Юрий Жигалкин: Даже выборы в Конгресс не смогли затмить небывалое событие в мире искусства. На нью-йоркском аукционе «Кристи» состоялась рекордная продажа полотен импрессионистов и модернистов. Лишь за один день покупатели выложили за картины почти полмиллиарда долларов. Многие счастливые обладатели картин пожелали остаться неизвестным, но, по слухам, среди них были российские и китайские покупатели. Чем все-таки объясняется этот феномен неутихающего интереса к произведениям искусства?
Слово – Яну Рунову.
Ян Рунов: Профессор истории изобразительного искусства в Городском университете Нью-Йорка Джэк Флам, специалист по европейской живописи XIX и XX веков говорит, что суммы, предложенные покупателями, превысили оценочную стоимость самого Дома «Кристи». Он объясняет это не только высоким качеством самих произведений, но и особым интересом к творчеству художников германоязычной Европы, в первую очередь Климта и Шиле. К этому примешивается судьба самих картин. Дело в том, что, например, картины Климта, творившего в Вене, покупали, в основном, богатые венские евреи. Нацисты конфисковали имущество этих людей. Теперь наследники законных владельцев ведут борьбу за возвращение картин. Так что картины приобрели ещё и историческую ценность, и скандальную. Другая причина, по мнению профессора Флама, в том, что появилось много новых людей с очень большими деньгами, которые ищут, во что их вложить. Правда, покупая напрямую с аукционов, они выводят из игры музеи. Потом картины всё равно оказываются в музейных коллекциях, но уже в качестве дара от мецената. Так что, в конце концов, музеи всё равно выигрывают.
Какова доля российских денег в рекорде аукциона?
Джэк Флам: Я думаю, что в общемировой экономике появились люди с огромными деньгами на руках. И происхождение этих денег порой сомнительно. Я говорю о России и некоторых других странах. Это потенциально может повлиять на рынок произведений искусства. Я не знаю о доле российских денег в недавнем аукционе «Кристи», хотя интерес некоторых россиян к аукционам, на которых выставляются работы крупнейших и наиболее дорогих европейских мастеров XIX и XX века становится всё заметнее. Известная история с яйцами Фаберже выходит из этого контекста, поскольку они представляют для России специфический интерес, здесь российское участие предполагалось. Сейчас в предметы искусства идут деньги из так называемого «серого» рынка. К сожалению, это довольно популярный способ отмывания денег.
Ян Рунов: Так считает Джэк Флам, историк изобразительного искусства, профессор Городского университета Нью-Йорка.
Юрий Жигалкин: Проанализировать феномен все большей тяги состоятельных людей к искусству я попросил моего коллегу культуролога Александра Гениса.
Александр Генис: За ходом торговли на аукционе «Кристи» следили, как за Олимпийскими играми. Тут ведь тоже устанавливались рекорды на модных сейчас среди коллекционеров художников. 40 миллионов за таитянскую картину Гогена, 22 – за работу Эгона Шиле из нью-йоркского музея австро-немецкого искусства, 38 миллионов – за уличную сцену экспрессиониста Киршнера, купленную тем же музеем. Ну и, конечно, за бешеные деньги ушли картины звезды нынешнего сезона – Густава Климта, картины которого недавно вернулись к законным владельцам из Австрии. Журналисты резонно назвали аукцион сенсационным: тут было продано картин на 491 миллион, это же почти полмиллиарда долларов! И это при том, что самую известную картину – полотно Пикассо голубого периода даже не выставили на продажу.
Юрий Жигалкин: Александр, как вы считаете, можно ли сказать, что все эти финансовые рекорды имеют отношение к искусству?
Александр Генис: В целом – да. Деньги не сделают картину лучше, чем она была. В отличие от постмодернистских критиков я верю в имманентную ценность шедевра. Но верю я и в художественный рынок. Чем он активнее, тем оживленнее мировой круговорот искусства. Ну, скажем, великая русская живопись XIX века почти весь ХХ век была неизвестна на Западе, потому что работы отечественных художников не участвовали в аукционах. У них не было цены, а значит, и рекламы. То, что не продается, то и не выставляется. И, наоборот, конечно: то, что выставляется, то и продается. Выставка «Россия!» в Гуггенхайме – превосходный пример.
Юрий Жигалкин: Сейчас ситуация действительно изменилась. На западных пукционах появилось много новых денег – китайских и русских .
Александр Генис: Верно. Одна моя знакомая даже перешла из музея с лучшей коллекцией русского авангарда в директоры русского же отдела аукциона. Там нужны эксперты для российских клиентов.
Юрий Жигалкин: При виде таких сумм, выкладываемых за картины богачами из стран третьего мира, трудно избежать ощущения сюрреалистичности ситуции: они взгоняют цены на искусство до невиданного уровня, в то время как эти деньги могли бы быть использованы, грубо говоря, с большей пользой у них дома?
Александр Генис: Вечный вопрос. Еще Христу приходилось на него отвечать - его корили за то, что он не помешал потратить на благовония деньги, которые можно было раздать нищим. Но есть свои ответы и у истории. Гениальные русские коллекционеры Щукин и Морозов обогатили Россию, привезя в нее картины Матиса и Пикассо. (Как раз сейчас в Метрополитен проходит выставка французов, где чуть ли не все лучшие картины – из их собраний). От того, что эти купцы увлекались искусством, не они, а вся Россия стала богаче. Можно, наверное, даже подсчитать – насколько богаче. И если сегодняшние миллионеры вкладывают деньги в живопись (а не в золотые унитазы), то соотечественники коллекционера должны радоваться, потому что рано или поздно все картины попадают в музеи, где они уж точно принадлежат всем.
