Ссылки для упрощенного доступа

Близорукость у детей


Ольга Беклемищева: Сегодня мы поговорим о здоровом зрении у детей, о том, как за него бороться. Дело в том, что, по статистике, в европейских странах каждый четвертый ребенок нуждается в коррекции зрения и, по той же статистке, около 50% родителей не показывают своего ребенка офтальмологу до 12 лет. Так что важность правильного поведения родителей очень актуальна, им обязательно нужно знать некоторые общие правила. Сегодня у нас в студии Игорь Эрикович Азнаурян, руководитель клинического объединения «Ясный взор», детский офтальмохирург, который является автором и пропагандистом комплексного метода лечения близорукости у детей. Кроме того, мы надеемся сегодня рассказать и о лечении косоглазия и астигматизма у детей и подростков. В нашем разговоре традиционно примет участие наш постоянный американский медицинский эксперт профессор Даниил Борисович Голубев. И мы начинаем.


Игорь Эрикович, можно все-таки спросить, почему детский офтальмохирург занимается комплексным методом лечения?



Игорь Азнаурян: Дело в том, что офтальмохирургия у детей не является какой-то выделенной особой частью. Следует подходить к вопросам лечения детских глазных болезней обязательно комплексно. Только в этом случае можно получить хороший искомый результат в лечении патологии глаза у детей. Место хирургии должно быть выделено детским офтальмологом весьма аккуратно, и проводиться операции должны обязательно в комплексе с другими нехирургическими терапевтическими мероприятиями.



Ольга Беклемищева: Мы, конечно, обсудим, когда необходима операция, но давайте сначала просто перечислим, какие заболевания глазного анализатора у детей встречаются с какой частотой, то есть что может угрожать зрению ребенка, что может случиться?



Игорь Азнаурян: Прежде всего следует иметь в виду, что наиболее распространенные детские глазные болезни - это болезни оптической системы, так называемые аномалии рефракции или аномалии оптики глаза. Это всевозможные дальнозоркости, астигматизмы, близорукости в различных их проявлениях. Они составляют где-то около половины всех болезней глаз у детей из общего числа болезней глаз у детей.



Ольга Беклемищева: Но другая половина, уважаемые слушатели, это отнюдь не только близорукость.



Игорь Азнаурян: Близорукость, кстати говоря, да, очень распространенное заболевание, но тем не менее не самое страшное и развивающееся, как правило, уже в более старшем возрасте. Есть болезни, с которыми дети рождаются, есть рано приобретенные заболевания, в их числе патология так называемого «глазодвигательного аппарата»…



Ольга Беклемищева: Это косоглазие.



Игорь Азнаурян: Да. Нистагм - когда не фиксируется взор, и глазные яблоки совершают колебательные движения. Это патология оптических средств, когда они мутнеют, заболевания роговицы, заболевания хрусталика и, конечно же, это заболевания глазного дна и зрительного нерва. Это та часть глаза, по которой информация первично воспринимается и проводится уже дальше в головной мозг. Патология этой части подчас приводит к безвозвратной потере зрения. Поэтому дети и должны, безусловно, вовремя обследоваться.



Ольга Беклемищева: А вовремя – это когда?



Игорь Азнаурян: Первое обследование офтальмологом должно проводиться где-то в возрасте полутора-двух месяцев. Это первичное обследование, оно не способно выявить сколько-нибудь серьезных нарушений, но грубые нарушения обязательно будут выявлены, если таковые есть. Далее осмотр должен проводиться в 6-7 месяцев. В этом возрасте уже можно посмотреть структуру оптики глаза ребенка, можно посмотреть также глазное дно. Следующий осмотр – в годовалом возрасте. И далее – через каждый год до трех лет. Если у ребенка до трех лет не выявлена никакая глазная патология, слава Богу, то в этом случае перед школой обязательно нужно также посмотреть. И дальше уже, начиная с семилетнего возраста, снова нужно смотреть каждый год, потому что наша мировая система обучения… Человеческий глаз ведь не адаптирован для работы вблизи, я всегда об этом говорю, человеческий глаз создан для того, чтобы смотреть далеко, а не близко. Люди начали смотреть близко на протяжении, может быть 300-400 последних лет в массе своей. Были, конечно, до этого тоже грамотные люди, но это были единицы, а вот массовое такое образование и, соответственно, массовая фиксация взора на расстоянии 30-33 сантиметров…



Ольга Беклемищева: Это сравнительно позднее «завоевание».



Игорь Азнаурян: Да, 400 лет. Поэтому глаза не выдерживают этой нагрузки, они начинают изменяться, это приводит к развитию близорукости.



Ольга Беклемищева: То есть можно сказать, что близорукость - это определенная болезнь цивилизации.



Игорь Азнаурян: Да, это цивилизационное заболевание, безусловно. Это подтверждает не только наш опыт, когда внедрение информационных технологий, всеобщего образования и так далее привело к резкому скачку, но и опыт всех других стран, например, Японии, когда в 80-е годы они внедряли в обучающие программы компьютерные системы, и у них заболеваемость сразу в два раза увеличилась. И в России произошла та же история: если сравнивать заболеваемость в начале 90-х годов и сейчас, то рост в полтора раза. Это про близорукость. Я бы не хотел, чтобы мы зацикливались именно на этой болячке, потому что, еще раз повторяю, неприятная, конечно, но мы знаем, что с нею делать. Основная цель лечения близорукости – стабилизировать рост заболевания с тем, чтобы в последующем ее нивелировать, убрать. Но есть более серьезные болезни, о которых, может быть, тоже есть смысл поговорить.



Ольга Беклемищева: Конечно, поговорим. Но сейчас я хочу спросить нашего американского коллегу Даниила Борисовича Голубева о том, как в Соединенных Штатах делают раннюю диагностику, какие там существуют нормы и правила по обследованию детей и подростков?



Даниил Голубев: Как известно, ранняя диагностика и своевременное лечение могут предотвратить утрату зрения у 90% пациентов. Для этого все дети до 5 лет должны пройти полное обследование у окулиста. Чтобы избежать постоянной монокулярной слепоты, такие заболевания глаз, как амблиопия, должны быть обнаружены и излечены раньше, чем ребенку исполнится 5 лет. В то же время, согласно специальным опросам, около 50% родителей ни разу не показывали своих детей окулисту до 12-летнего возраста, что, естественно, сказывается на зрении. Особенно важно проводить ежегодное расширенное медицинское обследование зрения у больных диабетом. Кстати, это относится к людям любого возраста. Но и эта жизненно важная рекомендация далеко не всегда выполняется. Считается, что у половины диабетиков лечение зрения оказывается неэффективным потому, что болезнь обнаружена слишком поздно. Так что главнейшая задача профилактики всех заболеваний глаз у детей и в первую очередь близорукости, то есть ранее ее выявление детским офтальмологом, выполняется в стране в недостаточном объеме. Известно, что первым признаком близорукости является ухудшение зрения вдаль и важно вовремя этот момент выявить, не дать ему перерасти в близорукость, вот почему так важно регулярно проверять зрение у детей.



Ольга Беклемищева: Профессор Голубев сказал, что даже в такой стране, как Соединенные Штаты, недостаточный охват профилактическим осмотром детей именно в этом направлении. А как обстоят дела в России? Как вы оцениваете готовность действующей поликлинической системы к тому, чтобы вовремя выявить заболеваемость глаз у детей?



Игорь Азнаурян: Очень хороший вопрос. Спасибо за него. В Соединенных Штатах традиционно диспансеризация детей по зрению находится не на достаточно хорошем уровне. У нас в свое время, до 90-х годов, к счастью, этот вопрос был очень хорошо решен. Постоянные эти диспансеризации детей проводились на очень хорошем уровне, готовились детские офтальмологи, была очень цельная, единая, хорошо организованная школа детских офтальмологов, был единый центр охраны зрения детей и подростков, который возглавлял мой учитель Эдуард Сергеевич Аветисов, замечательный специалист и прекрасный человек. К величайшему сожалению, мы это утратили, и сегодня у нас дела обстоят не просто плохо, они обстоят ахово плохо, потому что нет школы детских офтальмологов, нет специалистов. Система диспансеризации, хоть и проводится худо-бедно, но тем не менее носит часто формальный характер. Самое печальное во всей этой истории, конечно же, это недокомплект и врачами, и медсестрами. Детская офтальмология – это специфическая отрасль медицины и специфическая отрасль офтальмологии, требующая специальных навыков и специального знания. К сожалению, именно это знание сегодня некому распространять, то есть мало очень таких центров, которые могут это делать. Сегодня в таком замечательном городе, с точки зрения организации здравоохраненческих структур, как Москва, недокомплект детских офтальмологов и детских поликлиниках, то есть в первичном амбулаторном звене – 60%.



Ольга Беклемищева: Даже больше половины.



Игорь Азнаурян: Это очень тяжело. Конечно, тут еще можно посмотреть и возрастные группы людей, которые работают, врачей. Это, как правило, люди старше 50 лет, подчас и 70-75 летние.



Ольга Беклемищева: Некоторые новые воззрения до них уже не дошли.



Игорь Азнаурян: Да. При всем моем уважении, это, конечно, люди, которые героически работают на своем посту, безусловно, но, тем не менее, это обновление пока, к сожалению, активно не происходит. Вообще, проблема узких специалистов – это отдельная проблема, о которой можно бесконечно говорить.



Ольга Беклемищева: Тем более им зарплату так и не прибавили.



Игорь Азнаурян: Да.



Ольга Беклемищева: А что делать? Насколько я понимаю, вы руководитель сети клиник, небольших, частных. Но вы имеете заказ от московского правительства на бесплатное оказание помощи школьникам. Может быть, вот таким образом должно быть все организовано.



Игорь Азнаурян: Хорошо, что вы вспомнили о нашей системе. Наша система возникла пять лет тому назад и сегодня объединяет четыре первичных специализированных амбулаторных звена, которые расположены в различных округах города. Две операционные, два стационара, где больные, которые нуждаются в хирургическом лечении, оперируются. И ту систему, которую мы сегодня предложили к выполнению, она нашла очень интересный отклик на рынке именно офтальмологических услуг. Именно поэтому мы и выполняем заказ департамента образования города. Мы посмотрели уже практически все специализированные детские сады, где обучаются слабовидящие, дети с глазной патологией. Мы сейчас начнем смотреть и школы города дальше. Диагностика проводится на достаточно глубоком уровне, это не просто пришли, там, ткнули палкой, проверили зрение. Там и исследование практически всех зрительных функций с осмотром глазного дна и так далее. То есть мы не пропускаем патологий, и тех детей, которые наиболее тяжелые, мы привлекаем к лечению бесплатно на наших базах клинических.



Ольга Беклемищева: То есть вот так можно прийти в простую школу и найти тяжелого ребенка, которого никто не отследил до этого?



Игорь Азнаурян: Да, можно.



Ольга Беклемищева: Действительно, ситуация еще хуже, чем я думала.



Игорь Азнаурян: Бывает. Я уже говорил, что диспансеризация подчас носит формальный характер. Так что такое может быть.



Ольга Беклемищева: Хорошо. Тогда возвращаемся к тому, что может заболеть у ребенка, когда могут насторожиться родители, то есть заметить, что что-то не так со зрением у ребенка. Я не беру такие очевидные случаи, как серьезное косоглазие, хотя, наверное, тоже надо рассказать алгоритм действий родителей при обнаружении косоглазия у ребенка. Давайте с этого начнем.



Игорь Азнаурян: Во-первых, о том, каким образом можно обнаружить снижение зрения. Дело в том, что снижение зрения до уровня 50% обнаружить родители сами не смогут. Им будет казаться, что ребенок нормально видит и подобного рода снижение обнаруживается при случайных осмотрах. К величайшему сожалению, еще раз повторяю, система диспансеризации наша страдает. Поэтому родители должны сами брать своих чад и вести к детскому офтальмологу, элементарно проверять им зрение. То, что ваш ребенок видит с пятого этажа птичку на асфальте, еще не означает, что он нормально видит, потому что птичка достаточно большая, а пятый этаж – это не так уж и далеко. Человеческий глаз должен видеть еще дальше в норме.



Ольга Беклемищева: Так что он должен видеть с пятого этажа на асфальте в норме?



Игорь Азнаурян: Если он там разглядит пятикопеечную монету или пятирублевую, то тогда у него, может быть, все в порядке. Далее, в отношении алгоритма действий при тех или иных косметических дефектах. Дело в том, что косоглазие само по себе – это не косметический дефект, тяжелое функциональное заболевание, которое поражает практически все отделы зрительного анализатора, зрительной системы.



Ольга Беклемищева: Я обращаю специально внимание наших слушателей, потому что многие, особенно при небольшом косоглазии, думают - ну, что такое, выправится, вырастет - и не обращают должного внимания. А ситуация гораздо глубже, потому что при косоглазии нарушается правильное формирование коры головного мозга в той ее части, которая отвечает за стереоскопическое зрение.



Игорь Азнаурян: Да, абсолютно верно. И, кроме того, при косоглазии понижается острота зрения, то есть снижаются все зрительные функции. Косящий глаз не работает, он выключен и, соответственно, на нем происходит понижение зрения вплоть до единиц процента, до 2-4 может снижаться зрение, если не лечить. Поэтому, если вдруг, не дай Бог, у ребенка развилось косоглазие и если, что еще хуже, ваш офтальмолог или педиатр говорит вам о том, что «подождите до шести лет и это все дело у него само собой рассосется и пройдет»…



Ольга Беклемищева: То есть принадлежит к старой школе .



Игорь Азнаурян: …то имейте в виде, что это не так, это очень вредно, и вы на выходе можете получить безвозвратную ситуацию или очень трудно поддающуюся лечебным мероприятиям.



Ольга Беклемищева: То есть ищите врача и занимайтесь этим с самого начала.



Игорь Азнаурян: Да, безусловно.



Ольга Беклемищева: А что еще может быть у ребенка, на что надо обращать внимание родителям?



Игорь Азнаурян: Давайте с момента рождения и дальше пойдем по основным таким группам…



Ольга Беклемищева: Давайте.



Игорь Азнаурян: Первое, что бывает, это процентов 7-8 детей рождаются с непроходимостью слезно-носового канала. У них постоянно гноятся один или два глазика, капли капаете – проходит, перестаете капать – снова начинает гноиться. Значит, непроходимость слезно-носового канала. Такое дело нужно зондировать обязательно, проводить маленькую операцию, которая позволяет открыть слезно-носовой канал.



Ольга Беклемищева: Насколько это обязательно? У меня у младшей дочери такое было, но через полтора месяца прошло.



Игорь Азнаурян: Значит, у вашей дочери не было непроходимости слезно-носового канала, а у нее была просто банальная какая-то инфекция, например, родовая. Такое бывает и это проходит. А непроходимость слезно-носового канала не проходит, его нужно пробить. Если не прошло до 2-3 месяцев, то уже не пройдет никогда. Поэтому есть смысл зондировать. Дальше, на что можно обращать внимание. Ребенок где-то через месяц после рождения очень активно начинает следить, водить глазами, особенно за матерью. Если вдруг этого не происходит, если эти движения глазных яблок вялые, то это значит, первое, признак того, что с ребенком что-то происходит не то. Если ребенок родился недоношенным, если ребенок родился с какой-то патологией неврологической, например, повышенным внутричерепным давлением и так далее, у вас есть повод обратиться к офтальмологу, потому что вещи эти всегда бывают взаимосвязаны. И очень часто именно у таких детей выявляются патологии. Если ребенок дожил до года и все в порядку, ну и слава Богу. Если замечаете косметический дефект – ноги в руки и нужно как следует обследоваться у офтальмолога. Дело в том, что то же самое косоглазие, о котором мы так много сегодня говорим, оно может быть не только первичным, оно может быть и вторичным, оно может быть следствием какого-то другого заболевания, например, не дай Бог, онкологического заболевания глаз у детей, такое тоже бывает.



Ольга Беклемищева: Это, конечно, очень тяжелый поворот разговора, но тем не менее, я считаю, что мы должны сообщить нашим слушателям, что, к сожалению, у детей тоже бывают раковые заболевания в зрительном анализаторе.



Игорь Азнаурян: Но мы не будем пугать наших слушателей, слава Богу, это бывает не так уж и часто, сравнительно редко. Как правило, это первичная патология, но она может быть следствием и каких-то других процессов в орбите, в головном мозге, в самом глазном яблоке. Так что есть смысл обязательно хорошенечко обследоваться. Вот далее, конечно, это то, что связано с патологией рефракции, аномалией рефракции, когда «плюсы» и «минусы», астигматизм. Тот же самый астигматизм может очень серьезно снижать зрительную функцию.



Ольга Беклемищева: А в чем проявляется этот астигматизм для ребенка?



Игорь Азнаурян: До уровня 40-50% отметить это практически невозможно. Ребенок не будет жаловаться. Единственное, где-то уже к возрасту 4-5 лет родители будут замечать, что он близко подходит к телевизору вдруг ни с того, ни с сего. К тому же развивается так называемая «амблиопия рефракционная», когда из-за астигматизма начинает страдать функция зрительная клеток коры головного мозга из-за того, что поступает искаженная информация с глаз. И вот поэтому, еще раз повторяю, своевременное диспансерное обращение к специалистам имеет большое значение, нужно просто обследовать этих детей. Даже иной раз хорошо оснащенные клиники, где стоит современное оборудование и так далее, не позволяют обследовать детей в полной мере.



Ольга Беклемищева: Потому что у них неправильный алгоритм этого обследования?



Игорь Азнаурян: Да, безусловно. Поэтому методики, которыми можно обследовать, например, шестимесячного, годовалого, трехлетнего ребенка, весьма специфичны, то, что делается взрослым, не всегда подходит детям, точнее, всегда не подходит, так было бы правильнее сказать. Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос в полной мере.



Ольга Беклемищева: Это о том, что будет с ребенком до 3-4 лет, а вот дальше, такой ответственный момент, когда он пришел в школу. Кстати, почему детей берут в школу в семь, это связано со зрением?



Игорь Азнаурян: Да. Это не только со зрением… В принципе основной системогенез, то есть развитие всех систем организма, формирование структуры в норме завершается к семи годам, основной, фундаментальной. Далее идут настроечные такие моменты, которые завершаются уже после пубертата, к 15-16 годам. Поэтому семилетний возраст обозначен как возраст, когда можно ребенка уже отдавать на обучение, когда ему можно сильно нагружать все свои системы, в том числе и зрительную, поскольку основную информацию, как известно, мы получаем с вами через глаза. Нам здесь нужно иметь в виду, что именно эти перегрузки даже в нормальных детских глазах вызывают развитие близорукости, того самого заболевания, с которого мы начали сегодня наш разговор…



Ольга Беклемищева: К которому неизбежно вернемся еще раз, потому что это самое распространенное…



Игорь Азнаурян: Наиболее распространенное заболевание. Близорукость бывает разная. Есть врожденная близорукость, есть близорукость рано приобретенная (к трем годам, например), это специфичная вещь. Все, что со знаком «минус» называется «близорукость», но клинически они совершенно разный, по-разному протекают и, соответственно, лечатся по-разному эти состояния.



Ольга Беклемищева: И имеют разный прогноз?



Игорь Азнаурян: Безусловно.



Ольга Беклемищева: А сейчас у нас новости от Евгения Муслина.


«Примерно половину всей раковой смертности можно предотвратить. Причем для этого не требуется каких-либо новых научных открытий и сложных лечебных процедур. Требуется лишь простейшая профилактика и регулярные обследования. К сожалению, в этом пока не удается убедить многих людей», - заявляет Каролина Эльдайж, президент вашингтонского Фонда онкологических исследований и профилактики рака.


Наибольшее число онкологических жертв приходится на курение. Табак - причина каждой пятой смерти в США. И все же 45 миллионов взрослых американцев все еще курят.


Эксперты подсчитали, что каждая третья из 564 тысяч смертей от всех раковых заболеваний в этом году – следствие нездоровой диеты, физической пассивности и ожирения.


Исследования показывают, сказала далее доктор Эльдайж, что избыточные калории вызывают генетические мутации, способствующие бесконтрольному делению клеток, то есть развитию рака, в частности, рака кишечника, рака груди и предстательной железы.


Однако против многих разновидностей рака имеется вторая эффективная линия обороны – профилактические обследования. Существуют надежные тесты для рака яичек, рака шейки матки, для смертоносного рака кожи - меланомы. Эти тесты причиняют минимальный дискомфорт и позволяют диагностировать болезнь в самой ранней и излечимой стадии.


«К сожалению, многие люди не следуют простым профилактическим мерам, способным сохранить для них жизнь», - говорит руководитель эпидемиологического отдела Американского онкологического общества доктор Ахмедин Джемаль. «Мы не можем полностью предотвратить раковые болезни, - сказал он, - но можем значительно сократить численность жертв».


Изучая диетические привычки людей нормального и повышенного веса, группа исследователей из Южно-калифорнийского университета в Лос-Анджелесе пришла к выводу, что толстяки потребляют больше жиров и продуктов, содержащих холестерин, и меньше углеводов и продуктов, содержащих растительную клетчатку, например, хлеба, по сравнению с людьми нормального веса. Причем чем человек потребляет больше клетчатки и сложных углеводов, тем меньшим оказывается его вес.


Каким образом клетчатка способствует снижению веса? Одно из объяснений заключается в том, что клетчатка замедляет переваривание пищи, продлевая тем самым ощущение сытости и уменьшая аппетит. Кроме того, богатая клетчаткой пища обычно низкокалорийна и содержит мало жиров.


Между тем популярная среди широкой публики диета для похудения рекомендует избегать углеводов и повышать потребление белков. «Хотя высокопротеиновая и низкоуглеводная диета, - пишут калифорнийские исследователи в «Журнале американской диетической ассоциации», - действительно помогает быстро и существенно сбросить вес, у нас пока не имеется данных о долговременных результатах подобной диеты. В то же время углеводы, клетчатка и фрукты превалируют в диете людей явно худощавой комплекции».


В будущих американских больницах палаты будут рассчитаны на одного человека. Таковы рекомендации Американского института архитектуры, оглашенные на пресс-конференции Американской больничной ассоциации в Чикаго.


Несколько удорожая строительство, одиночные палаты обладают многочисленными медицинскими преимуществами. В этих палатах меньше опасность передачи инфекций, меньше вероятность роковых ошибок, когда пациенту, например, доставляют не то лекарство, которое нужно. К тому ж без свидетелей больные более откровенно говорят с медперсоналом и так далее. В результате выздоровление больных ускоряется, продолжительность госпитализации сокращается и лечение становится дешевле, что с лихвой компенсирует дополнительные строительные затраты.


«Наш практический опыт подтверждает целесообразность рекомендаций архитекторов, - сказал доктор Жан Пржбилек из Чикагского северо-западного мемориального госпиталя, в котором, начиная с 1999 года, все палаты рассчитаны на одного больного.



Ольга Беклемищева: Сейчас я хочу спросить профессора Даниила Борисовича Голубева о том, как лечится близорукость в Соединенных Штатах Америки.



Даниил Голубев: Основным методом лечения близорукости у детей, как и косоглазия, и астигматизма, является тщательный подбор очков для коррекции зрения, а для более старших детей специально сконструированных контактных линз, направленных на избавление от близорукости. Для профилактики прогрессирования близорукости используется целый ряд и других методов – гимнастика для глаз, назначение медикаментозных препаратов, уменьшение спазма аккомодации, видеокомпьютерная коррекция зрения, укрепление функционального состояния организма, витаминотерапия, особенно в отношении витамина А. Очень важным является обнаружение и коррекция нарушений осанки. Но главное и основное – подбор и ношение очков или линз. В случае быстрого прогрессирования близорукости, более одной диоптрии в год, рекомендуются склероукрепляющие инъекции, ну, и операции. Многие родители считают, что ношение очков или контактных линз способствует усилению близорукости, что является большим заблуждением. Исследования в области офтальмологии и в Европе, и в Соединенных Штатах показали, что неношение очков, если они прописаны офтальмологом, - самый худший вариант поведения. Для лечения близорукости у подростков и взрослых применяется также метод так называемой «ортокератологии», когда человек надевает контактные линзы на ночь, чтобы снять их утром и иметь стопроцентное зрение без очков и контактных линз. Этот метод используется не только в Америке, но и в других странах. Еще раз хочу подчеркнуть роль очков в коррекции зрения. Их не надо бояться. 25% населения мира нуждается в очках. Более 1 миллиарда людей в развивающихся странах нуждаются в очках, но не могут их приобрести. К сожалению, в Соединенных Штатах примерно 40% людей не имеют никаких медицинских страховок. Если в экстренной помощи им никто не откажет, то всякого рода плановые осмотры, в том числе и проверка остроты зрения, не всем легко доступны, а отсюда и назначение очков может производиться с опозданием.



Ольга Беклемищева: Профессор Голубев, конечно, наш постоянный медицинский эксперт, но он не офтальмолог и, естественно, говорит то, что общепринято. А какие-то новинки в вашей клинике, в России есть, о которых следует знать?



Игорь Азнаурян: Да, конечно. Я уже говорил о том, что близорукостью называется все, что идет со знаком «минус». Близорукости разные. Есть, повторюсь, близорукости врожденные, есть рано приобретенные. Это весьма специфические состояния, которые требуют очень корректного отношения в плане организации лечебных мероприятий. И никакими линзами и очками вы эту близорукость не вылечите и не удержите. Само по себе назначение оптической коррекции, не важно, в каком виде – в виде очков или без – не является элементом комфорта, не является элементом лечебным у пациента с близорукостью. Более того, если речь идет о минусовых линзах, о коррекции близорукости, здесь нужно подходить к этой коррекции очень осторожно, потому что максимальная коррекция (несмотря на то, что уже говорилось) близорукости может привести к ее прогрессированию.



Ольга Беклемищева: Еще раз и поподробнее.



Игорь Азнаурян: Необходимо очковую коррекцию всегда назначать в меньшей степени близорукости, если уж врач идет на то, чтобы назначать эту коррекцию. Необходима специфическая коррекция для близи, совершенно отличающаяся от той, которая назначается для дали. И необходимо правильно пациенту объяснить, когда ему нужно надевать эти очки, при каких состояниях. Опять же, то зависит от вида близорукости и от клиники заболевания. Кроме всего прочего, близорукость страшна ведь не только тем, что расфокусируется изображение и плохо видно далеко, а близорукость – это болезнь удлиняющегося глаза, глаз становится длиннее, чем ему положено быть, он удлиняется…



Ольга Беклемищева: И особенно это заметно у детишек, которые каким-то образом пытаются компенсировать.



Игорь Азнаурян: Да, они щурятся и так далее. Глаз удлиняется в передне-заднем направлении. Если глаз стал длиннее положенного всего лишь на 1 миллиметр – это уже –3 близорукость. Вот о таких масштабах речь идет. Удлиняясь, растягиваются внутриглазные структуры, те, которые ответственны за зрительное восприятие. Вследствие вот этого растяжения у них наступают деструктивные изменения дистрофического характера.



Ольга Беклемищева: Они не предназначены, они не резинка, чтобы их тянуть.



Игорь Азнаурян: Да. Вот в этом состоит основная опасность близорукости. Поэтому лечение близорукости обязательно комплексное. Два слова относительно хирургии, которая направлена на стабилизацию близорукости, то, о чем говорилось. Инъекции склероукрепляющие и склеропластические операции. Нам удается стабилизировать практически в 80% случаев близорукость без применения хирургического пособия, исключительно посредство терапевтических консервативных мероприятий, которые включают в себя и методы аппаратного лечение, методы медикаментозного лечения, физиотерапевтического лечения, специальной оптической коррекции, ну, и правильного ведения таких пациентов.



Ольга Беклемищева: А что значит аппаратное пособие?



Игорь Азнаурян: Там различные способы воздействия. Это методы оптические, методы физического воздействия, методы лечения при применении тех или иных, различных тест-объектов, все это в соответствующих аппаратах делается.



Ольга Беклемищева: То есть то, что предлагают в компьютерах – вот такая-то программа, будет ребенок рассматривать, и у него будет исправляться близорукость, это не совсем то?



Игорь Азнаурян: Очень широко сейчас начали применяться всевозможные программы, направленные на зрительные всякие дела наши. Так вот, я вам хочу сказать, что это, конечно, в целом ряде случаев вещь полезная, но дополнительная. Это нельзя относить к основным методам лечения. Мы тоже применяем их в качестве дополнительных методов для того, чтобы поддерживать ситуацию пациенту дома и так далее, мы разработали свои программы. Но к этому надо относиться, как к дополнительным мероприятиям, ни в коем случае не как к основным лечебным, как их в целом ряде случаев пытаются позиционировать. Это не так. И в плане хирургии здесь речь шла о том, что рост близорукости в одну диоптрию в год является показанием к хирургии. К сожалению, многие доктора даже этим прикрываются и оперируют пациентов. Если у пациента было две диоптрии, а стало три диоптрии, то такую близорукость оперировать не нужно, потому что она еще маленькая, хоть и рост составил одну диоптрию в год. То есть помимо того, что рост на одну диоптрию в год, имеет значение а) возраст пациента, б) степень близорукости, с чего она началась, и с) наличие изменений на глазном дне, те самые дистрофические изменения, о которых я уже говорил. Именно исходя из комплекса этих данных, и следует принимать решение о целесообразности или нецелесообразности применения хирургического пособия, направленного на стабилизацию близорукости.



Ольга Беклемищева: То есть если у ребеночка диоптрии еще до 3-5, его не надо оперировать, можно пользоваться другими методами?



Игорь Азнаурян: Если нет донной патологии или она не имеет принципиального значения, конус небольшой и перераспределение пигмента на дне и так далее, и ребенку, предположим, уже 14 лет, ну, куда трогать… Если ничего не делать, она самопроизвольно остановится еще через пару лет и сама собой замедлится. Если лечить, она остановится как раз на том уровне, на котором мы ее обнаружили. А лишний раз резать ткани, причем здоровые ткани глазные, нет никакой целесообразности. Это при том, что мы очень широко оперируем детей, и при том, что мы сами являемся офтальмохирургами и очень понимаем место хирургии в общей системе лечебных мероприятий.



Ольга Беклемищева: Сейчас я бы хотела, чтобы мы ответили нашим слушателям. До нас дозвонилась Александра Ивановна из Москвы.



Слушатель: Благодарю вас за вашу передачу. И хочу спросить у доктора. Отмечаю причины близорукости у детей. К сожалению, я не услышала от вас, на мой взгляд, очень серьезную причину – в том, что сейчас в школах не парты, как раньше были с наклоном, а столы. У меня внуки пошли в школу с нормальным зрением, через три года обучения в школе на таких плоских столах зрение стало ухудшаться-ухудшаться и к окончанию школы уже –4,5. Обратилась бы наша медицина, офтальмология в Министерство здравоохранения.



Ольга Беклемищева: Давайте мы спросим Игоря Эриковича о том, как он относится к наклонным партам и плоским столам.



Игорь Азнаурян: Я бы хотел более широко рассмотреть этот вопрос. Дело в том, что изменение школьной программы вообще, внедрение информационных технологий, требует специфического, нового подхода к гигиене зрения. То, что касается наклонов парты, освещенности, цвета доски, типа мела, которым пишут и так далее – это все звенья одной цепи, и их нужно рассматривать в комплексе и комплексно решать, исходя из современных реалий. Необходимо, чтобы действительно государство на это обратило внимание. Мы со своей стороны с удовольствием готовы помочь, потому что у нас есть целый ряд наработок на эту тему. Конечно же, во всем этом комплексе вопросов вопрос наклона парт тоже имеет значение.



Ольга Беклемищева: Когда мы разговаривали перед программой, как раз шла речь о том, что нужно очень внимательно следить за зрением ребенка-школьника. И во время программы Игорь Эрикович говорил, что каждый год нужно показывать офтальмологу ребенка, который учится, потому что нагрузки на глаза очень большие, потому что условия пребывания ребенка в школьном учреждении далеки от идеальных по многим параметрам, не только по части глаз. Искривление осанки тоже же может дать некоторое ухудшение зрения, а это зависит, скажем, от высоты сидения ребенка. То есть дети могут потерять зрение в школе, но прежде всего от невнимания родителей. Я бы так сформулировала.



Игорь Азнаурян: Скорее всего, так.



Ольга Беклемищева: И следующий слушатель – это Анна из Москвы.



Слушатель: У меня тоже сходные вопрос, также о профилактике близорукости. Доктор сказал, что неестественным является напряжение зрения, при котором чтение происходит на расстоянии 30 сантиметров, а что если ребенок читает на расстоянии большем, скажем, на 50 сантиметрах, если это ему комфортно? Это нормально? Откуда взялось вообще это расстояние – 30 сантиметров, может быть, оно является уменьшенным и надо избегать такой большой концентрации зрения? И еще, кстати, вы не упомянули об увлечении компьютерами и игровыми приставками, тут, видимо, тоже очень серьезное влияние на зрение.



Ольга Беклемищева: Спасибо. Ну, потому и не упомянули, что, наверное, уже все это знают.



Игорь Азнаурян: Нет, мы упомянули, мы сказали, что внедрение в наш быт информационных технологий способствует прежде всего развитию близорукости. А все эти компьютеры, приставки, play station , тетрисы и так далее, и тому подобное – это те самые технологии, которые я просто обобщил. В отношении вопроса нашей радиослушательницы относительно всевозможных профилактических мероприятий и расположения объектов дальше, чем на 33 сантиметра, дело в том, что невозможно писать ребенку на расстоянии 50 сантиметров, это раз. 33 сантиметра – это то оптимальное расстояние от руки до головы, которое обеспечивает нам удобное письмо. Это особенности человеческой антропометрии. Все дело в этом. А если вы текст отодвинете на 50 сантиметров, то буквы получатся слишком маленькие, а если вы сделаете буквы слишком большие, то у вас учебники получатся слишком толстые. То есть 33 сантиметра – это тот оптимум…



Ольга Беклемищева: Это некий компромисс между тем, как мы устроены и как выгоднее печатать книги.



Игорь Азнаурян: Да, абсолютно верно.



Ольга Беклемищева: Но речь идет не о письме, речь идет о чтении. То есть, очевидно, ребенок может читать спокойно, не напрягаясь, на расстоянии 50 сантиметров. Не может ли это означать, что у него дальнозоркость? Я так понимаю нашу слушательницу.



Игорь Азнаурян: Давайте я цифрами просто вам обозначу. Когда человек смотрит на расстоянии 33 сантиметров, у него глаз для того, чтобы хорошо увидеть, напрягает свои внутренние ресурсы на три диоптрии. Когда он смотрит на 50 сантиметров, он напрягается на две диоптрии. Когда он смотрит на расстоянии 1 метр, глаз напрягает свои внутренние ресурсы на одну диоптрию. Вот, собственно говоря, о чем идет речь – две диоптрии, три диоптрии. При нормальном состоянии тут проблемы нет. Когда имеется длительная большая нагрузка, возникает вопрос, связанный с тем, что глаз начинает адаптироваться, растягиваться и запускается процесс, связанный с прогрессирование близорукости, механизм весь.



Ольга Беклемищева: То есть я отсылаю как бы вверх нашей передачи, когда Игорь Эрикович говорил о том, что глаз создан для того, чтобы смотреть вдаль по преимуществу, а не для того, чтобы смотреть вблизи. Это так уж получилось в ходе развитии цивилизации, что пришлось смотреть больше вблизи. А на самом деле всем комфортнее при нормальном зрении, детям тоже, смотреть подальше. Возвращаясь к тому, что дает хирургическая коррекция (то есть когда показана хирургическая коррекция близорукости у детей), а что она может дать? Можно ли повернуть вспять уже развившуюся близорукость? Скажем, не показывали офтальмологу или офтальмолог просмотрел, ну, уже столкнулись с достаточно серьезной близорукостью у ребенка - -4, -5, но ребенок еще маленький. Можно все-таки это подвинуть назад?



Игорь Азнаурян: В лечении близорукости следует различать два основных больших мазка или больших этапа. Первый – это обязательный и второй – это произвольный.



Ольга Беклемищева: Как в фигурном катании.



Игорь Азнаурян: Да. Обязательный этап состоит в том, чтобы замедлить прогрессирование и стабилизировать близорукость, вот в чем состоит основная тема, так, чтобы глаз перестал растягиваться. После того, как мы с вами будем иметь два года стабильной близорукости у детей старше 14 лет, у нас появляется возможность перейти к произвольной программе, которая связана с тем, чтобы повернуть эту близорукость вспять. Я уже говорил о том, что близорукость – это болезнь удлиняющегося глаза. Я всегда привожу очень такой, как мне кажется, оригинальный пример. Это все равно, что у вас изображение проецируется на какой-то экран, потом этот экран начинает отодвигаться на какое-то конечное расстояние. Естественно, изображение расплывается. Раньше для того, чтобы его снова сфокусировать, нужно настроить объектив проектора. Так вот, способы настройки этого самого объектива разные. Есть с помощью очков, с помощью контактных линз, а есть еще один способ, известный сегодня, это способ эксимер-лазерной коррекции. Если у ребенка два года статическое состояние, возраст старше 14 лет и все хорошо, и нет никаких проблем с глазным дном, то можно задуматься о том, чтобы убрать эту близорукость. Вещь исключительно косметологическая. Но применение эксимер-лазерных технологий у детей – это отдельная тема, о которой можно говорить долго. Но есть еще более важная тема – это применение хирургических методов, например, у пациентов с косоглазием. Здесь очень важно, чтобы родители понимали, что хирургия косоглазия не является какой-либо альтернативой терапевтическому лечению, лечению в тех же самых детских садиках и так далее, а хирургия является всего лишь определенным этапом в общем комплексе лечебных мероприятий.



Ольга Беклемищева: То есть оно практически всегда присутствует при лечении косоглазия?



Игорь Азнаурян: Где-то в 80% случаев для того, чтобы максимально реабилитировать ребенка с косоглазием, оно бывает востребовано, а максимальная реабилитация ребенка с косоглазием – это достижение не только косметического эффекта, но и функционального, то есть восстановление нормальной остроты зрения, восстановление симметричного положения глаз и восстановление стереоскопического характера зрительного восприятия. Вот три критерия реабилитации пациентов с косоглазием.



Ольга Беклемищева: А в чем состоит эта операция по косоглазию у детей?



Игорь Азнаурян: Мы делаем разные операции – и традиционные, которые связаны с укорочением и удлинением глазодвигательных мышц… Однако же мы применяем уже в течение 10 лет новую операцию, которая позволила нам оперировать пациентов с непостоянными углами косоглазия, пациентов с малыми углами косоглазия, то, что до этого времени делалось очень осторожно и с не очень хорошими результатами. Эта операция основана на обычном физическом таком феномене, когда… Вот представьте себе дверь, которую вы открываете. Применяя одну и ту же силу, но прикладывая ее то к ручке двери, то к петлям, вы получаете разную работу. Если вы прикладываетесь к петлям, то она у вас поворачивается труднее. Если вы прикладываете силу эту к ручке, то дверь распахивается легко, как и положено. Именно этот феномен мы и применяем в операциях при лечении пациентов с непостоянными и малыми углами косоглазия.



Ольга Беклемищева: Я правильно понимаю, что вы глазодвигательные мышцы подрезаете не близко к самому глазному яблоку, а подальше, к месту крепления, это и значит «за ручку дергать»?



Игорь Азнаурян: Нет, мы изменяем силу этой самой глазодвигательной мышцы по отношению к оси поворота глазного яблока. Вот, если в двух словах.



Ольга Беклемищева: И до нас дозвонилась Татьяна из Москвы.



Слушатель: Нельзя ли узнать координаты клиники, примерную стоимость лечения? Вы принимаете только детей или взрослых тоже?



Ольга Беклемищева: Я думаю, Игорь Эриковича, это замечательный вопрос под конец программы. Как вас найти и по чем нынче?..



Игорь Азнаурян: Стоимость лечения зависит от того, какова патология, от 6 000 рублей и больше, до 20 000 и так далее, все зависит от тяжести и того объема вмешательства, который надо проводить. Что касается диагностики, то диагностика у нас стоит, по-моему, около 1600 рублей. В отношении адреса клиники, ну, телефон запишите: 101-37-72. Это единый телефон объединения. Веб-адрес – www.pro z renie.ru .



Ольга Беклемищева: И еще вопрос: взрослые к вам могут прийти?



Игорь Азнаурян: Если патология наша… тут говорилось о том, что амблиопию невозможно вылечить до 5 лет, у нас есть опыт лечения 30-летних пациентов. Пациенты с косоглазием, пациенты с донной патологией и так далее, с теми болезнями, с которыми мы, взрослые, выросли из детства – это наши пациенты.



Ольга Беклемищева: А если это уже у вас приобретенное в процессе жизни, то, наверное, все-таки лучше во взрослую клинику.



Игорь Азнаурян: Ну, тут можем мы посмотреть, порекомендовать что-то, в любом случае - милости просим. Но мы специализируемся на детских глазных болезнях.



Ольга Беклемищева: Спасибо, Игорь Эрикович. Я желаю вам всяческих успехов и особенно в той программе, которую наконец-то будет оплачивать московское правительство, с тем, чтобы за теми детьми, которые учатся в школе и чьи родители еще не очень хорошо слушают наше радио, по крайней мере, за ними хоть там посмотрят. Наступает время прощаться. Я желаю вам всего доброго и не болеть!


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG