Михаил Соколов: Сегодня мы поговорим о думской деятельности.
В нашей Московской студии – депутаты Государственной Думы России Андрей Буренин, фракция «Единая Россия», член Комитета по бюджету, и Олег Смолин, первый заместитель председателя Комитета по образованию и науке, фракция КПРФ, хотя и беспартийный.
Ну что ж, давайте начнем мы, наверное, с разговора о бюджете следующего года. В понедельник Бюджетный комитет Государственной Думы рекомендовал принять этот проект в первом чтении. Голосование бюджета первый раз пройдет на пленарном заседании в эту пятницу.
И я бы обратился к господину Буренину, поскольку он участвовал во всех этих заседаниях и во встрече с министром финансов господином Кудриным, которая прошла сегодня вечером. Что, собственно, для вас принципиально? Вот ваша фракция «Единая Россия», как сообщил господин Кудрин агентству «Интерфакс», решила голосовать за бюджет. Почему?
Андрей Буренин Андрей Буренин: Да, такое решение было принято по той причине, что в рамках нулевого чтения, а оно проходило с начала июля до настоящего момента, в бюджет по требованию нашей фракции были внесены достаточно существенные изменения. Более 200 миллиардов были направлены на дополнительные, в основном социально значимые расходы, на которых настаивала фракция. И в этой связи более-менее разумный компромисс, по крайней мере, для первого чтения, он был достигнут.
В частности, более чем на 26 процентов возросли текущие расходы бюджета, социальная направленность бюджета в этот раз не поставлена даже такими критиками, как Счетная палата, под сомнение. В 1,5 раза увеличены капитальные расходы. И так далее.
Таким образом, то, что можно было сделать на данном тактическом отрезке – на 2007 год, оно было сделано. Но, тем не менее, это не говорит о том, что у фракции нет принципиальных разногласий в целом по бюджетной политике с Минфином. Но это повод для отдельного разговора. И если мы эту тему затронем, то я более предметно изложу, в чем эти разногласия заключаются.
Михаил Соколов: Я обращусь к Олегу Николаевичу Смолину. Вы, конечно, смотрите немножко со своей колокольни, я бы сказал, с ведомственной, в смысле – образование и наука, и политической. Как вы видите бюджет 2007 года?
Олег Смолин Олег Смолин: Нет, я смотрю не с ведомственной, а с образовательной точки зрения, и даже не с политической, а я смотрю с социальной точки зрения.
Не знаю, как насчет Счетной палаты, но у бюджета 2007 года нашлись критики в лице даже крайне умеренных представителей социальных организаций. Жесткой критике бюджет подверг Михаил Шмаков и целый ряд профсоюзов социальной сферы, что не удивительно.
Я позволю себе напомнить, что в следующем году заработную плату в бюджетной сфере, а это, конечно, мое родное образование, но не менее родная медицина, культура, наука – социальная сфера, предполагается поднять на 15 процентов с 1 сентября. То есть в расчете на год это 5 процентов роста заработной платы, я хотел бы напомнить.
Я хотел бы также напомнить, что партия «Единая Россия» устами Бориса Грызлова и многих других своих лидеров торжественно клялась в любви к избирателям и в том, что в 2007 году минимальная заработная плата выйдет на прожиточный минимум. Так вот, сообщаю радиослушателям, которые, увы, у нас часто забывают, кто и чего им обещал (как говорят, обещать – не значит жениться), что в следующем году минимальная заработная плата после всех повышений составит 1400 рублей. То есть, по данным Социального комитета, менее 35 процентов от прожиточного минимума. И более того, как сообщает нам Социальный комитет (а ему, наверное, виднее), в дальнейшем правительство вместе с правящей партией сокращать эту разницу не собираются.
Я не раз задавал вопрос господину Кудрину, господину Зурабову... не свой, а тот самый вопрос, который мне задают избиратели. Я готов отвечать на любые, самые острые вопросы избирателям, кроме одного: «а как прожить в России на минимальную зарплату или минимальную пенсию?». Тот же вопрос я задавал господам Кудрину и Зурабову, и ни разу никакого вообще ответа на него, естественно, не получил.
Михаил Соколов: Ну что ж, я думаю, что у господина Буренина есть какие-то возражения или комментарии. Действительно, вот эта 15-процентная индексация зарплаты бюджетников, по мнению экспертов, не доводит минимальную зарплату до прожиточного минимума.
Олег Смолин: До 35 процентов прожиточного минимума.
Михаил Соколов: Там разные есть расчеты.
Олег Смолин: Нет, это оценки Комитета по труду и социальной политике, между прочим, возглавляемого представителями правящей партии.
Михаил Соколов: Я бы еще заметил, что здесь есть такая цифра интересная – это уровень инфляции на 2007 год. Он 6,5-8 процентов. То есть, собственно, часть этой индексации будет «съедена» инфляцией. А еще ни разу правительству не удалось удержаться в заявленных рамках инфляции. То есть на самом деле из этих 15 процентов, ну, с учетом опыта предыдущих лет, уж 10 процентов точно будет «съедено».
Пожалуйста, Андрей Викторович.
Андрей Буренин: Да, я, безусловно, отвечу на этот вопрос. Партия «Единая Россия» брала на себя несколько другое обязательство, которое состояло в том, чтобы за три года – 2005, 2006 и 2007 годы – увеличить заработную плату бюджетникам в реальном выражении, то есть за минусом фактической инфляции за эти периоды, в 1,5 раза. Это именно тот вопрос, который не был полноценно решен в рамках июльской презентации бюджета Минфином, тот вариант, который рассматривался на заседании правительства. Сейчас, после 15-процентного повышения с 1 сентября за три года - это с цифрами и с фактической инфляцией за 2005-2006 годы и пока ожидаемой за 2007 год, поскольку если она будет больше, то мы, безусловно, зарплату будем поднимать выше, - эта задача, безусловно, решена.
И здесь, опять-таки разговаривая о минимальной заработной плате, на которую много ссылаются... «Как можно прожить на 1400 рублей?». Ну, друзья мои, вот мне такой вопрос уже 100 лет задают - пока я работал министром финансов Иркутской области. Приходят бюджетники: «Как можно прожить на 100 рублей (на 200, на 300)?». Я в этих случаях всегда говорю очень простую вещь: «Ребята, идем к вам в организацию, поднимаем ведомости. Смотрим: первая ставка тарифной сетки. Есть хоть один в этом бюджетном учреждении, кто ее получает? Нет ни одного. Вторая, третья, четвертая, пятая есть? Ни одного нет. Начинаем дальше смотреть: шестая, седьмая. Кто-нибудь получает по ставке без коэффициентов? Никто. Кто-нибудь не совмещает по двум-трем ставкам? Никто. Премии сколько составляют в фонде? 40-50-60 процентов. Доходы от внебюджетной деятельности сколько от зарплаты составляют? Два-три-четыре раза». И получается удивительная картина, когда минимальный размер оплаты труда абсолютно не имеет никакого отношения к тому, сколько реально получают люди.
Я при этом не говорю, что они получают много, - это тема отдельного разговора. Я говорю о том, что мы движем сейчас некими реальными ограничениями, хотя прекрасно понимаем, что зарплату нужно повышать. И в 1,5 раза за три года в реальном выражении она повышена. Можно ли ее было повысить больше и за счет каких источников – я готов обсуждать этот вопрос, но это дополнительная тема, и я думаю, что мы ее сегодня тоже коснемся.
Михаил Соколов: Пожалуйста, Олег Николаевич, я вижу, что вы готовы ответить.
Олег Смолин: Еще бы! Насчет «1,5 раза в реальном исчислении» – это было известное заявление президента. Причем я уверен, что и президента обсчитал Минфин вместе с правящей партией, поскольку... и профсоюзы, кстати, так считают, поскольку в реальном исчислении начали считать заработную плату еще до того, как президент пообещал начать ее считать, - увеличение в 1,5 раза.
Что касается моего заявления, то это совершенное другое. Я надеюсь, что на Радио Свобода есть некоторые архивы. Я не уверен, что мы получим записи с Центрального телевидения, но с Радио Свобода, наверное, мы можем получить многократные, прозвучавшие во всех эфирах, заявления Бориса Грызлова и других лидеров фракций о том, что в 2007 году минимальная зарплата выйдет на прожиточный минимум. Надеюсь, мы это получим.
И что касается обещаний президента. Между прочим, например, в этом году базовая часть пенсий увеличена на 8,5 процента, а ожидаемая инфляция – 9,7. То есть получается, что и пенсия-то не растет, а базовая ее часть относительно инфляции даже сокращается. Причем это рост инфляции средний, а если посмотреть на рост прожиточного минимума, то есть цен на товары первой необходимости, то он значительно выше.
Что касается следующего года, то хотел бы напомнить, что даже президент публично совсем недавно в послании обещал 20 процентов в реальном исчислении. В следующем году ожидается чуть более 15 процентов в реальном исчислении. И даже Минфин и Пенсионный фонд признают, что они не дотягивают до обещаний президента. А вообще у нас обещания чего-нибудь стоят?!
Говорят, в Венгрии митингуют перед зданием парламента, требуя изгнать правящую партию за то, что она дает ложную информацию. У нас, интересно, кто-нибудь хотя бы что-нибудь помнит по поводу обещаний? Или у нашего народа синдром «девичьей памяти»?
Михаил Соколов: Правда, левую партию пытаются из правительства выгнать.
Олег Смолин: В данном случае это не важно.
Михаил Соколов: Я все-таки хотел бы от Андрея Буренина получить ответ на вопрос об инфляции. Почему закладываются каждый год расчеты по инфляции, которые явно занижаются? То есть каждый год пишется одно, а на самом деле сразу же эксперты говорят, что «так не будет», тем не менее, происходит так, как происходит. То есть изначально в закон закладывается обман.
Андрей Буренин: Вы знаете, эта тема, так скажем, многофакторная. Если мы посмотрим последние пять лет – с 2000-го, по сути дела, по текущий год, - то ежегодно макропоказатели, на основе которых строится бюджет, - это в первую очередь ВВП, рост ВВП, цена на нефть и темпы инфляции, они существенно расходятся с тем, что есть фактически.
И у этой проблемы есть, наверное, три составляющих. Первая составляющая – это то, что в стране качественного государственного управления в части прогнозирования, по большому счету, нет. Если мы сравним такие базовые документы, как Основы бюджетной политики, то, что связано с кредитной и денежной политикой, Прогноз социально-экономического развития, то эти документы системно не объединены. И если все это еще наложить на качество статистической службы, то, конечно, прогнозировать в таких условиях достаточно сложно. Это первый момент.
Второй момент заключается в том, что Минфин, как ведомство консервативное, он всегда стремится к тому, чтобы исполнять бюджет в наиболее комфортных для себя условиях, то есть иметь некоторый оперативный простор и, соответственно, занизить доходы, в том числе, через занижение инфляции.
Михаил Соколов: То есть скрыть от парламента?
Андрей Буренин: Да, то есть скрыть от парламента. Хотя это на самом деле можно обсуждать. Это не самый серьезный инструмент, коим они обманывают парламент. Есть инструменты более серьезные.
Михаил Соколов: А вы обманываетесь, да?
Олег Смолин: «...Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад...».
Андрей Буренин: Нет. Сейчас мы с вами обсудим, кстати, каким образом эту проблему... по крайней мере, была попытка ее решить.
И третий момент – это то, что высшее политическое руководство страны задало некие параметры по инфляции, которые нужно выполнять. И хочешь или нет, но исполнительная власть в лице правительства старается, по крайней мере, на прогнозном уровне (ожидая, что на практике этого не будет) хоть таким образом их отражать. И это тоже вполне понятый, с точки зрения психологии чиновников, инструментарий.
Олег Смолин: А хорошо звучит: «исполнять на прогнозном уровне»!
Андрей Буренин: Да, давайте назовем это вот таким эвфемизмом.
В прошлом году я сам вносил поправку, которую приняла Государственная Дума, с требованием внести в первую статью базовые макропоказатели. И когда заместитель министра финансов спрашивала: «А зачем вы это делаете?», - я говорил: «А давайте мы по итогам года оценим». Она говорит: «Так вы же и так можете оценить, исходя из наших пояснительных записок». Я говорю: «Так если это закон, то мы же можем принять какие-то выводы уже не только экспертного характера, но и характера, например, кадрового, когда будем утверждать отчет об исполнении бюджета. И если там была субъективная недооценка прогноза – один подход, объективные условия... потому что мы вынуждены сказать, что цены на нефть никто прогнозировать не может, а инфляция напрямую привязана, то это другой подход». Мы такие показатели внесли. Хотя вокруг этого комитет спорил добрых три часа.
В этом году Минфин вносит через правительство очередной законопроект, где опять нет макропоказателей, которые мы опять будем вносить.
Поэтому здесь тоже вот такой элемент низкого прогнозирования факторов, которые находятся вне зависимости от устремлений нашей исполнительной власти, как цены на нефть, хотя самым непосредственным образом они влияют на ту же самую инфляцию, он тоже присутствует. Поэтому объективную основу исключать нельзя. Но, тем не менее, экономический блок правительства в первую очередь, абсолютно очевидно, не отвечает современным реалиям, с точки зрения макропрогнозов.
Олег Смолин: А можно я два слова скажу про прогнозирование?
Михаил Соколов: Пожалуйста.
Олег Смолин: Мне это очень нравится. Я не экономист, но арифметике учился.
Так вот, в прошлом году плановый профицит бюджета – дополнительные доходы (объясняю для слушателей) – должен был составить 278 миллиардов рублей. Потом его поправили на 1440 миллиардов рублей – он оказался еще больше. Но я не об этом. Вот я спрашивал преподавателей школьной экономики, что бы они поставили студенту, который в расчетах ошибся всего в пять раз, или ученику-старшекласснику. Говорят: «Понятно, какую оценку». Но мы регулярно говорим о том, что правительство у нас работает замечательно, и правящая партия его одобряет. Всего в пять раз ошиблись в расчетах профицита бюджета.
Андрей Буренин: Ну, вы знаете, профицит бюджета напрямую зависит в нашем случае исключительно от цены на нефть. И я думаю, что в отличие от нашего правительства, мы многих экспертов, например, правительство США, Международный энергетический фонд, Валютный Фонд, обвинять в непрофессионализме и в какой-то предвзятости или ориентации на задачи нашего президента не можем. А они ошибались, например, в предыдущем году значительно больше, чем наше правительство, при прогнозе цены на нефть.
Олег Смолин: То есть в 10 раз.
Андрей Буренин: В том числе и в 10 раз. Но 10-ти раз не было в нашем случае. Но некоторые давали уменьшение, то есть с отрицательным знаком давали прогноз. А прогноз пошел с положительным знаком. И здесь, безусловно, правы эксперты, я думаю, те, которые профессионально этим вопросом занимаются, в том, что в средней и долгосрочной перспективе, и даже на год, а это не среднесрочная перспектива, прогнозировать цены на нефть никто не берется.
Посмотрите, у нас Минфин внес в бюджет цену на нефть 61 доллар, исходя из средней цены 65 долларов, по результатам августа. В сентябре министр финансов уже заявил, что по результатам последних фьючерсных торгов, когда нефть упала почти до 60 долларов, они уже на 65 долларов не могут предсказать до конца года средневзвешенную...
Михаил Соколов: Так получится, что бюджет будет с дефицитом?
Андрей Буренин: Нет, бюджет сейчас пока не будет с дефицитом, безусловно, поскольку цена отсечения – 27 долларов, а сейчас чуть-чуть выше 60 долларов идет. Поэтому лаг еще очень большой. Но мы с вами прекрасно помним 80-е годы – эту экономическую историю. Когда тоже никто не прогнозировал никаких падений, а падение произошло в считанные год-два в несколько раз. И в то время с учетом паритета цен и дефляторов цена на нефть была значительно выше, чем сейчас. Она была в условиях сегодняшних цен около 90 долларов за баррель. И она упала, вы помните, до 12 долларов.
Михаил Соколов: Андрей Викторович, так получается ведь такая ситуация. Есть такие тенденции интересные на мировом рынке: крупнейшие Пенсионные фонды мировые сейчас стали вот эти фьючерсы, собственно, продавать. Они сейчас выводят деньги из нефти, они реализуют свою прибыль. Собственно, это падение – эта тенденция может и дальше пойти?
Андрей Буренин: Конечно. В условиях глобализации, когда финансовая надстройка очень велика по отношению к товарным потокам, и потоки сами определяются не математикой абсолютно, а определяются стыками тонкой материи между психологией и расчетами далеко не линейными, о чем мы только что пытались говорить, в этих условиях кто-то предсказать что-то абсолютно не берется. Посмотрите последние Нобелевские премии по финансам, по экономике – везде идет «психологические финансы», «психологическая экономика». Линейных зависимостей уже давно никаких нет. Простейшие формулы прекратили действовать 15-20 лет назад.
Олег Смолин: Извините, тогда я скажу более серьезную и важную вещь. Сколько лет у нас находится у власти правящая партия? Сколько времени было при колоссально высоких ценах на нефть для того, чтобы произвести техническую реконструкцию экономики, сориентировать экономику хоть как-то на современные высокие технологии? Мы как были страной, которая гонит нефть и другое сырье на Запад, так и остались. Никакого сдвига в этом смысле, приходится констатировать, нет.
Андрей Буренин: Уважаемый Олег Николаевич, тогда мне вам просто придется напомнить и экономическую историю нашей страны, бывшей нашей страны – Советского Союза – с 1975 по 1985 год, когда все это мы уже проходили. Только в отличие от той ситуации мы все истратили на ширпотреб и продукты питания, а сейчас у нас есть...
Михаил Соколов: На буровую технику еще.
Андрей Буренин: Да. И при этом еще накопили 90 миллиардов долгов почему-то и похерили страну, которая не понятно, куда ушла. Вот результаты той экономической политики. И где у нас нормально реформированная экономика?..
Олег Смолин: А мне придется напомнить начало 90-х годов, когда, по данным Сибирского отделения Академии наук, промышленное производство обвалилось в 5 раз, сельскохозяйственное – в 3, а «оборонка» и легкая промышленность – в 10 раз.
Андрей Буренин: Олег Николаевич, тогда придется напомнить, кто во втором и третьем созыве находился фактически у руля законодательной власти.
Олег Смолин: А вот тогда я хочу напомнить Андрею Викторовичу, что вообще «папа у Васи силен в математике». Во втором созыве Государственной Думы левые фракции, все вместе взятые, не набирали более 215 депутатских мест.
Андрей Буренин: А в третьем созыве?
Олег Смолин: А в третьей Думе – тем более. Вы как будто этого не знаете. Вы как будто не знаете, что вы даже комитеты отобрали в третьей Думе у депутатов левых фракций.
Андрей Буренин: Но вы же были самой крупной фракцией.
Олег Смолин: Ничего подобного.
Михаил Соколов: Ну что ж, давайте мы подключим к этому разговору, который принял исторический характер, слушателей. Пожалуйста, Юрий Григорьевич из Петербурга, ваш вопрос. Здравствуйте.
Слушатель: Добрый вечер, господа. Вы меня извините, но я слушаю – и у меня волосы встают дыбом не только на голове. Неужели Буренин не может понять, что человека заставлять работать на пяти-шести работах нельзя? Зачем приводить показатели, которые он получает, занимаясь совместительством? Врач на «скорой помощи» получает 12 тысяч. Я спросил: «Сколько вы хотите получать?». Он говорит: «30 тысяч, чтобы не совмещать, чтобы не бежать после работы еще куда-то». Вот надо о чем говорить. Кто дал право руководящей партии, которая захватила власть, которая занимается трудоустройством чекистов, выполнять такие функции, как угнетение народа, заставлять работать на пяти-шести работах?!
Михаил Соколов: Юрий Григорьевич, я только напомню вам, что она власть-то и не захватила, а на выборах народ так проголосовал. Ну, что делать... Вот такой народ, он вас расстраивает. Может быть, и кого-то еще расстраивает.
Пожалуйста, господин Буренин.
Андрей Буренин: Тем не менее, я все-таки попытаюсь ответить на этот вопрос. Речь идет в данном случае, безусловно, не о людях, которые реально работают на шести ставках, - такое физически невозможно при 8-часовом рабочем дне. Я говорю о достаточно стандартной ситуации, когда реальная заработная плата при стандартном рабочем дне в бюджетных учреждениях не имеет к МРОТу абсолютно никакого отношения. Это абсолютный факт.
Что касается непосредственно людей, которые работают в тяжелых условиях, на тех же машинах «скорой помощи», то именно для этих целей «Единая Россия» серьезно подняла ту заработную плату, которую они сейчас получают. Это сделала не КПРФ в предыдущих составах и так далее. Это сделано не с подачи президента. Это непосредственно проекты, которые проведены нашей партией.
Михаил Соколов: Вот я посмотрел экспертные оценки бюджета. Очень интересно, как военные эксперты посмотрели. Рост зарплат военных, ну и в силовых структурах, то есть МВД, лишь на 1-2 процента превысит инфляцию. И очень интересная деталь. По расчетам военного эксперта Василия Зацепина, зарплаты собственно в войсках вырастут на 14 процентов, 12-14, а в центральном аппарате Министерства обороны – на 24 процента. Видимо, там, где самая «сложная» служба. Неужели вот это нельзя проконтролировать?
Андрей Буренин: Вы знаете, зарплата военнослужащих – это очень большая специфика. Там нет тарифной сетки, как у бюджетников. Поэтому этим занимаются в основном специалисты. Тем более, большая часть статей там носит закрытый характер...
Михаил Соколов: Но это ваше уже решение – закрываться от народа.
Андрей Буренин: Поэтому я не буду говорить по цифрам. Я скажу о том, что именно сегодня на рассмотрении это был, наверное, один из двух-трех вопросов, по которым было принято принципиальное решение - в рамках второго чтения эту тему поднять и ее дополнительно решить. Благо что резервы в бюджете на решение такого рода вещей, они еще остаются.
Олег Смолин: А я хочу прокомментировать уже не с точки зрения военных, а с точки зрения общей социальной политики. Каждый год наше правительство в среднесрочных программах говорит о том, что одна из задач – это ограничение роста социального неравенства. И практически каждый год констатирует, что это социальное неравенство растет. И удивляться здесь нечему. Например, если, скажем, по сравнению с эпохой проклятого прошлого расчетная стипендия у студента вуза упала примерно в 3,5 раза, то в техникуме – уже в 7, а в ПТУ – в 10. Мы прекрасно знаем, что самые необеспеченные студенты, точнее сказать, дети самых необеспеченных родителей учатся в ПТУ. И именно там в 10 раз упала стипендия по сравнению с эпохой проклятого прошлого.
Михаил Соколов: Олег Николаевич, вы к нам приехали с митинга – митинг протеста против закона «Об автономных учреждениях». 300 человек там, по сообщениям агентств, митинговало. И я, честно говоря, не очень понимаю, что вас так взволновало. Ну, будут созданы некие автономные учреждения, которые не будут бюджетными, будет управлять ими наблюдательный совет, как коллегиальный орган, будут они жить по средствам, им дадут какую-то собственность, какой-то первоначальный капитал, и государство не будет за них отвечать.
Вот честно говоря, я не очень понимаю, например, почему московские налогоплательщики должны платить за огромное количество театров. Наверное, среди них есть немало и тех, которые могли бы жить и на свои деньги.
Олег Смолин: Спасибо, Михаил, за этот вопрос. Я просто хочу напомнить, что еще недавно по российскому законодательству, по крайней мере, все образовательные учреждения реально были автономными. Мы в 1992 году приняли закон, еще Верховный Совет, который дал широкие возможности для академических и экономических свобод любому образовательному учреждению – настолько широкие, что даже не все сначала смогли ими воспользоваться. После этого наше правительство (члены которого считаются почему-то рыночниками) и большинство Государственной Думы благополучно принимают законы, включая (не к ночи будет помянута) и монетизацию, которыми резко ограничивают свободы всех, а не только образовательных учреждений. И все были посажены на казначейство, они не могут «ни охнуть, ни вздохнуть, пришло хоть ноги протянуть», вспоминая известную сказку.
После этого для того, чтобы дать этим учреждениям некоторое количество свободы, нам предлагают превратить их в так называемые автономные. Сначала еще лучше предлагали. Нам предлагали не только закон об АУ, но еще и закон о ГАНО – замечательная аббревиатура. В русском языке иногда звучание соответствует значению. Это «государственные автономные некоммерческие организации».
Мы на самом деле не только не против автономии, а мы за нее. Более того, мы ее уже давали. Теперь у них отобрали автономию...
Михаил Соколов: А что дадут-то?
Олег Смолин: Сейчас расскажу. Как нам объяснял в свое время господин Кузьминов, ректор Высшей школы экономики (в просторечии именуемая «вышка»), что дадут примерно столько же свободы, сколько и имели по закону об образовании, то есть назад возвращают свободу.
Но при этом происходит следующее. Позиция первая. Ставится под сомнение целый ряд скромных завоеваний образовательного законодательства. Ну, например, отсрочки от армии предусмотрены для тех, кто учится в государственных образовательных и в муниципальных образовательных учреждениях. Будут ли в АУ? – не факт.
Второе. Фактически ликвидируются конституционные гарантии. Статья 43 Конституции гарантирует кое-что тем, кто учится. Ну, аналогичные статьи по поводу медицины и культуры в государственных и муниципальных учреждениях.
Михаил Соколов: Вы имеете в виду бюджетное финансирование?
Олег Смолин: Я имею в виду, если говорить о 43-ей статье, именно право на бюджетное, или бесплатное, образование.
А что теперь? Теперь эти автономные учреждения переводятся на финансирование путем государственных заданий. Сколько государство посчитает нужным учить студентов, никто не знает. Мы же не какая-нибудь проклятая Германия – это у них за 90 процентов бюджетных студентов. А у нас уже давно меньше 50-ти. Правда, минимальная заработная плата в этой самой Германии около тысячи... извините, европейских рублей (слово «евро» я не могу произносить как депутат Государственной Думы по нашему «замечательному» закону), а у нас минимальная заработная плата пока 1100 рублей.
Короче, даже Комитет по собственности, руководимый так называемым либеральным крылом «Единой России», прописал совершенно четко, что смысл закона – резкое сокращение бюджетных, или бесплатных, социальных услуг и социальных благ, и замена их платными социальными услугами. Даже Комитет по собственности.
И наконец, в законодательстве, в частности, в законе об образовании есть прямой запрет на приватизацию государственных и муниципальных учреждений. Будет ли этот запрет распространяться на АУ? – совершенно не факт. Более того, в законе внятно написано, что АУ отвечает по своим обязательствам всем принадлежащим ему имуществом.
Михаил Соколов: Значит, банкротить можно?
Олег Смолин: Конечно. Это одна сторона дела.
Вторая сторона дела. Руководитель АУ может свободно принять решение о вложении принадлежащего АУ имущества в любую другую организацию частную. То есть идет процесс «ползучей» приватизации фактически повсеместно.
Правда, я должен сказать, справедливости ради, что ко второму чтению закон чуть-чуть улучшен - теперь человеческому потенциалу России голову будут отрезать не сразу, а частями. Предлагается дать возможность выбора добровольного перехода в АУ учреждениям, и, конечно, такой выбор сделают именно те, кто уже более-менее успешно работает на рынке. То есть мы, скорее всего, в качестве государственных потеряем наиболее продвинутые учебные заведения, культурные организации, организации науки и так далее.
И последняя фраза. Вот как рассуждает один знакомый ректор московского вуза: «Да зачем мне ваш бюджет по 700-800 долларов на студента? У меня очередь желающих платить по 3 тысячи. Я от бюджета откажусь. Я буду брать студентов только на платной основе – по 3 тысячи долларов. Я помогу вузу. Преподаватели будут больше получать. Все замечательно».
Михаил Соколов: Но счастье же...
Олег Смолин: Но только бюджетных студентов в вузе больше не будет. А никто еще не доказал, и не докажет, что распределение, извините, мозга, или серого вещества, в голове совпадает с распределением денег в кошельке у родителей.
Михаил Соколов: Ну что ж, господин Буренин, пожалуйста, ваш комментарий. Видите, какое злодейство собирается сделать фракция «Единая Россия» в ближайшую пятницу.
Андрей Буренин: Я бы даже не столько прокомментировал, сколько высказался бы более пространно, если мне дадут несколько минут.
Михаил Соколов: Пожалуйста.
Андрей Буренин: Мы начали с упоминания всуе закона о монетизации, а это очень хороший пример того, как не нужно вести государственную политику, как в условиях, когда в четыре раза увеличили финансирование, получили еще негодование людей. Которые сейчас уже по факту реализации закона, что показывают все социологические опросы, в большей степени довольны тем, что они получают, и никаких возражений с мест нет, а идут только положительные отзывы. Это говорит о том, что такого рода проекты сложных социальных законов – это проекты гуманитарные. И в первую очередь людям нужно объяснять, о чем идет речь.
С АНО точно такая же ситуация. Я внимательно прочитал статьи Олега Николаевича, а сейчас вот пришли обращения профсоюзов. И я просто понимаю, что людям не объяснили, о чем идет речь. Мне законопроект достаточно легко оценивать, причем сразу с двух позиций. Я пять лет своей деятельности в финансовом органе субъекта финансировал учреждения, прекрасно знаю, как составляются сметы, как получаются доходы от предпринимательской деятельности, какие стимулы там существуют. И 10 лет я преподавал в госуниверситете, в том числе возглавляя кафедру финансов в Иркутском госуниверситете. То есть знаю примерно, как строятся стимулы.
И существуют два принципиальных момента, которые оправдывают и полностью обосновывают принятие данного закона. Первый момент больше финансовый, а второй момент стратегический.
Финансовый момент – это субсидиарная ответственность. Суть ее в нашем случае заключается в следующем. До бюджетного учреждения ежегодно доводится план по расходам – это то, что государство дает постатейно на реализацию деятельности учреждения. Некоторые руководители учреждений заключают договоры на суммы большие, чем им предоставлено по плану и потом пришло по факту. И через два-три года, после того, как неудовлетворенная коммерческая, например, организация, которой предоставили эти товары, работы и услуги, и учреждения, идут в суд и выигрывают. На бюджет сваливается куча исков. Руководителей учреждений уже сто лет нет. И эти иски нужно удовлетворять за счет других учреждений, в том числе, которые не нарушали законы.
Поэтому нужно очень четко и ясно сказать, что государство не несет ответственности за деятельность непонятных руководителей бюджетных учреждений. И если они на себя берут коммерческую составляющую, или подобного рода безответственность, они должны нести ответственность, соответственно, частично с уголовным наказанием, частично с гражданско-правовым в рамках тех денег, которые они сами заработали. Вот первый и основной момент, который необходимо отметить, который решает законопроект.
Второй момент, он более важный. Подойдите к любому человеку на улице и спросите: «А вы удовлетворены тем, как учат в наших школах, как лечат в наших больницах или как к вам относятся в театрах и музеях?».
Михаил Соколов: Смотря в каких больницах и школах.
Андрей Буренин: Конечно. В Москве может быть по-другому, а в регионах, где недофинансирование и так далее, ситуация достаточно предметная.
И здесь проблема очень простая. Проблема состоит в том, что у учреждений нет стимулов для того, чтобы удовлетворять граждан, предоставляя им нормальные услуги. Потому что учреждения получают деньги на содержание, а не на результативность работы. Это как у Жванецкого: пришел на завод, сделал велосипед, не сделал, вообще не пришел – получай 100 рублей. Учреждения финансируются на содержание. Как их сметы формируются? Берется факт предыдущего года и умножается на дефлятор. Соответственно, единственный стимул – да, освоить средства, иначе умножат на пониженный факт, и вы денег не получите. А вылечили ли вы кого-то, пролечили, пришли ли к вам вообще или вы двери закрыли – от этого ваша зарплата ни в коей мере не зависит.
Эта система, которая у нас сейчас есть, называется «система содержания бюджетных учреждений». А есть система финансирования, ориентированная на результат, которая в развитых экономиках с нормальными рыночными стимулами и демократическими правительствами 80 процентов расходов бюджетов покрывает.
И в части бюджетных учреждений ситуация должна быть очень простая. Задается бюджетное задание: такого-то рода услуги, с таким-то качеством гражданам предоставить. За это выплачивается определенная сумма денег. А не за то, что кто-то просто так штаны протирает, несколько утрируя. Об этом речь и идет сейчас – чтобы поменять схему финансирования. Причем и сейчас многие учреждения получают деньги за коммерческую деятельность, сдавая, в том числе, в аренду имущество. Та же Академия наук или вузы очень часто... Хотя имущество государственное. А государство не имеет к этому никакого отношения.
Михаил Соколов: Почему же? Контролирует.
Андрей Буренин: Оно контролирует это по факту, утверждая смету уже израсходованных денег.
Таким образом, бюджетирование тех или иных результатов позволяет отойти на принцип, по сути дела, несколько рыночной экономики, когда за конкретный результат в виде удовлетворенностей граждан будут получать деньги учреждения.
Вот есть три постулата, которые сейчас озвучил уважаемый Олег Николаевич, которые якобы против закона выступают. Первый – банкротство. Да банкротство невозможно в новой системе по той простой причине, что банкротство ведет к изменению собственника. Собственник по закону – только государство или муниципальное учреждение – он просто поменяться не может по закону. Поэтому если к учреждению предъявлены финансовые претензии по какому-то договору, то эти претензии покрываются только за счет доходов от внебюджетной деятельности этого учреждения, и ни к недвижимому имуществу, ни к особо ценному движимому имуществу, как в законе прописано, ни тем более к самому юридическому лицу это не имеет никакого отношения. Банкротство здесь невозможно априори.
Второй момент – нарушение 43-ей статьи Конституции. Что там написано. «Право на образование в государственных и муниципальных учреждениях». Государственные и муниципальные – это признак права собственности. Государственные и муниципальные будут двух видов: государственное и муниципальное бюджетные учреждения; государственное и муниципальное автономные учреждения. И на тех, и на других распространяется 43-тья статья.
Дальше смотрим. Олег Николаевич говорит, что некоторые социальные льготы не будут действовать. Смотрим законодательство. Бюджетный кодекс Российской Федерации распространяет все свои льготы на государственные и муниципальные учреждения. Не бюджетные, а просто... В двух случаях упоминается «бюджетные», уже изменено.
Михаил Соколов: А вот Сергей спрашивает: «Возрастет ли налогообложение, налог на землю у автономных учреждений?».
Андрей Буренин: Абсолютно не поменяется. Будет один в один. Да никто и не заинтересован в том, чтобы это менять, поскольку должна быть равная конкуренция при равной налогооблагаемой базе.
Или, например, у людей, которые получают отсрочку от армии. Что написано в законе? В законе написано: «получают те, кто в образовательных учреждениях аккредитованных», - никакого права собственности бюджетной там нет.
Или, например, пенсионное обеспечение работников, которые 25 лет проработали в школах или в учреждениях образования. То же самое – «проработали в государственных и муниципальных учреждениях». Не в бюджетных, не то, что предлагается сейчас, а в любых государственных и муниципальных учреждениях. И те, и другие находятся в собственности государства и муниципалитета.
Ни по одному из факторов, моментов, которые были названы в качестве теоретически отрицательных, они законодательством не подтверждаются. И те, и другие учреждения – и бюджетные, и автономные – будут в равных условиях.
Михаил Соколов: Олег Николаевич, пожалуйста.
Олег Смолин: Начну с того, что Андрей Викторович обладает большим оптимизмом насчет 122-го закона. У меня на руках результаты опроса «Левада-Центра» (наверное, самого уважаемого). Так вот, на вопрос о том, должен ли закон «О замене льгот денежными компенсациями» быть отменен и должно быть установлено право гражданина на выбор между льготами в полном объеме и денежными компенсациями, 79 процентов ответили «да, должен быть отменен».
Андрей Буренин: Так право-то осталось. Право-то полного выбора осталось.
Олег Смолин: Секундочку! Я вас не перебивал.
Андрей Буренин: Прошу прощения.
Олег Смолин: Спасибо. Это результаты опроса «Левада-Центра», поэтому я тут не при чем. Я просто констатирую факт.
И что касается того, что все сохранится. Друзья, я дал более 40 поправок к закону об АУ. Одна из поправок очень простая: назвать АУ государственными или муниципальными. Профильный комитет отказал в моей поправке называть прямо эти автономные учреждения государственными или муниципальными. Это говорит о том, что по факту мы говорим, что «да, это разновидность, или тип, государственных учреждений», а фактически мы имеем в виду совершенно другое.
И, кстати, по поводу того, что нельзя приватизировать особо ценное и недвижимое имущество. Депутат Оксана Дмитриева очень хорошо вам объяснила, Андрей Викторович, что будет происходить в действительности. Чиновник будет решать, какое имущество музея отнести к особо ценному, а какое к не особо ценному. Например, скажем, Рембрандта – к особо, а импрессионистов – к не особо. После этого не особо ценное можно будет продавать, вкладывать в фонды совместных организаций и так далее. Представляете, какие будут откаты! Что там 2 процента. 22 процента, наверное.
Поэтому будут ли на самом деле соблюдаться все те законодательные нормы, которые установлены для государственных учреждений, - это еще большой вопрос.
Михаил Соколов: Андрей Викторович, пожалуйста.
Андрей Буренин: Первый момент. По поводу государственных и муниципальных. Я читаю закон: «Автономные учреждения – это те учреждения, которые могут быть учреждены исключительно государственными и муниципальными органами власти, местного самоуправления», - все. Это значит, что собственность больше... Ну, нельзя же написать: «государственные учреждения – это те, которые учреждаются государством».
Второй момент. Возьмем действующую систему. Сейчас в бюджетных учреждениях любое недвижимое имущество, в том числе и Рембрандт, если его можно двигать, оно двигается без всяких на то оснований, поскольку есть такое право у руководителя учреждения. Предлагается ограничить право. В части недвижимого имущества ничего не меняется. И сейчас ни один руководитель бюджетного учреждения не имеет права продать недвижимое имущество без письменного согласования руководителя КУГИ - Комитета по управлению госимуществом или муниципальным имуществом.
Олег Смолин: Сейчас не имеет.
Андрей Буренин: Не имеет, и не будет иметь. Один в один.
Олег Смолин: А вот это в зависимости от того, какое имущество чиновник отнесет к не особо ценному.
Андрей Буренин: В этом плане ничего не меняется.
Михаил Соколов: Господа, давайте мы слушателей подключим к разговору.
Галина Иосифовна из Петербурга, пожалуйста, ваш вопрос Андрею Буренину и Олегу Смолину. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Вот оба депутата сидят и спорят. Но я хотела бы задать обоим вопрос. Как они относятся к льготному питанию за смешные деньги в Думе? При ваших-то зарплатах!.. Об этом пишут в СМИ уже не один год.
Михаил Соколов: Осталась там одна столовая. Вот давно я там не был, не знаю, как уж там с ценами.
Слушатель: Даже приводится меню, по каким ценам... И совсем недавно говорили. Это же все правда.
Михаил Соколов: Так, Андрей Викторович, дотируете вы сами себя?
Андрей Буренин: Мне сложно сказать, я там ни разу не питался на самом деле. Но насколько я могу судить по СМИ, вопрос, действительно, есть. Хотя в смете, которую мы утверждаем ежегодно, на содержание Госдумы дотаций я не видел.
Михаил Соколов: Олег Николаевич, пожалуйста.
Олег Смолин: Я могу сказать только одно. Я-то питаюсь в думской столовой. Наверное, по московским меркам цены там достаточно низкие. Но когда ко мне приезжали учителя из города Полевского, Свердловской области, они мне сказали, что им предложили пойти в думскую столовую пообедать, они пошли – и ругались последними словами за то, что их туда послали, поскольку им это недоступно.
Михаил Соколов: Понятно.
Наталья из Москвы, пожалуйста, ваш вопрос. Здравствуйте.
Слушатель: Добрый вечер. Я слушаю депутатов, и вспоминаю Стругацких. Вот ваши «АУ» и «КУГИ» очень напоминают «ничяво» из повести-сказки «Понедельник начинается в субботу».
И хотела бы я задать два вопроса. Как будет увязана тарифная сетка, допустим, в высшей школе с прожиточным минимумом?
И второй вопрос. Рейтинг вузов, который должен определять выделяемое финансирование. Есть такие прожекты, что он будет увязан с зарплатой выпускников. Что же тогда получится с учителями и врачами, которые все-таки работают в государственных учреждениях?
И, наверное, еще третий вопрос. Я хотела бы в связи с взрывом в Подмосковье спросить вот что. Какие деньги бюджет планирует выделить на ремонт фондов? Потому что мы иначе утонем в том самом «гане», о котором говорил депутат.
Михаил Соколов: Ну что ж, давайте начнем с тарифной сетки.
Олег Смолин: Ну, на вопрос о тарифной сетке пусть отвечает Андрей Викторович. Он же доказывал, что нет никакой связи между минимальной зарплатой и зарплатой бюджетников. Есть, и самая прямая.
Что касается предложения министра образования и науки Андрея Фурсенко увязать финансирование вузов с зарплатой выпускников, то я сразу сказал господину министру: «Тогда давайте закрывать все медицинские вузы, педагогические вузы, вузы культуры и те вузы, которые готовят ученых. Потому что именно у них заработная плата в России самая низкая». Это попытка наказать интеллигенцию второй раз. Сначала то, что ей не платят зарплату нормальную, а потом еще помешать ее обучению в вузах.
Михаил Соколов: Пожалуйста, господин Буренин.
Андрей Буренин: Вопрос по тарифной сетке – это вопрос содержательный, поэтому я на него просто и технократически отвечу. На следующий год принципиальных изменений по тарифной сетке, в частности по образованию, по межтарифным коэффициентам не планируется, насколько я знаю. С 1 сентября будет на 15 процентов повышен первый разряд, от которого идут уже все остальные тарифы...
Олег Смолин: Так все-таки идут, оказывается?
Андрей Буренин: Они, безусловно, идут. Они имеют опосредованное отношение к реальной заработной плате.
Но вопрос, на мой взгляд, самый важный, безусловно, касается ЖКХ. Поскольку после разграничения полномочий между уровнями властями правительство федеральное внезапно придумало, что оно никакого отношения к жилищно-коммунальному хозяйству в нашей стране не имеет, и прекратило закладывать всяческие средства на эти расходы. Это абсолютно неправильный подход. Это подход, который приведет к техногенным катастрофам, безусловно. Речь идет о том, что в условиях абсолютно несбалансированных бюджетов последних 20 лет никто коммунальные хозяйства и жилищный фонд полноценно не финансировал. Все это привело сейчас к очень плачевному состоянию, на изменение которого, по оценке того же самого Минрегиона, требуются сотни миллиардов долларов США.
Михаил Соколов: Так практический вывод из этого... Сколько даете?
Андрей Буренин: Практический вывод очень простой. Это надо финансировать исключительно из федерального бюджета.
Михаил Соколов: Сколько?
Андрей Буренин: Из федерального бюджета в этом году буквально дается несколько миллиардов на ветхое жилье. Это закладывается в субъектах и в муниципалитетах, чего абсолютно недостаточно.
Олег Смолин: И вы за такой бюджет будете голосовать?
Андрей Буренин: Нет, уважаемые коллеги, мы голосуем за бюджет, который исполняет в данном случае расходы, которые должен он исполнять. Мы не можем нарушать закон. Кстати, я напомню, что такое разграничение полномочий приняла предыдущая Дума.
Олег Смолин: Ничего подобного!
Андрей Буренин: Ну как, ничего подобного?! А 131-ый закон? Посмотрите на дату.
Олег Смолин: Предыдущая Дума – где четверка «медведей» господствовала.
Михаил Соколов: Давайте послушаем еще один вопрос. Сергей из Петербурга, пожалуйста. Добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Уж больно занятная аудитория собралась – представитель партии, которая не была партией, и представитель партии, которая никогда не будет партией. Это я вам авторитетно заявляю.
Но вам обоим я задаю вопрос. Господа, при каких условиях возможен у нас в стране «венгерский вариант»? Давайте пойдем в коммунистическое прошлое. Собирает нас Никита Сергеевич и говорит: «Товарищи, в 1963 году наши ракеты, которые...». Ну, слава Богу, Пауэрса сбили. Но что получилось, мы уже знаем. Наверное, у господина Путина хватит вопросов сказать, что...
Михаил Соколов: А я думал, что «венгерский вариант» - это когда люди на улицу выходят – на сегодняшний день.
Слушатель: Нет. В Венгрии-то вышли, а у нас не выйдут.
Вот я, например, участвовал в двух избирательных кампаниях, но и там, и там – за деньги. И не только потому, что я такой сквалыга...
Михаил Соколов: Олег Николаевич, а у вас ведь на митинг сегодня не за деньги ходили все-таки, наверное.
Олег Смолин: К счастью или к несчастью, но мы не можем собирать митинги за деньги.
Михаил Соколов: Да. А что «Единая Россия» скажет?
Андрей Буренин: Я думаю, что здесь как раз основная проблема – это проблема в том, насколько у нас качественно на данном этапе гражданское общество. Если есть люди, которые звонят и задают такие вопросы, и говорят, что сами они готовы защищать себя только за деньги, то, наверное, ничего хорошего не будет. И надо смотреть в первую очередь на себя, и каждому конкретно сказать: «А что я-то сделал для того, чтобы жить стало лучше?..».
Михаил Соколов: Вот хороший вопрос: «А что я-то сделал...».
Олег Николаевич из Омска. А там бюджет ограбили переводом «Сибнефти» в Петербург, превратили ее в «Газпромнефть». И питерские налоги этой организации теперь уйдут на строительство стадиона для футбольной команды «Зенит». А на сколько у вас там бюджет-то уменьшился теперь?
Олег Смолин: У нас-то бюджет вообще уменьшился в этом году... должен был уменьшиться на 8,3 миллиарда рублей с мая. Причем пока ничего не дали, только бюджетную ссуду на уровне 3,9 миллиарда рублей.
Михаил Соколов: И люди согласились с тем, что у них зарплаты уменьшатся.
Олег Смолин: 23 сентября – митинг. Кстати, когда я в Думе требовал: «Верните в полном объеме! Мне не жалко. Если Питеру так надо – пожалуйста. Но у вас огромные дополнительные доходы бюджета, отдайте тем, у кого отобрали», -то все фракции поддержали, кроме фракции «Единая Россия».
Михаил Соколов: Андрей Викторович, и что скажете по поводу вот этого интересного перемещения? Переехала организация – и в бюджете денег нет. И ясно, по каким причинам переехала. Договорилась Москва с руководством Петербурга – и теперь стадиончик построят.
Андрей Буренин: Да. И при этом руководство Петербурга еще рапортует о том, что резко повышена доходная база. Вот это как раз то, о чем мы с вами начинали говорить...
Михаил Соколов: Бюджетный федерализм, которого нет.
Андрей Буренин: Да. Это касается и многих других регионов. На следующий год очень интересная схема пойдет по «Алмазам России – Саха», где тоже межбюджетные отношения крайне интересно проявляются.
Я буквально пару дней назад заместителю министра финансов на комитете вопросы задавал. И в том числе воздержался от голосования. Если я буду представлять фракцию в пятницу на бюджете, то все эти вопросы там, безусловно, прозвучат, все вопросы будут обозначены.
Олег Смолин: Но при этом проголосуют «за».
Михаил Соколов: Почему? Может быть, и воздержатся. Видите, все-таки есть какие-то проблемы, по крайней мере.
Вот удивляет все-таки, что трансферты федерального бюджета в доходах регионов увеличиваются с 12 почти до 18 процентов. То есть эта централизация все увеличивается и увеличивается. То есть внизу, вашим бывшим коллегам или тем, кто на вашем посту, нечего будет распределять скоро – все в Москве будет у Кудрина.
Андрей Буренин: Нет, в данном конкретном случае это мало имеет отношения к централизации. Последние три года, по сути дела, налоговые регулировки не меняются. Речь идет о том, что Федерация через Фонд компенсации дает дополнительные деньги на те полномочия, которые она передает субъектам.
Олег Смолин: Но сначала их собирает.
Андрей Буренин: Она их собирает ровно в тех же самых объемах, в коих собирает последние три года. У субъектов никто ничего не забирал и никто ничего не давал. Это не решает общей проблемы недофинансирования. Это просто как констатация факта.
Олег Смолин: А я бы констатировал еще следующий факт. На мой взгляд, современная бюджетная политика правительства, и не только бюджетная, она и не социальная, и не либеральная, а она чисто бюрократическая. Собрать по максимуму деньги под себя, потом одарить того, кого следует, - и, таким образом, обеспечить себе полную лояльность.
Андрей Буренин: Вы знаете, проблема глубже на самом деле. Дело в том, что бюджетная политика – это отражение общегосударственной политики.
Олег Смолин: Конечно.
Андрей Буренин: И когда по многим аспектам нет общегосударственной политики, то бюджетная политика начинает становиться вещью в себе, - в чем и является основная проблема по межбюджетным отношениям, - поскольку нет региональной политики.
Олег Смолин: Я согласен. Я думаю, что вся политика и не социальная, и не либеральная...
Михаил Соколов: И еще один вопрос. Все-таки на Думе будет голосоваться третий срок для президента Владимира Путина. Вы как проголосуете, господин Буренин?
Андрей Буренин: Я против проголосую.
Михаил Соколов: А вы, Олег Николаевич?
Олег Смолин: Ну, понятно, само собой... Да и сам президент говорил, что Конституцию нельзя менять под отдельного человека.
Михаил Соколов: Вот как интересно! Значит, мы будем ждать, что предложения чеченских парламентариев депутаты рассмотрят в ноябре, и даже нам обещают, что «Единая Россия» и КПРФ по данному вопросу проголосуют едино, то есть отклонят это предложение как антиконституционное.
Я благодарю наших гостей – Андрея Буренина и Олега Смолина, депутатов Государственной Думы России.
