Режиссер нынешнего фильма Стивен Зэйллиан говорит:
Одной из причин, по которой я обратился к роману Уоррена, была та, что это книга о человеке как таковом, хотя речь идет как будто бы только о политике. Главное в книге — вопрос о добре и зле, цели и средствах, это вечный вопрос, и мы всегда снова и снова будем обращаться к нему, независимо от даты, хоть в 1946-м или в 2006, или 2056-м.
А вот что пишет New York Times в номере от 10 сентября:
«Вся королевская рать», книга, широко признанная как величайший в Америке политический роман, — эпос власти и политических интриг, идеализма и коррупции, любви и предательства всех сортов; исследование добра, происходящего из зла, и зла, рождающегося из добра.
Это очень точная формулировка романного сюжета, и, как видно из этих слов, в нем ставится вопрос чрезвычайно важный хоть в житейском, хоть в философском смысле. Выдающиеся произведения литературного реализма тем и отличаются, что об их персонажах так просто не скажешь: положительные они или отрицательные герои. Это дает героям необходимый объем, жизненно убедительную трехмерность, вводит в сложность настоящей, невыдуманной жизни, в которой редко можно встретить стопроцентных злодеев или святых. Лучше всего это видно у Льва Толстого. Помню, как я был потрясен сценой из «Войны и мира», в которой раненый князь Андрей узнает в офицере, которому отрезают ногу, Анатоля Курагина. Герой и мученик битвы за отчизну оказывается тем самым ничтожным, лживым, нечестным Анатолем. Вспомним Станиславского, говорившего актерам: «Когда представляете злого, покажите, где он добрый». Или слова Пушкина, сравнивавшего шекспировского Шейлока с одномерными персонажами Мольера.
Таков и Вилли Старк — герой романа «Вся королевская рать». Прообразом его был луизианский губернатор, потом сенатор Конгресса Соединенных Штатов Хьюи Лонг. Это был человек громадных политических амбиций, несомненно метивший на пост президента. Он был убит человеком, не имевшим никакого отношения к политике — доктором Вейссом; это был по всей видимости акт личной мести. Дело это, однако, кажется политически подозрительным: у Хьюи Лонга была масса врагов в политическом истеблишменте как в Луизиане, так и в центрах власти. Это не удивительно: Хьюи Лонг был тем, что называется демагог; мягче сказать — популист. Он был чрезвычайно популярен у бедняцких масс отсталого штата Луизиана, губернатором которого он сделался в 1926 году, в возрасте 35 лет. В острой обстановке Великой депрессии приемы Лонга вызывали понятное беспокойство у политиков-профессионалов. Лонг был сильной и, что называется, харизматической личностью, блестящим оратором к тому же; его называют последним великим оратором Америки. В политике ему было свойственно непосредственная апелляция к массам, в обход как конституционных процедур, так и практики традиционных политических машин. Это было как раз в то время, когда в Германии пришел к власти Гитлер, и у американских политиков Хьюи Лонг стал вызывать соответствующие ассоциации. Конечно, это было сильным преувеличением: в Америке невозможен Гитлер, невозможен фашизм как тоталитарная диктатура; тем не менее сенатор Лонг стоял профессиональным политикам поперек горла. Надо полагать, они испытали облегчение, узнав о его смерти. Вспоминается Наполеон, спросивший у приближенного: что скажет человечество, когда я умру? Тот начал растекаться в сладких речах о величии и скорби, но Наполеон сказал: оставьте; всё, что они скажут: «Уф!»
Хьюи Лонг оставил по себе хорошую память у луизианских масс, он действительно многое сделал для благосостояния штата, особенно в сфере общественного здравоохранения. В здании Конгресса среди статуй других видных политиков стоит и статуя Хьюи Лонга.
В романе Роберта Пенна Уоррена Вилли Старк, фермерский сын, поначалу, при всем его сильном характере, — честняга и простак. Когда он увидел, как политические профессионалы «кинули» его на губернаторских выборах, он утратил невинность и стал орудовать теми же приемами, при этом сохранив верность своей демократической популистской программе. Прибег к старому правилу: цель оправдывает средство. Он стал делать добро, орудуя нечестными приемами, повернул грязные политические воды на своих противников. Из этого он сделал целую философию, красноречиво формулированную на страницах романа. В одном месте он говорит о прокуроре Хью Милере, отпрыске патрицианской семьи, отказавшемся участвовать в его махинациях:
Он был вроде того человека, который любит бифштексы, но не любит думать о бойне, потому что там нехорошие, грубые люди, на которых надо жаловаться в Общество защиты животных.
Это всегдашняя песня людей, занимающихся практическими делами и открывающих при этом, что нельзя жить в болоте не замаравшись. И прежде чем априорно обвинять таких людей, стоит и задуматься: а может быть и действительно так?
В статье New York Times, посвященной выходящему на экраны фильму, приводятся высказывания Джеймса Карвелла — известного политика-практика, деятеля неофициальных партийных машин, стоящих за стеной публичной политики. Карвелл руководил второй избирательной кампанией Билла Клинтона, окончившейся, как мы помним, успешно. Джеймс Карвелл — лицо, знакомое всей Америке: он постоянный комментатор множества телевизионных программ. Внешне он похож на Фантомаса, — тем более запоминается. Карвелл говорит о романе Уоррена и его герое:
Я люблю Вилли Старка — этого политика сверхнатуральной величины. Гораздо чаще, чем принято думать, люди идут в политику с определенным желанием сделать то или другое, сделать что-то правильное, но так запутываются среди власти и ее противников и всего, что происходит вокруг политики, что уже забывают о своих первоначальных намерениях.
Самого себя Джеймс Карвелл сравнивает с романным рассказчиком Джеком Бёрденом — первым помощником, правой рукой Вилли Старка: образ, не вполне внятный, ибо по своему положению он занимается делами весьма сомнительными, но в то же время представляет себя неким рефлектирующим Гамлетом.
Карвелл говорит далее:
Я думаю, что мысль Пенна Уоррена такова: если вы что-то знаете достаточно долго и наблюдаете с близкого расстояния, вы находите в вещах многое из того, о чем не думали в первом к ним приближении. Прочитав Уоррена, я это понял — и задолго до того, как услышал имя Билла Клинтона.
А вот как излагает свою политическую философию сам Вилли Старк — главный герой романа «Вся королевская рать»:
Добра нельзя получить в наследство. Ты должен сделать его, док, если хочешь его. И должен сделать его из зла. Знаешь почему? Потому что его больше не из чего сделать.
Тогда его собеседник доктор Адам Стэнтон — тот, что его убьет в романе, — задает вопрос: «Но если добра самого по себе нет, то как вы его узнаете, как определяете благую цель, к которой нужно стремиться?»
И тут следует исповедание веры Вилли Старка:
Добро изобретается по ходу дела… Когда твой прапрадедушка слез с дерева, у него было столько же понятия о добре и зле, о правильном и неправильном, сколько у макаки, которая осталась на дереве. Ну, слез он с дерева, начал заниматься своими делами и по дороге придумывать Добро. Он придумывал то, что ему нужно было для дела. И то, что он придумывал, чему других заставлял поклоняться как добру и справедливости, всегда отставало на пару шагов от того, что ему нужно для дела. Вот потому-то у нас всё и меняется. То, что люди объявляют правильным, всегда отстает от того, что им нужно для дела. Ладно, какой-нибудь человек откажется от всякого дела — он, видите ли, понял, что правильно, а что нет, — и он герой. Но люди в целом, то есть общество, никогда не перестанут заниматься делом. Общество просто состряпает новые понятия о добре. Общество никогда не совершит самоубийства <…>
А справедливость — это запреты, которые ты налагаешь на определенные вещи, хотя они ничем не отличаются от тех, на которые запрета нет. И не было еще придумано такого понятия справедливости, чтобы среди людей, которым его навязали, многие не подняли визга, что оно не дает им заниматься никаким человеческим делом.
Эту речь можно назвать кратчайшим очерком прагматической морали. Это очень американская речь, американский склад ум тут сказался. Главная философская школа, созданная в Америке, — прагматизм, инструментальная теория истины: истина не существует где-то по ту сторону человеческой работы, истина — то, что помогает в работе, то, что оправдывается в процессе труда — удобная для работы гипотеза. Как видим, Вилли Старк достаточно убедительно применяет этот критерий не только к истине, но и к добру, не только к гносеологии, но и к этике.
Нет сомнения, что любой человек практического опыта подпишется под этими словами, и не только американец, а хотя бы и нынешний русский реформатор. Но вообще-то философия эта неглубокая. Она вся целиком в сфере средств: к целеполаганию она отношения не имеет. Цели человеческой деятельности определяются другими, отнюдь не всегда прагматическими мотивами. Мотивы эти могут быть, скажем, идеальны, исходить из какого-нибудь высокого проекта. Скажем, построить бесклассовое общество. Вот тогда и оказывается, что прагматическая теория морали, примененная к нежизнеспособному проекту, выливается в систему деспотического насилия над жизнью. Тут уже не ворюгам простор, а кровопийцам.
Но в рамках чисто практической деятельности, руководимой понятными житейскими целями — построить медицинский центр, к примеру, преодолевая сопротивление какого-нибудь медицинского или страхового лобби, — такая прагматическая мораль кажется достаточно уместной.
Сложность и глубина романа Роберта Пенна Уоррена как раз в том, что жизнь, им нарисованная, не может быть сведена к чему-то одному — скажем, к политике. Человек всегда и везде живет целостно, вступает в тысячи подчас невидимых и неощущаемых связей, он запутывается в живой паутине бытия. Вилли Старка убили отнюдь не политические противники, а доктор Стэнтон, потому что связь его сестры с губернатором поставила его в двусмысленное положение сутенера при проститутке: так по крайней мере он сам видел дело.
Нет людей — губернаторов, людей — врачей: человек неотчуждаем ни в какой социально ограниченный образ. Пока люди живы, они нескончаемы, не сводимы к тем или иным застывшим определениям. Как сказал бы Бахтин, люди живут в диалоге. Адам Стэнтон в романе Уоррена захотел прервать диалог: так он и сделал из Вилли Старка миф, а из себя преступника. Но каждый из них был и шире, и выше такой затвердевшей репутации.
Человек ведь не из мрамора сделан.
