Что сказал Папа Бенедикт XVI, и что осталось не услышанным
Ирина Лагунина: Мусульманский мир продолжает требовать от Папы Римского извинения за слова, произнесенные во время лекции в Университете немецкого города Регенсбург. В итальянской прессе появилась информация о том, что группа «Аль-Каиды» в Египте призывает наказать Бенедикта XVI в соответствии с законом шариата за оскорбление религии. Охрана понтифика сейчас значительно усилена. К войне с теми, кто поклоняется кресту, призывает и иракская группировка, связанная с «Аль-Каидой». Сотрудники Генерального директората Турции по делам религии – Диянета – выступили с требованием арестовать папу, когда он приедет в Турцию с визитом. Лозунги в ходе этой демонстрации гласили «Либо извинись, либо не приезжай». Визит пока не отменен. Верховный муфтий палестинских территорий, шейх Мохаммад Хуссейн заявил, что папа должен принести «личное и ясное извинение перед полутора миллиардами мусульман мира за оскорбление, прозвучавшее в его лекции». Правда, вместе с этим он также призвал оставить в покое церкви в регионе. За минувшие выходные было совершено 7 нападений на христианские храмы. Приведу еще раз это высказывание Папы Римского:
Папа Римский: Покажи мне, что нового принес Мохаммед – и ты найдешь только зло и бесчеловечность, как его приказ распространять мечом веру, которую он проповедовал.
Ирина Лагунина: Папа Римский цитирует византийского императора, вернее, документ – спор между византийским императором и иранским мыслителем. Мы беседуем с моим коллегой Джованни Бенси. Джованни, что это за документ и о чем на самом деле этот спор?
Джованни Бенси: Это византийский император, о котором до сих пор никто ничего не знал, и он, очевидно, благодаря Бенедикту XVI приобрел неожиданно известность. Это Мануил Палеолог – император, который жил в 14 веке практически накануне падения Византийской империи. Он жил, когда турки, османы завоевали значительную часть византийской империи и находились недалеко от Константинополя. Документ, о котором идет речь – это кодекс, это манускрипт, рукопись византийская на греческом языке, которая была опубликована полностью только в 1966 году, и она была опубликована арабским иезуитом, католиком, которого зовут Томас Кури. Он издал сборник документов восточного христианства, византийского христианства и включил тоже этот документ. Этот документ очень длинный - это десяток страниц. И в нем воспроизводится диспут между этим императором и ученым-богословом персидским, ученым-богословом, который называется титулом «наставник».
И тема этого спора между императором и персидским богословом – преимущество христианства и ислама, и чем христианство лучше ислама или наоборот. Та часть, те фразы и тот пассаж документа, который процитировал Папа, в этом пассаже император говорит, а что нового принес Мохаммед по отношению к тому, что было раньше? Мохаммед принес только отрицательное и даже бесчеловечное, то есть принцип о том, что религию можно распространять мечом. И конечно, Папа не цитировал то, что говорил дальше персидский ученый. Персидский ученый обращал внимание на то, что есть понятие «джихад», оно имеет много значений и так далее. Папа мог бы указать на это, и вероятно, он хотел, он имел в виду это, что никто не запрещает мусульманам заниматься джихадом. Но джихад это не только священная война. Исламские богословы отличают: есть большой джихад и малый джихад. И как раз военный джихад – это малый, а большой джихад - это джихад ума, джихад сердца. Джихад ума – это созерцание, попытка ума или старание понять подлинный смысл Корана. Но есть джихад души – это значит усилия по помощи другим, по помощи бедным. Есть джихад руки – это заниматься работой в пользу религии, в пользу ислама строить мечети и так далее. А малый джихад – это военный, это джихад меча. Почему малый джихад? Потому что исламские богословы считали, что каждый может воткнуть мечом в живот противника - это не требует большого ума. А для того, чтобы заниматься созерцанием, толкованием Корана, толкованием философии, нужны более крупные силы – силы ума, силы разума и так далее.
Очевидно, Папа, который выступал не как глава католической церкви, он выступал в Регенсбурге, в университете, он читал лекцию. Он ограничился цитированием пассажа, думая, что и так понятно, о чем идет речь. Потому что в своем дальнейшем изложении Папа говорил о необходимости диалога между религиями и о необходимости отказа всех религий вообще от насилия для того, чтобы распространять свою веру. Но вот этого он не досказал и это привело к недоразумению, как будто бы Папа отождествлял себя или Папа, процитировав византийского императора, разделял его точку зрения о том, что Мохаммед не принес ничего нового в мир кроме зла. И от этого недоразумения пошло все остальное.
Ирина Лагунина: Джованни, а известно, коли мы цитируем этот документ – Кодекс византийского императора, и византийский император сказал, что Мухаммед не принес миру ничего, кроме оружия, а персидский мыслитель ответил ему, что джихад – это далеко не только оружие, известно, что возразил ему византийский император?
Джованни Бенси: Этот документ кончается ничем, не пришли к какому-либо выводу. Просто в конце документа император византийский говорит, что: «Ну да, мы все это обсудили. Я утверждал, что умеренность – это самое лучшее решение». И встал. «Все мы решили, что самое лучшее теперь идти спать». Так кончается этот документ.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с Джованни Бенси. Поспорили и разошлись спать, это тоже неплохо. По крайней мере, разошлись спать с миром. Сейчас многие боятся, что выхваченная из контекста цитата, которую привел Бенедикт XVI полностью разрушит то, чего удалось достичь предыдущему понтифику – Папе Иоанну Павлу II, а именно – межрелигиозный диалог, начатый с первой межконфессиональной встречи в итальянском городе Ассизи в 1986 году. Мой коллега Джеффри Донован беседовал с бывшим сотрудником Совета за справедливость и мир Папы Римского, а ныне главой римского отделения Института Актона по изучению религии и свободы Кишором Джаябаланом.
Кишор Джалабаян: На очень поверхностном уровне оно, может быть, и так. Потому что если посмотреть на встречу в Ассизи, на межрелигиозный диалог – в котором очень умеренные мусульмане говорили с католическими представителями, в основном из Ватикана, - то все шло как будто бы очень хорошо. Никогда никаких разногласий не было. Когда я работал в Ватикане, я сам участвовал во встречах с иранскими теологами. И никто не хотел обсуждать корни насилия и религии, и тему того, откуда проистекает терроризм, особенно терроризм, основанный на религии. И папа в своей речи задал вопрос, что, быть может, есть какие-то теологические различия, которые порождают терроризм, основанный на религии. А это – тот самый вопрос, который и надо обсуждать, но он остался без ответа из-за столь бурной реакции.
Ирина Лагунина: Похоже, вы в какой-то мере повторяете мысль архиепископа Сараево Винко Пульича, который недавно заявил итальянской католической газете «Аввенире», что одной только доброй веры недостаточно для того, чтобы развивать отношения между католиками и мусульманами.
Кишор Джалабаян: Конечно. Один из слабых моментов в межрелигиозном диалоге состоял в том, что в нем участвовали люди, которые изначально готовы были вести межрелигиозный диалог и которые считали, что все хорошо – надо только «выговорить» наши различия. Но это явно не представляет весь спектр религиозный убеждений. И мы это сейчас видим: есть представители религии, которые просто хотят убивать, если им кажется, что на них нападают. Не думаю, что эти голоса, которые мы сегодня слышим, хотят вести межрелигиозный диалог. Да, есть те, кто участвует в межрелигиозном диалоге и полагают, что можно найти общую почву и какое-то место для согласия. Но большая часть исламского мира явно не заинтересована в этом диалоге. Я не хочу сказать, что Ислам прощает терроризм, но просто кто-то должен взять на себя смелость и выступить с реальным объяснением, почему терроризм противоречит учению Ислама и почему эти люди на самом деле – вероотступники и в своих действиях выходят за рамки веры.
Ирина Лагунина: И как же следует себя вести церкви теперь? Мы видели, как нарастали протесты в связи с публикацией карикатур на пророка Мухаммеда. Не исключено, что и сейчас гнев будет только подогреваться и нарастать. И момент в каком-то смысле критический.
Кишор Джалабаян: Да, и я думаю, что самое главное – чтобы церковь отстаивала веру в то, что религия и насилие несовместимы, что самое главное – а этому как раз и была посвящена лекция папы Римского – чтобы вера и разум помогли нам понять друг друга, понять то, что мы используем средства, которые Бог дал нам, для того, чтобы понимать и говорить друг с другом. И не надо недооценивать важность межрелигиозного диалога, диалога между культурами, потому что если разделить религию и разум, если отвергнуть понимание, которое дал нам Бог, то это приведет лишь к извращениям. Тогда действительно все закончится насилием на религиозной почве.
Ирина Лагунина: Кишор Джаябалан, бывший сотрудник Совета за справедливость и мир Папы Римского, а ныне глава римского отделения Института Актона по изучению религии и свободы. С ним беседовал мой коллега Джеффри Донован.
Итоги референдума в Приднестровье – куда склонится мнение московских политиков.
Ирина Лагунина: На референдуме в Приднестровье более 97 процентов избирателей, принявших участие в голосовании, высказались за независимость и возможное присоединение к России. Влиятельные международные организации назвали референдум нелегитимным. Официальная Москва заняла двойственную позицию: итоги референдума не признала, но в тоже время многие российские депутаты и политологи продолжают выражать поддержку самопровозглашённой республики. Рассказывает Олег Кусов.
Олег Кусов: Президент Приднестровской Молдавской Республики Игорь Смирнов считает, что референдум прошел своевременно.
Игорь Смирнов: Если бы мы сейчас не провели референдум, когда большинство стран определяется в своем стратегическом развитии, Европейский союз и так далее, мы бы его вообще не провели. Нас бы пытались силой заставить. Ведь Молдова, не имея на это никаких оснований, сделала, как она считает, правовую базу восточных районов Молдовы, не спросив народ, повторяя ошибки, которые допускались при Советском Союзе. Мы не предали историю, ни память предков и сохранили то, что должно быть в обществе.
Олег Кусов: За инициаторами референдума стоят российские политические круги, убеждены в Кишинёве. Слово заместителю председателя комиссии по внешней политике и европейской интеграции парламента Молдавии Виталии Павличенко. С ней побеседовал наш корреспондент в Тирасполе Александр Хавронин.
Виталия Павличенко: Я рассматриваю этот референдум в контексте интенсификации роли России в постсоветском пространстве, ее отношения к сепаратистским конфликтам, которые имеют место и в Грузии, и в Молдове. Мы должны понять, что этот референдум является болезненной реакцией на введенные новые правила с 3 марта этого года, когда Приднестровье имеет проблемы насчет внешнеэкономической деятельности. И вместе с Россией этот шаг был принят для того, чтобы иметь контрбаланс к тому, что делает Молдова. Но это также надо рассматривать в том контексте, что Евросоюз и США более ясно и более сильно участвуют в разрешении сепаратистского конфликта, приднестровского конфликта, то, что явно не нравится России. Через три месяца с половиной Румыния станет членом Евросоюза, Евросоюз будет приближаться к поясу украинскому и молдавскому России. И это тоже не нравится России, тем более, что в Румынии находится база НАТО. У нас учения происходили НАТО. И все это смотрится со стороны России как угроза для своих границ, для своих реалий, которые не очень являются демократическими. Но отношение России к референдуму, то, что поддержала даже после поездки Воронина в Россию – это показывает то, что Россия остается на позициях холодной войны с Западом, хочет не сотрудничать на основании демократических принципов и на основании правовых государств. Все-таки надеется, что сможет использовать Приднестровье как противовес НАТО и Евросоюза и хочет держать Молдову в зоне влияния России, а не упускать Молдову в Евросоюз.
Олег Кусов: Молдавские политики считают, что единственным результатом референдума в Приднестровье станет новый виток противостояния между Кишиневом и Тирасполем. Говорит председатель комиссии по правовым вопросам парламента Молдавии Владимир Цурканов.
Владимир Цурканов: Правовых последствий, на мой взгляд, не может быть абсолютно. Но, кстати говоря, и в само России прекрасно понимают, что правовых последствий быть здесь не может. Политические последствия – это просто-напросто очередной виток нагнетания обстановки. И самое печальное, что просто-напросто население Приднестровья будет введено в очередной раз в заблуждение. Ведь люди совершенно искреннее хотят мирного, нормального проживания и благосостояния. Им подсовывается два варианта: выбирайте – мирно и нормально проживать в составе России или в составе Молдовы. Сама по себе постановка вопроса провокационная.
Олег Кусов: В Тирасполе, напротив, уверенны, что референдум поможет разрешить противоречия, поскольку покажет, что жители Приднестровья определились в своём политическом выборе. Говорит специальный представитель Верховного Совета Приднестровья по межпарламентским связям Григорий Маракуца.
Григорий Маракуца: Мы знаем, что и западные страны по многим вопросам, возьмем тот же вопрос, связанный с европейской конституцией, где они решали? На референдумах. Кое-где без референдума обходились, но в принципе. И в то же время они заранее объявили, что не признают результаты референдума в Приднестровье. Стоит вопрос: мы что, скрытно его проводим? Мы пригласили всех, кто желает, абсолютно всех. Они обычно говорят, что мы людей сгоняем чуть ли не автоматами на избирательные участки, чтобы они силой туда шли. Пусть посмотрят, кто кого гоняет силой. Люди сами идут. Дальше: мы не даем возможность честно или свободно выражать свое мнение людей. Какие установлены препятствия? Пусть люди пройдут и посмотрят, есть возможность свободно высказать свою мысль или кто-то следит, кто-то мешает. Я думаю, что непризнание результатов лежит не в области юридической, а лежит в области политики.
Олег Кусов: Но у Москвы нет возможности признать референдум жителей Приднестровья, считает председатель комиссии по правовым вопросам парламента Молдавии Владимир Цурканов.
Владимир Цурканов: Официальная позиция, безусловно, выражена в базовом договоре между Молдовой и Россией, она никем не может быть опротестована. Кстати говоря, даже этим референдумом. Когда задаются вопросы, а каковы могут быть последствия и признает ли Россия результаты референдума так называемого, я в этом случае всегда однозначно ссылаюсь на то, что исходя из того, что существует договор политический о сотрудничестве между Россией и Молдовой, итоги этого референдума официальными властями России не могут быть признаны. Они могут быть поддержаны какими-то влиятельными политиками, какими-то фондами, институтами и так далее, но это не означает, что это будет поддержка та, на которую надеются, я думаю, не надеются, они сами понимают, что не будет этой поддержки, этого признания, лидеры приднестровской администрации.
Олег Кусов: Накануне референдума на высшем политическом уровне в России прозвучало заявление о необходимости придерживаться единых подходов как к проблеме Косова, так и к проблеме других непризнанных республик в Южной Европе, и в Закавказье. Продолжает заместитель председателя комиссии по внешней политике и европейской интеграции парламента Молдавии Виталия Павличенко.
Виталия Павличенко: России выгодно, как и Приднестровью, рассматривать усилия разрешения конфликтов в Европе в контексте разрешения сепаратистских конфликтов на постсоветском пространстве. Мы сейчас знаем, что разрешение конфликта в Косово, раньше была Черногория. И Россия хочет использовать эти случаи для того, чтобы принять типические решения и все-таки как-то заставить Запад смотреть другими глазами на ее влияние в постсоветской зоне.
Олег Кусов: По мнению экспертов, одной из существенных проблем для Приднестровья стал новый режим на молдавско-украинской государственной границе, после введения которого была фактически парализована внешнеэкономическая деятельность Тирасполя. Это обстоятельство, якобы, и подтолкнуло власти самопровозглашённой республики к проведению референдума о независимости. Слово специальному представителю Верховного Совета Приднестровья по межпарламентским связям Григорию Маракуце.
Григорий Маракуца: Видите, в этих тяжелейших условиях, в которых мы оказались после введения известного вам режима таможенного, пограничного между Молдовой и Приднестровьем и Украиной, нам запрещают по существу экспорт наших грузов. Мы сами просили Евросоюз установить мониторинг и чтобы снять вопрос, что мы здесь экспортируем оружие, наркотики. Скажите, за это время, они работают уже год, нашли хоть один ствол оружия, хоть чего-то? Ничего не нашли. Но то, что они под эту марку запрещают экспорт наших легальных товаров с предприятий и требуют, чтобы они все были оформлены только документацией из Молдовы. А Молдова, даже сделав все то, что она просила, не дает нам разрешения на вывоз.
Суть заключается в том, что заблокировать, экономически задушить и сделать так, чтобы весь народ Приднестровья высказался против властей местных. Надежда, что кинутся в объятия Молдовы.
Олег Кусов: Проблема Приднестровья может решиться только тогда, когда изменится Россия. Так считает заместитель председателя комиссии по внешней политике и европейской интеграции парламента Молдавии Виталия Павличенко.
Виталия Павличенко: Я не думаю, что конфликт с Приднестровьем будет разрешаться очень скоро. Я думаю, что Россия может измениться только с приходом к власти других поколений политиков, когда она станет демократическим государством. Но я бы сказала, что Россия должна быть или демократическим государством или она не состоится вообще. Потому что если отношение к Приднестровью, к референдуму не изменится, то это просто открывается ящик Пандоры, а на пространстве России вещи и дела тоже не идут очень хорошо. И это может быть как эффект бумеранга – то, что делаешь другому, то самое случается и с тобой.
Олег Кусов: Говорила заместитель председателя комиссии по внешней политике и европейской интеграции парламента Молдавии Виталия Павличенко.
Разведка и добыча нефти – почему не удается полностью использовать месторождения.
Ирина Лагунина: В опустевшей коробке с соком всегда остается грамм-другой жидкости. Эта всего одна десятая доля процента, но все равно ее бывает жалко. А теперь представим себе, что даже самые современные методы добычи оставляют под землей от половины до двух третей разведанной нефти. Это только в кино для добычи нефти достаточно просто проткнуть земную кору в нужном месте. На самом деле это сложный процесс, в котором есть множество малоизвестных интересных моментов. О них рассказывает профессор Московского государственного университета, доктор геолого-минералогических наук Ольга Баженова. С ней беседует Александр Сергеев.
Александр Сергеев: Простая картинка: мы берем соломинку, протыкаем пакет с соком и начинаем оттуда качать не сок, а нефть. Это похоже на правду?
Ольга Баженова: Такие случаи бывают. Пробурили скважину и вдруг - фонтан нефти. Но это ситуация аварийная.
Александр Сергеев: Я помню старые советские фильмы, там герои-нефтяники, они бурят и вдруг раз - забил фонтан, они все в этой нефти купаются, ура! А это авария, вы говорите.
Ольга Баженова: Бывают такие выбросы, что разрушают вышку. Поэтому очень важно, чтобы нефть сразу пошла в резервуар или в трубу. Для этого надо предсказать, из каких горизонтов, с какой глубины пойдет нефть.
Александр Сергеев: Но если мы еще не бурили, откуда нам это знать?
Ольга Баженова: Во-первых, бурение проводится там, где по предварительным данным, по геофизическим данным, где должно быть месторождение, должны быть залежи. Такой самый используемый в нефтяной геологии - это сейсмический метод.
Александр Сергеев: То есть где-то взрываем и смотрим.
Ольга Баженова: И по скорости распространения волн определяют так называемую ловушку, где слои изогнуты. Но современная сейсмика такова, что она по характеру записей этих волн может определить не только саму ловушку, но и определить, где находится нефть, а где находится вода.
Александр Сергеев: После того, как мы такими геофизическими, сейсмическими методами нашли место подозрительное на нефть с высокой вероятностью, начинаем туда бурить. Это похоже на то, как сверлят бетонную стену?
Ольга Баженова: Это в принципе похоже. Но это все-таки бурят не просто дырку. Ведь стенки этой скважины начнут осыпаться. Скважина – это сложная конструкция. Существуют так называемые обсадные трубы, чтобы выносить на поверхность породу, которую пробурили, в скважину запускают так называемый буровой раствор.
Александр Сергеев: Через центральную трубу и он вниз уходит до самого бура.
Ольга Баженова: Он уходит до бура, но выносит породу по другому пространству, по затрубному пространству. Это труба в трубе. Но сейсмическим методом с точностью до метра, а нефтеносные слои бывают иногда несколько метров, мы не можем определить положение этих нефтеносных горизонтов и проводится так называемый каротаж - комплекс разных геофизических методов, которые определяют положение нефтяных горизонтов.
Александр Сергеев: То есть мы пробурили на какую-то глубину, находимся недалеко от слоя и там уже можно мерить какие-то параметры электрические, магнитные.
Ольга Баженова: Мерить параметры можно по всему стволу скважины. Определяют и сопротивление, определяют так называемый нейтронный каротаж, гамма-каротаж, то есть разные параметры. И уже установлено, какие аномалии дают нефть, какие газ, какие воду. И после этого надо пласт опробовать. Как это происходит? В определенных местах, где каротаж показал должны быть нефтенасыщенные пласты, производят так называемый прострел трубы.
Александр Сергеев: Пробурили сквозь слой, все обсадили трубой насквозь и дальше что?
Ольга Баженова: На тех уровнях, где мы ожидаем продуктивные пласты, проделываются дырки. Потом нам важно разделить эти пласты, то есть их несколько, как правило.
Александр Сергеев: И в каждом из них нужно пробить свои дырки.
Ольга Баженова: Пробить свои дырки или несколько дырок. Е сли он большой мощности, то это система дырок. После этого снижают давление, чтобы нефть пошла в скважину. Но это зависит от давления пласта. Чаще нефть сама идет после прострела.
Александр Сергеев: Но может и не пойти.
Ольга Баженова: Может и не пойти. Есть так называемая операция свобирования, она как бы вытягивает, такой специальный прибор спускается в скважину.
Александр Сергеев: То есть отрицательное давление создаем.
Ольга Баженова: То есть чтобы вытянуть. Иногда создается пробка, потому что буровой раствор забил поры, надо проводить дополнительную обработку. Целый комплекс мероприятий дополнительных. И очень важно правильно провести опробование, потому что случаев много, что просто неправильно опробовали и сделали вывод, что нефти нет, а на самом деле просто…
Александр Сергеев: Не в том месте пробили дырки.
Ольга Баженова: Нет, не хватило просто давления. Есть такое понятие еще – испытание пласта. Это целая наука.
Александр Сергеев: А сама по себе скважина, как она выглядит? Это прямолинейный четкий пробой в земной коре?
Ольга Баженова: Теоретически прямолинейный. Но ведь породы имеют разную плотность и поэтому, конечно, происходит искривление ствола скважины. Иногда это делается специально. И сейчас стали широко использовать наклонное и даже горизонтальное бурение. Есть специальные буры, специальные трубы на таких шлангах. Есть просто трубы не жесткие. И горизонтальное бурение, вообще использование его очень важно, во-первых, при добыче нефти в акваториях, то есть на шельфах. Например, на Сахалине у нас есть месторождения, достаточно близко расположенные к острову и там где-то 7-8 километров – это вполне допустимая амплитуда горизонтального бурения. Она сначала идет как вертикальная, но дальше очень быстро идет как горизонтальная.
Александр Сергеев: Допустим, мы добрались до нужного слоя и начали из него выбирать нефть. Сколько мы оттуда можем выбрать нефти, отчего это зависит?
Ольга Баженова: Это зависит от свойств самого коллектора, от свойств нефти. Легкая нефть, ее добывать легче, чем нефть тяжелую. Это зависит от глубины, потому что глубина часто определяет давление, от давления в пласте.
Александр Сергеев: То есть с большой глубины легче добывать?
Ольга Баженова: Давление выше, но сам процесс бурения сложнее. Потом очень часто в нефтенасыщенных горизонтах давление аномальное, оно выше того, которое рассчитано. Очень важно предсказать, где зоны аномально высоких давлений, чтобы не было аварий. Бывают такие аварии - выброс инструмента. Трубу выбросит, может разрушить всю вышку.
Александр Сергеев: Если все нормально, в среднем сколько мы можем взять нефти из той, что стоит в пласте?
Ольга Баженова: Из хорошего коллектора 50-55%. Но это очень хороший промытый песок с малым количеством цемента.
Александр Сергеев: Это идеальный случай. А в среднем что примерно?
Ольга Баженова: Сейчас в среднем по России невысокий - 26-28%, хотя средний 35-40%.
Александр Сергеев: Это мировой средний уровень.
Ольга Баженова: Хотя у нас есть районы, где относительно высокий. Например, залежи в Калининградской области, там небольшие месторождения.
Александр Сергеев: А что, у нас плохие месторождения?
Ольга Баженова: Нельзя сказать плохие месторождения, там как раз в Калининградской области очень хорошие коллекторы, там высокий коэффициент нефтеотдачи. Это зависит от коллектора, и конечно, от способов добычи. У нас в Западной Сибири, а уж в Волго-уральском регионе, в Татарии, в Башкирии месторождения в основном старые и разработка их идет уже с использованием так называемых вторичных методов. Уже нефть сама в скважину не идут, надо закачивать воду. Это специальные скважины. Закачивают в пласт воду. Если коллектор известняки, то используют кислоту, нарушить структуру. И бывает в песчаниках карбонатный цемент, очень важно его разрушить, чтобы осуществлялось сообщение между различными частями вот этого пласта, чтобы шел поток к скважине.
Александр Сергеев: А просто подробить материал?
Ольга Баженова: Такое тоже бывает. Особенно раньше использовалось торпедирование. Спускали просто торпеду и все взрывали. Образовалась система трещин, по которой происходил подток из пласта.
Александр Сергеев: Казалось бы, самый простой способ, почему же его больше не применяют?
Ольга Баженова: Значит уже больше использовать нельзя. Спустили торпеду, там все нарушилось, и сама скважина. Нельзя углублять. Скважины находятся в консервации десятки лет. Ведь у нас ряд крупных месторождений, открытые в Восточной Сибири, которые не разрабатываются, там нет инфраструктуры, там нет дорог, нет газопроводов, нет нефтепроводов.
Александр Сергеев: А откуда там разбуренные скважины?
Ольга Баженова: Проводились нефтепоисковые работы, нефтеразведочные работы, открыты очень крупные месторождения, крупнейшие месторождения открыты. Это места Эвенкии, Якутии, совершенно ненаселенные, туда добираться очень тяжело. Станки забрасывать можно только по рекам. Сейчас возобновились работы, есть надежда на то, что скоро начнут эксплуатировать эти месторождения.
Александр Сергеев: Конечно, встает вопрос: сейчас выбирают 28%, в мире 40%, в идеальном случае 50-55% нефти, а есть какие-то шансы довести уровень нефтеотдачи до 70%, до 80%?
Ольга Баженова: 70% - это в каких-то коллекторах, наверное, возможно. Весь вопрос рентабельно ли это, будет ли выгоден весь тот комплекс дополнительных мер повышать нефтеотдачу, не очень ли дорогая будет эта нефть, может быть проще получать ее искусственно. Ведь искусственное топливо получали из водорода и окиси углерода, которые получали из угля. В Первую мировую войну танки Германии именно этим топливом заправлялись.
Александр Сергеев: То есть на самом деле нефть сейчас ценна и интересна не потому, что единственный вид топлива, а потому что самый дешевый вид топлива при нынешних методах добычи?
Ольга Баженова: Относительно дешевый. Вы помните, наверное, еще в школе говорили, что нефть - не топливо, можно топить и ассигнациями. Справедливо. Из нефти можно получать тысячи замечательных веществ – лекарств, материалы разные высокостойкие. Конечно, смазочные масла заменить трудно, но топить нефтью – это очень невыгодно.
Психиатрические диагнозы детям: правозащитный аспект.
Ирина Лагунина: Российские правозащитники обеспокоены продвижением в России различных психиатрических диагнозов для детей, в частности, такого распространенного диагноза, как синдром дефицита внимания с гиперактивностью. Такой диагноз влечет назначение детям и подросткам психотропных препаратов. Над темой работала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: С 1952 по 80 годы количество детских психиатрических расстройств, внесенных в Международный классификатор болезней, возросло почти в 10 раз. Среди них появились «расстройство математических способностей», «расстройство арифметических способностей», «языковое расстройство». В 1987 году появился диагноз «синдром дефицита внимания с гиперактивностью». Что же это такое? Вот симптомы нарушения внимания.
Диктор: Ребенок не может сосредоточиться, делает много ошибок из-за невнимательности. Ему трудно поддерживать внимание при выполнении заданий или во время игр. Легко отвлекается на посторонние стимулы, не может до конца закончить поставленную задачу. Слушает, но кажется, что не слышит. Избегает выполнения задач, требующих постоянного внимания. Плохо организован, часто теряет личные вещи, необходимые в школе и дома – карандаши, книги, рабочие инструменты, игрушки.
Татьяна Вольтская: А вот признаки гиперактивности – или импульсивности.
Диктор: Ребенок суетлив, неспособен усидеть на одном месте. Много, но нецеленаправленно двигается, бегает, крутится, ерзает на своем месте. Не может тихо, спокойно играть или заниматься чем-либо на досуге. Всегда нацелен на движение, ведет себя как перпетуум-мобиле. Болтлив. Часто начинает отвечать, не подумав и даже не дослушав вопрос. С трудом дожидается своей очереди в различных ситуациях. В разговоре часто прерывает, мешает окружающим, пристает к ним.
Татьяна Вольтская: Наверное, не обязательно быть ученым, чтобы заметить, что едва ли не у большинства детей наблюдаются очень многие из перечисленных симптомов, которые раньше никому и в голову не приходило отнести к болезненным. Говорит психолог Владимир Панферов.
Владимир Панферов: Нет у психологов, я официально это заявляю, хороших диагностических методов, при помощи которых они могли бы действительно установить, что это именно так. Я был на сайте форума психиатров, они сами пишут, что это еще не доказано, но они собираются это лечить. Они пишут, что этим страдает 2-3% детей и какое-то количество процентов взрослых. Сплошной бред. Потому что я был недавно в Павлодаре и проводил тренинг для владелицы достаточно крутых салонов красоты. И когда тренинг закончился, я начал общаться непосредственно с руководительницей. И как вы думаете, какой вопрос она мне задала в первую очередь? Что мне делать со своим сыном? И она мне рассказала все то, что там написано. 100% моих клиентов имеют проблемы со своими детьми. Там говорится, что ребенок не может быть внимательным. Психиатры будут работать вместе - перечисляют кучу инстанций, и в том числе с фармацевтическими компаниями. То есть значит они будут пичкать наших детей психотропными веществами. Я представляю, какая бомба будет заложена в наше общество, если позволить провести этот самый диагноз и позволить им это делать.
Я могу привести пример из собственной практики. Мой сын должен быть поступить в элитную школу, одно из требований заключалось в том, что он должен читать 62 знака в минуту. Он читал максимум 20. Моя жена билась две недели над тем, чтобы это как-то изменить. И она меня спрашивала: может быть нам к психиатру обратиться? Я сказал – стоп. Я занимался во втором университете именно проблемами управления своими собственными эмоциями, и я представлял, в чем дело. То есть я посадил своего сына напротив себя и сказал – читай. И он начал читать. И я просто увидел, что он очень торопится, что он хочет быстрее прочитать и как можно больше. И тогда я ему сказал: читай медленней, еще медленней. Когда мой ребенок научился управлять процессами чтения, через 15 минут он читал 72-75 знаков в минуту.
Я считаю, что многие проблемы могут быть решены именно педагогическими способами. Я на своем посту, я высвобождаю для руководителей, бизнесменов, которые торчат на работе круглые сутки, 50, а то и 75% времени, и они начинают уделять внимание своим детям, они начинают обучать своих детей уделять внимание окружающему миру. Почему проблема с вниманием? Потому что детей никто не учит вниманию. Это педагогическая проблема, ни в коем случае не психиатрическая и ни в коем случае не фармацевтическая.
Татьяна Вольтская: В семье ситуацию исправить легче, на детей из детских домов и интернатов некому обратить пристальное внимание, здесь чаще всего не слишком задумываются, как бы не повредить ребенку, и, конечно, СДВГ – не единственный диагноз, от которого страдают дети. Вспоминает выпускник петербургского детского дома № 4, сейчас проживающий в психоневрологическом интернате № 10, Роман Дубин.
Роман Дубин: Мне там психиатры поставили диагноз олигофрен в стадии дебильности. И после этого меня поселили в психоневрологический интернат № 10. Когда я хотел в области психиатрии защищать свои права, и не только свои - и других ребят, то наша администрация в качестве наказания применяли или психотропные препараты или госпитализировали в психиатрическую больницу имени Кащенко.
Татьяна Вольтская: Гражданская комиссия по правам человека организовала на ту же тему общественные слушания, поскольку она боится, что российским детям может быть нанесен непоправимый ущерб. Дело в том, что еще летом 2005 года Европейский комитет по медицинским продуктам опубликовал заявление против применения антидепрессантов к детям. В заявлении Комитета говорится, что эти препараты, кроме тяги к самоубийству, вызывают у детей агрессию и неустойчивость психики. По мнению президента международной Гражданской комиссии по правам человека Джен Истгейт, эти препараты получили одобрение для лечения полностью сфабрикованных расстройств – вымышленных диагнозов, используемых психиатрами для того, чтобы подсадить на опасные психоактивные вещества миллионы детей. Говорит юрист Олег Безуглов.
Олег Безуглов: Самое крупномасштабное и циничное преступление совершается сейчас в области охраны детского психического здоровья. Только в США в течение одного года после возникновения диагноза СДВГ он был поставлен более чем полумиллиону детей, а сейчас таких детей в мире насчитывается 17 миллионов. Недавно в США и в ряде регионов Европы прошло широкомасштабное расследование в связи с психиатрическим диагнозом СДВГ. Мне понравилась одна из ипостасей этого диагноза: ребенок с трудом стоит в очереди. Это интересно. Кто с трудом в детстве не стоял в очереди? Я такого не знаю даже. Диагноз СДВГ полностью надуманный. Детские неврологи и психиатры совершенно определенно говорят об этом. Фред Боум-младший еще экспертизу делал по смертям детей и обследовал их. Он подчеркивал, что это искусственное изобретение и мошенничество на все сто. Он подчеркнул так же, что психиатрические критерии СДВГ обманывают родителей, внушая им, что их дети имеют патологию, требующую лечения сильнодействующими препаратами, что, понятно, способствует продвижению этих препаратов на рынок, получение выгоды.
Все эти препараты имеют очень сильные побочные действия. Если дети не умирают от сердечной недостаточности, то впоследствии они становятся наркоманами, поскольку большая часть этих лекарств наркотического происхождения. Но вот даже кокаиноподобными они считаются. Они вызывают привыкание и подсаживание на более сильные наркотики. Один из основных препаратов, которыми лечат – ритолин, он в принципе у нас до сих пор запрещен, поэтому они пытаются снять запрет. Его продвижение в России подпадает под статью УК РФ, которые объединены в главе 25: преступления против здоровья населения и общественной нравственности.
Татьяна Вольтская: Очень долго данные о побочных действиях препаратов, назначаемых для лечения СДВГ, скрывались.
Олег Безуглов: В результате расследований, проведенных правительствами ряда стран, обеспокоенных масштабами распространения детских психиатрических диагнозов, все это выплыло наружу. В ряде стран Европы, например, в Швейцарии этот диагноз вообще собираются запретить. Совершенно очевидно, что диагноз СДВГ был придуман для извлечения прибыли из продажи лекарств фармацевтическими компаниями и психиатрическими клиниками. Прискорбно, что механизмы распространения лекарств были задействованы в школы, где прием препаратов был введен как зачастую даже обязательная мера воспитания детей. Есть данные, что доходило до того, что за отказ родителей от приема их ребенком препаратов, его могли исключить из школы, а родителей в некоторых случаях даже пытались лишить родительских прав - и это в Соединенных Штатах Америки. Понятно, что теперь, когда кормушка прикрылась и фармацевтические компании и психиатрические клиники лишились возможности получать прибыль, они ищут новые рынки сбыта. Россия представляет для этого непочатый край возможностей с ее слабым контролем государства в области здравоохранения, с многочисленными лазейками в законодательстве. Освоение рынка в принципе уже начинается. Наши учителя уже отправляют детей, с которыми у них возникают трудности, к психиатрам. Наши аптеки продают препараты, на которых должна стоять черная метка. Но на этих препаратах, которые идут в Россию, этой метки в принципе нет.
Татьяна Вольтская: А вот что такое СДВГ, по мнению Владимира Панферова.
Владимир Панферов: Это субъективное мнение людей по поводу гиперактивности. Активность для ребенка – это нормально. Но когда человек, которого побила жизнь, ему хочется спокойствия, но когда он видит, что кто-то суетится, мельтешит перед ним, он говорит, что это гиперактивность. Если человек достаточно бодр и энергичен, то есть у меня достаточно много моих знакомых семей, в которых люди имеют возможность выехать на природу, пообщаться со своими детьми, там этой проблемы гиперактивности нет, потому что эти взрослые тоже гиперактивны.
Татьяна Вольтская: Пора, наконец, послушать мнение школьного учителя, который чаще всего встречается с тем, что называют дефицитом внимания и гиперактивностью. Говорит директор негосударственной школы «Экстерн» Татьяна Данилова.
Татьяна Данилова: Я таких детей встречаю каждый день. Утром они приходят в школу, и они такие жизнерадостные, энергичные, свободолюбивые, желающие отстаивать и свое мнение, и свое достоинство.
Татьяна Вольтская: Но с ними – такими активными – действительно много проблем, которые в этой школе предлагают решать по-своему.
Татьяна Данилова: Мы предлагаем для такого ребенка индивидуально-групповую форму обучения. Какие бывают проблемы у ребенка, с которыми чаще всего родители приходят? Он не успевает в школе, ему может быть вообще ничего неинтересно. И вот эта форма обучения, которую мы предлагаем, она позволяет дать свободу выбора темпа обучения. То есть каждый имеет свою специфику, как он может усвоить этот материал: какой-то быстрее, какой-то медленнее, чтобы была свобода выбора преподавателя - хочу помоложе, хочу постарше, хочу того, кто говорит громко, а может быть того, кто говорит тихо. Иногда просто объяснение учителя, такие громкие, внятные, они не позволяют ребенку усвоить материал, а здесь он может выбрать учителя, к которому у него появится доверие, свобода изучения предмета на общеобразовательном уровне и на углубленном уровне. Мы четко говорим ребенку, что ты должен знать, чтобы получить тройку, четверку, пятерку. И если ребенок чем-то интересуется, он хочет что-то изучать углубленно, он имеет такую возможность. А те предметы, которые его меньше интересуют, он их пройдет обзорным курсом и, как говорят, на уровне общей компетенции он будет этот предмет знать. И еще самое главное, наверное, гиперактивность - он имеет свободу перемещения. В этой форме обучения нет традиционного урока, нет необходимости 45 минут высидеть. Он занимается, он задал свои вопросы, он выполнил задание, он получил домашнее задание, на это у него ушло 20 минут, он может спокойно встать, перейти на другой предмет. Он занимается 15 минут, потом он чувствует, что ему нужно встать, ему нужно пройтись, он свободен это сделать.
Татьяна Вольтская: Не видит ничего болезненного в детской неусидчивости и адвокат, врач-психиатр Людмила Сосновец.
Людмила Сосновец: Исходя из того, что как таковых диагностических критериев нет, а идет только обычно утверждение, что ребенок отвлекается невнимательный и все, то и оснований говорить о такой нозологической единице научных, на мой взгляд, просто нет. Но что может повлечь, что человека с раннего детского возраста подсадят на психотропные препараты? Получается, что этот ребенок, маленький человечек уже с детства получает психиатрический диагноз. Получается, что к нам кто-то придет и скажет: я психиатр, этот человек болен. А почему болен? У нас закон говорит, что психиатрический диагноз можно ставить исключительно на основании научных данных современных, подтвержденных. Скажут: есть такой диагноз, он внесен в классификацию. Ребенок получает в конечном итоге психиатрический препарат плюс перспективу, возможность - поставку на учет у детского психиатра и дальше жизнь зомбированного существа и не более чем. Насчет неусидчивости – это особенности каждой конкретной личности. И оснований для того, чтобы психотропными препаратами это все нивелировать, просто нет.
Татьяна Вольтская: Жан-Жак Руссо, между прочим, предупреждал: «Вы никогда не вырастите гения, если вы убьете в ребенке шалуна».
