Старшему лейтенанту Советской армии, командиру пулеметной роты Ивану Мартынушкину в конце января 1945 года только-только исполнился 21 год. Вместе с другими советскими солдатами он освобождал Освенцим. Сегодня, вспоминая те дни, Иван Степанович Мартынушкин говорит, что ни он, ни его боевые товарищи не предполагали тогда, что становятся участниками исторического события:
– Начиная от Кракова, мы были, можно сказать, в непрерывных боях днем и ночью. Двигались после Кракова в юго-западном направлении, не зная, что там перед нами дальше. Вдалеке мы знали, что должна быть граница Чехословакии, должны быть силезские земли. Я был командиром пулеметной роты, в чине младшего офицерского состава. Ставилась задача – освободить такое-то место, достичь такого-то рубежа, мы эту задачу выполняли. Таким образом, с боями мы продвигались к Освенциму, хотя мы не знали, что там находится концентрационный лагерь, до того самого момента, когда мы подошли уже к нему.
Мы выбили немцев из одного поселка, прошли его и вышли в такое огромное поле, которое почти целиком по периметру было обнесено мощным ограждением из колючей проволоки с электрическими проводами, вышками. Мы видели там за колючей проволокой строения. В первый момент всякие мысли возникали – может быть, это какая-то военная база немцев, какие-то военные склады. Но по мере того как мы продвигались дальше, мы видели людей.
– Какова была реакция узников? Они понимали, что вы пришли их освобождать?
– Сначала была настороженность и с нашей стороны, и с их стороны, но потом они, видимо, первыми догадались, кто мы такие, и начали подавать нам приветственные знаки, что они узнали нас, чтобы мы их не боялись, что за колючей проволокой не охрана лагеря, не немецкие войска, а заключенные. У нас не было задачи входить в сам лагерь и проводить там какие-то работы, операцию какую-то. Наша задача была – вокруг этого лагеря зачистить местность, проверить, посмотреть. Потому что недалеко в это время, когда мы подошли, шел еще бой. Могли прорваться немцы, могли быть какие-то блуждающие группы и так далее. Поэтому нам была дана команда – быть начеку, быть готовым ко всяким неожиданностям и вот выполнять такую работу. После того, как мы выполнили операцию, мы должны были двигаться дальше. И уже по своей воле, так сказать, без всяких команд мы решили заглянуть в лагерь. Это была такая короткая встреча.
– Что вы увидели в лагере, в каком состоянии были узники Освенцима?
– Мы увидели изможденных людей, очень худых, усталых, почерневших, одетых по-разному – кто-то в робе был, кто-то на робу надел пальто или одеяла какие-то. Погода была промозглая, сырая. В их глазах была радость. Они понимали, что пришло освобождение, что они теперь освобождены. Радость, которая у них была, она передавалась и нам. Мы чувствовали, что сделали доброе дело, выполнили какое-то очень важное задание.
– А вам удалось поговорить со спасенными людьми? Откуда они были, из каких стран?
– Лагерь состоял из трех или четырех частей. Самая большая – Аушвиц-Биркенау, дальше – Освенцим, в самом городке Освенцим, и еще там лагеря были. Там огромное количество филиалов, в радиусе почти 30 километров. Лагеря строились вблизи строек, чтобы не гонять людей и не тратить время на хождение от лагеря к строительству. Нам не удалось с ними объясниться, потому что мы не знали их языка, он ни на что не был похож из того, что мы могли знать. Немецкий, английский, польский мы уже немного знали. Сейчас я думаю, что, видимо, это были венгерские евреи. Но у нас там было всего 20-30 минут, мы должны были продвигаться дальше, выполнять свою задачу. Узниками уже занимались люди, которые специально были присланы туда. У нас не было такой задачи и не было такого желания.
– Сейчас идет подготовка к памятным мероприятиям по случаю 70-летия освобождения Освенцима. Известно, что российские руководители не будут присутствовать на этом мероприятии. Приглашены ли вы?
– Я собираюсь в Чехию. Европейская еврейская организация занимается моим оформлением. Сейчас действительно создалась какая-то абсурдная ситуация в отношении этого юбилея. Я хорошо помню 60-летний юбилей, тогда было действительно похоже на юбилей. Собралось много руководителей государств, руководителей правительств, крупных общественных деятелей. 65-я годовщина – уже совсем по-другому проходила. Этот юбилей я очень ждал, не знал, доживу ли, надеялся, что он будет торжественным. И сейчас оказалось, что вокруг этого юбилея какая-то совершенно абсурдная ситуация.
После недавней трагедии в Париже страны Европы показали такое единство. И я думал, что и дата, связанная с освобождением Освенцима, это историческое событие могло бы как раз служить тоже такому единению людей. Несмотря на всякие там распри, разные подходы к разным политическим явлениям, которые у нас происходят, могли бы проявить такое единство и этим самым отдать должное памяти тех событий и тех людей, которые погибли. Но, к сожалению, этого не случилось.
