Ссылки для упрощенного доступа

Ваши письма. 4 июля, 2015


«Вот сижу себе и представляю, - пишет Наталья Павлова. - Приходит ко мне чувак, говорит, мол, у тебя какая зарплата? Шестьсот баксов? Будет две тысячи. Только пойди сожги на Приколе украинский паспорт, повесь на своем доме аквафреш и проголосуй на референдуме, чтоб у тебя в Киеве бьіл Путин, Жириновский, российская культура, российская зарплата, российская свобода слова и всего остального. Вот думаю теперь, что должно произойти, чтоб я согласилась. Деменция, наверное». Кому что… Думаю, Наталья не написала бы этих слов, если бы рядом с нею в Киеве не было людей, отнюдь не страдающих нажитым слабоумием и в то же время желающих видеть в этом городе и Путина, и Жириновского, и всех прочих, и все прочее.

Автор следующего письма вспоминает недавний митинг в Турции, который власти этой страны назвали «самым многочисленным из собраний в современной истории Турции». В Стамбуле сотни тысяч людей отмечали – слушайте внимательно! – пятьсот шестьдесят вторую годовщину взятия Константинополя. Во время митинга со сцены читали отрывки из Корана. «Задумался я вот о чем, - пишет господин Галактионов. - Не зря отмечается, что в мусульманских странах не наше отношение к истории. Вот как-то трудно себе представить, чтобы испанцы массово праздновали годовщину Реконкисты или русские – день взятия Иваном Грозным Казани. Вообще, вероятно, не врут те эксперты, которые полагают, что карты исламистов, где та же Испания изображена как «исламская земля Аль-Андалус» - это не просто бравада и провокация. Для образованных мусульман срок давности значения не имеет, и «потерю» Испании, завоеванной арабами в восьмом веке и отвоеванной христианами в одиннадцатом-четырнадцатом, они переживают столь же остро, сколь и «потерю» Палестины в двадцатом веке», - говорится в письме. У кого-то оно вызовет в памяти карту Советского Союза, и человек может испытать чувства, которые не прибавляют счастья, только сбивают с толку. Вообще, карта – вещь серьезная. Историки отмечают важную роль географической карты в становлении наций, вот даже как. Пока не было карт, не было и наций в современном смысле слова. Когда люди дорастают до того, что могут понять, что такое карта, и вот им показывают окрашенное в определенный цвет пятно на карте и говорят: вот эта часть земли – ваша, и больше ничья, и вы, живущие на ней, есть нация, у которой такое-то имя, и больше никакое сообщество на земле не носит такого имени, такого названия - это производит на них большое впечатление, очень большое впечатление, вызывает гордость, помогает им сплотиться в единое целое,- и вот уже возникла нация. Карта и название, имя, само его звучание – большое дело для людей.

Пишет некто Михаил, живет в Бельгии, занимается компьютерным делом, а до этого, по его словам, чем только не занимался. Читаю: «Примите письмецо от одного русского путешественника. Это про реальный русский национализм. Итак, перед нами - сорокалетняя сталеварка-сибирячка, вернее, формОвщица, если это действительно одно и то же или близко. Мы познакомились на отдыхе, на китайском острове Хайнань.У нее тело двадцатилетней гимнастки. У нее не плачет дочь. У других сибирячек дети тоже не плачут. «Это у вас в Европе дети ревут, а у нас слушаются». Она отменно чистоплотна, выбрита где надо и не надо. Владеет любовной техникой так, как не владеют европейки. Во всяком случае, я не встречал таких европеек. Двенадцать дней такого счастья, какого не бывает. Была учительницей, преподавала историю. Из-за денег пошла на завод. Она не говорит про политику. Вот единственное, что от нее довелось услышать. «В каждом веке проклятые европейцы приходили и пытались поставить нас на колени. В каждом веке мы их трахали. В двадцать первом, наверное, придут американцы. Оттрахаем и их!». И к разговорам про ядерный потенциал. Я не знаю, нажал бы ли ядерную кнопку Путин. А сталеварка нажала бы наверняка. Вот такие мои отпускные воспоминания про сибирскую железную леди. А были мы на китайском острове Хайнань. Всего хорошего вам, Анатолий Иванович, передавайте привет всем сотрудникам «Свободы», а также своим слушателям, если осмелитесь ознакомить их с моим письмецом». Спасибо, Миша, за приветы. Эх, сталеварка-сталеварка, ты ведь такой же ребенок, как и твоя, слушающаяся тебя, дочь!, сказал бы я ей между утехами. В Европе, в Северной Америке дети ревут, конечно, где им вздумается, но чуть подрастут – делают такие штуки, что у их сверстников в других частях света глаза на лоб лезут, да и то не у всех, а у тех, кто способен хоть что-то понять, кто успел чему-то научиться в тех странных заведениях, которые там называются почему-то школами, колледжами и даже университетами. Напишите мне, Миша, что все-таки вы ответили на ее политическую речь. Мне кажется, у вас с нею не во всем была полная гармония, хотя для себя и назвал ваше письмо: «Двенадцать дней счастья».

Прислали анекдот про супружеские войны в Украине. Муж верит всему, что говорит Москва, а жена – только своим глазам. "Милая, ты не видела мои носки?», - спрашивает муж утром. «Позвони, бля, своим родычам в Москву, им оттуда виднее!" Можно догадаться, как эта пара провела ночь.

«Смешно смотреть советские кино про пограничников, - следующее письмо. -Плохие люди, шпиёны вечно лезут, норовят пробраться к хорошим советским людям. Но их, конечно, ловят и обезвреживают бравые погранцы с помощью сознательной общественности. Чего лезли? То копыта себе нацепили, то в булыжнинк тайник заложили. Люди в подавляющем большинстве не хотели думать, что граница – это не от чужих, а для своих. Так было и при царизме. 0чень дорого стоил загранпаспорт. Самый главный кордон - в голове, это ксенофобия. И вот сегодня именно ее восстанавливают. Радует только, что мы уже мысленно простились с "грызунами" и "укропами". Возвращаемся на круги своя - в Московию до Раскола. Имитация экспансии может продолжаться, но на деле уже надо замыкаться в себе, ну, нет сил рыпаться. Русские это понимают», - сыплет соль на раны, в том числе, надо полагать, на свои, автор. Неужели он прав? Не верится, не хочется верить, это ведь совсем не то, к чему, как казалось, шло дело. И какой по-своему ясный ход русской мысли: если вокруг нечего захватить - уже кишка тонка, тогда - просто отгородиться. Всего ожидали лучшие умы, только не отката в семнадцатый век. И откат совершенно бессмысленный, если смотреть на него рассудочно, -никому не нужны ваши земли и водоемы, ваши недра, никто не собирается с вами тягаться по части добродетелей, никто не собирается на вас нападать, нет же, вы - назло маме нос отморожу! Пусть нам будет хуже, зато мы будем особыми.

Письмо из Донбасса, пишет Андрей, называет свою фамилию и адрес, я на всякий случай оставлю эти сведения при себе. Читаю: «Уважаемый Анатолий Иванович! Вот мои личные потери в войне. Первое. Аэропорт в Донецке ДНРовцы разрушили до основания, а я там работал. Второе. Все дома в округе полуразрушены, а там жили мои друзья (тоже ДНР постаралась). Третье. Летчик знакомый погиб при бомбёжке, устроенной ДНР (хотя я его и не очень любил, но всё равно жалко). Четвертое. Уехали в другие города от ДНР:

- мой начальник ( квартира пуста, дача пуста).

- двоюродная сестра с ребёнком ( квартира пуста).

- еще одна двоюродная сестра ( квартира пуста).

- чумовой одноклассник ( квартира пуста).

- друг детства ( квартира пуста).

- уехал я сам (квартира пуста, приличная, поменял ее на хибару). Пятое. Сгорели мои деньги в одном из банков Донецка. Сто тысяч гривен на депозите. Банкиры всегда раньше чувствуют приближение ДНР, на то они и банкиры. Поставил крест. Короче, ДНР – преступная организация на все века, и ну её в пень. Аминь. Радует только то, что Мозгового прикончили (один из лидеров луганских бандитов). Веселей становится. Андрей». Спасибо за письмо, Андрей! По его тону судя, вы все-таки не потеряете себя в этой жизни. Мозговой был вождем бандитов, это верно, но сам он, говорят, был идейный – мечтал о чем-то вроде русского национального социализма на Донбассе. Национальный социализм – сокращенно нацизм. Вот что-то в этом роде, если не ошибаюсь.

Письмо из Швеции, пишет наша слушательница Маша: «Я живу на Западе, и все бы ничего, но как они достали, Анатолий Иванович, если бы вы только знали, - эти защитники окружающей среды, эти борцы за права животных, птиц и насекомых. Права насекомых их да, тоже волнуют. Поднимают голоса и защитники прав камней. Вы говорили об этом в одной из передач. Я смотрю на это все как на карикатуру. Признаюсь вам, я левая по темпераменту, но эти защитнички, боюсь, толкнут меня в чуждый мне мир консерваторов, ретроградов, ортодоксов».

Мне эта слушательница кажется молодой, даже юной. Девушка видит новость в борьбе за права животных. Это для нее большая и неприятная новость, западная новация, а мне вспоминается знаменитая строка Велемира Хлебникова: «Я вижу конские свободы и равноправие коров». Не берусь утверждать, что движение защитников окружающей среды пошло из России, как тот же, к примеру, абстракционизм, но факт есть факт: конские свободы и равноправие коров были провозглашены именно в России в одна тысяча девятьсот двадцать первом году, после мировой войны, после революции и гражданской войны, то есть, после гибели миллионов людей. По крайней мере, половина из них погибла, как верил Хлебников, за эти права и свободы, ну и за свои, конечно, тоже, за свои даже в первую очередь. Гибли, желая прикрепить

К созвездью парус,

Чтобы сильнее и мятежнее

Земля неслась в надмирный ярус
И птица звезд осталась прежнею.
Сметя с лица земли торговлю
И замки торга бросив ниц…

Называлось сочиненние: «Ладомир». Это слово означало то ли ладный мир, мир, в который внесен лад, порядок, гармония, то ли что-то еще, не знаю. Словом «Лад» потом назвал свою книгу о быте старой русской деревни Василий Белов. Вот где был, по его вере, лад, которого так не хватает современности. Но конских свобод и равноправия коров в нем еще не было. В нем не было даже равноправия людей в семье и сельской общине, что, по мнению писателя, шло только на пользу России. Польза обернулась советским кошмаром, но связи между ладом и кошмаром писатель так и не увидел. Время все-таки жестокая стихия: так насмехаться над лучшими чувствами благомыслящих людей! Я заглянул в интернет и увидел, что «Ладомиром» называется и баня для избранных где-то под Киевом, и одна из российских торговых марок. Бедный Хлебников! Мечтал своим «Ладомиром» стереть с лица земли торговлю, а она, торговля, употребила и его в своих интересах, теперь посмеивается: ты хотел смести нас с лица земли, а сотворил для нас красивую марку. Только и всего.

«Почему даже люди разумные, - пишет господин Петров, - с удовольствием хавают весь тот бред, который несется из российского телевизора? Почему многие мои бывшие коллеги и друзья - физики - математики - кандидаты – доктора, совсем не спившиеся и не безмозглые, но ярые путинцы? Люди просто не хотят видеть и понимать то, что им неприятно.
Это крайне неприятно - осознать, что ты живишь среди мрази, да и сам ты не ангел. А уехать поздно (или страшно, или сил нет). Так что лучше не видеть, не знать, не понимать. А еще лучше обмануть себя и увидеть белое черным, черное - белым и доказать себе, что дважды два – двадцять пять, согласно последним инструкциям из телевизора. Без такого самообмана жить среди мрази очень тяжело», - здесь господин Петров ставит точку, а я бы продолжил. Почему этим людям не хочется отдавать себе отчет, что нападение на Украину – преступление, а разрыв с Западом – глупость? Потому что в глубине души они, эти физики-математики-кандидаты-доктора, никогда не относились вполне доброжелательно ни к Украине, ни к Западу. Это у них с младых ногтей. С дедов-прадедов, да – и с пра-прадедов. Отчужденность от Украины как Украины и от Запада. Телевизор только усиливает их тайные понятия и желания. Они не тяготятся жизнью в России, ибо считают происходящее пеной над чем-то съедобным. Пена, мол, спадет, а варево, как они надеются, останется, упреет и сгодится в пищу: и Украину усмирим и вернем, и с Западом замиримся к нашей выгоде. Это люди, которым, по большому счету, просто не нужны, не интересны западные ценности: права человека, порядочность в отношениях всякого рода: личных, общественных, межгосударственных. Их культура – это культура беспредела. Беспредел уголовников – только вершина айсберга. «Люди разумные», пишет о них господин Петров. Конечно, разумные. Но безнравственные. Нравственная слепота.

Где-то об этом, между прочим, вот какое письмо. Читаю: «В предыдущей передаче вы огласили отрывочек из моего письма и сказали, что я думаю, будто обновленная Россия стала бы еще опаснее для мира и что для вас это не совсем убедительно. Не совсем так или совсем не так, Анатолий Иванович. Она никогда не будет по-настоящему обновлённой». Далее он приводит ряд соображений, суть которых все та же: русский человек никогда всей душой не
проникнется общечеловеческой нравственностью. В письме есть такие места: «Большевики коммунизировали Московию. До Сталина. Им и в голову не могло придти, что вскоре народ будет орать о самых видных из них: "Смерть предателям, диверсантам, шпионам!"Либералы демократизировали это общество в девяностые годы, теперь сетуют, что народ ничего не впитал. Пришёл Сталин - и воскресла та же самая спесивая и холуйская Русь. Демократы надеялись, что народ отвыкнет от холуйства. При всех чудовищных издержках постсовковой свободы, страху ведь не было! 3начит, думалось, отвыкнут. Страху и сейчас нет, но колорадские тряпки нацепляют. Московия всегда тяготеет к себе самой. К раболепию, холуйской спеси, холуйской воинственности, холуйскому подонству. Сегодня всё это предстало в необычайно обнажённом виде. Как никогда. Ведь не заставляют!
Но становясь собою, мы, к счастью, делаемся слабее».

Следующий автор пишет об американском «ватничке» - об одном из русских типов в Америке. Читаю: "С одной стороны, он страстно любит Россию и лично Путина. С другой стороны, возвращаться в Россию не хочет. С третьей стороны, он с удовольствием живет в Америке, потребляет блага, созданные предыдущими американскими поколениями, на каждом углу вопит о своих гражданских правах, которые дает ему американское общество. При этом даже не потрудился толком выучить местный язык, историю и культуру. Не читает книжек, не смотрит американское кино в оригинале. Единственным источником информации для него являются российские телеканалы. Так что Обаму и Америку он ненавидит еще больше, чем истинные российские ватники". Другой автор сообщает, что тоже знает таких, причем, не только в Америке, но и в Европе. «Непрерывно смотрят российское ТВ, в комментах зажигают почище ольгинских, только совершенно бесплатно, и оставляют впечатление насквозь долбанутых на все тело. Причем, в таких зарубежных ватников превратилось несколько людей, которых я когда-то хорошо знал. И ничто не предвещало. Потому что зомбоящик - он реально мозги расплавляет. Даже нормальным людям».

Слушатели, которые следят за нашим разговором с начала передачи, знают, как я откликнусь на это сокрушение. Трудно мне согласиться с таким представлением о возможностях зомбоящика. Скажу прямо: не верю, что есть хоть один мозг, который пошел бы плавиться от жара зомбоящика. Возьмите любого своего лучшего друга или приятеля, чей мозг, как вам кажется, расплавился от телевизора. Включите свою память. Вспомните свои разговоры с ним в разные годы, свои безотчетные впечатления. Наверняка всплывет что-то, что вас смущало, но вы отмахивались. Вспомните тон, каким он однажды вскользь отозвался о нерусских в Союзе или о «простоватых» янки, вспомните, что его чуть-чуть больше, чем вас, интересовало, не еврей ли такой-то, не еврейка ли такая-то… Вспомните, как смачно он рассказывал анекдоты, в которых выгоднее всех выглядел русский, посрамляя всякую «немчуру». Так что вот так. Жар от зомбоящика сильный, но плавится в нем только то, что способно плавиться. Огнеупорных мозгов он не берет. Их в России немало, повторяю с удовольствием цифру всякий раз – пятнадцать процентов. Последняя цифра, правда, вроде десять. Они могут стать силой. Это у меня не надежда, а допущение, оно и мешает мне без всяких оговорок разделить уверенность нашего слушателя, что Московия бесповоротно возвращается к себе допетровской.

К этому разговору позволю себе привести часть письма из тех, которых почти не беру в передачу. Это – для людей, которые философские книжки читают так же свободно, как кто-то – приключенческие, и получают удовольствие, высшее умственное удовольствие. Речь в письме идет о Ханне Арендт и Мартине Хайдеггере. Хайдеггер – знаменитый немецкий философ, поклонник Гитлера, ненавистник евреев, преследовал их, когда, с приходом нацистов к власти, возглавил один из университетов и установил в нем немецкие порядки. А философ, да, крупный. У него был роман с его студенткой-еврейкой, Ханной Арендт. Ей удалось уцелеть, она вовремя покинула рейх, впоследствии стала тоже философом, и в чем-то не слабее своего возлюбленного, исследовала, кроме прочего, и природу антисемитизма, что не мешало ей любить этого человека до конца дней. Недавно опубликована их переписка. О деле – то есть, о том, почему он стал нацистом и натворил грязных дел, этот мужчина ни в одном письме любимой женщине вплоть до смерти, кажется, в семьдесят пятом году не обмолвился ни словом. Люди, в том числе те, кому нечего делать, сейчас оживленно рассуждают об этой истории, но высказывается и такое мнение: почему бы не забыть нам о существовании таких «фруктов», как этот Хайдеггер или прожившая сто лет Лени Риффеншталь, которая своими фильмами о Третьем рейхе сделала для фюрера, наверное, не меньше, чем сколько-нибудь отборных дивизий вермахта. Теперь – письмо нашей слушательницы об этой паре, о Ханне Арендт и Мартине Хайдеггере. Читаю: «Думаю, Арендт испытывала специфическое интеллектуально-мазохистское наслаждение от мук любви к фашисту-антисемиту. Интеллект ведь всегда тащит с собою нечто разрушительно-приятное, какое-то расчленительское начало. Разъять все на части и проанализировать каждую отдельно, как будто разъятое потом можно будет восстановить как целое! А что касается Риффеншталь, так ее "Триумф воли" и, скажем, фильмы Эйзенштейна ("Мексика") и раннего Довженко сделаны по одним и тем же лекалам - лекалам, которые существовали в воздухе того времени. Философы и артисты ведь не объясняют мир, они его разделывают на понятия, определения и крупные планы, что одно и то же. То была эпоха крупных планов и в философии, и в искусстве. Но человек не живет крупными планами. Человек живет подробностями. Мне кажется, крупными планами легче пренебречь, закрыть на них глаза. Как на пятна. Нельзя закрыть глаза на фон. Но на крупные пятна - можно. Поэтому, Анатолий Иванович, не надо уговариваться считать Риффенштальшу и Хайдеггера не существовавшими. Живущие подробностями, то есть, именно по-настоящему живые, люди не читают философов. А читающие и мучающиеся их идеологическими преступлениями никогда не договорятся даже каждый с собой, любимым, не то что между собой. Потому что интеллект, их личная разрушительная машина, имеющая дело исключительно с крупными планами, не может не продуцировать разочарование, ужас и всяческий садомазохизм. Как машина несчастной Ханны», - здесь откладываю это письмо. Вот она философ была, Ханна Арендт, а на себя посмотреть с философской точки зрения, со стороны, не могла. Нравилось ей, видимо, терзать себя: вот я, специалистка по нацизму, по нацистам, о которых решилась сообщить человечеству, что они обыкновенные люди, - вот я полюбила одного такого и буду любить до конца, жалкого и великого, буду писать ему, как ни в чем не бывало, изящные философско-поэтические письма, а человечество, когда доберется до них, пусть думает что хочет. По-моему, хорошо сказала наша слушательница о невозможности восстановить разъятое. То есть, нтеллигентский анализ делает невозможным последующий синтез. Научный – да, позволяет, а интеллигентский – нет, потому что это, на поверку, не анализ, а больше рассуждательство.

Материалы по теме

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG