Ссылки для упрощенного доступа

«Россия, кто здесь крайний?»


Эдуард Кочергин. "Ангелова кукла". Издательство Ивана Лимбаха, 2006 год.
Эдуард Кочергин. "Ангелова кукла". Издательство Ивана Лимбаха, 2006 год.

Петербургское издательство Ивана Лимбаха выпустило книгу рассказов Эдуарда Кочергина «Ангелова кукла. Рассказы рисовального человека». Это рассказы, посвященные «опущенным», как говорит Кочергин, людям 40-60 годов прошлого века. Первое издание появилось три года назад и стало бестселлером.


Поскольку не каждый, даже театральный человек, знал до этого, что выдающийся, практически легендарный сценограф, народный художник России, лауреат государственных премий, действительный член Академии Художеств, главный художник БДТ и так далее, и так далее, Эдуард Степанович Кочергин, один из образованнейших людей нашего времени, был «затырщиком». Кто не знает – приемщиком «тыренного» — краденного. Что он, воспитанник детприемников военных лет имени Лаврентия Павловича Берии, просивший у портрета поляка Дзержинского, чтобы тот вернул ему его польскую матку Броню и брата Фелю, множество раз пытался сбежать в родной Ленинград, откуда его, сына репрессированных родителей, опять сдавали на хранение Лаврентию Павловичу. Что первой в его жизни кражей была кража карандашей, что он был беспризорником, «скачком». Маленький, худой, прятался по верхним полкам вагонов и соскакивал с идущего поезда вместе с краденым. Отчего имеет давно поврежденную спину. Что первым его художественным промыслом были наколки великого вождя на плечах и грудях воров в законе, а наколкам научил его в детприемнике помхоз Томас Карлович Японамать, когда-то продавший в японском плену свое белое тело традиционной татуировальной школе.


По «Усатому» нельзя было бить. И, может быть, это, самое первое художественное умение (Кочергин выколол восемью иголками семерых «Усатых») и спасло жизнь будущего академика Кочергина, сохранив его для нашего театрального искусства. Уже сделавшись художником Кочергин прошел весь север – вологотчину, архангельские деревни, его здоровье спасала новгородская бабка Бабалиха Нюхолка. И от этих походов — его замечательное знание основ российской материальной культуры.


Но рука Эдуарда Степановича, привыкшая к бумаге и карандашу, стала самостоятельной, самобытной писательской рукой. И, особенно по нынешнему изданию, видно, как из рассказчика он стал именно писателем. Говорит писатель и историк Яков Гордин: «Это удивительная книга, ни на что не похожая из того, что встречается нам вокруг сейчас. Можно искать корни традиции – Лесков, отчасти, Платонов с его необыкновенным миром. Это книга о нечеловеческой жестокости жизни и столько же глубокой доброте жизни. Собственно, из чего и складывается возможность существования этого мира. Поразительно, что уже сравнительно немолодым человеком замечательный художник Кочергин нашел этот удивительный путь, для того, чтобы рассказать, кто же мы такие, в конечном счете, где же мы живем, что с нами было. И, может быть, что с нами будет».


Это не просто рассказы. Глаз «рисовального» человека поразительным образом зафиксировал и досконально запомнил фактуру времени и пространства. Кажется, эта книга — это некое кинослово. Жизнь уже снята внутренней камерой. Теперь бери в руки реальную камеру и снимай. Кроме того, Кочергин, как художник, привык мыслить образно, драматургически, и это перешло в рассказы. В каждом – оригинальный крутой сюжет.


Это и судьба слепого капитана, который зарабатывал по пивным Васильевского острова со своей черной курочкой, и которого хоронили весной 53-го года все ленинградские «обрубки» победившей империи Советов. Это и судьбы питерских проституток, парколенинских «промокашек» – Дашки Ботанической, Екатерины Душистой. На презентации книги звучали песни, которые, как кажется Эдуарду Степановичу, точно соответствуют песенному стилю петербургских «промокашек». Но в рассказах Кочергина важно и другое. Как подать свет на превращенное в страшное месиво лицо молодого безрукого инвалида, который в утреннем вагоне 45-го года целует «лохматыми губами» нежную шею юной девочки (рассказ «Поцелуй»). Как из единственного его уцелевшего глаза катится слеза. Подростку-скачку Кочергину в тот момент казалось, что он слышит звук падающей слезы. Изобразительно, мы попадаем то в мир Брейгеля, то Вермеера. Рассказы художника запечатлели послевоенный российский мир в его «докправде». Но, в отличие от сегодняшних проектов о проститутках и бомжах, создающихся на забаву Садовому кольцу, кочергинский «литературный проект» возвращает отечественному пространству истинные судьбы тех обитателей советского дна, кто и при жизни не имел права голоса. У некоторых, к примеру, не было после войны языка. Они были немыми. Почти у всех не было паспортов. За них сегодня говорит Кочергин. После смерти Сталина Ленинград вычистили. В один день всех «обрубков» свезли в северные монастыри, худо-бедно приспособленные под интернаты, как Василия Петроградского и Горицкого — бедного бывшего моряка, организовавшего в Горицах хор «самоваров» – инвалидов без рук и ног, которых санитарки выносили на солнышко подышать.


Мы живем, не зная своей страны. Туристы, комфортабельно путешествующие на Валаам и в Горицы, не знают, что половина населения этих мест – дети тех самых «самоваров», которых однажды пожалела какая-нибудь одинокая санитарка. То, что фактуру жизни так подробно запомнил глаз молодого художника, мне понятно. Но, ухо! Рассказы написаны удивительным, густым языком, включающим блатной жаргон и театральный сленг, разноголосую, колоритную речь опущенных людей. В книге нет ни одного матерного слова. При этом, Кочергин знает мат как никто, готов читать о мате целые лекции. «Почему так?» — спрашиваю я Эдуарда Степановича. Эдуард Кочергин отвечает: «Мата много в литературе, а я не занимаюсь литературой, я — художник. Это записки случайного человека, который попал в литературу. Поэтому, могу себе позволить. Тем более, что я хорошо ругаюсь матом».


Кочергин как будто написал в рассказах свою биографию, свою жизнь. Но это не вполне так. Настоящий театральный человек. Он написал драматургию судеб, написал эпопею народной жизни. «Россия, кто здесь крайний?» — называется один из северных рассказов Кочергина. Вообще-то, это фраза, услышанная в очереди за водкой. Но это и вопрос всей книги Эдуарда Кочергина. Вопрос стране, где всегда крайний – человек.


XS
SM
MD
LG