Александр Генис: В эфире - Диалог на Бродвее, который мы с музыковедом и культурологом Соломоном Волковым ведем в бродвейской студии Радио Свободы.

Соломон, о чем говорят на Бродвее?

Соломон Волков: На Бродвее провожают с тоскою лето, потому что на сей раз лето выдалось замечательным.

Александр Генис: Зима была чудовищная, зато нам досталось прохладное лето.

Соломон Волков: Лета такого я не помню лет 20.

Александр Генис: А я не помню никогда, чтобы можно было вечером гулять на закате, а не мучаться от жары. Это было замечательно.

Соломон Волков: Поэтому с большим сожалением нью-йоркцы прощаются с этим необыкновенным летом. Но что такое лето в Нью-Йорке? Лето в Нью-Йорке — это новый фильм Вуди Аллена.

Александр Генис: Каждый год Вуди Аллен балует нас своими фильмами. Ему уже 79 лет, но каждый год премьера - и обязательно летом. Последнее время все его фильмы создают летнее настроение. Мне очень нравится эта его идея, потому что многие из последних картин я смотрел с наслаждением, как, например, «Вика Кристина, Барселона», «Полночь в Париже», или “Римские приключения”. Все эти фильмы видовые, как это раньше называлось, они снимаются в каких-нибудь очень красивых местах. Все говорили, что Вуди Аллен поэт Нью-Йорка, но теперь он стал и поэтом курорта, я бы сказал.

Соломон Волков: Я думаю, это связано с проблемой финансирования.

Александр Генис: Возможно, я слышал, что Рио-де-Жанейро предложил Вуди Аллену миллион долларов, что бы он снял фильм в Рио-де-Жанейро.

Соломон Волков: Миллион — это сейчас Вуди Аллену на семечки.

Александр Генис: Не скажите. Все его фильмы сталкиваются с проблемами финансирования. Новый фильм, который называется «Магия в лунном свете», во всяком случае так его перевели в России, опять красивый. Действие происходит на Юге Франции, Лазурный берег — что может быть лучше? И вот с таким настроением, предвкушая наслаждение, я пошел на этот фильм. Увы, я был чудовищно разочарован.

Соломон Волков: С Вуди Алленомэто бывает: когда идешь на его фильм, никогда нельзя заранее сказать, с чем ты столкнешься. Когда ты в наши советские годы шел на фильм Тарковского, то более-менее представлял себе, с чем ты столкнешься, и это был определенный уровень, ниже которого Тарковский никогда не опускался. А у Вуди Аллена разрыв между его лучшими и его худшими фильмами очень велик.

Александр Генис: Это - принципиальная проблема для Вуди Аллена. Все его фильмы делятся на две части — хорошие и смешные и плохие и несмешные. Новый фильм относится, к сожалению, к этой категории. Это история волшебника, на самом деле он фокусник, который ни во что не верит, он циник, который вдруг встречается с девушкой, которая может рассказать все его прошлое. Она еще умеет разговариват с духами, короче говоря, весь набор спиритических глупостей. Он пытается ее разоблачить, но она его убеждает в том, что она - настоящая волшебница и магия существует. Герой переродился, у него открылось второе дыхание и жизнь приобрела смысл. А потом выясняется, что девица - все-таки жулик. И дальше начинается большой монолог Вуди Аллена о том, что “Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман». И вот эта тема очень долго и подробно муссируется, обсуждается и решается. В сущности финал картины - философский трактат.

Соломон Волков: Лекция.

Александр Генис: Именно она и сделала фильм неудобоваримым.

Соломон Волков: На самом деле этот фильм - автобиографическая тема. Вуди Аллен, как никакой другой режиссер мне известный, автобиографичен в своих фильмах. Вообще мое глубокое убеждение, что не автобиографических произведений не бывает. «Эмма — это я», бессмертное высказывание Флобера о «Госпоже Бовари». Когда Толстой описывает Анну Каренину, то все равно это его эмоции, его взгляд, и он какие-то вещи, какие-то детали извлекает из своего жизненного опыта. Но уж когда идет речь о центральном персонаже произведения и это человек, совпадающий по возрасту с автором, хороший пример — Аксенов, все его романы так или иначе, где в центре фигура писателя, будь он режиссер иногда, художник — это всегда автопортрет Аксенова. Но в этом смысле Вуди Аллен бьет все рекорды, потому что он играет еще, до недавнего времени, до сравнительно недавнего времени, играл сам себя. Тоже надо сделать оговорку: никакой художник не раскрывается полностью как личность, он выдумывает себе некую персону и уже раскрывает выдуманную себе персону, и это, конечно, в случае с Вуди Алленом. Но все-таки он говорит о себе и своем опыте. Скажем, задним числом в его фильмах нетрудно увидеть публичное выяснение отношений с Мией Фэрроу. И тут, я убежден, тоже есть автобиографическая нота в этом последнем фильме. Да, он встречал какую-то женщину, которая показалась ему волшебницей, способной указать ему путь, он в ней разочаровался, и он об этом говорит.

Александр Генис: Тут еще и проблема жанра. Мне кажется, что Вуди Аллен как каждый творец все время хочет что-то сделать новое, а мы, как все зрители, хотим, чтобы он показал то, что нам уже нравилось. И Вуди Аллен уже давным-давно отдает себе отчет в том, что все хотят, чтобы он снимал смешные фильмы. Я понимаю, как раздражает это художника, когда его заставляют делать то, что он уже сделал, уже умеет делать, он хочет сделать то, чего он не умеет. Не удивительно, что не всегда получается. Мне кажется, что на него очень сильно подействовала русская классика. У него ведь много фильмов, связанных напрямую с русскими произведениями.

Соломон Волков: В том числе - пародийные.

Александр Генис: «Война и мир», Достоевский, Чехов — их темы постоянно присутствуют в его кино. И это плохо на него действует, потому что русские размышления придают тяжесть его фильмам, они ненужно усложняют его кино. Я помню его фильм «Преступления и проступки», явно парафраз «Преступление и наказание». Это было похоже на моральные уравнения о ложной диалектики добра и зла. У Вуди Аллена, как ни странно, при всем его дивном остроумии есть эта необходимость пофилософствовать. Но напрямую философствовать художнику запрещено, только так, чтобы об этом не догадывались. Притча — хорошо, проповедь — плохо.

Соломон Волков: Мне пришла в голову идея: представляете, сотрудничество какое было бы Вуди Аллена и Довлатова. Они могли бы очень хорошо сойтись.

Александр Генис: Я думаю, что два художника никогда не могут сойтись, потому что они совершенно по-разному представляют себе мир. Мир Вуди Аллена и мир Довлатова — очень разные. Вы можете себе представить Вуди Аллена пьяного? Вот видите.

Я должен сказать, что в последнем фильме Вуди Аллена есть все, кроме души и азарта. Не получается, не смешно, неинтересно и обидно. Но это ничего не значит, потому что художник, который столько творит, должен все время пробовать и ошибаться. Вуди Аллену однажды сказали: зачем вы каждый год снимаете фильм? Вы снимите фильм за два года, но в два раза лучше. Он всегда отвечает одно и то же: «Седьмая печать» Бергмана, а Бергман, конечно, его учитель и кумир, была снят за шесть недель. То есть не в спешке дело. И мы прощаем Вуди Аллену любую неудачу, потому что верим в то, что следующим летом увидим новый фильм, и он нам точно понравится.

Соломон Волков: А я в качестве музыкальной иллюстрации к нашему с вами разговору покажу музыку Джорджа Гершвина, любимого композитора Вуди Аллена, она звучит, как мне представляется, в одном из лучших, может быть лучшем, на мой взгляд, фильме Вуди Аллена «Манхеттен».

(Музыка)

Александр Генис: Юбилеи сентября. Я, надо сказать, очень люблю юбилеи. Я понимаю, что это такая условность, но она помогает нам поговорить о чем-то случайном, о том, что иначе бы не пришло в голову. Юбилеи — это жребий календаря, его намек и подсказка. Это как судьба: вдруг ты видишь, что прошло 100 лет или 110 лет.

Соломон Волков: Как в данном случае 115 лет со дня рождения Марии Вениаминовны Юдиной, замечательной пианистки. Уж не знаю, как ее теперь именовать, она начинала еще до революции, основная вся ее карьера прошла в Советском Союзе, поэтому она, наверное, все-таки в значительной степени советская пианистка, хотя я знаю, что вы предпочитаете так не именовать достижения этого периода культурные. Мария Вениаминовна была глубоко верующим человеком, мне посчастливилось ее знать, с ней разговаривать, интервью большое я сделал с ней, которое до сих пор перепечатывается, о нем вспоминают, его цитируют. Она была необыкновенной женщиной не только потому, что она была великая пианистка, она была необычайно эксцентричным человеком. Глубоко верующий человек сейчас — это не эксцентрика, а скорее такое общее место. Мы можем даже подозревать людей в некотором оппортунизме, когда они демонстрируют, как это сейчас делается на телевидении, свою приверженность к религиозным ритуалам и обрядам.

Александр Генис: «Некотором» - это вы мягко сказали. Когда я последний раз был в Останкино, был у меня такой несчастный случай прошлой зимой, то с ужасом обнаружил часовню в Останкино. Я говорю: а кому часовня? Святому Порфирию. Он что, покровитель телевидения? Мне сказали, чтобы я не богохульствовал, поэтому я больше не стал об этом говорить.

Соломон Волков: Так вот, Мария Вениаминовна была глубоко верующим человеком и не боялась этого демонстрировать тогда, когда никакого поощрения со стороны властей или телевидения этому отнюдь не было, а причиняло ей массу всяческих неприятностей. Она не боялась, как известно, мне рассказывал об этом когда-то Дмитрий Дмитриевич Шостакович, написать письмо Сталину, где она говорила, что когда он ей послал сумму денег в качестве милостыни царской, с царского плеча шубу, то она ему ответила, что она эти деньги передаст в качестве пожертвований неимущим, и будет этим заниматься православная церковь и молиться будет за Сталина, чтобы ему отпустили все грехи ужасные. Рассказывают, что вся челядь сталинская была наготове, чтобы хватать после такого письма. Но опять-таки, как легенда говорит, когда Сталин умер, то на этом топчане, который стоял рядом с его кроватью, стоял патефон, на которой была запись Юдиной.

Александр Генис: Я слышал, что это был 23 концерт Моцарта.

Соломон Волков: Да, именно так. Это правильно. Но этой записи, по-моему, никто не слышал в итоге, ее тогда сделали специально в одном экземпляре для Сталина. Это отдельная история, мы когда-нибудь ее подробнее расскажем. Здесь я хочу вспомнить о другой стороне деятельности Марии Вениаминовны: она была страстнейшим пропагандистом авангардной музыки или того, что тогда считалось в Советском Союзе авангардной музыкой, в том числе произведения Стравинского, среднего и позднего Стравинского. Да и ранний Стравинский когда-то считался совершенно недопустимой музыкой, это еще на моей памяти было. Юдина была фанантичной поклонницей Старвинского. Когда он приехал в 1962 году впервые, то она, встречая его в аэропорту, опустилась на колени, руки ему стала целовать, чем совершенно Игоря Федоровича сконфузила, привела его в полное замешательство. Ее исполнение фортепианной музыки Стравинского в известной степени непревзойденное по сию пору. Я хочу показать, как она это делала, озвучив фрагмент из записей Юдиной, «Серенада» Стравинского для фортепиано, 1925 года, часть этой серенады под названием «Гимн», исполняет Марина Юдина.

(Музыка)

Соломон Волков: Другой юбилей, который я хотел бы отметить сентябрьский — это 90-летие со дня рождения Рудольфа Борисовича Баршая, который прошел через несколько инкарнаций творческих в своей жизни. Первое — он был выдающимся альтистом, лучшим альтистом своего поколения, затем он был квартетистом, участником первоначального состава легендарного квартета имени Бородина, лучшего советского квартета и одного из лучших квартетов в мире. В первом составе квартета имени Бородина Баршай участвовал в качестве альтиста. Затем он в 1956 году организовал первый в Советском Союзе камерный оркестр, целью которого было исполнение музыки барокко, в то время в Советском Союзе практически не звучавшее, за исключением каких-то избранных сочинений Баха или Вивальди. И это было абсолютно новаторское начинание. Баршай был перфекционист, причем это был человек, который мог довести до нервного припадка, как многие перфекционисты, тех, с кем он работал. Но пока сочинение не отрабатывалось до предельно возможного совершенства, он не слезал с участников своего камерного оркестра. И оркестр в самое короткое время превратился в потрясающий по слаженности механизм. На мой взгляд, хотя он моделировался по образцам существовавших тогда западных коллективов такого рода, он их превзошел очень быстро, потому что качество скрипачей, виолончелистов, альтистов советских того времени было феноменальным, выпускали феноменальных мастеров своего дела. И Баршай перерабатывал в тот момент груду совершенно новой информации, связанной с исполнением так называемой старинной музыки. Во-первых, он сделал эту музыку популярной в Советском Союзе. И во-вторых, как я сказал, он превзошел западные модели и был может быть лучшим камерным коллективом такого рода.

Александр Генис: Соломон, недавно вы написали предисловие к воспоминаниям Баршая, книга вышла в издательстве «Корпус», имела прекрасную прессу.

Соломон Волков: Он не писал эту книгу, эта книга сделана кинорежиссером Олегом Дорманом. Очень интересная сама по себе история, как он решил, что обязательно должен снимать Баршая по совету известной вам Веры Павловой, поэтессы и музыканта по образованию. Как он поехал в Швейцарию, где Баршай в то время жил. Он он эмигрировал в 1977 году, и стал на Западе симфоническим дирижером, он не специализировался на камерных сочинениях. И очень стал уважаемым маэстро. Дорман поймал Баршая уже на закате, когда тот фактически прощался с жизнью. Снял, по-моему, удивительный фильм, много разговаривал с Баршаем. И книга, и фильм появились после смерти Баршая. Там они говорили о многих очень интересных важных вещах, Баршай рассказал не только свою творческую жизнь и биографию, но обрисовал широкую картину советской музыкальной жизни. Там есть одна очень важная тема. Баршай на Западе занялся реконструкцией 10 симфонии Малера, которую сам Малер оставил незаконченной. Играют традиционно первую часть, которая существует в более-менее законченном виде, а остальные — там очень сложная история, все эти эскизы, наброски, что имел в виду Малер, как бы он сделал, и разные варианты есть реконструкции этого сочинения.

Александр Генис: Это очень любопытная тема — как можно закончить незаконченное. И в литературе существуют такие проблемы, когда пытаются завершить незаконченные романы, и в музыке. Знаменита, например, незаконченная симфония Шуберта.

Соломон Волков: Специально даже объявлялся конкурс на ее завершение, но, по-моему, лучше ее оставить в покое, потому что успеха тут не добились.

Александр Генис: А можно добиться успеха, как вы считаете?

Соломон Волков: Полного успеха тут никогда не будет, потому что сама проблема незаконченности вызывает споры: сколько будет существовать Венера с отбитыми руками, столько будет попыток как-то ей эти руки приладить. С другой стороны сам эстетический феномен безрукой Венеры тоже уже имеет свою историю и обладает своей эстетической привлекательностью. Такова ситуация, к примеру, с «Князем Игорем», которого недавно в Метрополитен-опера показывали. Опера «Князь Игорь» сочинена тремя композиторами — Бородиным самим, который как бы числится автором, Римским-Корсаковым и Глазуновым.

Александр Генис: Но это все великие композиторы. Другим не следует и браться за это дело.

Соломон Волков: Вы знаете, в случае с Баршаем это очень интересный и во многом удачный способ, который, конечно, не закрывает вопроса о возможных реконструкциях, подозреваю, что эти реконструкции будут предприниматься и в будущем, потому что, как я уже сказал, само существование чего-то незаконченного взывает к тому, чтобы предложить свой вариант. Каждое следующее поколение считает, что оно накопило какой-то опыт, который им позволит лучше с этим делом разобраться. Но баршаевская реконструкция, мне кажется, очень удачна. Я хочу показать фрагмент из нее, дирижирует сам Рудольф Борисович Баршай. И мы посвящаем этот фрагмент 90-летию со дня его рождения.

(Музыка)

Соломон Волков: И наконец, последний эпизод связан будет с американским композитором. Я и Юдину, и Баршая, мне повезло очень, я был с ними лично знаком. С Ирвином Берлином, который родился в 1888-м, а умер в 1989 году, мы отмечаем 25 лет со дня его смерти. Его я не знал, хотя американец, мы тут трех персонажей сегодня вспоминаем замечательных, американцы ни о Баршае, ни о Юдиной, о Юдиной может быть больше знают американские любители музыки, а Берлина знают все, потому что парадокс заключается в том, что человек по имени Израиль Бейлин — таково его настоящее имя и фамилия, родился он, когда-то фигурировала версия о том, что он родился в Сибири, сейчас более новая версия говорит о том, что где-то неподалеку от Могилева.

Александр Генис: Но так или иначе, он выходец из России. Вы совершенно правы. Интересно, что человек с такой биографией обладает правами на американские праздники. Говорят, что нельзя справить ни один американский праздник - будь то Рождество или День независимости - без копирайта Берлина, потому что он написал музыку для всех.

Соломон Волков: Русский еврей Израиль Бейлин является автором самой популярной рождественской музыки, которая лезет изо всех ушей, когда наступает Рождество. А сегодня я хочу показать замечательную песню Берлина под названием «Всегда» - это действительно одна из лучших песен о любви. «Всегда» Ирвинга Берлина к 25-летию со дня его смерти.

(Музыка)