Дмитрий Волчек: На Берлинском фестивале не было ни одной российской игровой картины, только один короткометражный мультфильм, мало было и гостей из России. Разве что неожиданно появились Надежда Толоконникова и Мария Алехина и на пресс-конференции рассказывали о своем проекте "Зона права".


И все же какие-то русские следы в программе Берлинале можно было отыскать. Знаменитый документалист Михаэль Главоггер снял одну из новелл фильма "Храмы культуры" в Петербургской публичной библиотеке. А в секции "Панорама" был любопытный документальный фильм "Моя мама, война и я", снятый Тамарой Трампе, которая родилась в СССР, но с 1949 года живет в Берлине. Ее отчим был немецким коммунистом, эмигрировал в СССР и после войны решил вернуться в Германию. А родной отец был комиссаром, женатым, с пятью детьми. Мать Тамары, санитарка, познакомилась с ним на фронте, возник военно-полевой роман, и потом они расстались. Тамара Трампе снимала в украинских селах, собирала воспоминания ветеранов, воевавших вместе с ее матерью, и почти ничего не нашла. Правда о войне улетучивается: свидетели всё позабыли, а молодым достался советский миф. После сеанса я попросил Тамару Трампе рассказать о семье и фильме "Моя мама, война и я".

– Как ваша мама оказалась на фронте? Она пошла добровольцем, как одна из ваших героинь?

Тамара Трампе: Она работала медсестрой во Львове. Когда началась война, она в первый день пошла на фронт, поехала первым поездом.

Дмитрий Волчек: Когда она познакомилась с вашим отцом?

Тамара Трампе: В 41-м. Или в начале 42-го, я не знаю, она не говорила. Я родилась в 42-м.

Дмитрий Волчек: Когда я начал смотреть фильм, я ожидал, что вы будете искать следы своего отца по архивам. Очевидно, что у вас есть сводные братья и сестры на Украине или в России. Вам ничего не удалось за все эти годы найти?

Тамара Трампе: Я не хотела. У меня был отец – этот немец. Какой же это папа, который не сидит, если у тебя температура или проблемы в школе? Я не хотела. Это чужой человек, это мамина история, не моя.

Дмитрий Волчек: Вам не интересно, что с ним произошло, как сложилась его жизнь?

Тамара Трампе: Нет. У него жена была, пятеро детей. Не знаю, какое отношение у меня к нему. Кровь для меня ничего не значит.

Дмитрий Волчек: Расскажите, пожалуйста, про своего отчима, у него очень интересная судьба, он был коммунистом и приехал в Советский Союз…

Тамара Трампе: Он приехал в 1936 году в Советский Союз, оттуда в Испанию, там тяжело ранен был, очень тяжело. Оттуда выгнали всех, он был во Франции, в лагере, и оттуда снова приехал в Москву.

Дмитрий Волчек: И потом он воевал в советской армии?

Тамара Трампе: Он был одним из тех, кто агитировал немецких солдат.

Дмитрий Волчек: Почему он решил вернуться в Германию?

Тамара Трампе: Потому что это родина его, мама там была, братья. Папу в концлагере убили. Он 13 лет был эмигрантом, всегда говорил, что домой хочет.

Дмитрий Волчек: И вы все уехали в ГДР в 49 году, вам было 7 лет…

Тамара Трампе: Он хотел уехать домой. Но он больной был и очень рано умер.

Дмитрий Волчек: Эпилепсия?

Тамара Трампе: Да. В ГДР ему дали медицинскую помощь, поэтому он там остался.

Дмитрий Волчек: Ваша мама вышла за немца во время войны. Думаю, что ее семья и все вокруг были не очень рады. Как все это воспринималось?

Тамара Трампе: Если вы знаете историю Украины, там были тельманы, и все мне там говорили: "А что, у нас жили немцы". Было два сорта немцев, и для них он был тельманом. Так что больших проблем не было. Но есть одна фотография, не знаю, у кого она, где видно, что мама и папа стоят, и виден пистолет. Это один мужчина из деревни хотел убить ее.

Дмитрий Волчек: Тяжело было в первые годы жизни в Германии?

Тамара Трампе: Очень тяжело. Никто не хотел нас, дети бросали камни, в школе ужас. Нет, я хотела домой. Потом привыкла, потом уже не хотела.

Дмитрий Волчек: Вы чувствуете себя человеком двух культур, между культур или все-таки немкой?

Тамара Трампе: Я думаю, что я немка, но все, кто меня знают, говорят, что я русская.

Дмитрий Волчек: Часто бываете в России, на Украине? Вообще в советские годы можно было ездить?

Тамара Трампе: Да. Первый раз, когда я не могла ехать, мне было 14, я получила немецкий паспорт, и они не хотели пускать. Когда бабушка умерла, мне не дали визу. Потом я много раз приезжала, и мы снимали фильм о Чечне, мы были в России долго.

Дмитрий Волчек: Как возник замысел этого фильма? В 2008 году вы снимали свою мать, то есть фильм долго делался – шесть лет?

Тамара Трампе: Нет, мы сняли материал с мамой, потом она умерла. Этот материал лежал. Вдруг мой муж, режиссер и оператор, сказал: через три месяца тебе 70 лет, давай мы поедем и по дороге что-нибудь будем снимать. Мы снимали 14 дней.

Дмитрий Волчек: Мне кажется, ваш фильм о том, что память теряется...

Тамара Трампе: Да, это самое важное.

Дмитрий Волчек: Люди, с которыми вы говорите, утратили воспоминания о войне.

Тамара Трампе: Мы смотрим в их лица – это кино. Мне уже не важно, что они говорят. Они уходят: один год, два. Когда их не будет, из книг мы будем это узнавать.

Дмитрий Волчек: Тут есть и другая проблема, что в Советском Союзе воспоминания о войне вытеснились государственным мифом, который полностью уничтожил реальность.

Тамара Трампе: Поэтому я и поставила этот фильм.

Дмитрий Волчек: Много на Берлинале фильмов о войне, это четвертый или пятый, который я вижу за три дня. Как человек немецкой культуры, можете вы объяснить, что происходит сейчас у немцев с памятью о войне и почему эта тема остается столь болезненной?

Тамара Трампе: Я думаю, что всё еще живет вина: я виноват, что это было. Но это уходит, молодые уже не знают, что это такое. Я уверена, что эти музеи, куда в России и на Украине детей водят, не нужны. У каждого народа есть задача с нового начинать, не всегда смотреть назад. Лучше бы они пошли читать с ними, играть с ними, пошли в зоопарк, а не в эти музеи.

Дмитрий Волчек: А необходимо чувство вины?

Тамара Трампе: Для меня да. Потому что я сейчас немка и, если я встречаю еврея, у меня всегда это есть. Но я могу спать спокойно.



Дмитрий Волчек: Я уже говорил, что в программе кинофестиваля был российский мультфильм – "Мой личный лось", он получил специальную награду жюри конкурса детских фильмов за лучшую короткометражку. Герой фильма мальчик Миша мечтает увидеть живого лося, но кончается это история печально. Я попросил режиссера Леонида Шмелькова рассказать о своей работе.

– Когда я смотрел ваш мультфильм, я вспомнил печальную историю про своего ветеринара, который спас немало животных, а потом поехал в отпуск и врезался по дороге в оленя и страшно покалечился, и оленя убил. Это такая странная шутка была Всевышнего. Ваш мультфильм тоже примерно об этом?

Леонид Шмельков: Не совсем. Я не запрещаю зрителям думать так, как им это захочется, мне всегда очень приятно, когда появляются какие-то трактовки, которых я не ожидал услышать. Но в данном случае просто так получилось, что есть некоторая мечта, есть некоторое желание, которое мальчик хочет осуществить. Но когда мечта осуществляется, она уже осуществляется в другом виде. Когда он встретил лося, лось оказался мертвый, то есть он просто не успел. Но тут сложные переплетения... Важна не сама мечта, чтобы увидеть лося, а с кем это сделать. С одной стороны, хочется что-то в жизни получить, мы думаем, что нужно именно это, а оказывается, что нужно что-то другое или чтобы кто-то порадовался за нас, что мы это сделали. Довольно сложно. Я, честно говоря, старался в словах не формулировать, у меня не было сценариев текстовых. Дело не в лосе и не в моих отношениях с лосем – это про мальчика и папу. То есть мальчик хочет лося, но и хочет найти его вместе с папой.

Дмитрий Волчек: Это печальная история. Я смотрел ваш мультфильм "Собачья площадка", он тоже мне показался довольно мрачным. Собака-поводырь проваливается в кротовью нору, и слепой ее всюду ищет. Такой тревожный сюжет….

Леонид Шмельков: Да нет, в конце концов они ее нашли. Да и про лося, там, конечно, не так все хорошо кончается, но не безнадежно, я надеюсь. Если с другой стороны посмотреть, я стараюсь делать фильмы про любовь. Просто любовь по-разному проявляется.

Дмитрий Волчек: Но для лося все кончилось очень плохо.

Леонид Шмельков: Да, для лося не очень. Но так бывает, ничего страшного.

Дмитрий Волчек: Вы учились в школе-студии "Шар". Расскажите, пожалуйста, о своей школе.

Леонид Шмельков: Да, закончил в 2009 году. Учился у талантливых, хороших людей. У нас очень хорошая школа, потому что это бывшие Высшие режиссерские курсы. Раньше аниматоры и киношники вместе учились, потом отсоединились, получилась школа-студия "Шар". Там нет никаких дополнительных предметов, это школа для тех, кто уже с высшим образованием. То есть у нас все, что мы там делали, было направлено на режиссуру, анимацию, рисунок, все, что нужно, никакой физкультуры и культурологии. Мы смотрели фильмы все время, мультфильмы. Наверное, самые веселые два года в жизни, там еще я жену нашел, которая мне уже двух детей родила.

Дмитрий Волчек: Я видел интервью, которое у вас брал телеканал "Дождь", там корреспондентка сказала, что ей ваш мультфильм напомнил Миядзаки. Мне кажется, что незачем ходить так далеко, больше соответствий можно найти в советской мультипликации. Верно?

Леонид Шмельков: Не знаю. Я стараюсь не думать, что на что похоже. Этот мультфильм я делал как мне хотелось, у меня не было никакого образца. На самом деле мне кажется, что конкретно так никто особенно не делал. Миядзаки – это все-таки аниме, другая анимация. Я, честно говоря, Миядзаки почти не видел – это большое упущение, надо посмотреть. Советскую анимацию я тоже очень люблю… но со стороны виднее, что на что похоже. Стараюсь делать, чтобы на меня было похоже.

Дмитрий Волчек: Интересно, как современные технологии влияют на анимацию. Недавно я смотрел восстановленную версию знаменитого китайского мультфильма про царя обезьян, его 50 лет назад рисовала тысяча человек в Шанхае очень долго, это был первый мультфильм в Китае в 3D. Как сейчас, сколько у вас "Лось" времени занял, и как все это делается?

Леонид Шмельков: Компьютер чуть-чуть облегчил жизнь аниматоров. Вообще говоря, одна из причин, почему я вообще стал заниматься анимацией: я понял, что я могу делать ее дома, могу сделать своими силами и именно на компьютере. Но на самом деле это не решающее значение, технология практически та же самая. Все равно у меня в мультфильме покадровая анимация, по кадрам рисуешь, иногда на бумаге, иногда в компьютере, но процесс практически такой же. Чуть-чуть компьютер помогает обойтись без лишних станков. Но многие люди и сейчас используют ручные техники, и это очень красиво, очень интересно и востребовано.

Дмитрий Волчек: Сколько вы занимались этим мультфильмом?

Леонид Шмельков: Сама идея долго формировалась, но где-то позапрошлой осенью она у меня окончательно в голове сложилась, и с февраля я уже начал производство, то есть делал анимацию, рисовал. А закончили мы в октябре. Почти год.

Дмитрий Волчек: Леонид, вы сейчас так странно оказались в Берлине один, ни одного человека из России, ни одного фильма из России ни в одной секции. Вы понимаете эту пустоту? И как вам в этой пустоте существовалось?

Леонид Шмельков: Я, честно говоря, не мыслю такими категориями, мне не очень это важно. Я не делю фильмы на иностранные и русские, я делю фильмы на хорошие и плохие. Я уверен, что в России есть хорошие фильмы. Второй аспект, что есть селекционная комиссия, тысячи фильмов, сидят люди и выбирают. Точно так же в жюри тоже люди решают, какой фильм самый лучший. То есть это, во-первых, лотерея, а во-вторых, неважно, в какой стране. Я радуюсь всегда, когда русские фильмы где-то появляются. Но на фестивале мне важно, про что фильм, а не в какой стране родился режиссер. Если тема фильма меня беспокоит, вызывает во мне эмоции, значит это хороший фильм для меня.

Дмитрий Волчек: Для вас анимация – это главная работа или все-таки хобби: вы откуда-то приходите и садитесь делать свой фильм?

Леонид Шмельков: Это главная работа, иначе невозможно, это очень времезатратная работа. Если я год делаю фильм, это не значит, что я его чуть-чуть делаю, это значит, что я с утра до вечера сижу и делаю анимацию по 25 кадров в секунду. Такая работа для попы очень тяжелая. Надо много сидеть и работать.