной телом. Поэтому так важно Ерофееву проследить за каждым шагом - от утреннего глотка до череды железнодорожных станций, с нарастающим пафосом приближающихся к Петушкам.
Короче, у Ерофеева пьют на ходу, а у Довлатова - сидя на месте.
Говоря о водке, Довлатов заменяет слово виртуозным в своей наглядности жестом.
Любовная наглядность сопровождает у Довлатова каждую связанную с водкой деталь. Например, грелку с самогоном, которая, "меняя очертания, билась в его руках, как щука". Вопреки логике у Сергея рафинированная выразительность жеста нарастает в прямой пропорции с количеством выпитого. И это приоткрывает тайну довлатовского пьянства: водка делала его мир предельно однозначным. Освобождая вещи от тяжести нашего взгляда, она помогает им становиться самими собой.
Тут проходит раскол в метафизике русского пьянства: Веничка стремится уйти от мира, Довлатов - раствориться в нем. Его герою водка открывает не тот мир, а этот.
В "Заповеднике" Довлатов жалуется, что никто не написал о пользе алкоголя. Но там же Сергей сам и восполнил этот пробел. Вот этот самый красноречивый в апологии пьянства абзац:
"Мир изменился к лучшему не сразу. Поначалу меня тревожили комары. Какая-то липкая дрянь заползла в штанину. Да и трава казалась сыроватой. Потом все изменилось. Лес расступился, окружил меня и принял в свои душные недра. Я стал на время частью мировой гармонии. Горечь рябины казалась неотделимой от влажного запаха травы. Листья над головой чуть вибрировали от комариного звона. Как на телеэкране, проплывали облака. И даже паутина выглядела украшением... Я готов был заплакать, хотя все еще понимал, что это действует алкоголь. Видно, гармония таилась на дне бутылки."
(Музыка)
Александр Генис: Ну а теперь вернемся от русского к американскому пьянству. У микрофона - Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Книга Оливии Лэнг «Путешествие к Эко Спринг» - попытка ответить на вопрос, который вставал, я думаю, перед каждым читателем и любителем литературы 20-го столетия. Почему столько лучших писателей нашего века так беспробудно пили? Помогало это им творить или мешало? Коренятся причины их пьянства в тайнах их дара, или в обстоятельствах их судеб, или в особенностях их времени, или, может быть, в ограничениях и запретах того мира, в котором они жили и который любили, но который был им тесен до удушья?..
Название книги - «Путешествие к Эко Спринг» - цитата из пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на горячей железной крыше»: молодой Брик на вопрос отца, куда он идет, отвечает: «В короткое путешествие к “Ручью Эхо”», то есть, за порцией виски с таким названием - Echo Spring.
В книге шесть героев, все американцы: Эрнест Хэмингуэй, Скотт Фитцджералд, драматург Теннесси Уильямс, прозаик Джон Чивер, поэт и прозаик Раймонд Карвер (по рассказам которого Роберт Олтман поставил знаменитый фильм «Короткие истории») и поэт Джон Берримен – автор «Сновидческих песен».
Книга выстроена как путешествие по Америке с остановками в тех местах, где жили, работали, спивались и умирали эти писатели. Сразу надо предупредить, что открытия, сделанные автором во время её путешествия, не только не дали однозначного объяснения писательского пьянства, но, скорей, добавили тайн и загадок. Однако Лэнг достигла другой важной цели. Используя произведения, письма и дневники писателей и их друзей, она (как теперь говорят) озвучила те страдания, которые писатели лечили выпивкой, и те, которые им причиняло их лекарство.
Диктор: «Современная жизнь, - писал Хэмингуэй, - часто оказывает физическое давление, и алкоголь – единственное физическое облегчение». Наблюдая поэта Джона Берримена, Сол Беллоу так объяснял его алкоголизм: «Вдохновение несет в себе опасность смерти. Если бы он написал то, что мечтал написать, он бы развалился на части. Выпивка была для него стабилизатором. Она как-то ослабляла эту фатальную интенсивность».
Марина Ефимова: Когда-то, обсуждая судьбу Эдгара По, Бодлер охарактеризовал алкоголь как орудие, которое нужно было писателю, «чтобы убить что-то внутри него – червя, который не желал умирать».
Во время путешествия от города к городу и от бара к бару, автору Оливии Лэнг мерещатся и другие чувства, побуждавшие ее героев пить. Она начинает книгу ярким эпизодом. Дело происходит зимой 1973 года в компании Чивера и Карвера у винного магазина в скованном холодом городе Айова-Сити, где оба писателя преподают в местном университете.
Диктор: «Оставалось несколько минут до 9-ти утра, когда магазин открывался. Чивер, 60-летний, топтался в мокасинах на босу ногу и был абсолютно нечувствителен к холоду, словно школьник на пикнике».
Марина Ефимова: Пытаясь угадать состояние этих двоих дрожащих от нетерпения страдальцев – Чивера и Карвера – двух авторов едва ли не лучших рассказов в американской литературе 20 века, Лэнг пишет: «Я начинаю думать, что алкоголь мог быть для них способом исчезнуть из мира». И она вспоминает героя чиверовского рассказа «Пловец», который, переплывая дачные бассейны соседей и угощаясь их выпивкой, словно переходит от одного жизненного провала к другому, от одной муки к другой, пока не доплывает до безумия – то есть, до исчезновения из мира. «И время в рассказе, - пишет Лэнг, - плещется, как плещется в стакане джин с содовой».
Диктор: «Роман Чивера 1977 г «Фальконер» был закончен уже трезвым писателем, вылечившимся от алкоголизма (но не от отчаяния). Герой его романа – Фаррагут – чудом бежавший из тюрьмы, возвращается к жизни наподобие библейского Лазаря. Это освобождение героя было для Чивера воплощением его собственного освобождения. Только для него это была уже неосуществимая фантазия, которую он, тем не менее, оказался способен волшебным образом инсценировать и даже пожить в ней».
Марина Ефимова: Оба, Чивер и Карвер, умерли рано, и оба - от рака. Карвер – в 50 лет, в городке Порт Анджелес, штат Вашингтон. И этот городок сделан конечным пунктом «Путешествия к Эко Спринг».
Пытаясь разобраться в действенности и эффекте алкоголя, автор книги докапывается до первых опытов опьянения своих героев. Карвер (судя по запискам его жены) начал пить, когда влюбился в молодую актрису, будучи женатым человеком, обремененным семьей. Теннесси Уильямс (как и Чивер) впервые стал пользоваться освобождающим действием алкоголя, чтобы избавиться от паники в обществе незнакомых, незаурядных и уверенных в себе людей. Для Хэмингуэя алкоголь был (и остался), образно говоря, болеутоляющим. Он писал другу:
Диктор: «Беда вот в чём: всю мою жизнь как только дела начинали идти из рук вон плохо, мне достаточно было выпить, чтобы они немедленно начинали выглядеть гораздо лучше».
Марина Ефимова: Книга «Путешествие к Эко Спринг» - записки путешественника, и надо сказать, Оливия Лэнг – замечательный путешественник. Она искренне разделяет любовь Теннесси Уильямса к Новому Орлеану и ностальгически описывает его ежедневные визиты в бар «Виктор», где он попивал брэнди «Александр» под звуки джаза маленькой группы «Клякса» (Ink Spot). С такой же интуитивной убедительностью описывает она знаменитое путешествие Хэмингуэя и Фитцджералда на автомобиле из Лиона в Париж, где оба будущих классика напились до потери сознания, сидя под деревьями под проливным дождем. Она приводит в книге и сердитые оправдания Хэмингуэя, которого обвиняли в спаивании Фитцджералда.:
Диктор: «В нём трудно было заподозрить потенциального алкоголика, потому что он пьянел буквально от капли вина. В те времена в Европе мы относились к вину, как к чему-то такому же здоровому и нормальному, как еда, плюс как к источнику счастья, благополучия и восторга.Я не мог пред-ставить себе обеда без вина или пива. И я не мог представить себе, что полбутылки белого «Макон» могут произвести в Скотте такие химические изменения, которые превратят его в дурачка».
Марина Ефимова: Одно из достоинств книги «Путешествие к Эко Спринг» - отсутствие в ней авторского морализирования. Изредка Лэнг пытается вставить в текст одно-два научно-медицинских объяснения, но быстро спохватывается, понимая, что медицина тут не советчик. Все рецензенты отмечают достойную деликатность автора и ее искреннее сочувствие своим героям, которых она пытается не судить, а понять.
Конечно, после такой книги появляется соблазн связать склонность к алкоголизму с талантом и особенностями творческих натур. Однако если это – проклятие таланта, то почему не пили Марк Твен, Торнтон Уайльдер, Сол Беллоу, Джон Апдайк? Не пил (помногу) даже Иосиф Бродский – во времена, когда пили все. Какими душевными силами обладали эти писатели, что были в состоянии трезвыми перенести жизнь со всеми ее испытаниями?
И еще один факт, который может добавить что-то не к разгадке, а, скорей, к загадке писательского алкоголизма: к Сергею Довлатову многие (особенно сердобольные женщины) приставали с вопросом, почему он пьет. Страдания? Сомнения? Стресс? И однажды Сергей сказал: «Ну, поверьте моему честному слову – я пью потому, что мне это очень нравится».
Самые известные тут, конечно, Венедикт Ерофеев и Сергей Довлатов. Однако водка в их сочинениях играет принципиально разную роль.
В прозе Довлатова, как знают все его поклонники, роль пьянства огромна, но противоположна той, которую она играла в жизни: в его рассказах водка не пьянит, а трезвит автора. Поэтому у Довлатова водка разительно отличается от той, что пьет Ерофеев, которого Сергей ценил больше всех современников.
Алкоголь у Ерофеева опьянение - способ вырваться на свободу, стать - буквально - не от мира сего. Веничкино пьянство - апофеоз аскезы. Провозглашая отказ от земного ради небесного, Ерофеев сравнивает себя с сосной: "Она, как я - смотрит только в небо, а что у нее под ногами - не видит и видеть не хочет".
Как бы трагична ни была поэма Ерофеева, она наполняет нас радостью: мы присутствуем на пиршестве, а не на тризне. Веничкино пьянство открывает путь в другой мир. Эта дорога, как "лествица" афонских старцев, ведет к освобождению души, плененной телом. Поэтому так важно Ерофееву проследить за каждым шагом - от утреннего глотка до череды железнодорожных станций, с нарастающим пафосом приближающихся к Петушкам.
Короче, у Ерофеева пьют на ходу, а у Довлатова - сидя на месте.
Говоря о водке, Довлатов заменяет слово виртуозным в своей наглядности жестом.
Любовная наглядность сопровождает у Довлатова каждую связанную с водкой деталь. Например, грелку с самогоном, которая, "меняя очертания, билась в его руках, как щука". Вопреки логике у Сергея рафинированная выразительность жеста нарастает в прямой пропорции с количеством выпитого. И это приоткрывает тайну довлатовского пьянства: водка делала его мир предельно однозначным. Освобождая вещи от тяжести нашего взгляда, она помогает им становиться самими собой.
Тут проходит раскол в метафизике русского пьянства: Веничка стремится уйти от мира, Довлатов - раствориться в нем. Его герою водка открывает не тот мир, а этот.
В "Заповеднике" Довлатов жалуется, что никто не написал о пользе алкоголя. Но там же Сергей сам и восполнил этот пробел. Вот этот самый красноречивый в апологии пьянства абзац:
"Мир изменился к лучшему не сразу. Поначалу меня тревожили комары. Какая-то липкая дрянь заползла в штанину. Да и трава казалась сыроватой. Потом все изменилось. Лес расступился, окружил меня и принял в свои душные недра. Я стал на время частью мировой гармонии. Горечь рябины казалась неотделимой от влажного запаха травы. Листья над головой чуть вибрировали от комариного звона. Как на телеэкране, проплывали облака. И даже паутина выглядела украшением... Я готов был заплакать, хотя все еще понимал, что это действует алкоголь. Видно, гармония таилась на дне бутылки."
(Музыка)
Александр Генис: Ну а теперь вернемся от русского к американскому пьянству. У микрофона - Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Книга Оливии Лэнг «Путешествие к Эко Спринг» - попытка ответить на вопрос, который вставал, я думаю, перед каждым читателем и любителем литературы 20-го столетия. Почему столько лучших писателей нашего века так беспробудно пили? Помогало это им творить или мешало? Коренятся причины их пьянства в тайнах их дара, или в обстоятельствах их судеб, или в особенностях их времени, или, может быть, в ограничениях и запретах того мира, в котором они жили и который любили, но который был им тесен до удушья?..
Название книги - «Путешествие к Эко Спринг» - цитата из пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на горячей железной крыше»: молодой Брик на вопрос отца, куда он идет, отвечает: «В короткое путешествие к “Ручью Эхо”», то есть, за порцией виски с таким названием - Echo Spring.
В книге шесть героев, все американцы: Эрнест Хэмингуэй, Скотт Фитцджералд, драматург Теннесси Уильямс, прозаик Джон Чивер, поэт и прозаик Раймонд Карвер (по рассказам которого Роберт Олтман поставил знаменитый фильм «Короткие истории») и поэт Джон Берримен – автор «Сновидческих песен».
Книга выстроена как путешествие по Америке с остановками в тех местах, где жили, работали, спивались и умирали эти писатели. Сразу надо предупредить, что открытия, сделанные автором во время её путешествия, не только не дали однозначного объяснения писательского пьянства, но, скорей, добавили тайн и загадок. Однако Лэнг достигла другой важной цели. Используя произведения, письма и дневники писателей и их друзей, она (как теперь говорят) озвучила те страдания, которые писатели лечили выпивкой, и те, которые им причиняло их лекарство.
Диктор: «Современная жизнь, - писал Хэмингуэй, - часто оказывает физическое давление, и алкоголь – единственное физическое облегчение». Наблюдая поэта Джона Берримена, Сол Беллоу так объяснял его алкоголизм: «Вдохновение несет в себе опасность смерти. Если бы он написал то, что мечтал написать, он бы развалился на части. Выпивка была для него стабилизатором. Она как-то ослабляла эту фатальную интенсивность».
Марина Ефимова: Когда-то, обсуждая судьбу Эдгара По, Бодлер охарактеризовал алкоголь как орудие, которое нужно было писателю, «чтобы убить что-то внутри него – червя, который не желал умирать».
Во время путешествия от города к городу и от бара к бару, автору Оливии Лэнг мерещатся и другие чувства, побуждавшие ее героев пить. Она начинает книгу ярким эпизодом. Дело происходит зимой 1973 года в компании Чивера и Карвера у винного магазина в скованном холодом городе Айова-Сити, где оба писателя преподают в местном университете.
Диктор: «Оставалось несколько минут до 9-ти утра, когда магазин открывался. Чивер, 60-летний, топтался в мокасинах на босу ногу и был абсолютно нечувствителен к холоду, словно школьник на пикнике».
Марина Ефимова: Пытаясь угадать состояние этих двоих дрожащих от нетерпения страдальцев – Чивера и Карвера – двух авторов едва ли не лучших рассказов в американской литературе 20 века, Лэнг пишет: «Я начинаю думать, что алкоголь мог быть для них способом исчезнуть из мира». И она вспоминает героя чиверовского рассказа «Пловец», который, переплывая дачные бассейны соседей и угощаясь их выпивкой, словно переходит от одного жизненного провала к другому, от одной муки к другой, пока не доплывает до безумия – то есть, до исчезновения из мира. «И время в рассказе, - пишет Лэнг, - плещется, как плещется в стакане джин с содовой».
Диктор: «Роман Чивера 1977 г «Фальконер» был закончен уже трезвым писателем, вылечившимся от алкоголизма (но не от отчаяния). Герой его романа – Фаррагут – чудом бежавший из тюрьмы, возвращается к жизни наподобие библейского Лазаря. Это освобождение героя было для Чивера воплощением его собственного освобождения. Только для него это была уже неосуществимая фантазия, которую он, тем не менее, оказался способен волшебным образом инсценировать и даже пожить в ней».
Марина Ефимова: Оба, Чивер и Карвер, умерли рано, и оба - от рака. Карвер – в 50 лет, в городке Порт Анджелес, штат Вашингтон. И этот городок сделан конечным пунктом «Путешествия к Эко Спринг».
Пытаясь разобраться в действенности и эффекте алкоголя, автор книги докапывается до первых опытов опьянения своих героев. Карвер (судя по запискам его жены) начал пить, когда влюбился в молодую актрису, будучи женатым человеком, обремененным семьей. Теннесси Уильямс (как и Чивер) впервые стал пользоваться освобождающим действием алкоголя, чтобы избавиться от паники в обществе незнакомых, незаурядных и уверенных в себе людей. Для Хэмингуэя алкоголь был (и остался), образно говоря, болеутоляющим. Он писал другу:
Диктор: «Беда вот в чём: всю мою жизнь как только дела начинали идти из рук вон плохо, мне достаточно было выпить, чтобы они немедленно начинали выглядеть гораздо лучше».
Марина Ефимова: Книга «Путешествие к Эко Спринг» - записки путешественника, и надо сказать, Оливия Лэнг – замечательный путешественник. Она искренне разделяет любовь Теннесси Уильямса к Новому Орлеану и ностальгически описывает его ежедневные визиты в бар «Виктор», где он попивал брэнди «Александр» под звуки джаза маленькой группы «Клякса» (Ink Spot). С такой же интуитивной убедительностью описывает она знаменитое путешествие Хэмингуэя и Фитцджералда на автомобиле из Лиона в Париж, где оба будущих классика напились до потери сознания, сидя под деревьями под проливным дождем. Она приводит в книге и сердитые оправдания Хэмингуэя, которого обвиняли в спаивании Фитцджералда.:
Диктор: «В нём трудно было заподозрить потенциального алкоголика, потому что он пьянел буквально от капли вина. В те времена в Европе мы относились к вину, как к чему-то такому же здоровому и нормальному, как еда, плюс как к источнику счастья, благополучия и восторга.Я не мог пред-ставить себе обеда без вина или пива. И я не мог представить себе, что полбутылки белого «Макон» могут произвести в Скотте такие химические изменения, которые превратят его в дурачка».
Марина Ефимова: Одно из достоинств книги «Путешествие к Эко Спринг» - отсутствие в ней авторского морализирования. Изредка Лэнг пытается вставить в текст одно-два научно-медицинских объяснения, но быстро спохватывается, понимая, что медицина тут не советчик. Все рецензенты отмечают достойную деликатность автора и ее искреннее сочувствие своим героям, которых она пытается не судить, а понять.
Конечно, после такой книги появляется соблазн связать склонность к алкоголизму с талантом и особенностями творческих натур. Однако если это – проклятие таланта, то почему не пили Марк Твен, Торнтон Уайльдер, Сол Беллоу, Джон Апдайк? Не пил (помногу) даже Иосиф Бродский – во времена, когда пили все. Какими душевными силами обладали эти писатели, что были в состоянии трезвыми перенести жизнь со всеми ее испытаниями?
И еще один факт, который может добавить что-то не к разгадке, а, скорей, к загадке писательского алкоголизма: к Сергею Довлатову многие (особенно сердобольные женщины) приставали с вопросом, почему он пьет. Страдания? Сомнения? Стресс? И однажды Сергей сказал: «Ну, поверьте моему честному слову – я пью потому, что мне это очень нравится».
