«Здравствуйте, Анатолий Иванович! Я уже большенькая (шестьдесят), научный сотрудник, биолог, происхождение — из гнилой интеллигенции, по нонешним меркам, приличное литературное образование, биологическое неприятие совка и гэбешно-пацанской властишки, но сознательно уклоняюсь от активной политической диссиды. Живу в Москве, зарплата старшего научного сотрудника со степенью, плюс сдаю квартиру покойных родителей. Настроение мерзкое и тревожное — российский бунт считаю высоковероятным, все к нему катится. Очень беспокоит глобальное одичание — снижение образовательного уровня уже не только у студентов (на биофаке несколько лет как введен курс русского языка), но и у молодых специалистов. Активизация серости среди спецов среднего и старшего возраста. Впрочем, еще встречаются и среди молодняка перспективные, но, как мне кажется, их доля все ниже. Те, кого Солженицин называл "образованщиной", уже смотрятся как весьма приличные... Самым пугающим представляется разыгрывание национальных карт. Даже у достойных людей проскальзывают дурные нотки, хотя, изрядно попутешествовав в самых разных условиях, являюсь сторонницей киплинговской оценки рас и наций. Но, возможно, это у меня общая кумуляция усталости — должна в течение десяти-двадцати дней забить на все и уехать на полевые работы (по специальности и интересу) на пару месяцев туда, где асфальта мало. Татьяна».
Спасибо за письмо, Татьяна. Об одичании в том же смысле, что и вы, говорят и в западных университетских кругах. Правда, говорят не очень громко и так политкорректно, что самим тошно. До России это ещё не докатилось. В России высказываются смелее, и не только об этом. Вы подметили активизацию серости в России. Это потому, что растет спрос на неё, и растет стремительно. Спрос на деятельную верноподданную, на всё готовую бездарность. Властишка (тоже ваше слово) была бы рада иметь на службе и под рукой таких же деятельных, верноподданных, на всё готовых, но талантливых, только таких для неё на обозримом пространстве нет, не идут они на её зов, и она вынуждена довольствоваться серыми, вот они и зашевелились. При Хрущёве сталинское время называли культом личности. После яркого Хрущёва пришёл серый Брежнев и привёл таких же. Его время мы называли культом серости. Культом серости можно назвать и нынешнее время. Оно чревато многими неприятностями. Серость ведь знает, что она серость. За свою серость она мстит даровитости. Это становится смыслом её существования – мстить всему даровитому, вымещать на нём свою обиду на Господа, который обнёс её талантами.
Следующее письмо: «Каждый раз, когда я в эфире слышу фразу: «На волнах радио "Свобода" закончилась передача "Ваши письма". У микрофона был автор – Анатолий Стреляный», возникает ощущение, что тут есть какой-то намёк. Так и хочется дополнить: «У микрофона был автор этих писем – Анатолий Стреляный». Ну, пожалуйста, признайтесь, Анатолий Иванович: какой процент писем вы написали себе сами? Нет, это не попытка разоблачения. Даже наоборот – это признание вашего высочайшего мастерства. Ведь на протяжении десятков лет выдавать свои письма за письма граждан, да так, чтобы у слушателей не закралось ни малейшего подозрения – это высший пилотаж и потрясающая воображение компетенция в области проблем населения и его настроений. Первым основанием для подозрения послужило то, что все, без исключения, письма являются на редкость актуальными и интересными для самой широкой аудитории. Разнообразие поднимаемых вопросов просто будоражит воображение. Но если послушать людей, так сказать, на местах, то услышать можно одни и те же до боли скучные рассуждения. Второе. Нет-нет, да и проскакивают в письмах совершенно разных людей одинаковые, крайне редко встречающиеся в реальной жизни, обороты речи. Всё-таки даже такой монстр пера и клавиатуры, как вы, Анатолий Иванович, не может объять необъятное. Константин».
Спасибо за письмо, Константин. Мне уже приходилось высказываться на эту тему. Если бы я сочинял письма, их не слушали бы. Люди чувствует такие вещи. Не помогло бы никакое мастерство. Мерило подлинности всякой такой штуки находится в ней самой. Раз слушают, значит всё в порядке. Откуда берутся одинаковые обороты? Среди тех, кто нам пишет, много постоянных слушателей. Они невольно перенимают друг у друга какие-то слова и выражения. Есть и постоянные авторы. Далеко не всех из них я могу называть. Кому-то это могло бы повредить, кто-то потерял бы доверие к «Свободе». Не хочу поощрять и писательские самолюбия. Почему авторы писем рассуждают интереснее, чем наши попутчики в поездах? Да ведь я же не оглашаю всё подряд, а выбираю то, что, с моей точки зрения, может представлять какой-то общественный интерес.
Следующее письмо: «Гражданам открыто объявили, что они не имеют права покупать у заграничных торговцев хороший товар и дешево. Теперь они должны довольствоваться самым дешёвым ширпотребом (не дороже ста пятидесяти евро). Как собираются оценивать товары и определять их количество? Будут вскрывать каждую посылку и вызывать экспертов? 0перативными методами установят всех, на кого вы можете оформлять покупки? Практически надо запрещать интернет-торговлю как таковую. Это и будет железный занавес на манер гадья во власти. Вдуматься только: оно не позволяет подданным покупать то и там, что и где они хотят!». Слово «гадьё» в этом письме я оставил, чтобы показать, что людей уже не совсем устраивает слово «ворьё», вот они его и усиливают другим распространённым словом: «гады». Из «гадов» и «воров» образовалось «гадьё».
Интересно отозвался на одно моё высказывание в предыдущей передаче Пётр Билык из Краснодара. Речь шла о российском общественно-политическом устройстве. «В меню есть всё, что и на Западе: парламент, выборы, разделение властей, и если судить по бумагам, то всё и действует, как на Западе, а это всё только видимость, показуха, только внешнее, оболочка». На это господин Билык замечает: «Парламент российский лучше настоящего, того же британского, в том смысле, в каком яйцо Фаберже лучше куриного». Да, господин Билык, в свете предыдущего письма можно сказать, что и русский интернет может стать лучше настоящего в том смысле, в каком яйцо Фаберже лучше куриного.
«Привет, Анатолий! Пожалуй, кое-что добавлю к вашей оценке такой небывалой остроты, которую приобрела тема однополых отношений в России. Когда падают тяжкие оковы, человек часто теряется в том, чтО он может предъявить миру, который внезапно открывается ему в своем многообразии. В таких случаях необычное половое поведение — это то, что всегда под рукой как знак твоей отличности от других "в этом огромном, сияющим под холодным солнцем мире", которому на тебя наплевать», — автор этого письма хочет сказать, если я правильно его понимаю, что в том, что Россия вдруг ополчилась на однополые отношения, частино виновата мода на эти отношения. Не знаю, не знаю. Оковы тяжкие пали давно, а на геев накинулись только сейчас… Хотя… нет, не только сейчас. Кремлёвская пропаганда, она сама собой, без неё тут не могло обойтись, тут её почин, но угадывается и старинная русская привычка держать перед глазами западный Содом, будь он неладен, - держать его перед глазами, дрожать перед ним и яриться. Рисовать Европу в виде Содома – это было довольно почтенное занятие. Это, можно сказать, было профессией, это была служба вроде государственной, на этой службе состоял, например, журнал «Москвитянин». В одна тысяча восемьсот — не девятьсот, а восемьсот — сорок первом году он постановил, что Европа — это Содом, а Содом — это Европа. Даже такой ревнитель всего русского, как Аполлон Григорьев, не смог сдержать улыбки по сему поводу.
Брось «Дебаты», ради Бога, — обращался он к подружке в одном стихотворении («Дебаты» — это французская газета, её читали политизированные люди в России)
Брось «Дебаты», ради Бога,
Брось заморское. Давно
В «Москвитянине» престрого
О Содоме решено.
Дальше Григорьев призывает подругу любоваться родной природой, а не Европой, заниматься по вечерам не повышением своего общеевропейского уровня, а любовью (с ним, разумеется, а не с какой-нибудь девицей). Он тогда знал толк в этом деле, ему было двадцать два года, ещё не спился. Это тот Аполлон Григорьев, что написал: «Две гитары …». А в том журнале, в статье почтеннейшего професора Шевырёва, можно было прочитать дословно следующее: Англия «корыстно присвоила себе все блага существенные житейского мира; утопая сама в богатстве жизни, она хочет опутать весь мир узами своей торговли и промышленности».
«Я обращаюсь к вам как к гражданину моего мировоззрения, — следующее письмо. — Есть необходимость сказать о самом важном... Рассчитываю на ваше понимание и помощь. Соввласть была по существу объективно несостоятельна: Это был режим обмана, лицемерия, трескучей пропаганды. И все-таки остался без должного внимания один важный момент! Как могло столько лет продолжаться это... Ответ: да потому, что конституция у нас была вполне демократическая! Но дело в том, что ее достаточно было провозгласить, а вот выполнять не обязательно... Эффективного контроля за соблюдением конституции как не было, так и нет! Поэтому я считаю, что нам, как воздух, нужна законодательная инициатива! Мой законопроект гласит:власть в конце срока проходит Единый государственный экзамен на положительную динамику основных статей конституции в порядке их значения: права и свободы граждан, безопасность, экология и т.п. Если власть этот ЕГЭ не сдаст, она не может баллотироваться на следующий срок. Вот за что стоит бороться до конца. Это ответ на вопрос: "Что делать". С уважением Исаак» такой-то.
Такие письма представляют собою народную законотворческую самодеятельность. Она бьёт ключом в парламентах, они для того и существуют. Правда, там есть фильтры. Депутаты уговариваются, что любая задумка не должна сразу ставиться на голосование — сначала пусть её оценят знатоки, специалисты. Они бы натолкнули нашего слушателя на такой, например, вопрос: почему ни в одной свободной стране нет «Единого государственного экзамена на положительную динамику основных статей конституции в порядке их значения», а дела идут не хуже, чем в России? Зачем изобретать такие общественные приспособления, которых нигде нет? Почему не брать то, что работает у других? Если профессионал решит подумать о контроле за соблюдением конституции, он сначала изучит всё, что относится к этому предмету со времён царя Гороха, вникнет в опыт человечества, потратит на это несколько лет жизни, если не всю жизнь, одновременно тщательно, в подробностях, изучит, как обстоит с этим дело в его стране, и только потом выступит со своим предложением. Любителю же просто в голову не придёт, что действовать нужно только так и не иначе. Осенит его мысль, что вот надо ввести ЕГЭ для власти, — и этого ему достаточно, чтобы попытаться поднять на ноги всех и вся. Это вообще-то безвредное занятие, намного лучше, чем пить водку. Другое дело, что во многих случаях, если не в большинстве, так же, то есть, по-любительски, поступает и Государственная дума. Вот тут не скажешь, что это лучше, чем пить водку. Лучше бы пили.
«Недавно проехал в Подмосковье на электричке, — сообщает автор следующего письма. — Все рельсы старательно окружены алюминиевой оградой метра три высотой, нигде не видать брешей. Раньше можно было покупать билет до одной станции, а сходить подальше. Сейчас так не получится, выход, как и вход, через турникеты. По вагонам бегают бригады контролёров, причём они стали много жёстче, прежде просто махали рукой на тех, кто будет хамить или штраф не станет платить, а сойдёт на ближайшей остановке. Теперь бежать некуда — всё окружено забором. До одиннадцати часов продавцы отказываются продавать пиво, а курить можно сейчас, видимо, только на пустыре за городом. Могут прицепиться бдительные граждане. Ещё один совершенно идиотский закон - о призывах к разрушению территориальной целостности. 0н противоречит конституции, дублирует другие законы. Так рьяно не стреляли из пушек по воробьям даже в советское время. А кущёвских бандитов потихоньку выпускают за хорошее поведение», — говорится в письме.
Наметилось и, похоже, закрепляется любопытное отличие нынешнего режима от советского. Вспоминать советский глупо, и с каждым днём всё глупее - дело всё-таки давнее, но люди вспоминают, сравнивают, и не замечать этого, не вникать в их сравнения тоже нельзя. В советское время не было никакой выборности, это понятно, всех назначали, но воли никому не давали, всех жёстко контролировали, шаг вправо, шаг влево считался побегом не только для узника, но и для первого лица района, города, области, завода, колхоза - никакой отсебятины, даже славить партию и правительство, вождей и великих учителей не сметь без команды или позволения. В этом был, как теперь выясняется, один немалый плюс. Не было большого разгула личных качеств при исполнении казённых обязанностей. Врождённо злобный руководитель района мог, конечно, злобствовать, самодурствовать, чудить, но в довольно узких рамках. Это не явилось само собою. Управленческий аппарат пришлось очень жестоко дрессировать, чтобы выбить из кадров всякий позыв к непомерной самодеятельности. Что мы видим сегодня? Оборзели все уровни. Позволено оборзеть Госдуме. Вот где зримо включилось личное, особенно – женское. Есть женщины по природе добрые, и есть — злые, и вот оказалось, что они там одна злее другой. Следует быть готовыми не только к тому, что Россия станет таки на демократический путь. Это очень возможно, но совсем не обязательно. Путинизм может превратиться во что-то вроде сталинизма, и неважно, что к тому времени это будет называться иванизмом, петризмом или сидоризмом. Главное - открыто покончат с тем, что будет названо заигрыванием с демократией. И вот тогда придётся взять в ежовые рукавицы не только простой народ, а и его слуг. Дрессировка будет идти по двум направлениям. Первое – учить их брать по чину, за перебор — секир башка, и второе – не допускать отсебятины, ничего не добавлять от своего нутра к делам казённым. Если ты, к примеру, стареющая лесбиянка, так не набрасывайся на других, чтобы отвести подозрение от себя. Короче, многие слуги народа в демократизации должны быть заинтересованы не меньше, чем сам народ. От резкого зажима пострадают-то больше всех они, во всяком случае, на первых порах. Им не позавидуешь. И демократизации надо бояться – прогонят, опозорят, могут и посадить, и диктатуры, которая сделает то же самое, только без церемоний. Обратите внимание, как нарастает разгильдяйство в управленческом классе, какое-то даже лихое головотяпство с одной стороны и всё более откровенная бездеятельность – с другой. Теряют страх. Вот этого диктатура им не простит, головы полетят. Я бы на месте этих слуг больше желал смягчения режима - не так страшно, а от настоящего ужесточения больше всех пострадаете вы, и как раз те из вас, кто поспешил засветиться. Вас первых загонят в стойло. У меня давненько лежит одно письмишко, в котором пара строк именно об этом: «Ах, Анатолий Иванович, от крутых парней в Кремле первыми пострадают не такие, как вы, - первыми пострадают те, кто сегодня больше всех уверен в своей безопасности и безнаказанности».
Вот ещё: «В России нет смертной казни, но сто пятьдесят тысяч криминальных убийств в год - первое место в мире в расчёте на сотню или одно из первых, и надо ещё учесть, что у нас играючи напишут, что в тюремный морг вы попали из-за воспаления лёгких. Что ни полицейский, то оборотень». Это письмо позволяет закончить предыдущее наше рассуждение. Такого разгула преступности не будут бесконечно терпеть ни демократия, ни диктатура. Взяточная полиция, взяточное следствие, взяточное судейство виновато не только тем, что берёт взятки, а и тем, что, по горло занятое наживой, пускает на самотёк казённое дело. Любой диктатор это воспринимает как личную обиду. Поэтому и менту следует бояться неизвестно чего больше: демократии, которая его, скорее всего, просто уволит, или диктатуры, которая отправит его на нары.
«Одна ваша слушательница, — следующее письмо, — написала, как далеко до революции в России сегодня, какой у неё огромный, фантастический запас прочности». Этот запас, Анатолий, скажу тебе как профессиональный оберлейтенант, непреодолимый. Многие находятся в мираже советской пропаганды. Им видятся восставший народ, баррикады, оппозиционеры захватывают Останкино, ЦИК, Кремль, короче, почту и телеграф с 3имним. Рабочий тащит пулемёт, сейчас он вступит в бой, висит плакат: "Долой господ, помещиков долой!". На практике всё контролируют полицейские спецотряды, а сгнившая ещё при Леониде Брежневе армия не высовывается из казарм. Красно-коричневые примитивно вымерли, как динозавры, а Навальный и его фанаты предлагают вариант путинизма с большим хаосом и всплеском психиатрии. Будет та же коррупция, других чиновников он нигде не наберёт. Россия находится в своём нормальном состоянии, африканском. Придут, и уже приходят криминализованные коммерсанты, модели, киллеры, бандиты, оборотни, коррупционеры, балдеющие фанаты и звёзды масскульта, развязные и аморальные продукты времени. Что было диким, стало нормой, будет становиться и далее. Кто сможет, будут бежать, уже бегут. Хаос и криминал, бескультурье и изуверство - вот что в обозримом будущем», - говорится в этом, нам уже привычном, письме. Не верит человек в прогресс. Да, их целая партия, современных русских людей, не верящих в прогресс. Есть и верящие, но как-то робко они верят. Партию из них, пожалуй, не сколотить. А было время, о, было время, когда эти две партии разделялись чётко, резко. Гегель своими сочинениями способствовал их оформлению… Одна партия обожала его за веру в прогресс, а другая за то же страстно не любила. Исписали километры бумаги друг против друга, спорили ночами напролёт. Один кричит, что есть прогресс, иначе зачем жить, другой – нет прогресса, а есть вечное, неизменное, есть любовь, есть вечный предмет любви – красота земли родной, её история, нравы, обычаи, предания родного народа, национальный характер. При этом выпивалось за ночь немеряно, рассвет заставал горячие головы в тарелках со студнем, рядом они лежали: вот голова того, кто за прогресс, вот – того, кто против.
Автор письма, которое мы обсуждаем, представил нам свой ответ на вечный вопрос: что делать? — ничего, ничего не поделать, в связи с чем мне опять вспомнился бесподобный Василь Васильич Розанов, дореволюционный писатель. Он дразнил читавшую Россию высказываниями, которые не лезли подчас ни в какие ворота, — весело, а иногда и угрюмо, служил своему духу противоречия. Подобных ломак сейчас пруд пруди, а тогда их было раз, два и обчёлся. Он дОжил до большевистского переворота, успел сказать, что Россия слиняла в три дня, и помер. Так вот, однажды он заявил, что ему точно известен ответ на великий русский вопрос: что делать? «Как что делать: если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай». Не знаю, знаком ли с этим учением слушатель «Свободы», приславший следующее письмо. Читаю: «Что делать. Первое. Свиные ножки ошпарьте крутым кипятком. Сложите в большую кастрюлю, залейте холодной водой так, чтобы она покрыла ножки слоем в два-три сантиметра и на небольшом огне доведите до кипения. Снимите шумовкой пену. Второе. Овощи разрежьте пополам и поджарьте на сухой раскаленной сковороде пять минут. Добавьте их в кастрюлю с ножками и варите на самом малом огне пять часов... Пятое и последнее. Нарежьте холодец на порционные куски и подавайте с хреном и горчицей. Имейте в виду, что от того, как будет нарублено мясо, зависит окончательный вид холодца. Если слишком мелко, то холодец будет очень плотным, почти непрозрачным». Замечательное письмо! В нём есть, как вы заметили, ответ не только на вопрос, что делать, но и кто виноват — кто виноват, если холодец окажется далёким от совершенства. Виноват будет тот, в частности, кто неправильно измельчит мясо.
Спасибо за письмо, Татьяна. Об одичании в том же смысле, что и вы, говорят и в западных университетских кругах. Правда, говорят не очень громко и так политкорректно, что самим тошно. До России это ещё не докатилось. В России высказываются смелее, и не только об этом. Вы подметили активизацию серости в России. Это потому, что растет спрос на неё, и растет стремительно. Спрос на деятельную верноподданную, на всё готовую бездарность. Властишка (тоже ваше слово) была бы рада иметь на службе и под рукой таких же деятельных, верноподданных, на всё готовых, но талантливых, только таких для неё на обозримом пространстве нет, не идут они на её зов, и она вынуждена довольствоваться серыми, вот они и зашевелились. При Хрущёве сталинское время называли культом личности. После яркого Хрущёва пришёл серый Брежнев и привёл таких же. Его время мы называли культом серости. Культом серости можно назвать и нынешнее время. Оно чревато многими неприятностями. Серость ведь знает, что она серость. За свою серость она мстит даровитости. Это становится смыслом её существования – мстить всему даровитому, вымещать на нём свою обиду на Господа, который обнёс её талантами.
Следующее письмо: «Каждый раз, когда я в эфире слышу фразу: «На волнах радио "Свобода" закончилась передача "Ваши письма". У микрофона был автор – Анатолий Стреляный», возникает ощущение, что тут есть какой-то намёк. Так и хочется дополнить: «У микрофона был автор этих писем – Анатолий Стреляный». Ну, пожалуйста, признайтесь, Анатолий Иванович: какой процент писем вы написали себе сами? Нет, это не попытка разоблачения. Даже наоборот – это признание вашего высочайшего мастерства. Ведь на протяжении десятков лет выдавать свои письма за письма граждан, да так, чтобы у слушателей не закралось ни малейшего подозрения – это высший пилотаж и потрясающая воображение компетенция в области проблем населения и его настроений. Первым основанием для подозрения послужило то, что все, без исключения, письма являются на редкость актуальными и интересными для самой широкой аудитории. Разнообразие поднимаемых вопросов просто будоражит воображение. Но если послушать людей, так сказать, на местах, то услышать можно одни и те же до боли скучные рассуждения. Второе. Нет-нет, да и проскакивают в письмах совершенно разных людей одинаковые, крайне редко встречающиеся в реальной жизни, обороты речи. Всё-таки даже такой монстр пера и клавиатуры, как вы, Анатолий Иванович, не может объять необъятное. Константин».
Спасибо за письмо, Константин. Мне уже приходилось высказываться на эту тему. Если бы я сочинял письма, их не слушали бы. Люди чувствует такие вещи. Не помогло бы никакое мастерство. Мерило подлинности всякой такой штуки находится в ней самой. Раз слушают, значит всё в порядке. Откуда берутся одинаковые обороты? Среди тех, кто нам пишет, много постоянных слушателей. Они невольно перенимают друг у друга какие-то слова и выражения. Есть и постоянные авторы. Далеко не всех из них я могу называть. Кому-то это могло бы повредить, кто-то потерял бы доверие к «Свободе». Не хочу поощрять и писательские самолюбия. Почему авторы писем рассуждают интереснее, чем наши попутчики в поездах? Да ведь я же не оглашаю всё подряд, а выбираю то, что, с моей точки зрения, может представлять какой-то общественный интерес.
Следующее письмо: «Гражданам открыто объявили, что они не имеют права покупать у заграничных торговцев хороший товар и дешево. Теперь они должны довольствоваться самым дешёвым ширпотребом (не дороже ста пятидесяти евро). Как собираются оценивать товары и определять их количество? Будут вскрывать каждую посылку и вызывать экспертов? 0перативными методами установят всех, на кого вы можете оформлять покупки? Практически надо запрещать интернет-торговлю как таковую. Это и будет железный занавес на манер гадья во власти. Вдуматься только: оно не позволяет подданным покупать то и там, что и где они хотят!». Слово «гадьё» в этом письме я оставил, чтобы показать, что людей уже не совсем устраивает слово «ворьё», вот они его и усиливают другим распространённым словом: «гады». Из «гадов» и «воров» образовалось «гадьё».
Интересно отозвался на одно моё высказывание в предыдущей передаче Пётр Билык из Краснодара. Речь шла о российском общественно-политическом устройстве. «В меню есть всё, что и на Западе: парламент, выборы, разделение властей, и если судить по бумагам, то всё и действует, как на Западе, а это всё только видимость, показуха, только внешнее, оболочка». На это господин Билык замечает: «Парламент российский лучше настоящего, того же британского, в том смысле, в каком яйцо Фаберже лучше куриного». Да, господин Билык, в свете предыдущего письма можно сказать, что и русский интернет может стать лучше настоящего в том смысле, в каком яйцо Фаберже лучше куриного.
«Привет, Анатолий! Пожалуй, кое-что добавлю к вашей оценке такой небывалой остроты, которую приобрела тема однополых отношений в России. Когда падают тяжкие оковы, человек часто теряется в том, чтО он может предъявить миру, который внезапно открывается ему в своем многообразии. В таких случаях необычное половое поведение — это то, что всегда под рукой как знак твоей отличности от других "в этом огромном, сияющим под холодным солнцем мире", которому на тебя наплевать», — автор этого письма хочет сказать, если я правильно его понимаю, что в том, что Россия вдруг ополчилась на однополые отношения, частино виновата мода на эти отношения. Не знаю, не знаю. Оковы тяжкие пали давно, а на геев накинулись только сейчас… Хотя… нет, не только сейчас. Кремлёвская пропаганда, она сама собой, без неё тут не могло обойтись, тут её почин, но угадывается и старинная русская привычка держать перед глазами западный Содом, будь он неладен, - держать его перед глазами, дрожать перед ним и яриться. Рисовать Европу в виде Содома – это было довольно почтенное занятие. Это, можно сказать, было профессией, это была служба вроде государственной, на этой службе состоял, например, журнал «Москвитянин». В одна тысяча восемьсот — не девятьсот, а восемьсот — сорок первом году он постановил, что Европа — это Содом, а Содом — это Европа. Даже такой ревнитель всего русского, как Аполлон Григорьев, не смог сдержать улыбки по сему поводу.
Брось «Дебаты», ради Бога, — обращался он к подружке в одном стихотворении («Дебаты» — это французская газета, её читали политизированные люди в России)
Брось «Дебаты», ради Бога,
Брось заморское. Давно
В «Москвитянине» престрого
О Содоме решено.
Дальше Григорьев призывает подругу любоваться родной природой, а не Европой, заниматься по вечерам не повышением своего общеевропейского уровня, а любовью (с ним, разумеется, а не с какой-нибудь девицей). Он тогда знал толк в этом деле, ему было двадцать два года, ещё не спился. Это тот Аполлон Григорьев, что написал: «Две гитары …». А в том журнале, в статье почтеннейшего професора Шевырёва, можно было прочитать дословно следующее: Англия «корыстно присвоила себе все блага существенные житейского мира; утопая сама в богатстве жизни, она хочет опутать весь мир узами своей торговли и промышленности».
«Я обращаюсь к вам как к гражданину моего мировоззрения, — следующее письмо. — Есть необходимость сказать о самом важном... Рассчитываю на ваше понимание и помощь. Соввласть была по существу объективно несостоятельна: Это был режим обмана, лицемерия, трескучей пропаганды. И все-таки остался без должного внимания один важный момент! Как могло столько лет продолжаться это... Ответ: да потому, что конституция у нас была вполне демократическая! Но дело в том, что ее достаточно было провозгласить, а вот выполнять не обязательно... Эффективного контроля за соблюдением конституции как не было, так и нет! Поэтому я считаю, что нам, как воздух, нужна законодательная инициатива! Мой законопроект гласит:власть в конце срока проходит Единый государственный экзамен на положительную динамику основных статей конституции в порядке их значения: права и свободы граждан, безопасность, экология и т.п. Если власть этот ЕГЭ не сдаст, она не может баллотироваться на следующий срок. Вот за что стоит бороться до конца. Это ответ на вопрос: "Что делать". С уважением Исаак» такой-то.
Такие письма представляют собою народную законотворческую самодеятельность. Она бьёт ключом в парламентах, они для того и существуют. Правда, там есть фильтры. Депутаты уговариваются, что любая задумка не должна сразу ставиться на голосование — сначала пусть её оценят знатоки, специалисты. Они бы натолкнули нашего слушателя на такой, например, вопрос: почему ни в одной свободной стране нет «Единого государственного экзамена на положительную динамику основных статей конституции в порядке их значения», а дела идут не хуже, чем в России? Зачем изобретать такие общественные приспособления, которых нигде нет? Почему не брать то, что работает у других? Если профессионал решит подумать о контроле за соблюдением конституции, он сначала изучит всё, что относится к этому предмету со времён царя Гороха, вникнет в опыт человечества, потратит на это несколько лет жизни, если не всю жизнь, одновременно тщательно, в подробностях, изучит, как обстоит с этим дело в его стране, и только потом выступит со своим предложением. Любителю же просто в голову не придёт, что действовать нужно только так и не иначе. Осенит его мысль, что вот надо ввести ЕГЭ для власти, — и этого ему достаточно, чтобы попытаться поднять на ноги всех и вся. Это вообще-то безвредное занятие, намного лучше, чем пить водку. Другое дело, что во многих случаях, если не в большинстве, так же, то есть, по-любительски, поступает и Государственная дума. Вот тут не скажешь, что это лучше, чем пить водку. Лучше бы пили.
«Недавно проехал в Подмосковье на электричке, — сообщает автор следующего письма. — Все рельсы старательно окружены алюминиевой оградой метра три высотой, нигде не видать брешей. Раньше можно было покупать билет до одной станции, а сходить подальше. Сейчас так не получится, выход, как и вход, через турникеты. По вагонам бегают бригады контролёров, причём они стали много жёстче, прежде просто махали рукой на тех, кто будет хамить или штраф не станет платить, а сойдёт на ближайшей остановке. Теперь бежать некуда — всё окружено забором. До одиннадцати часов продавцы отказываются продавать пиво, а курить можно сейчас, видимо, только на пустыре за городом. Могут прицепиться бдительные граждане. Ещё один совершенно идиотский закон - о призывах к разрушению территориальной целостности. 0н противоречит конституции, дублирует другие законы. Так рьяно не стреляли из пушек по воробьям даже в советское время. А кущёвских бандитов потихоньку выпускают за хорошее поведение», — говорится в письме.
Наметилось и, похоже, закрепляется любопытное отличие нынешнего режима от советского. Вспоминать советский глупо, и с каждым днём всё глупее - дело всё-таки давнее, но люди вспоминают, сравнивают, и не замечать этого, не вникать в их сравнения тоже нельзя. В советское время не было никакой выборности, это понятно, всех назначали, но воли никому не давали, всех жёстко контролировали, шаг вправо, шаг влево считался побегом не только для узника, но и для первого лица района, города, области, завода, колхоза - никакой отсебятины, даже славить партию и правительство, вождей и великих учителей не сметь без команды или позволения. В этом был, как теперь выясняется, один немалый плюс. Не было большого разгула личных качеств при исполнении казённых обязанностей. Врождённо злобный руководитель района мог, конечно, злобствовать, самодурствовать, чудить, но в довольно узких рамках. Это не явилось само собою. Управленческий аппарат пришлось очень жестоко дрессировать, чтобы выбить из кадров всякий позыв к непомерной самодеятельности. Что мы видим сегодня? Оборзели все уровни. Позволено оборзеть Госдуме. Вот где зримо включилось личное, особенно – женское. Есть женщины по природе добрые, и есть — злые, и вот оказалось, что они там одна злее другой. Следует быть готовыми не только к тому, что Россия станет таки на демократический путь. Это очень возможно, но совсем не обязательно. Путинизм может превратиться во что-то вроде сталинизма, и неважно, что к тому времени это будет называться иванизмом, петризмом или сидоризмом. Главное - открыто покончат с тем, что будет названо заигрыванием с демократией. И вот тогда придётся взять в ежовые рукавицы не только простой народ, а и его слуг. Дрессировка будет идти по двум направлениям. Первое – учить их брать по чину, за перебор — секир башка, и второе – не допускать отсебятины, ничего не добавлять от своего нутра к делам казённым. Если ты, к примеру, стареющая лесбиянка, так не набрасывайся на других, чтобы отвести подозрение от себя. Короче, многие слуги народа в демократизации должны быть заинтересованы не меньше, чем сам народ. От резкого зажима пострадают-то больше всех они, во всяком случае, на первых порах. Им не позавидуешь. И демократизации надо бояться – прогонят, опозорят, могут и посадить, и диктатуры, которая сделает то же самое, только без церемоний. Обратите внимание, как нарастает разгильдяйство в управленческом классе, какое-то даже лихое головотяпство с одной стороны и всё более откровенная бездеятельность – с другой. Теряют страх. Вот этого диктатура им не простит, головы полетят. Я бы на месте этих слуг больше желал смягчения режима - не так страшно, а от настоящего ужесточения больше всех пострадаете вы, и как раз те из вас, кто поспешил засветиться. Вас первых загонят в стойло. У меня давненько лежит одно письмишко, в котором пара строк именно об этом: «Ах, Анатолий Иванович, от крутых парней в Кремле первыми пострадают не такие, как вы, - первыми пострадают те, кто сегодня больше всех уверен в своей безопасности и безнаказанности».
Вот ещё: «В России нет смертной казни, но сто пятьдесят тысяч криминальных убийств в год - первое место в мире в расчёте на сотню или одно из первых, и надо ещё учесть, что у нас играючи напишут, что в тюремный морг вы попали из-за воспаления лёгких. Что ни полицейский, то оборотень». Это письмо позволяет закончить предыдущее наше рассуждение. Такого разгула преступности не будут бесконечно терпеть ни демократия, ни диктатура. Взяточная полиция, взяточное следствие, взяточное судейство виновато не только тем, что берёт взятки, а и тем, что, по горло занятое наживой, пускает на самотёк казённое дело. Любой диктатор это воспринимает как личную обиду. Поэтому и менту следует бояться неизвестно чего больше: демократии, которая его, скорее всего, просто уволит, или диктатуры, которая отправит его на нары.
«Одна ваша слушательница, — следующее письмо, — написала, как далеко до революции в России сегодня, какой у неё огромный, фантастический запас прочности». Этот запас, Анатолий, скажу тебе как профессиональный оберлейтенант, непреодолимый. Многие находятся в мираже советской пропаганды. Им видятся восставший народ, баррикады, оппозиционеры захватывают Останкино, ЦИК, Кремль, короче, почту и телеграф с 3имним. Рабочий тащит пулемёт, сейчас он вступит в бой, висит плакат: "Долой господ, помещиков долой!". На практике всё контролируют полицейские спецотряды, а сгнившая ещё при Леониде Брежневе армия не высовывается из казарм. Красно-коричневые примитивно вымерли, как динозавры, а Навальный и его фанаты предлагают вариант путинизма с большим хаосом и всплеском психиатрии. Будет та же коррупция, других чиновников он нигде не наберёт. Россия находится в своём нормальном состоянии, африканском. Придут, и уже приходят криминализованные коммерсанты, модели, киллеры, бандиты, оборотни, коррупционеры, балдеющие фанаты и звёзды масскульта, развязные и аморальные продукты времени. Что было диким, стало нормой, будет становиться и далее. Кто сможет, будут бежать, уже бегут. Хаос и криминал, бескультурье и изуверство - вот что в обозримом будущем», - говорится в этом, нам уже привычном, письме. Не верит человек в прогресс. Да, их целая партия, современных русских людей, не верящих в прогресс. Есть и верящие, но как-то робко они верят. Партию из них, пожалуй, не сколотить. А было время, о, было время, когда эти две партии разделялись чётко, резко. Гегель своими сочинениями способствовал их оформлению… Одна партия обожала его за веру в прогресс, а другая за то же страстно не любила. Исписали километры бумаги друг против друга, спорили ночами напролёт. Один кричит, что есть прогресс, иначе зачем жить, другой – нет прогресса, а есть вечное, неизменное, есть любовь, есть вечный предмет любви – красота земли родной, её история, нравы, обычаи, предания родного народа, национальный характер. При этом выпивалось за ночь немеряно, рассвет заставал горячие головы в тарелках со студнем, рядом они лежали: вот голова того, кто за прогресс, вот – того, кто против.
Автор письма, которое мы обсуждаем, представил нам свой ответ на вечный вопрос: что делать? — ничего, ничего не поделать, в связи с чем мне опять вспомнился бесподобный Василь Васильич Розанов, дореволюционный писатель. Он дразнил читавшую Россию высказываниями, которые не лезли подчас ни в какие ворота, — весело, а иногда и угрюмо, служил своему духу противоречия. Подобных ломак сейчас пруд пруди, а тогда их было раз, два и обчёлся. Он дОжил до большевистского переворота, успел сказать, что Россия слиняла в три дня, и помер. Так вот, однажды он заявил, что ему точно известен ответ на великий русский вопрос: что делать? «Как что делать: если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай». Не знаю, знаком ли с этим учением слушатель «Свободы», приславший следующее письмо. Читаю: «Что делать. Первое. Свиные ножки ошпарьте крутым кипятком. Сложите в большую кастрюлю, залейте холодной водой так, чтобы она покрыла ножки слоем в два-три сантиметра и на небольшом огне доведите до кипения. Снимите шумовкой пену. Второе. Овощи разрежьте пополам и поджарьте на сухой раскаленной сковороде пять минут. Добавьте их в кастрюлю с ножками и варите на самом малом огне пять часов... Пятое и последнее. Нарежьте холодец на порционные куски и подавайте с хреном и горчицей. Имейте в виду, что от того, как будет нарублено мясо, зависит окончательный вид холодца. Если слишком мелко, то холодец будет очень плотным, почти непрозрачным». Замечательное письмо! В нём есть, как вы заметили, ответ не только на вопрос, что делать, но и кто виноват — кто виноват, если холодец окажется далёким от совершенства. Виноват будет тот, в частности, кто неправильно измельчит мясо.
