Иван Толстой: Начнем с книжной новинки. В Москве только что вышел сборник, объединяющий статьи немецких и российских исследователей Второй мировой войны. Со сборником познакомилась Юлия Кантор.
Юлия Кантор: Восьмисотстраничный сборник «Память о войне: Россия, Германия, Европа» - расширенное издание специального выпуска журналов «Неприкосновенный запас» и «Остойропа», вышедшего к юбилею Победы. Успех того спецвыпуска был столь велик, что международный авторский и редакторский коллектив принял решение выпустить на русском языке отдельной книгой уже опубликованные материалы без журнальных сокращений, кроме того, включить в него не вошедшие статьи. Огромный фолиант, созданный историками, филологами, журналистами и искусствоведами, подразделен на несколько тематических блоков. «Россия и Германия: память и преодоление прошлого», «Формы памяти», «Интернационализация памяти», «Литература между воспоминанием и напоминанием», «Война на экране».
Издание этого интернационального сборника подтверждает два социологических наблюдения: во-первых, война по-прежнему остается для большинства россиян животрепещущей темой, предметом острого интереса и центральным историческим событием ХХ века. Во-вторых, тема памяти и отношения к прошлому в России лишь изредка осознается как отдельный предмет общественного обсуждения и специального изучения. В Германии же эта тема находится на одном из центральных месте в общественной дискуссии. В сегодняшней Германии историк, занимающийся ХХ веком, имеет больше шансов получить профессорскую должность, если занимается не собственно историей второй мировой войны, но ее ретроспективным восприятием.
«Что такое коллективная память?» Два текста, представленные в этом разделе, создали классики исследования памяти и отношения людей к своему прошлому. Кроме того, с темой сборника «Память о войне – Россия, Германия, Европа», они связаны своей биографией. Французский социолог Морис Хальбвакс известен прежде всего как автор знаменитого труда «Социальные рамки памяти», вышедшего в 1925 году и до сих пор не переведенного на русский язык. Хальбвакс положил начало новому научному направлению – социологическому исследованию памяти. Он работал над этой темой вплоть до 1944 года, когда через два месяца после избрания профессором Колледж де Франс он был отправлен в Бухенвальд за помощь своему сыну – участнику французского сопротивления. Хальбвакс умер в Бухенвальде в марте 1945-го… Его книга «Коллективная память», собранная из рукописей, вышла в свет уже после войны. Основные положение этой монографии впервые на русском языке воспроизводятся в сборнике.
Теодор Адорно – один из ярких представителей так называемой Франкфуртской школы - в 1934 году вынужден был покинуть гитлеровскую Германию, на родину он вернулся только в 1949-м. Он автор легендарной монографии «Исследование авторитарной личности». В ней на стыке эмпирической социологии и психоанализа рассматривается теория о связи между определенным типом личности и склонностью общества к тем или иным авторитарным режимам. Он впервые подробно анализирует так называемую проработку прошлого. В сборнике «Память о войне…» можно прочитать ключевые положения этого анализа.
Раздел, посвященный памяти и преодолению прошлого в Германии и России, включает в себя статьи, российских и немецких специалистов по массовому и индивидуальному сознанию. «Память о войне и массовая идентичность россиян» Льва Гудкова находится как бы в диалоге со статьей «Немецкая катастрофа – в публичной памяти о Второй мировой войне в Германии» Йорга Эхтеркампа.
В главе «Частичная амнезия» одной из самых неожиданных статей является, пожалуй, статья Йорга Ганцемюллера «Второстепенный театр военных действий: Блокада Ленинграда в немецком сознании». Автор убедительно и аргументированно доказывает, что тема блокады Ленинграда была долгое время на периферии немецкого общественного знания. В то время, как битва за Сталинград превратилась в многоликий миф, Ленинград оставался «второстепенным театром военных действий». Распространенные в Германии до сих пор поверхностные представления о блокаде находятся в глубоком противоречии со значимостью этого события, - убежден немецкий автор.
Автор констатирует, что память о блокаде в Западной Германии не менялась с 50-х до 80-х годов. В школьных учебниках эта тема упоминается вскользь или не упоминается вовсе. Описания блокады в немецких учебниках постоянно пестрят ошибками, - утверждает Йорг Ганцемюллер. И приводит весьма красноречивые данные. Например, пролистывая учебники, сталкиваешься с тем, что линия фронта на карте доходит до Ленинграда, но не окружает город, отсекая его от тыла. Автор говорит и о таких искажающих восприятие исторической действительности клише, как упоминание Ленинграда и Ленинградского фронта как места памяти о страданиях простого немецкого солдата (этому посвящен отдельный раздел его исследования), и тезис об осаде Ленинграда как обычном и неоспоримом методе ведения войны.
Ленинград, подытоживает автор, остается в немецком сознании как абстрактное географическое место. Замалчивается происходившее в городе и на фронте. Перелом произошел в 90-годы. Ныне жизнь в осажденном Ленинграде стала постоянной темой научных исследований и телепередач. Целый раздел выставки «Война на уничтожение. Преступления Вермахта в 1941-1944 годах» был посвящен немецкой политике голодомора и включил блокаду Ленинграда в ее контекст. Музей Берлин Карлхорст подготовил отдельную выставку, посвященную блокаде. Память возвращается, и нужно иметь мужество не только воспоминать, но и помнить. Авторы российско-немецкого сборника «Память о войне» это отлично понимают.
Иван Толстой: Отдых в Польше становится все более популярным не только среди иностранных туристов, но и среди самих поляков, которые все больше замечают, что уровень сервиса в их стране значительно улучшился. Страна входит в туристическую моду. Рассказывает Алексей Дзиковицкий.
Алексей Дзиковицкий: Польский сантехник и польская медсестра, с помощью которых Польская туристическая организация рекламировала Польшу в странах Западной Европы, сделали свое дело – с каждым годом к берегам Вислы приезжает все больше туристов.
В 2005 году Польшу навестили 15,2 миллионов туристов, в этом году по самым осторожным прогнозам их будет, по крайней мере, на полтора миллиона больше, оптимисты говорят даже о 30% увеличении количества иностранных гостей. Говорит Томаш Вильчак из Польской туристической организации.
Томаш Вильчак: «Доходы от туризма в Польше, это более 6 миллиардов долларов, то есть почти 8% ВВП».
Алексей Дзиковицкий: Польской Меккой для иностранных туристов стал Краков – древнюю столицу Польши посещает около 7 миллионов туристов в год, причем, по крайней половина из них остается в этом городе хотя бы на одну ночь.
В рейтинге наиболее привлекательных городов для посещения в Европе, а этот рейтинг составляется на основании впечатлений самих туристов, Краков занял пятое место, оставив позади, среди прочих, Париж и Прагу.
На вопрос, что же случилось, что Краков вдруг стал таким популярным, специалисты отвечают коротко: культура, Папа, Европейский Союз и авиалинии дешевых перевозок.
В 2000 году Краков был объявлен культурной столицей Европы – это притянуло внимание множества европейцев, которые, познакомившись с историей и архитектурой королевской столицы у себя во время выставок и презентация, решили приехать.
Через несколько лет Польша вступила в Европейский Союз и, хотя граждане западноевропейских стран и раньше могли приехать в Польшу без виз, однако сам факт присоединения к объединенной Европе имел большое психологическое значение – Польша стала частью ЕС, частью нашего мира, и теперь туда можно ехать без опасений.
Настоящий бум начался, однако, после смерти Папы, когда внимание миллионов верующих было приковано к Риму и Кракову – городу, в котором Кароль Войтыла, будущий папа Иоанн-Павел Второй прожил большую часть своей жизни, был епископом.
Значительно упростили посещение города и авиалинии дешевых перевозок. В аэропорту Балицэ возле Кракова, садятся самолеты уже шести таких компаний. Это значит, что, например, из европейских столиц, билет до Кракова и обратно можно купить даже за 100 евро, поэтому многие прилетают туда даже просто на уикэнд. Говорит пани Гражина из одного из информационных пунктов, расположенных в старой части города.
Пани Гражина: Трудно представить себе другой такой город в Польше, где было бы столько мест для ночлега гостей, как в Кракове. В самом городе у нас их примерно 25 тысяч. Летом есть еще дополнительные места, которые, пока нет студентов, за небольшую оплату предлагают студенческие общежития.
Алексей Дзиковицкий: По ее словам, предчувствуя еще больший бум на посещение Кракова, в городе чуть ли не каждую неделю открываются новые гостиницы и места для отдыха.
Пани Гражина: Сеть отелей все время развивается – открываются как новые четырех-пяти звездочные отели, принадлежащие большим гостиничным сетям, так и небольшие частные отели или простые комнаты для отдыха.
Алексей Дзиковицкий: Однако туристы приезжают в Польшу, в том числе и в Краков, не только для того, чтобы познакомиться с достопримечательностями польских городов, но и для отдыха – в горы, на озера, на море.
Нынешний сезон был для приморских курортов Польши очень удачным, причем не только благодаря хорошей погоде. Говорит представитель одной из варшавских туристических фирм, занимающихся продажей путевок на польское побережье Балтийского моря.
Представитель фирмы: Вы можете выбрать себе санаторий с двухсотлетней традицией, в котором, конечно сейчас уже практически ничего не напоминает о серых временах ПНР. Там есть высококачественные услуги, лечение, самое современное оборудование.
Алексей Дзиковицкий: Популярен так называемый лечебный или оздоровительный туризм – в западной Польше в санаториях места нужно резервировать за несколько месяцев из-за большого числа немецких пенсионеров, которые регулярно приезжают туда подлечиться.
Нередко жители западноевропейских стран едут в Польшу также к дантисту или на пластическую операцию.
Популярны также двухдневные поездки в Польшу за покупками. Говорит продавец одного из мясных магазинов в Познани.
Продавец : Польский продукт ассоциируется с продуктом дешевым. Те западные туристы, которые, например, не пробовали наших копченостей, считают их с самого начала не дорогими, но и не высшего качества. Потом это меняется, они видят, что наши продукты – качественные.
Алексей Дзиковицкий: А что, например, немцы, покупают в Познани чаще всего?
Продавец: Я вот как раз немецкий учу – немцы часто заходят. У нас берут хлеб ржаной и хрустящие булочки.
Продавец: Творог покупают, желтый сыр, часто «Зубровку» и водку «Голдвассер».
Алексей Дзиковицкий: Между некоторыми приграничными городами существует регулярное автобусное сообщение – немцев автобусы привозят прямо к польским супермаркетам и торговым центрам.
Примечательно, что все чаще на родине предпочитают отдыхать и сами поляки. Если еще 10-15 лет назад имея выбор - заграница или Польша - подавляющее большинство поляков выбирало первое, то сейчас ситуация кардинальным образом изменилась.
Почему? Говорит Ирена Новак, специалист по туризму.
Ирена Новак: Туристическая отрасль, как та ее часть, которая ответственна за прием туристов, экскурсии, так и гостиничная, сделали огромный шаг вперед, и это привлекает.
Алексей Дзиковицкий: Специалисты говорят, что туристов в Польшу могло бы приезжать еще больше, дело за малым – построить в стране хорошие автострады. Этим, однако, несмотря на неизменное присутствие такого пункта в предвыборных программах, пока ни одно правительство туристической отрасли помочь не смогло.
Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня – Петр Столыпин. Его портрет в исполнении Бориса Парамонова.
Борис Парамонов: Петр Аркадьевич Столыпин (1862- 1911) до недавнего времени был одной из самых одиозных фигур русской истории: он подавил русскую революцию 1905-7 гг. С именем Столыпина были неотделимо связаны три закоренелых штампа: столыпинская реакция, «столыпинские галстуки» и столыпинский вагон, или в просторечии «столыпин». Последний приобрел особенно дурную славу как раз в советское время: в этих вагонах перевозили политических заключенных сталинского времени, «столыпин» был термином того порядка, что и «черный ворон» - автомобиль для перевозки заключенных. На самом деле это были вагоны, специально сконструированные для крестьянских переселенцев, ехавших в Сибирь вместе со своим скотом: переселенческий проект был одним из коньков Столыпина. «Столыпинский галстук» - это виселица: изящная метафора, пущенная в ход кадетским депутатом Государственной Думы Родичевым, за что Столыпин вызвал его на дуэль. Ну, а «столыпинская реакция» - либеральное и революционное обозначение времени, когда Столыпин был министром внутренних дел и затем премьер-министром и когда он подавил первую русскую революцию; при этом нужно помнить, что число жертв так называемого правительственного террора были заметно ниже числа жертв террора революционного – убийства многочисленных представителей власти.
Принципиальную перемену в оценке Столыпина первым произвел в эмиграции Василий Алексеевич Маклаков, бывший видный деятель кадетской партии и депутат нескольких дореволюционных Дум. Он выпустил две книги об истории Дум, в которых по печатным материалам о русском дореволюционном парламенте и, главное, по собственным воспоминаниям пересмотрел деятельность Столыпина в сторону его безусловно позитивной оценки. На трактовку Маклакова опирался Солженицын в цикле романов «Красное колесо», сделавший Столыпина подлинным героем русской истории, фигурой по масштабам равной едва ли не Петру Великому.
В чем суть столыпинской реформы? Столыпин задумал уничтожить в России один из самых устойчивых ее институтов, определявших жизнь громадного большинства русского населения, ста миллионов крестьян – крестьянскую земельную общину. Крестьянское владение землей было построено на коллективных началах, земля не была собственностью крестьянской семьи, но принадлежала вот этой самой общине, или, как говорили сами крестьяне, миру: крестьянин только пользовался землей, работая на ней индивидуально. Крестьянин не мог выйти из общины без согласия мира, не мог продать или завещать землю, которой пользовался, он был по-своему прикреплен к земле. Это было своеобразное закрепощение крестьян, но уже не помещиками и не государством, но самим крестьянством, порядком крестьянского землеустройства. К тому же общинная земля постоянно подвергалась переделам, в зависимости от роста и динамики крестьянского населения, постоянно переходила от одного владельца к другому, что никак не способствовало качеству земледельческого труда.
Но вокруг общины создался самый настоящий миф. Община считалась великим благодеяниям русской жизни, громадным ее преимуществом по сравнению с организацией социального порядка на Западе. Русский крестьянин всегда обладал куском хлеба, то есть своим земельным наделом, ему не грозило полное разорение, «язва пролетарства», как говорили в 19 веке. Этим и руководствовалось правительство в крестьянской реформе 1861 года: земля, отходившая к крестьянам, оставалась организованной на коллективных началах, реформа сохранила общину. Сделано это было по соображениям, важным не столько крестьянам, сколько власти: для удобства взимания выкупных платежей за землю, ответственность за платежи падала не на отдельного крестьянина, а на мир; это называлось круговой порукой. Община отнюдь не была органическим порождением крестьянской жизни, не была свидетельством природного коллективизма крестьян, тем более христианской чертой русского народа, как говорили славянофилы, или готовым элементом социализма в России, как говорили народники. Община была в значительнейшей степени порождением государства, удобным аппаратом государственного фиска, взимания налогов, то есть финансовым институтом в первую очередь.
Во время первой русской революции крестьянские беспорядки пытались объяснить нехваткой земли, революционеры всех мастей, да и сами крестьяне нацеливались, прежде всего, на захват и передел помещичьей владений. Столыпин понял, что это ни к чему не приведет при постоянном росте крестьянского населения. Дело было не в количестве земли, а в порядке землепользования. В Европе крестьяне с участков гораздо меньших снимали большие урожаи. Дело было не в экстенсивном расширении, а в интенсификации хозяйства, в повышении его производительности. Столыпин говорил:
«Невыносима дальше необходимость всем подчиняться одному способу ведения хозяйства, невыносимо для хозяина с инициативой применять свои лучшие склонности к временной земле. Постоянные переделы рождают в землевладельце беспечность и равнодушие. Поля уравненные – это поля разоренные. При уравнительном землепользовании понижается уровень всей страны».
Реформа разрешила крестьянам покидать общину, владеть землей на индивидуальной основе; при этом продавать свою землю крестьянин мог только в руки другого крестьянина же, земля оставалась в аграрно-хозяйственном обороте. Крестьяне наделялись всей полнотой гражданских прав: именно свободному и сильному крестьянину будут в дальнейшем даны и самые широкие политические права, говорил Столыпин, что позволит русскому законодательному представительству быть выражением подлинных народных нужд, а не трибуной демагогов, какой была Первая и Вторая Думы.
Реформа удачно пошла. Ко времени первой мировой войны из общин вышла примерно треть крестьян. Переселенческое движение в Сибирь тоже шло успешно: за четыре года сибирские поселенцы увеличили общероссийский урожай на четыре миллиарда пудов. Революция затихла не столько в результате пресловутого столыпинского террора, сколько от правильных мер позитивного жизнеустройства. Столыпин говорил, что России необходимы десять-пятнадцать лет, чтобы навсегда покончить с возможностью какой-либо насильственной революции. Динамика хозяйственного развития давала твердые надежды на то, что Россия достигнет уровня Америки к тридцатым годам. Этот процесс был сорван мировой войной, последующим большевицким переворотом и дальнейшим большевицким хозяйничанием. Сам Столыпин был убит в 1911 году террористом-одиночкой. России в очередной раз не повезло. Русская уравниловка осталась язвой русской жизни и преодолевается только сейчас средствами куда худшими, чем любые меры столыпинских реформ. Приватизация постсоветская ничего общего не имеет с тем, что делал Столыпин.
Иван Толстой: В Париже выпущена большая биография одного из самых известных французских певцов Шарля Азнавура. Из Парижа – Дмитрий Савицкий.
Дмитрий Савицкий: Судьбу нужно приучать, - любит повторять он. Немудрено, что первая, с его согласия написанная и выходящая биография так и называется: «Шарль Азнавур: прирученная судьба».
Он до сих пор с недоверием смотрит на журналистов. Он до сих пор говорит, что «ты можешь быть всемирно известным, всемирно признанным, но это не помешает какому-нибудь дебилу написать про тебя абсолютную чушь…» Он не сводит счеты с французской прессой – «не в том я возрасте, чтобы мелочиться», - говорит он. Но французская пресса была по отношению к нему – несправедлива. Причем – десятилетиями. Совсем недавно где-то в журналах мелькнула история концертного зала «Олимпия»; были названы имена всех великих, певших на ее сцене. Азнавура забыли. Хотя он практически и запустил эту «Олимпию»; он, давший на ее сцене столько незабываемых сольных концертов…
Немудрено, что он не хотел, чтобы о нем писали.
Так что кроме монографии, выпущенной в издательстве «Сегер» 42 года назад, о Шарле Азнавуре не написано ни одной книге. А меж тем журнал «Тайм», в обход Элвиса Пресли и Боба Дилана, выбрал его в 1998 году – «певцом ХХ века»…
Почему же на этот раз Шарль Азнавур согласился не только на биографию, но и сам сотрудничал с автором?
Шарль Азнавур: Действительно, я впервые согласился, чтобы о моей жизни писали, потому что я знал, с кем я имею дело… Я прочел немало статей в ревю « Chorus ». Они всегда были отлично, профессионально, написаны. Это ревю выпускало и великолепно сделанные обзорные сборники, всегда замечательно документированные. Поэтому-то я сразу и согласился с проектом биографии - я знал, что писать ее будет журналист этого ревю…
Дмитрий Савицкий: Шарль Азнавур у микрофона Франс-Блю.
Журналист, который и стал автором шестисотстраничной «Прирученной судьбы», это Даниель Панченко, в свое время писавший рецензии в музыкальном отделе «Юманите», а затем в престижном ревю « Chorus - Les Cahiers de la Chanson ».
Шарль Азнавур: Я не против того, чтобы обо мне говорили в прессе, потому что моя профессия требует этого, но я не согласен, чтобы обо мне писали каждый божий день какую-нибудь чепуху левой ногой. Мне важна моя независимость, и я не желаю зависеть от прессы или других СМИ. Я думаю, что мне в жизни повезло: я был на ножах с прессой с самого начала – так что теперь я прессе ничего не должен и счастлив, что нынче меня пресса оставляет в покое.
Дмитрий Савицкий: Парижская «Монд» писала на днях, что в Армении открывается музей Азнавура, что 82-х летний певец летит на Кубу, где он должен записать диск с пианистом Чучо Вальдесом, что он подготавливает к выходу сборник рассказов, а также – этой осенью дает концерт в столице. Сам же Шарль Азнавур говорит, что в его возрасте «не строят планов», а просто «продолжают жить…» Он поправляет людей, которые называют его «автором песен». Он предпочитает быть, перевожу: буквально, «писателем песен».
Варинаг Азнавурян родился в Париже, в шестом округе, в мае 24 года. В девять лет он играл на сцене театра, в 12 – в кино. В шансоне он начинал трудно. Такие открыватели талантов, как Жак Канетти (открывший Бреля, Брассанса, Греко, Гинзбура и, честно говоря, всех остальных) Азнавура не признавал, не хотел ни видеть, ни слышать. Шарль работал секретарем, шофером, практически нянькой - взбалмошной Эдит Пиаф, а начинал петь – дуэтом (целых 8 лет!) с Пьером Рошом…
Но что подвигло Даниеля Панченко, который посвятил работе над «Прирученной судьбой» два года, на этот исследовательский подвиг?
Даниель Панченко: Я заинтересовался судьбой Азнавура, потому что ОН САМ меня интересовал. Когда мне было 13, 14, 15 лет, в начале шестидесятых годов, я (как я и написал в книге) «попал в котел Азнавура, варился в нем с первых же песен, вышедших в доме звукозаписи «Барклэ». Я обожал Азнавура. Так что в основе моего выбора был он сам.
Вторая причина – это тот факт, что мой друг, Марк Робин, (который отмочил совершенно дурную шутку три года назад, взял да умер), который был, как и я, журналистом в ревю « Chorus », другом многих певцов и автором тонны книг, он в свое время начал писать книгу об Азнавуре… И если мы с ним часто спорили, он был великим спорщиком, насчет Азнавура мы были согласны во всем, мы оба его обожали.
Марк оставил около 150 страниц, текст был отлично написан, но не закончен. Я немного сомневался, стоит ли мне пускаться в эту авантюру, но потом решил, что книгу должен закончить именно я…».
Дмитрий Савицкий: Приблизительно сто страниц книги отведены детальной дискографии и библиографии творчества Азнавура. Французские шансонье, такие как Паташу, Линда Лемэ, Серж Лама, Патрик Бруэль, участвовали в создании книги, рассказывали о Шарле, его песнях, о его влиянии на французский шансон.
Сам Азнавур, который любит повторять, что в начале карьеры у него не было голоса, что он был до смешного нехорош собою, что тексты его песен были сложны, но что позже, у него появился и голос, и физически он стал вполне приемлем на сцене, а песни его стали понимать и любить, сам Азнавур доволен книгой, потому что это не собрание анекдотов и сплетен, а подробная биография творца, который действительно приручал судьбу, учась на ходу, на ходу меняясь.
Шарль Азнавур выступал в 80 странах мира и пел на семи языках, но список книг, которые в жизни нужно прочесть он, к примеру, составил не сам. Для него этот длинный перечень сочинил – некто Жан Кокто…
