Ссылки для упрощенного доступа

Эмбарго по дружбе. Сербское оружие не для всех: в том числе, не для Грузии; Стилистика российско-грузинского кризиса; Готовы ли американские избирательные машины к выборам; Уполномоченные по правам человека – опыт России и Голландии




Эмбарго по дружбе. Сербское оружие не для всех: в том числе, не для Грузии



Ирина Лагунина: В последнее время Кремль, в том числе и лично президент России, выступали с заявлениями относительно будущего Косово, которое, по мнению российского руководство, должно оставаться в составе Сербии. Тема Косово стала звучать еще громче с началом российско-грузинского кризиса. Но в этой позиции есть один нюанс. Как отметил Владимир Путин, решение косовской проблемы должно быть универсальным. «Мы не можем идти по пути, когда в одном месте будем применять одни принципы, а в другом – другие», - сказал российский президент. Белградское руководство теперь стремится продемонстрировать, что Россия – это главный союзник Сербии. Рассказывает наш корреспондент в Сербии Айя Куге.



Айя Куге: Министр иностранных дел Сербии Вук Драшкович в начале октября сообщил, что его министерство приняло решение остановить ранее согласованные поставки оружия и военного оборудования Грузии, чтобы это оружие не было использовано против России - не смотря на то, что такое эмбарго не предусмотрено решениями ООН. Милан Париводич, министр внешней торговли Сербии также пару раз выступил с эмоциональными заявлениями о том, что Грузия больше не получит сербское вооружение.



Милан Париводич: Мы полностью осознаём опасность. Мы координируем наши действия с русскими, мы в контакте с ними. Мы не дадим разрешения на экспорт оружия, которое может угрожать русским военным в Грузии. Нам и в голову не приходит это делать!



Айя Куге: На неофициальном уровне в Белграде говорят, что Москва восприняла поставки сербского оружия в Грузию как враждебный акт по отношении к России и сильно надавила на Сербию.


Министр внешней торговли Сербии Париводич как будто подтверждает эту информацию.



Милан Париводич: Этот запрет на поставки будет продолжаться потому, что наши русские друзья сказали нам, что неприемлемо поставлять туда оружие.



Айя Куге: Однако обедневший военный комплекс Сербии тяжело воспринимает запрет – неожиданное эмбарго не отвечает интересам военной промышленности. Рабочие десяти оборонных фабрик собираются на следующей неделе выйти с протестом на улицы городов. Они понимают, что зарплаты у них не будет. Ведь остановлено выполнение уже подписанных контрактов - поставок не только в Грузию, но и почему-то в Армению. И стало известно, что Россия потребовала прекратить любые отношения по экспорту вооружения во все заинтересованные государства, бывшие республики Советского Союза.


Директор фабрики «Застава оружие» в городе Крагуевац Драголюб Груёвич.



Драголюб Груёвич: Есть бывшие республики СССР, ныне независимые государства, которые хотят купить оружие нашей фабрики, и мы им его неоднократно поставляли. Наши производственные цехи работают лишь на 50% мощности, у нас были свои бизнес планы, которые мы строили на этих поставках. В данный момент речь идёт о 2 миллионах семисот тысячах долларов, и большую часть этой продукции мы уже произвели.



Айя Куге: Профессор международных отношений Факультета политических наук белградского университета Иво Вискович считает, что Министерство иностранных дел Сербии, которое является инициатором прекращения поставок оружия, высказало свою позицию неподобающим образом: «недопустимо, чтобы от сербского оружия гибли русские». Как будто недопустимо только то, чтобы гибли люди одной конкретной национальности, а остальные – пусть гибнут! Вискович считает, что официальный Белград в этом случае руководствуется определёнными политическими интересами.



Иво Вискович: Интерес, конечно, связан с переговорами о Косово и позицией России. В этом конкретном случае власти Сербии хотели публично поставить в известность, что в данный момент у нас очень специфическое отношение к интересам России. То есть, что мы никак не можем позволить себя никакую ошибку, а тем более, преднамеренно ставить себя в ситуацию, которая могла бы раздражать Россию. Однако министерство должно было найти другую формулировку. А так получается, что мы не должны заботиться о других людях и военных, которые могут погибнуть от нашего оружия, - должны заботиться только о русских военных и русских жизнях.



Айя Куге: Ожидает ли Сербия, что Россия действительно поможет сохранить Косово в её составе? Белградский политический эксперт Душан Янич.



Душан Янич: Общественность Сербии относится к этому вопросу намного более скептически, чем государственная верхушка. Это известный феномен в истории отношений Сербии и России. Как только с одной стороны появляется вся эта «общеславянско- евразийская» шумиха о большой любви и сотрудничестве, одновременно с другой стороны начинаются возникать подозрения. Это протянуто через десятилетия наших отношений. Я бы сказал, что обычный человек в Сербии воспринимает нынешнюю позицию России так же, как он воспринимал ее во время режима Милошевича. Эту позицию можно сформулировать так: «Мы, русские, сильно любим сербов, сколько вы на Западе готовы нам за это заплатить? Ну дайте ещё чуть-чуть!»


И если поговорить с обычными сербами, вы увидите, что они уже гадают: где и на каком полигоне договорятся Вашингтон, Берлин и Москва, и какой будет цена. Простые люди очень опасаются такого исхода. Они чувствуют, что Россия ужесточает свою позицию, а это вызывает холодный ветер из Европы и по отношению к Сербии.



Айя Куге: А сербские политики?



Душан Янич: Что касается сербских политиков, прежде всего, ведущих - президента Тадича и премьер-министра Коштуницы – они надеются на вето России в Совете Безопасности ООН, каждый из них руководясь своими собственными интересами и расчётами.


Предполагаю, что для Тадича это временный интерес, до тех пор, пока его Демократическая партия не придёт и не укрепится у власти. У него позиция лучше, чем у Коштуницы. Коштуница, такое впечатление, больше привязан к сказкам о русской помощи, так как заинтересован отложить неприятные вести. Это страх премьера перед ответственностью за то, что он проигрывает переговоры о Косово. Он просто покупает время, у него нет ответа на вопрос, каким будет следующий шаг. Когда Коштуница произносит: «Матушка Россия!», люди в Сербии это воспринимают как близкое поражение.



Айя Куге: Но в последнее время заметно, что Сербия старается в экономическом смысле также опираться на Россию, учитывая нехватку собственных энергетических ресурсов.



Душан Янич: Существует и третий сегмент, может быть самый важный. Это крепкие экономические и другие связи с Москвой. В них участвуют мощные сербские деловые круги, разные частные фонды и учреждения. И это даже не отмывание русских денег, как часто думают, а это деньги, вывезенные ранее из Сербии, прокрученные в России и других странах, - эти деньги теперь возвращаются суда через разные «острова». По сути, это торговля, перепродажа разного оборудования, технологий, связанных с энергетикой. Так как эти бизнесмены не имеют собственных энергетических ресурсов, они опираются на Газпром, ЛУКОЙЛ, на производителей соответствующего оборудования в России. Они не были бы в состоянии выдержать открытую конкуренцию и поэтому тормозят приватизацию. Им выгодно сохранение статус-кво или даже углубление кризиса хотя бы ещё на одну зиму – так они продадут своё электричество в 3 раза дороже, чем нормально.



Айя Куге: Но вот вы заметили, что Сербия ждет от России поддержку в Совете Безопасности ООН, вплоть до вето неблагоприятного для Белграда решения косовской проблемы. По вашему мнению, эти надежды оправданы?



Душан Янич: Весь этот шум, на самом деле, показывает, что у многих есть потребность обзавестись алиби. А потом мы опять скажем: Россия нас предала. А по моему мнению, для России в случае с Косово нет плохого решения. Нет у нее причин использовать свое право вето в Совете Безопасности и нет причин для волнения. Кстати, главные магистрали её газопровода не проходят через Сербию. Они проходят через Албанию, Болгарию, Венгрию. И я боюсь, что надежда руководства Сербии, что наша страна может стать главным посредником и транзитом для газа в Словению – это большая иллюзия.



Айя Куге: Белградский политический эксперт Душан Янич.


Сербия, очевидно, много ожидает от России, и кому-то это выгодно. Но как это влияет на общественное мнение? Это – другой вопрос.



Стилистика российско-грузинского кризиса.



Ирина Лагунина: В понедельник министр обороны Грузии Ираклий Окруашвили в интервью российской газете "Ведомости" заявил, что в случае военных действий Грузии нечего опасаться России, поскольку российская армия - "величина дутая, техника устарела, солдаты недееспособны". На это заявление очень жестко отреагировал начальник генерального штаба России Юрий Балуевский, заявивший в свою очередь, что он возлагает ответственность за все грядущие осложнения исключительно на грузинскую сторону. История имела продолжение. Пресс-служба министерства обороны Грузии вдруг сообщила, что Окруашвили не давал интервью "Ведомостям" и вообще находится в командировке. Редакция российской газеты ответила, что располагает записью интервью. Это не первое скандальное заявление министра обороны Грузии, прошлое, широко цитировавшееся, касалось запрета на ввоз грузинских вин в России. Тогда Ираклий Окруашвили заявил, что вкус российского потребителя настолько невзыскателен, что он не отличит хорошего вина от фекальных масс.


Насколько органичен "феномен Окруашвили" для грузинской политики сегодня? На эту тему Андрей Бабицкий беседовал с грузинскими экспертами.



Андрей Бабицкий: Знакомые грузины как-то не очень хотят говорить об Ираклии Окруашвили, тем более давать интервью на эту тему. Им кажется, что сейчас, когда Россия оказывает беспрецедентное давление на Грузию, преследует грузинских граждан на своей территории, грузинский народ должен быть един в борьбе за себя и свою независимость, а любые критические замечания в адрес власти размывают это единство, демонстрируя недостаток гражданственности и патриотизма. Тем более, что Окруашвили популярен в Грузии. В частных беседах мои друзья признают, что заявления министра обороны режут слух и, более, того они провоцируют ответную агрессию из России. Грузинский Жириновский - так кто-то из российских журналистов недавно охарактеризовал Окруашвили, но при всей внешней эффектности такой аттестации она едва ли справедлива. От скандального российского политика грузинского министра отличает незапятнанная репутация. Говорят, что он кристально честен и во многом это его качество плюс безусловная личная преданность позволяют ему удерживать прочные позиции в кругу самых близких соратников президента грузи Михаила Саакашвили.


Однако другая его особенность действительно придает всей его деятельности оттенок затянувшегося невроза. Окруашвили верит в особую революционную миссию, пусть даже на министерском уровне. Он считает, что революционный характер событий, происходящих в Грузии, позволяет власти пренебрегать некоторыми правилами, когда речь идет о преступниках, если говорить о периоде, когда он был генпрокурором, а потом руководил Министерством внутренних дел или о внешних врагах, к которым отнесено руководство России и власти мятежных автономий Абхазии и Южной Осетии. Это уже о нынешней его деятельности в качестве министра обороны. В свое время, назначая его на эту должность, президент Грузии заявил следующее: «Новый министр останется на посту до тех пор, пока не будет восстановлена территориальная целостность страны. Это главное, для чего Ираклий Окруашвили пришел в Минобороны», - подчеркнул президент. Вот отсюда, видимо, и мессианизм. Мягкая характеристика Окруашвили - корреспондент агентства «Франс Пресс» в Грузии Николай Топурия.



Николай Топурия: Сказать, что Окруашвили большой дипломат, конечно же, сложно. Все-таки на грузинском поле он выглядит поспокойнее, нежели как его тиражируют российские СМИ, когда они выдергивают какие-то очень острые моменты из его интервью. Его влиятельность подчеркивает его должность и армия, которая ему подчиняется, и тот бюджет армии, который вырос в несколько раз с момента прихода новой власти. Окруашвили - одна из самых влиятельных фигур грузинской политики и один из приближенных и доверенных к президенту людей. Что касается его заявлений, он ведет себя адекватно российским депутатам или руководителям фракций, хотя сам занимает несколько иную должность, он является государственными министром. За это он получил очень много критики в Грузии. Речь идет не только об оппозиции, но и о лояльных силах.


Несмотря на все, Саакашвили в каждом своем выступлении и заявлении демонстрирует доверие к этому человеку. Он сыграл огромную роль в становлении этой власти. Он был министром внутренних дел, когда начались чистки реформы этого министерства. Он стал министром обороны, и грузинская армия просто принципиально отличается от того, что это было до этого. У него есть определенные заслуги во внешней политике, поэтому, я думаю, президент ему доверяет, пытается даже сглаживать заявления, которые он делал.



Андрей Бабицкий: Директор Грузинской службы Радио Свобода Давид Какабадзе полагает, что риторика Ираклия Окруашвили наносит серьезный ущерб имиджу политического руководства Грузии и страны в целом.



Давид Какабадзе: Я не думаю, что это тональность или стилистика грузинской власти. Вообще министр обороны Окруашвили выделяется своими неуравновешенными высказываниями, я думаю, не взвешенными высказываниями и, безусловно, политики таких заявлений, которые делает он, делать не должны. Люди, за которыми стоят страны, говорить так не должны ни в коем случае, потому что это воспринимается другой стороной, да и всем международным сообществом как позиция не только правительства, но и чуть ли не всей страны. Потому что когда Иванов делает такие заявления, в Грузии на следующий день говорят: слышали, что сказала Россия, что сказал Москва? Об Иванове мало кто вспоминает конкретно. То же самое можно сказать и об Окруашвили.


Если вспомнить высказывания, которые он сделал несколько месяцев назад по поводу запрета грузинских вин в России, о фекалиях и прочих безобразиях – это просто ни в какие рамки не лезет. Или, скажем, высказывание того же Окруашвили, который сказал, что новый год 2007 года он встретит в Цхинвали. Такие высказывания ставят его коллег, даже самого президента в очень неловкое положение, потому что потом им их приходится сглаживать эти высказывания министра. Буквально две недели назад у нас в Праге гостил государственный министр по европейской интеграции Георгий Барамидзе и ему задали такой вопрос: как он относится к этому высказыванию, что в Цхинвали первого января Окруашвили встретит новый год? Он сказал: «Вы знаете, Окруашвили родом из Цхинвали и кто ему может помешать посетить своих родственников?». Всем было ясно, что он нашел хороший и очень ловкий выход из положения, но вот такие высказывания ставят его же коллег в очень неловкое положение порой.



Андрей Бабицкий: Может быть и вовсе не стоило начинать разговор об Окруашвили. В конце концов, антигрузинская кампания в России по своей вредоносности куда как перекрывает высказывания грузинского министра обороны. Однако его фигура привлекает к себе пристальное внимание российских политиков и политологов. Ссылаясь именно на слова Окруашвили, они утверждают, что грузинская политика невменяема, неадекватна и напрямую угрожает России. Кинорежиссер Георгий Хаиндрава, в недавнем прошлом госминистр по разрешению конфликтов, считает, что Ираклий Окруашвили отвечает на выпады своих российских коллег и отвечает в той тональности, которая задана российской стороной.



Георгий Хаиндрава: Я думаю, скорее в общественности Грузии массово это позиция патриотическая. Определенный электорат интеллектуальный понимает, что в этом много бравады и это чревато. Это достаточно популярная фигура в Грузии. Это человек достаточно жесткий, деловой человек, это не воздух. Я думаю, что строительство армии, которым он руководит и тот путь, который проделала за короткое время, практически переоснащение постсоветской армии в преднатовскую, под его руководством достаточно успешно проходит. Самая практическая оценка для армии – это боевые действия. Грузинские подразделения участвуют и достаточно серьезно в операции в Ираке. Начали они с подразделений турецких, потом перешли в немецкие, а сейчас они практически постоянно работают вместе с американцами. Четвертый человек, сидящий в машине – это представитель грузинских частей. Что касается российской политической элиты, то я думаю, что на фоне того, что мы слышим, может быть в России к этому привыкли и в самой думе, то, что мы слышим вообще, на фоне этого он пай-мальчик.



Андрей Бабицкий: Может быть, говорит Георгий Хаиндрава, грузинская сторона должна противопоставлять российским политикам, которые никак не считают необходимым сдерживать себя в проявлениях недружелюбия по отношению к Грузии, именно таких людей, как Ираклий Окруашвили.



Георгий Хаиндрава: Что касается военных дел, я считаю, что он абсолютно адекватный. Но политические заявления тоже не всем нравятся. Естественно, что министр обороны не должен делать политические заявления. Но это исходит из того влияния, которое он имеет в грузинском руководстве. Он стоял у основ национального движения, он один из создателей этого движения, он сподвижник Саакашвили, рядом с ним был в самые тяжелые минуты. Он не боялся во время противостояния с режимом Шеварднадзе, когда практически не было видно возможностей их победы. Я думаю, что грузинское общество считает, что сегодня с российскими военными должны разговаривать такие люди как Окруашвили, а не другие, более мягкие, более податливые.



Андрей Бабицкий: Сергей Марков в новостях РТР заявил, что по своей влиятельности Окруашвили нисколько не уступает президенту Саакашвили, а то и превосходит его. А это, по словам Маркова, означает, что по одному из двух сценариев политического развития Грузии Окруашвили скорее рано, недели поздно, втянет страну в войну с Абхазией и Южной Осетией, а соответственно и с Россией. Однако кризис в отношениях между Кремлем и Тбилиси продемонстрировал, что Саакашвили в попытках заручиться симпатиями внешнего мира сделал ставку не на ответные меры, а исключительно на формулу непротивление злом насилию. В ответ на депортацию грузин он открыл для россиян Грузию, максимально упростив выдачи виз - их можно теперь получить не только в посольстве, а прямо на пограничных пунктах при въезде в страну. В ответ на гонения против грузинского бизнеса он призвал граждан России оставаться в Грузии, пообещав им режим благоприятствования во всем. Понятно, что некоторые сочтут эти заявления и решения обычным популизмом. Пусть так. Но где здесь агрессия, воинственность, тот элемент политической шизофрении, преобладание которого в грузинской политике так любят связывать с именем Окруашвили.



Давид Какабадзе: В принципе о политиках нужно судить по их делам. Грузия не отвечает тем же России - вот это самое главное, мне кажется, в этой ситуации. То, что грузинская сторона не говорит о том, что давайте на грузинском рынке запретим российское пиво, скажем, потому что пива действительно очень много российского пьется в Грузии. Никто не говорит о том, чтобы запретить российским гражданам приезжать в Грузию. Мне кажется, в этой ситуации самое главное именно поступки. И то, что грузинская сторона не дает себя спровоцировать на какие-то не взвешенные шаги - это свидетельствует о какой-то зрелости. И то, что президент Путин неоднократно заявлял о том, что Михаил Саакашвили темпераментный человек, кавказский человек, мне кажется, что один президент о другом президенте в таких тонах не должен выражаться, несмотря на то, что Грузия маленькая страна и Россия ее большой сосед.



Андрей Бабицкий: И последнее: заявления министра обороны России Иванова очень часто звучат гораздо резче и агрессивнее, чем слова президента страны на ту же тему. Но на этом основании как-то не принято делать вывод об абсолютной тождественности позиции сумрачного Иванова и политического руководства страны в целом.



Готовы ли американские избирательные машины к выборам .



Ирина Лагунина: Менее чем через три недели в США пройдут парламентские и губернаторские выборы, которые могут резко изменить расстановку сил в Конгрессе. Сейчас в нем большинство от Республиканской партии. Но по всем прогнозам на дополнительных выборах демократы могут получить немало мест в законодательном органе. В условиях, когда победа будет обеспечена незначительным большинством, особое значение приобретает технология голосования и подсчета голосов. Об этом репортаж Владимира Абаринова.



Владимир Абаринов: Американцы вспоминают сегодня как дурной сон историю шестилетней давности, когда результат президентских выборов определяли суды - в штате Флорида избирательный бюллетень был составлен настолько хитроумно, что избиратели просто запутались. Над американцами тогда смеялись и в Европе и в России – дескать, почему бы не ввести по всей стране единый образец бюллетеня? Но в Америке считают, что единообразие создаст возможность фальсификации итогов выборов. Во всяком случае, разнообразие исключает такой прием, как вбрасывание бюллетеней: бюллетень, предназначенный для голосования в Чикаго, нельзя вбросить в Лос-Анджелесе. Поэтому способ подачи голоса остается прерогативой местных властей.


Но повторения флоридского кошмара никто не хочет. Поэтому в 2002 году в США был принят закон, который кратко называется «Помоги Америке голосовать». Теперь вопрос о способе голосования решают не на уровне графств, а на уровне штатов. Унифицированы некоторые процедуры, связанные с регистрацией избирателя и откреплением от участка по месту жительства. А самое главное – выделены бюджетные средства на обновление технологии голосования.


Коль скоро появился спрос, появилось и предложение. Правительства штатов стали выбирать между различными моделями электронных машин для голосования. И сразу возникла проблема. Одно из условий честных выборов – прозрачность. Машина как будто беспристрастна, но проконтролировать ее избиратель не может: он нажал кнопку и уходит, недоверчиво качая головой. Электроника подвержена техническим сбоям, ошибку можно запрограммировать. А что делать, если потерпевший поражение оспаривает результат? Как проверить машину? Одно из решений этой проблемы – табулятор, который фиксирует каждый голос на бумажной ленте вроде той, какую используют в кассовых аппаратах. Лента исключает вмешательство в электронный подсчет голосов – при проверке данных разночтения будут сразу же обнаружены. Другой вариант – комбинация бумажного бюллетеня со сканером: избиратель заполняет бюллетень, а затем сканирует его в кабине для голосования. Современные машины сочетают оба эти способа. В 2004 году такими машинами было оборудовано около 30 процентов избирательных участков США. Сегодня эта цифра гораздо выше.


Означает ли это, что Америка готова к выборам? Дискуссия на эту тему состоялась недавно в Американском институте предпринимательства. Ее открыл член Палаты представителей от штата Нью-Джерси, демократ Раш Холт.



Раш Холт: Когда я пришел в Конгресс, я не собирался становиться экспертом по организации, технологии и философии выборов, но меня сразу втянули в это дело первые же выборы, в которых я участвовал в качестве кандидата в Конгресс. Когда один участок отдал моему сопернику почти 9000 голосов, я понял – тут что-то не так, потому что во всем том городишке не было 9-ти тысяч жителей, не говоря уже об одном участке. В том случае была допущена всего лишь арифметическая ошибка. Ну и, разумеется, вся Америка, думаю, помнит, что в последние годы выборы были неоднозначными. А поскольку американцы считают, что это слишком важный вопрос, чтобы оставлять его на усмотрение специалистов, возникла целая сеть активистов-общественников, занимающихся выборами – думаю, к неудовольствию профессиональных должностных лиц. Но несмотря на усилия этих активистов, на вопрос «готовы ли мы?» я бы ответил: совершенно очевидно, что нет.



Владимир Абаринов: Конгрессмен Холт скептически настроен по отношению к электронным машинам.



Раш Холт: Мы ищем защиты от наших собственных машин для голосования. Закон, принятый в 2002 году, невольно создал новые проблемы. Он предусмотрел выделение средств на замену устаревшего оборудования новым, но при этом не установил никаких стандартов. Он заставил избирательные власти по всей стране торопиться с закупкой электронной аппаратуры, которая обеспечивает ясный, простой метод голосования. Да, пользоваться этими аппаратами несложно, но результаты абсолютно не поддаются проверке. Необходимо подчеркнуть, что честные выборы – самый что ни на есть краеугольный камень демократии. Не имея возможности убедиться в надежности системы, мы начинаем ставить под сомнение самые основы нашей демократии.



Владимир Абаринов: Раш Холт уверен, что право проверки итогов голосования должно принадлежать избирателю.



Раш Холт: Система должна поддаваться общественной проверке. Не имеет значения, считает ли ее надежной производитель или должностное лицо. При тайном голосовании только избиратель может оценивать, учтен ли его голос. Ни производитель оборудования, ни представитель избирательной комиссии не в состоянии определить, отражено ли в результатах голосования намерение избирателя. Избиратель голосует при помощи электронной машины, а потом спрашивает: «А как я узнаю, что мой голос подсчитан правильно?» Почти во всех случаях применения машин прямого подсчета голосов ни сам избиратель, ни должностное лицо избирательной комиссии, ни производитель не могут проверить, правильно ли учтен поданный голос. Избиратель голосует тайно, а потому именно избиратель должен иметь возможность подтвердить правильность подсчета.



Владимир Абаринов: Однако участвовавшие в дискуссии технические эксперты заявили, что конгрессмен преувеличивает и что испытания доказали высокую надежность электронного голосования. Один из самых авторитетных специалистов в области избирательной системы США, Норман Орнстайн, подчеркнул, что партийное большинство в Конгрессе может оказаться настолько малым, что это повлечет за собой оспаривание итогов голосования по примеру Мексики, где по сей день не завершился спор о результатах президентских выборов, состоявшихся еще в июле.



Норман Орнстайн: Я ужасно боюсь того, что нам предстоит в ноябре. У нас расколотый пополам электорат, и вполне возможно, что мы получим Палату представителей, где баланс сил будет держаться всего на одном или двух мандатах. А кроме того, весьма вероятно, что примерно в десяти избирательных округах исход выборов решит крайне незначительное число избирателей. Вполне может статься, что масштаб сбоев будет слишком велик. Но в атмосфере взаимного недоверия партий друг к другу, а теперь еще и всех избирателей к новым машинам проигравший должен иметь возможность убедиться с достаточной долей надежности в том, что объявленный результат голосования достаточно точно выражает волю избирателей. И если у нас машины, которые не оставляют следов голосования на бумаге или каким-либо иным, поддающимся проверке способом не фиксируют поданные голоса, то нас ждет бедствие, по сравнению с которым президентские выборы в Мексике покажутся детским визгом на лужайке. Давайте иметь в виду, что это вопрос не только технологии. Это вопрос доверия и реакции людей. Возможно, проблемы присущи и машинам с фиксацией голосов на бумаге, однако ясно, что преимуществом пользуется технология, при которой голоса можно видеть, осязать и пересчитать. <…> Непохоже, чтобы нынешние производители охотно взялись за совершенствование своих машин, потому что они сопротивляются всему, что требует дополнительной работы, а стало быть, сокращает их доходы или ставит под сомнение надежность машин. Не исключено, что нам стоит в этом случае пойти по примеру других больших проектов, которые предусматривают льготы для малых производителей, способных предложить свежие технологические идеи.



Владимир Абаринов: Коллега и соавтор Орнстайна Томас Манн.



Томас Манн: Приходят в голову слова о блаженном неведении. Десятилетиями в избирательных комиссиях творились вещи, о которых никто не знал – ни партии, ни тем более публика. Думаю, что в целом в избирательной системе положение дел улучшается, но доверие общества к ним падает, потому что теперь общество знает о системе несколько больше, чем прежде, когда эта информация находилась под спудом. А надо еще учитывать партийную поляризацию, атмосферу, в которой мы сейчас живем – атмосферу, когда стороны так мало доверяют друг другу. Америка в этом отношении уникальна – я имею в виду партийные попытки манипулировать правилами игры. Эти попытки внушают неверие, не говоря уже об имеющих хождение конспирологических теориях. У параноиков тоже бывают враги, так что основание для этих теорий всегда найдется. Я полагаю, мы находимся в очень сложном положении: чем больше мы улучшаем нашу систему контроля за выборами, тем хуже она выглядит, фундаментальная проблема политического доверия остается, и потому предупреждение Норма о победе незначительным перевесом действительно пугает.



Владимир Абаринов: Кроме теоретиков, в дискуссии приняли участие и практики. Один из них – секретарь штата Вермонт Дебора Марковиц. В компетенцию секретаря штата входит и организация выборов.



Дебора Марковиц: Я опишу вам Вермонт, о котором вы все, конечно, знаете, что он отличается от остального мира. Видели автомобильные гонки? Они ездят всей стаей по кругу, потом одна машина начинает отставать, она такая старомодная и едет так медленно, что, в конце концов, отстает настолько, что оказывается впереди лидирующей группы. Это и есть Вермонт. Мы по-прежнему повсеместно голосуем бумажными бюллетенями. В большей части избирательных участков не только голосуют на бумаге, но и подсчитывают голоса вручную. Зачем нам машина, если нужно обработать 120 бюллетеней или даже тысячу? Когда больше тысячи – ну в этом случае, возможно, машинная обработка слегка облегчает задачу. В Вермонте мы почти везде пользуемся бумагой и карандашом. У нас 246 населенных пунктов, из которых только в 70-ти при обработке бюллетеней применяется оптический сканер, установленный непосредственно в участке. Инвалиды у нас голосуют по телефону, и эта система очень хорошо зарекомендовала себя. Весь избирательный процесс контролируется наблюдателями от обеих партий. Они вместе обрабатывают бюллетени. Они пользуются общими критериями при определении действительности бюллетеня. Они обеспечивают сохранность урн, они опечатывают урны и мешки и следят за состоянием печатей. Когда мы говорим о Вермонте, вспоминается история выборов в этой стране. Когда-то голосование у нас было открытым – избиратель вставал и говорил «за» или «против». Существовал риск, что его могли принудить голосовать так, а не иначе, или купить его голос. Поэтому сейчас мы приносим присягу не вмешиваться в ход голосования, и у нас есть закон, который квалифицирует как тяжкое преступление попытку повлиять на волеизъявление избирателя.



Владимир Абаринов: Как правило, американские избиратели регистрируются как сторонники одной из двух крупнейших политических партий – это дает им возможность участвовать в процессе номинации кандидатов, праймери и кокусах. Но Вермонт и в этом отношении штат особенный.



Дебора Марковиц: У нас в Вермонте нет партийной регистрации. Большинство вермонтцев считают себя независимыми избирателями. Но, конечно, когда я избиралась на свою нынешнюю должность, мне пришлось вступить в партию. Я никогда не считала себя членом той или иной партии. Я всегда голосовала за человека, а не за партию. Вы услышите то же самое и от других вермонтцев. Нетипично для нынешних Соединенных Штатов, правда? Мы можем говорить о технологии, о подготовке работников избирательных комиссий, но мы должны говорить и о структуре, которая обеспечивает демократический процесс. Вермонт – пример успешного функционирования системы. Быть может, потому, что мы – маленький штат. Мы все друг друга знаем и потому можем проконтролировать. Когда идут выборы, о частных взаимоотношениях надо забыть. Для меня был открытием тот факт, что в некоторых штатах на участках нет наблюдателей. У нас в Вермонте мы считаем очень важным, чтобы каждый шаг был на виду у общества. Нам нужна подотчетность и прозрачность. Эти слова должны быть нашим священным заклинанием при внедрении новых технологий, от начала и до конца всего избирательного процесса. Возьмем такой вопрос, как партийная принадлежность должностных лиц избирательных комиссий. Сомнения в этом вопросе оправданы. Ведь, к примеру, секретарь штата может одновременно и заниматься организацией голосования, и переизбираться на свою должность или даже избираться в губернаторы. Средство все то же – прозрачность и подотчетность. Народ контролирует меня. Меня контролируют республиканцы, потому что я демократ. На последних выборах меня номинировали обе партии, так что я, так сказать, демократический республиканец. <…> Я понимаю, сложно увидеть в человеке, чья партийная принадлежность хорошо известна, беспристрастного арбитра. Но с другой стороны, любой другой вариант еще хуже. Вы поверите человеку, который в наши дни, в стране, расколотой по партийной линии, скажет: «Я не принадлежу ни к какой партии. У меня нет мнения». Вряд ли вы поверите, потому что у него наверняка есть мнение о президенте, о том, куда должна двигаться страна. Вы просто не знаете его мнение вследствие непрозрачности, а значит, и неподконтрольности. <…> Секретари штатов подходят к этому вопросу со всей серьезностью. Некоторых из них обязывает закон, другие подписывают письменное обязательство о внепартийности. Первое, что сделала я при вступлении в должность – это взяла на работу директора по выборам. Она назначена не по партийному признаку, ее статус – статус государственного служащего, поэтому она ограждена от партийных влияний. Она правомочна принимать независимые решения, а закон о государственной службе защищает ее. Мы должны искать и другие пути восстановления доверия избирателей, потому что наша демократия способна работать лишь при условии этого доверия.



Владимир Абаринов: Результатов избирательной реформы осталось ждать недолго. Соперничество партий носит на этот раз особенно упорный характер, а это значит, что процесс голосования и подсчета голосов наблюдатели от обеих партий будут контролировать с особым усердием.



Уполномоченные по правам человека – опыт России и Голландии.



Ирина Лагунина: Во многих государствах существуют уполномоченные по правам человека. Эти люди наделены особой моральной ответственностью перед обществом и независимостью от исполнительной власти. При этом они сотрудничают с государственными и общественными институтами, с гражданами и неправительственными организациями.
О практике этого сотрудничества в Голландии и России рассказывает Владимир Ведрашко.



Владимир Ведрашко: Уполномоченные по правам человека чаще называются омбудсменами. Но в России – используются в равной мере оба термина. Очевидно, правда, что российское название – в три раза длиннее. Быть может, это как-то связано с тем, что российский путь к правам человека – тоже в три раза длиннее?


Через несколько минут – беседа с Ольгой Пишковой, хорошо знающей обсуждаемую тему. А сейчас – репортаж из Голландии. Софья Корниенко.



Софья Корниенко: Всем, кто когда либо пробовал обратиться к национальному омбудсмену в Голландии, знакомы так называемые «6 правил», то есть список необходимых условий, которым должна удовлетворять жалоба. Так, жалоба должна касаться конкретных действий (или бездействия) правительственного учреждения, а не судебного решения или содержания голландского законодательства. Перед тем, как обратиться к национальному омбудсмену, необходимо попробовать разрешить конфликт с правительственными органами напрямую – только затем ваша жалоба будет принята офисом омбудсмена и рассмотрена в течение четырех недель.


«У Вас проблемы с правительственными органами? Разумеется, сначала Вы пробуете решить их сами, но что если ничего не выходит? Позвоните национальному омбудсмену по бесплатному телефону 0800 33 55555 или зайдите на интернет-сайт http://www.nationaleombudsman.nl/ . Национальный омбудсмен – жалобы на правительство». С 16 октября этого года эта реклама звучит на нескольких радиостанциях Голландии. Цель сообщения – повысить уровень осведомленности об институте национального омбудсмена среди жителей королевства. В Нидерландах работает большое количество местных омбудсменов и один – национальный. Именно к нему граждане имеют право напрямую обращаться с жалобами на правительственные службы. Речь идет о самых разных вопросах – от налоговых и страховых выплат до конфликтов с правоохранительными органами. С последними в Голландии серьезная проблема. Скандально жестокое обращение полицейских с задерживаемыми гражданами и многочисленные злоупотребления полномочиями, особенно среди начинающих полицейских, стали причиной нескольких резких публичных заявлений национального омбудсмена в прошлом месяце, в том числе – в воскресной аналитической программе «Баутенхоф».



Национальный омбудсмен Алекс Бреннинкмайер : Ко мне обратилось с жалобами много людей после матча футбольных клубов Аякс и Фаенорд. Я имею право вмешаться только после того, как полиция закончит собственное расследование, поэтому пока я жду его результатов. Однако мы недавно уже рассматривали пару аналогичных дел. Первое касалось жестокого поведения полицейских после матча команды города Ден Бос с командой города Арнем, а второе – удаления со стадиона клуба Аякс болельщиков, которые во время игры выкрикивали оскорбительные выражения в адрес игроков и арбитра. В первом случае у меня просто волосы встали дыбом, когда я увидел на бумаге показания свидетелей и результаты расследования – полицейские спускали на беззащитных людей собак, наносили сильные удары дубинками... Бессмысленная жестокость – так мы охарактеризовали поведение полицейских агентов в нашем отчете.



Софья Корниенко : Роль национального омбудсмена – обеспечить независимую правовую поддержку гражданам. Голландский национальный омбудсмен является независимым лицом, решения он принимает лично, и никто не имеет права оказывать на него влияние. Какова же степень влияния самого омбудсмена? Эта фигура в системе взаимоограничений голландских властей выполняет сигнальную роль. Одного того, что работа определенного госоргана попала в поле наблюдения национального омбудсмена, как правило, достаточно, чтобы проблема была вынесена на обсуждение в кабинете министров и парламенте страны. То есть еще до окончания расследования конкретных правонарушений, до публикации выводов омбудсмена и его рекомендаций, проблема получает широкую огласку. В случае с жалобами на полицейских, по мнению омбудсмена, должна быть введена более эффективная система удостоверения личности полицейских, например, нумерация их шлемов. Министр Внутренних Дел Йохан Ремкес выступает против.



Национальный омбудсмен Алекс Бреннинкмайер : По-моему, со стороны министра это просто защитная реакция. Ведь гораздо проще говорить о действиях полицейских подразделений, а не конкретных людей. Мне его позиция показалась слабой и плохо аргументированной, потому что с точки зрения закона, правомерно задавать вопрос – кто конкретно совершил нарушение? К тому же использование системы нумерации, например, шлемов полицейских позволит упростить анализ материалов видеонаблюдения. Безусловно, это проблема социальная, но в итоге она должна стать предметом обсуждения политиков. Если мы не разрешим ее с министром, вопрос должен перейти в парламент. Основная задача – улучшение контроля за работой органов полиции. Мы должны найти реальные меры воздействия, например, на подразделения, которые занимаются арестами, а также на всю компанию по борьбе с терроризмом. Все эти люди не должны бесконтрольно демонстрировать свою силу, и граждане должны иметь возможность выяснить их имена.



Софья Корниенко : На днях национальный омбудсмен высказал опасения, что в связи с пожаром в центре для депортируемых нелегальных иммигрантов в амстердамском аэропорту Схипхол 27 октября прошлого года, еще более строгие меры безопасности будут приняты ценой нарушения базовых свобод человека. В недавнем отчете независимой экспертной комиссии о пожаре говорится, что 11 заключенных погибли по халатности работников центра, то есть по вине службы юстиции. После публикации отчета два министра нидерландского правительства ушли в отставку, а национальный омбудсмен более пристально занялся правами нелегальных иммигрантов. В начале октября национальный омбудсмен охарактеризовал действия королевской жандармерии в ходе депортаций нелегальных иммигрантов из страны как «бесчеловечные» и «неслыханные». Раздевать каждого арестанта догола и осматривать в присутствии нескольких жандармов даже в случае очевидного отсутствия прямой угрозы безопасности - это уже слишком, сказал омбудсмен.



Владимир Ведрашко: Софья Корниенко – из Амстердама. В России схожие проблемы. Однако, правозащитник Ольга Пишкова, работающая в области защиты прав детей и правового просвещения, считает, что всей правозащитной системе России не хватает прежде всего взаимного информирования об опыте работы – между тремя звеньями правозащиты – уполномоченными по правам человека, уполномоченными по правам ребенка и общественными организациями.


Я позвонил Ольге Пишковой в Ижевск.


Ольга Вадимовна, Вы работаете в Российской ассоциации уполномоченных по правам ребенка, хорошо знаете специфику контактов, сотрудничества между различными звеньями российской системы защиты прав ребенка. При этом вы еще и эксперт совета детской секции при Уполномоченном по правам человека в России, работаете в экспертном совете по правам ребенка Удмуртии. В чем должно состоять взаимодействие всех этих звеньев?



Ольга Пишкова: В первую очередь хотя бы в информировании всех этих трех ветвей уполномоченных по правам человека общей компетенции, уполномоченных по правам ребенка, общественных организаций, информирования о том, что они делают в этой сфере. Зачастую даже информирования о той деятельности, которую проводит та или иная система или институт защиты прав человека, отсутствует. Уже наладив такое информирование о деятельности друг друга, можно было бы думать, как сложить эти ресурсы. Это было бы очень важно, чтобы такое взаимодействие на информационном уровня для получения общего ресурса в этом плане было.



Владимир Ведрашко: Вот вы говорите о взаимном информировании, о взаимодействии. Ну а кто, по Вашему мнению, должен был бы это взаимное сотрудничество начать?



Ольга Пишкова: У нас есть закон об уполномоченном по правам человека в Российской Федерации, уполномоченный по правам человека существует на основании конституции. И его одна из основных функций – это взаимодействие с обществом. А институты общества – это неправительственные организации. Его еще одна из основных функций - это просвещение в области прав человека. И поэтому, мне кажется, что если говорить, кто первый, кто должен инициировать, конечно, уполномоченный по правам человека в Российской Федерации. Потому что пока он у нас на виду, пока он у нас более обозначен как уполномоченный, из всех других институтов в нашей стране его больше знают. Мы, как общественная организация, всегда инициируем какие-то процессы взаимодействия и с нашим региональным уполномоченным по правам человека, и с уполномоченными по правам ребенка в регионах Российской Федерации. Мне кажется, что больше инициатива пока исходит от нас.



Владимир Ведрашко: Ваша организация -- Центр социальных и образовательных инициатив -- занимается правами ребенка. Почему -- не взрослых?



Ольга Пишкова: Поскольку права человека у нас не очень зафиксированы в нашем сознании в российском, то мы надеемся, что через ребенка, просвещая людей в отношении прав ребенка, самих детей в отношении прав ребенка, мы легче проникнем на эту стезю прав человека. Вот у нас проходил форум в республике «Поколение 21 века. Стратегия защиты и развития». Форум был направлен на привлечение внимания общественности, власти, разных институтов общества к проблеме защиты прав ребенка. И мы приглашали уполномоченного по правам человека тоже. Вот таким образом мы взаимодействуем.



Владимир Ведрашко: Я знаю, что сам Уполномоченный к вам не приехал, прислала работника своего аппарата. Вы считаете достаточным такое взаимодействие?



Ольга Пишкова: Не очень настроен на взаимодействие аппарат уполномоченного по правам человека с общественными организациями пока.



Владимир Ведрашко: А в чем это выражается, Вы можете привести пример?



Ольга Пишкова: Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации проводил конкурс детских работ «Права человека глазами детей». И надо сказать, что меня удивило, что мы – организация, занимающаяся непосредственно правовым просвещением в области прав детей, и знаем организации, знаем школы, знаем другие институты, которые озабочены этой проблемой, и весь этот конкурс проходил исключительно через институты уполномоченных по правам человека в регионах. Нас это никак не коснулось бы, если бы не наша инициатива и обращение к уполномоченному по правам человека в Удмуртской республике: давайте мы опубликуем эти работы в нашей газете, ведь они нигде не публикуются, кто о них знает. Провели конкурс закрытый. Несколько десятков человек узнало о том, что дети у нас что-то пишут про права человека. У нас вообще эта тема почти не освещается на страницах газет. А у нас есть своя газета «Точка опоры – Ижевск», которая целенаправленно занимается продвижением прав ребенка, прав человека. И мы опубликовали как раз детские работы на страницах газеты. Хотя бы то сообщество, с которым мы взаимодействуем по поводу прав человека, узнало об этом, а так никто бы не узнал, наверное.


О теме прав человека, о том, что это ценность, что это важно, практически не звучит из уст уполномоченных. Они занимаются восстановлением прав граждан, нарушенных прав, они ведут прием. Надо сказать, что Владимир Петрович Лукин выступает как публичная фигура, когда нарушаются права целой группы граждан, например, дедовщина в армии или права мигрантов или права детей. В отношении образования в области прав человека, мне кажется, работы системной нет. Когда человек не осознает себя свое человеческое достоинство (мы поэтому работаем с детьми), пока человек не понимает, на чем строится концепция прав человека – это свобода от государства и равенство перед законом всех и вся одинаково, я думаю, что будет посягать на человеческое достоинство другого и будет не замечать, когда закон неодинаков по отношению ко всем. Мне кажется, для нашего государства, где понимание прав человека было перевернуто наоборот, это очень важно. Иначе эти реформы не пойдут, те реформы, которые сейчас инициируются и которые должны сыграть большую роль в нашей жизни. Они не идут, потому что должно быть задействовано все общество, и с этих позиций именно, с точки зрения понимания, что я, как человеческое существо, имею право и значу очень много для этого.



Владимир Ведрашко: Говорила эксперт по правам ребенка и правовому просвещению, педагог Ольга Пишкова.




Материалы по теме

XS
SM
MD
LG