Режиссер с Дальнего Востока Антон Лубченко полагает, что немецкая постановка "Доктора Живаго" искажает образ русского человека. Об этой истории – корреспондент РС в Берлине Юрий Векслер и обозреватель РС Иван Толстой. А также: кому из трех режиссеров достанется "Золотой орел"? В одной номинации сошлись братья Михалковы и Андрей Звягинцев. Гость студии – кинокритик Юрий Богомолов.
Ведущая Елена Рыковцева.
Полная видеоверсия эфира
Елена Рыковцева: Событие нас ждет сегодня вечером большое, эпохальное – премия "Золотой орел" будет вручаться в Москве. Я представляю вам гостя нашей программы – Юрий Богомолов, кинокритик. Во второй части передачи мы обсудим шансы на победу главных на нее претендентов. А пока говорим о другой истории, тоже из мира культуры: случился конфликт между композитором, автором оперы "Доктор Живаго" Антоном Лубченко, и театром Регенсбурга, в котором эта опера ставится сейчас. Он вдруг высказал ряд претензий к этому театру, очень жесткий список выдвинул. С нами на связи Иван Толстой из Праги. Иван – специалист номер один по роману "Доктор Живаго" в России. С нами Юрий Векслер, корреспондент Радио Свобода в Берлине, который занимается этой историей, этим конфликтом, знает, как он развивается. Сначала я вам предлагаю послушать сюжет из программы "Россия-24", потому что режиссер не просто конфликтует с театром, он жалуется российским федеральным каналам, что вытворяют с его постановкой.
(Видеосюжет смотрите в видеоверсии программы)
Елена Рыковцева: Итак, две основные претензии, что топчут портрет Пастернака и что много водки, категорически никак не может водка присутствовать в сцене любовного свидания. Только чай. Юрий Векслер, как в театре отреагировали на это? Насколько мы узнали из этого сюжета, там пошли навстречу композитору, потому что тот пообещал в случае невыполнения его требований отозвать всю труппу, снять со спектакля.
Юрий Векслер: Во-первых, хочу сказать, что эта опера была заказана Антону Лубченко театром Регенсбурга, оплачена работа. Это была идея этого театра поставить русскую оперу, и уж вовсе не из нелюбви к России, а как раз наоборот, как рассказывал мне руководитель этого театра. Поэтому, конечно, когда Лубченко приехал на генеральные репетиции и высказал свои претензии, театр сделал все возможное, чтобы конфликт снять. Поэтому по тем двум пунктам, о которых он говорил, конечно, это было сделано, бутылка водки в любовной сцене была убрана и портрет Пастернака не топтали, хотя, не зная спектакля, трудно сказать, для чего это было придумано, но неплохо бы вспомнить, как топтали самого Пастернака после публикации романа и присуждения ему Нобелевской премии. В итоге все сходятся на том, что премьера будет в субботу успешной, музыка всем нравится, она в классических традициях. И поэтому я надеюсь, что конфликт будет вроде бы разрешен. Но Лубченко, видите, говорит в интервью каналу Россия, что они не оставляют идею подать в суд на режиссера. Непонятно, в какой суд, какой суд примет иск и что это будет за иск. А еще он говорит, конечно, для меня тяжело весящие вещи, он говорит о спектакле, об интерпретации режиссером как об оскорблении русской культуры. Это, честно говоря, не видя спектакля, понять трудно, как вообще трудно себе обозначить, что такое оскорбление русской культуры.
Елена Рыковцева: Если конфликт исчерпан, зачем выходить режиссеру сегодня с этим перечнем на федеральные каналы, объяснять, что Россию оплевали, что водка?
Юрий Векслер: Я считаю, что он совершает ошибку как минимум по неопытности. Человек он молодой, он един в трех лицах – он автор либретто, он автор музыки, он дирижер и он руководитель своего Приморского владивостокского оперного театра, где, кстати, премьера этой же оперы намечена на конец февраля. Поэтому он человек, встроенный в организованную ныне российскую культуру. Театр считает, что он таким образом зарабатывает очки перед российскими властями – это позиция театра. Они сожалеют о том, что он это делает. Так ли это на самом деле, я не берусь судить. Я считаю, что, конечно, это все утрировано – говорить об оскорблении русской культуры в таких вещах. Приведу простые примеры. Когда "Евгения Онегина" ставил Дмитрий Черняков в Большом театре, там были вещи по отношению к опере Чайковского и к Пушкину похлеще, там был большой скандал. Галина Вишневская сказала, что она не переступит порог театра, намеченный юбилей свой в театре отменила. И тем не менее, это вообще явление современного оперного театра, где режиссеры самоутверждаются, иногда не очень оправданно. Многие считают, что есть в касте режиссеров оперного мирового театра люди, которые не изжили до сих пор период своего полового созревания. То есть там есть очень много казусов и глупостей. Но как правило, дирижеры и авторы на конфликт с режиссером не идут. Считается, что дирижер должен делать свою музыкальную работу, а интерпретация, кстати, наш великий российский оперный режиссер Покровский учил, что оперная режиссура – это перпендикуляр по отношению к партитуре. Так вот перпендикуляры делаются разные, иногда раздражающие, иногда провокационные, но уж точно маловероятно в этой работе, решение о которой было принято два года назад, задолго до политизации резкой отношений между Востоком и Западом, что в план румынского известнейшего и с хорошей репутацией режиссера входило оскорбление России и российской культуры, не думаю, что это так.
Елена Рыковцева: Я как только увидела этот сюжет, вспомнила историю вокруг "Левиафана" – водка. Это же оскорбление русского народа. Много водки – оскорбление русского народа. У меня возникло ощущение, что этот композитор просто превентивно, испугавшись, что ему поставят это в укор, в упрек, что он участвовал в немецкой постановке, в которой русские пьют водку, все это затеял, эти шоу, эти иски, возмущения на канале "Россия-24". А что бы вы сказали по характеру его претензий к романтической сцене, в которой никак не могла Лара, насколько я понимаю, приложиться, и вообще не могла стоять бутылка при таком свидании?
Иван Толстой: То есть вы хотите сказать, что должна была стоять свеча, а не бутылка?
Елена Рыковцева: Это хочет сказать композитор с Дальнего Востока. Вообще-то он требует чайник.
Иван Толстой: Да, чайник вина. Прежде всего, скажите, пожалуйста, когда это вдруг режиссер, композитор, дирижер, постановщик, художник пренебрегал и отвергал возможность скандала? Или скандала в кавычках. Это прекрасная пиар-акция, имеющая глубокие исторические и культурные традиции. Это способ привлечения внимания к твоему творению. Это совершенно нормально, хоть и называется не интеллигентно, но где там интеллигентность, когда нужно продвигать в условиях конкуренции, в условиях, когда зритель идет в театр все меньше и меньше, когда театр несет большие убытки и так далее. Это совершенно нормально поставить или даже предпоставить нечто скандальное. Вот топчут портрет Пастернака, вот какая-то водка, вот якобы антироссийское что-то, пусть и в культурном или мировоззренческом смысле – это скандал, это привлекает внимание. Мне кажется, это входит в некие правила игры такие, какими они выработаны за последние несколько столетий. Это первое. Второе: действительно Юрий Векслер совершенно прав – что это значит оскорбление России, оскорбление российской культуры? Прежде всего, мы не видели этого спектакля, поэтому, будучи людьми ответственными, я в данном случае про себя говорю, я не могу делать какие-то заключения.
Елена Рыковцева: Мы его вряд ли увидим, кто поедет в Регенсбург? Но я еще раз подчеркиваю, что российское телевидение уже показало, что будет такой спектакль, в котором русский народ оплеван и в котором пьют водку. Это вся информация, которую мы получили и получим по этой истории.
Иван Толстой: Совершенно верно. Вообще, честно говоря, одни культуры ведут себя по отношению к другим, пользуясь определенными стереотипами. Немец аккуратный, немец во время войны жестокий был, немец устраивал общенациональную истерику при появлении Гитлера и так далее. В Германии отличные дороги, бешеная скорость и все на "Мерседесах". У нас тоже у всех есть масса стереотипов по отношению к немцам. У немца есть стереотипы по отношению к нам, к русским. Я себя абсолютно причисляю к тем русским людям, к которым применяются определенные стереотипы: русский всегда пьян, всегда врет, всегда устраивает революцию, одет плохо и совершенно не воспитан, не умеет держать вилку и нож. Есть эти стереотипы, ну что ты с этим сделаешь. Что русские люди сделали, чтобы разрушить стереотип о своей водочности, о своем пристрастии к лени и выпивке? Да ничего не сделали. Можно сколько угодно нанимать пиар-агентств, которые улучшали бы и поднимали имидж России, но человек приезжает в Россию или видит приезжего русского, он ведет себя в соответствии с теми стереотипами, которые в голове у иностранца есть. Так что бороться тут, собственно говоря, не с чем, потому что так будет до тех пор, пока русский не перестанет пить. Я не желаю русскому человеку перестать пить, он от этого перестанет быть русским.
Елена Рыковцева: Извините, что я о личном, но перед нами сидит отец Константина Богомолова, спектакли которого по "Братьям Карамазовым", "Идеальному мужу" очень отходят от оригинала. Поэтому мне смешно спрашивать, возможна ли или невозможна была водка на этом свидании. Потому что если ее даже не было в романе, ее можно спокойно поставить на стол.
Иван Толстой: Если водки нет, ее нужно было бы выдумать, вы хотите сказать. Отчасти я с этим согласен. И наконец, мне кажется, что самое главное, мы всегда забываем великие пушкинские слова, а они мудры, как все, что вышло из-под пера этого человека: "Я, конечно, презираю Отечество мое с головы до ног, – писал Пушкин Вяземскому в 1826 году, – но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство". Мы прекрасно все знаем прекрасно про Россию, и мы любим ее так, как никто не любит, и мы ее презираем и знаем ее недостатки так, как не понимает и не презирает никто, но это мы, мы вправе это делать. За себя мы спокойны, потому что у нас внутри все сбалансировано. Это норма, кажется нам. Но когда иностранец, не знающий этого баланса, не ведающий эти весов, как нам кажется, и наверняка так оно почти и есть, начинает подчеркивать и акцентировать, нам обидно и нам оскорбительно. Русские пьют на сцене водку. А что, духовности у нас нет? Начинается вечный спор, вечное брюзжание наше и выхода из этого нет. Вспомните только одно: традиционно, фольклорно, анекдотически, с какого вопроса начинается русская беседа и русский спор за столом: ты меня уважаешь? А почему такой вопрос? Потому что он самый главный, потому что русский хочет, чтобы сперва ты, как трамвайный билет пробил, входя в трамвай, ты сказал бы, что ты меня уважаешь. Это мантра такая, я эту мантру приму, а теперь давай ругать и мое отечество, и порядки и так далее, но сперва ты меня должен уважить. А если ты меня не вызвал на сцену, но от моего имени, от имени русской культуры наливаешь стакан водки, да еще и со своей возлюбленной в сцене, тогда мое русское сердце возмущается и оскорбляется. Я считаю, что все это, к сожалению, проблема в пользу бедных, это буря в стакане воды. Я думаю, что за этим стоит, мне кажется, что я угадываю, что за этим стоит скорее всего попытка привлечь к этому внимание и маленькая легенькая спекуляция тех, кто в этом участвует. С точки зрения театра это нормально.
Елена Рыковцева: Я вас в лоб спрошу: вот этот его упрек, эта его претензия, что не могло такого быть между ними на романтическом свидании? На этот вопрос как бы вы ответили, как знаток романа и Пастернака?
Иван Толстой: Давайте спросим любого человека, который был на романтическом свидании, там чай пьют или что-то другое? По-моему, что-то другое.
Юрий Богомолов: Конечно, мы спектакля не видели. Но для меня очень важно, что немецкий режиссер обратился именно к этому роману, который сам за себя говорит о степени духовности русской культуры, о ее значении. Поскольку этот роман вышел за пределы нашей страны, был известный фильм, был известный вальс. Я не знаю, как спектакль построен, на чем он построен. Ведь "Доктор Живаго" в известном смысле альтернатива "Тихому Дону". Там хождение по мукам Григория Мелехова и здесь хождение по мукам русского интеллигента, по мукам гражданской войны. Не говоря уже о том романе, который мы все проходили в школе. Это выступление нашего композитора и дирижера оперы, я согласен с вами, попытка отмазаться от возможных упреков. Особенно сегодняшняя ситуация, сегодняшний контекст, когда каждый политик, едва видит возможность проявить свой патриотизм, хватается за любую красную тряпку или то, что ему кажется красной тряпкой, готов ею размахивать, бить себя в грудь, ненавидеть западные вещи, в эти минуты он действительно, памятуя о том скандале, который возник в самарском театре в связи с "Левиафаном", с главным режиссером самарского театра. Этот испуг, я думаю, что это от испуга своей карьеры, своей судьбы, не дай бог, его кто-то в чем-то заподозрит. Более того, я представляю, как за эту ситуацию ухватится, скажем, газета "Культура" или Дмитрий Киселев.
Елена Рыковцева: Уже ухватился канал для начала "Россия-24".
Юрий Богомолов: Как это все соединят с "Левиафаном", с другими спектаклями и так далее, расскажут, какая пятая колонна, Запад, который помогает и так далее. Это самое печальное, что я бы отметил. В данном случае говорилось о реакции немецких, что они понимают в этой ситуации, жаль только, что этого не понимает сам композитор.
Юрий Векслер: Знаете, чем я поражен, конечно, это стечение обстоятельств – российский композитор и он же дирижер, но я вообще впервые сталкиваюсь с тем, что из России мы слышим указания или интерпретации, как должен западный театр показывать Россию. На самом деле впервые я такое слышу. Это все-таки режиссер западный, работает для своей публики, разговаривает со своим зрителем. Но теперь получается так, что есть вмешательство, теперь хотят сказать: нет, так нельзя показывать Россию.
Елена Рыковцева: И они поддались этому давлению.
Юрий Векслер: Там был шантаж, потому что они очень не хотели сверхскандала, чтобы Лубченко уехал.
Елена Рыковцева: И увез артистов. Я хотела бы собрать с вас прогнозы того, кто сегодня победит. Самая престижная номинация – это фильмы. Фильмов там пять, три главных конкурента – "Левиафан", "Солнечный удар" и "Дни и ночи почтальона Тряпицина". Вторая по значимости номинация – лучшая режиссура, встречаются в ней Андрон, Никита и Андрей. Ваши прогнозы, кто победит в номинации фильм и кто победит в номинации режиссер?
Юрий Векслер: Я рискую сделать прогноз исключительно, как немцы говорят, из живота, потому что я не видел все три фильма, но обстановку знаю. Я думаю, что очень сильно удивлюсь, если "Левиафан" на этом мероприятии будет как-то серьезно награжден, я не вижу у него шансов. Я считаю, может быть, я не прав, что если ему, не дай бог, дадут "Оскар", то дело дойдет до того, кто его на эту премию от России выдвинул, какие-то люди поинтересуются обязательно, кто голосовал за этот фильм. Вы знаете, как говорил замечательный австрийский режиссер Ханеке по поводу шансов его на "Оскар", он сказал: "Знаете, я реалист. Реалист – это человек, который иногда бывает приятно удивлен". Я буду очень приятно удивлен, если все-таки "Левиафан" что-нибудь получит. А так, я думаю, наиболее вероятно, что больше всех наград соберет Андрей Сергеевич Михалков-Кончаловский.
Елена Рыковцева: Иван Толстой, пожалуйста, ваш прогноз.
Иван Толстой: Если я правильно вас понял, это не мое мнение, не мое суждение, не мое отношение, а именно мой прогноз. Мне кажется, что звезды сошлись так, что Андрей Звягинцев вызывает раздражение тем, что претендует на "Оскара", и уже поэтому ему дома премии не дадут. Мне кажется, что расклад такой, что, скорее всего, должен получить все-таки Андрей Кончаловский, потому что для Никиты Михалкова, что называется, "ту мач". А вот Андрей Кончаловский в данной ситуации, мне кажется, вызывает меньшее раздражение и неприятие у публики и как режиссер, и, наверное, как фильм. Мне так кажется. Мое мнение самое малокомпетентное, прошу это учесть, и потом, это не мое отношение.
Елена Рыковцева: Мы не оцениваем сейчас фильм, мы оцениваем именно ситуацию вокруг этих трех фильмов и что может быть из этой ситуации.
Юрий Богомолов: Я перед выходом в эфир наведался на сайт "Московского комсомольца", где был опрос, выборка тысячи читателей, зрителей, там главную награду получает Звягинцев – 54%, 15% Никита Михалков со своим "Солнечным ударом", 12% получает Андрон Кончаловский, дальше, если о фильмах говорить, а не о режиссерах, то дальше где-то около 10% Говорухин и около 5% Меликян за свою картину "Звезда". Вот такой читательский, зрительский прогноз на этот счет. Если говорить о моих ощущениях, что и как там получится, то здесь надо принять во внимание несколько факторов. Один из факторов – то, что Звягинцев уже с ног до головы увешен наградами Запада. Это здесь и плюс, и минус, кого-то это будет раздражать. Ведь "Солнечный удар" в прокате и во мнении квалифицированной кинокритики провалился. Дело в том, что академия "Золотой орел" – это поле, на котором играет Никита Сергеевич Михалков. Он хозяин. Все знают, кто сталкивается со спортом, как трудно играть на чужом поле гостям. С другой стороны, как-то будет очень неприлично выглядеть, если Звягинцев проиграет. Все эти факторы работают. Кроме того, мы забыли о самом факторе – мы забыли о художественных достоинствах всех этих картин. Конечно, я как критик со стажем думаю, что действительно в России, по крайней мере, в этом году ничего сильнее и глубже не было создано, а именно этот фильм "Левиафан", где пьют очень много водки. Кого-то это раздражает, но на самом деле это мало что значит или значит, но по-другому.
Елена Рыковцева: Интересный момент: они пьют водку, но они не алкоголики при этом. Не спившиеся, деградировавшие и т.п. То есть это фильм о том, сколько может выдержать русский организм.
Юрий Богомолов: Буквально вчера по какому-то каналу шел документальный фильм Никиты Михалкова "Легкое дыхание", где он рассказывал о Бунине. Там была сцена, как около храма какого-то выходит священник, разговаривает с Никитой Сергеевичем, идет откуда-то со стороны поля мужичок явно пьяненький. Никита Сергеевич его привлекает, много смеется, что-то они говорят, потом тихонько залезает ему за пазуху и достает бутылку недопитой водки и отдает священнику, священник ее выливает. Этот мужичок очень доволен, обещает больше не пить и так далее. Это что? Это предмет для национальной гордости? "Левиафан" – это фильм такой глубокий, что в него надо очень долго вникать, нырять. Почему такие бывают разные реакции? Потому что люди часто довольствуются мелководьем. На мелкой воде они видят какую-то рябь и начинают по этому поводу философствовать, изображать, что они плавают, а на самом деле гребут руками по дну. Если удалиться вдаль, а затем вглубь, то легко можно заметить, насколько противоположны "Левиафан" и "Солнечный удар". Там есть прямая нечаянная полемика того и другого, если у Никиты Михалкова один из главных тезисов всей его риторики о том, что вся власть от Бога, то у Звягинцева скорее наоборот – Бог от власти, Бог прислуживает власти, Бог на посылках и на поручениях у власти. Эти вещи бывает трудно с первого взгляда на фильм понять. Многие по поводу этого фильма говорят: он меня эмоционально не захватил. Да, есть такие фильмы, когда эмоция все предопределяет, и отношение к фильму, и радость по этому поводу. Есть же и такие фильмы, где надо включать голову и в гораздо большей степени, чем свою эмоцию. Тогда я считаю, что есть фильмы, которые адресованы всем и сразу, а есть фильмы, которые адресованы до востребования. Что значит до востребования? Это значит человек должен желать получить это послание, для этого надо встать, выйти из своей квартиры, дойти до почты, расписаться, получить и прочитать. Есть такие фильмы, их в разное время по-разному называли – трудные, артхаусные и так далее. "Левиафан", есть такие бытовые коллизии частые, когда говоришь в сердцах: зла не хватает. Или: убить тебя мало? Что значит больше убить? Пытать. А что значит зла не хватает? Звать дьявола на помощь себе. Скажем, в "Мастере и Маргарите" Мастер позвал практически дьявола – это был Воланд. А здесь позвали дьявола – животное Левиафан. Левиафан влез внутрь человек и живет там. В этом самый главный нерв всего этого фильма. Это фильм сразу обо всем, о том, как устроено государство, как устроено общество, как государство и церковь сошлись, как они очень тесно, рука об руку идут. Это не называется симфония общества – это как-то по-другому называется.
Елена Рыковцева: Давайте ради справедливости вспомним, что тот же Звягинцев "Золотого орла" получал у Михалкова уже. Может поэтому не дадут, что хватит "Золотого орла" получать?
Юрий Богомолов: Никита Сергеевич их получал больше. За "12", если вы помните, он получил 12.
Елена Рыковцева: Итак, ваш четкий прогноз по эти двум номинациям?
Юрий Богомолов: Я думаю, все-таки не решатся остаться Звягинцева втуне. Но тут есть такая комбинация: либо Звягинцеву дадут за лучший фильм, либо за лучшую режиссуру и тогда в любом случае другая награда уйдет к Никиту Сергеевичу. Что касается третьего участника Андрона Сергеевича Кончаловского, то он тоже может получить какую-то серьезную награду, скажем, за сценарий.
Елена Рыковцева: Мне совсем не понравился этот фильм, поэтому я промолчу.
Юрий Богомолов: Надо наградить фильм члена Государственной думы.
Елена Рыковцева: Станислава Говорухина. Извините, пожалуйста, лидер общенародного российского фронта в поддержку Владимира Путина.
Юрий Богомолов: Доверенное лицо, начальник штаба.
Елена Рыковцева: Давайте я вам анекдот прочитаю. На самом деле это официальная новость с сайта "Эхо Москвы": "Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков будет болеть за фильм "Левиафан". При этом Песков признал, что "Левиафан" не смотрел".
Юрий Богомолов: Видимо, он будет болеть за то обстоятельство, что "Левиафан" имеет такую репутацию среди профессионалов. Все-таки получить "Золотой глобус" – это премия критиков, а это очень квалифицированное жюри. Всегда получившие эти премии претендуют на очень престижные номинации в "Оскаре". Критики, как правило, точнее определяют значимость художественную кино. Потому что в отличие от других академиков, режиссеров и так далее, которые смотрят в основном то, что они сами снимают или своих ближайших друзей, критики широкий спектр кинопроцесса осознают, созерцают и могут оценивать. Поэтому их премия, конечно, не так широко известна для массового зрителя, но она очень важна для самого режиссера.
Елена Рыковцева: Верите ли вы в чистоту и корректность голосования на "Золотом орле"? 150 академиков отдадут свои голоса.
Юрий Богомолов: Академиков там больше, академиков очень много, но все голосуют, не все отсматривают, хотя у них хорошо поставлены и просмотры, и учет. Американским академикам я верю. Там могут быть разные победители, многое зависит от каких-то непонятных вещей. Мне до сих пор непонятно, как получила "Москва слезам не верит" "Оскара" в свое время.
Елена Рыковцева: Хоть за что-то человеческое они один раз дали. Один раз расслабились, и не социальную, не политическую, не чернуху, не бог знает что, сказку про Золушку один раз наградили, слава богу.
Юрий Богомолов: Что касается наших голосований, то здесь я довольно скептически смотрю. Я подозреваю, поскольку много позади премий, я подозреваю, что там не столько решает голосование, сколько распределение наград. Бывают такие ситуации, надо дать каждой сестре по серьге, поэтому начинаются комбинационные решения: этому мы дадим такую премию, а этому мы может быть дадим три второстепенных награды, а его конкуренту дадим одну, но престижную, важную. Такого рода комбинации так или иначе проходят. Как будет сегодня, что получится в конце концов, я боюсь определить, потому что дать награду "Левиафану" – это значит увеличить его вес, значимость, в том числе и в прокате будущем, который начнется 5 февраля. Не дать – это тоже ведь скандал, связанный, во-первых, с репутацией самого Никиты Сергеевича Михалкова, его же репутация прежде всего пострадает, если не дадут "Левиафану" главную премию. Я должен сказать, что мы сегодня присутствуем в финале за звание чемпиона по кинематографу в Российской Федерации. До сих пор этот титул принадлежал Никите Сергеевичу Михалкову. Он считался первым кинематографистом. Известная история, когда на каком-то рауте, еще был жив Герман Алексей Юрьевич, Михалков с бокалом подошел к Герману и сказал: "Ну давай мириться. Что ссоримся? Остались только мы вдвоем". Не стало Германа, и остался вроде бы только Никита Сергеевич Михалков. А тут является Звягинцев, и так триумфально, так победно он проходит на фоне того, что фильм "Солнечный удар", да и предыдущие фильмы все терпели по большому счету поражение. Дошло до того, что он решил больше не претендовать на международные награды. Теперь он выходит на ринг нашего соревнования национального. Неужели он проиграет? Как это все закончится? В конце концов могут быть ничейные коллизии. Но впереди еще предстоит один финал – это "Ника".
Елена Рыковцева: Это очень интересная, очень любопытная интрига, мы обсуждали ее в предыдущей программе. Что, на ваш взгляд, произошло в итоге? Мы помним, что "Левиафан" получает "Золотой глобус" и об этом сквозь зубы одной строкой говорится в новостях центральных каналов. Все тогда удивились, никто ничего не понял. Все ждали, что это будет первой новостью, пойдет бегущей строкой. Нет, сквозь зубы промямлили, чтобы никто ничего не услышал. Подумали, что это что-то случайное, что-то непонятное. Проходит несколько дней, фильм попадает в номинацию "Оскара". И вдруг даже сквозь зубы мы не слышим никаких сообщений на Первом и Вором канале об этом, вообще бойкот, вообще тишина. Это четверг. Проходит пятница, суббота и вдруг в воскресенье вечером на Первом канале программа "Время" Ирада Зейналова берет интервью у Андрея Звягинцева, он реабилитирован. Проходит еще несколько дней, в четверг я включаю Первый канал, а там вовсю широко идет реклама: смотрите на экранах страны с 5 февраля "Левиафан". Что случилось, расскажите? И вот еще Песков, который хочет за него проголосовать, мечтает о его победе на "Золотом орле".
Юрий Богомолов: Случилось то, что обычно случается в нашей политике, когда разные группы политического истеблишмента занимают разные позиции, предлагают разные стратегии поведения и тактически решают ситуацию. Сначала действительно были в полном недоумении, особенно параллельно с тем, что была радость по поводу "Золотого глобуса", но были отклики и зубодробительные по поводу содержания.
Елена Рыковцева: То, что кампания развернулась травли, – это стопроцентно.
Юрий Богомолов: Как в этом накате патриотического состояния общества, взнервленного этим патриотизмом, как в этой ситуации реагировать на то обстоятельство, что вроде бы мы получаем русофобский фильм, хотя он, естественно, никакой не русофобский, тут дальше идут такие: давайте, если нельзя остановить этот вал признаний, давайте мы на его гребень поднимемся и прокатимся на этом. Если говорить об интервью, которое дал Звягинцев Зейналовой, там очень важный мотив звучал, что это не о России, что это вообще обо всем мире. Тут вспомнили, что зернышко проросло истории.
Елена Рыковцева: Вы же понимаете, что любой фильм не о России, вообще любое большое произведение носит всемирный характер.
Юрий Богомолов: Именно глубина этого фильма, о ее глубине свидетельствует то, что это было всеобщее международное признание. В этом, мне кажется, разгадка.
