Ссылки для упрощенного доступа

Кризис и благотворительность


Санкт-Петербург. Бездомные люди в пункте обогрева
Санкт-Петербург. Бездомные люди в пункте обогрева

О проблемах православной благотворительности

Яков Кротов: Сегодня у нас в гостях (в порядке значимости) – собака-поводырь Кэти, ее хозяин Михаил Ильиных, Марина Мень, руководитель центра "Круг", в котором Михаил - один из сотрудников, и Эмилиан Сосинский, руководитель Дома трудолюбия "Ной".

Насколько сильно благотворительность в России оказалась зависима от экономики? Стало лучше или хуже?

Эмилиан Сосинский: По нам кризис ударил очень жестко. Наш Дом трудолюбия - это приют для бездомных, который содержался на пожертвования этих же бездомных: более сильные, которые еще могут работать, содержали на свои отчисления более слабых. У нас есть социальный дом нашего приюта, где старики, женщины, инвалиды. С наступлением января работа резко кончилась. Встало больше половины строек, где работали наши. Денег, собранных за предыдущее время, нам хватило где-то до апреля, и мы поняли, что жить нам дальше не на что, поэтому обратились с криком о помощи через СМИ, через знакомых. Два месяца наш приют жил только благодаря тому, что, слава Богу, пошли какие-то пожертвования. Сейчас это как-то стабилизировалось, но все равно намного тяжелей, чем было все предыдущие годы.

Спасение бездомных - дело рук самих бездомных

Яков Кротов: Спасение бездомных - дело рук самих бездомных… Бездомные, но не безработные, или теперь уже и безработные тоже?

Эмилиан Сосинский: С конца апреля работа все-таки появилась. Сейчас у нас другой бич. Летом люди улиц уходят обратно на улицы. Для того чтобы они опять захотели жить трезвой трудовой жизнью, должна наступить осень. Так что работа появилась, но теперь стало некому работать.

Яков Кротов: Марина Борисовна, как у вас?

Марина Мень
Марина Мень

Марина Мень: Мы не зависим сейчас впрямую от экономической ситуации в стране, потому что несколько месяцев назад начали существовать на грант, благодаря которому надеемся продержаться год. За это время мы должны научиться искать пожертвования, по возможности зарабатывать на благотворительных ярмарках, продавая наши изделия. А до апреля фонд существовал исключительно на мои, как я говорю, вдовьи средства: я по своему семейному положению вдова и зарабатываю по мере сил.

С самого начала мы старались зарабатывать трудом слепоглухих, которые являются сотрудниками нашего фонда

Конечно, уже с самого начала нашего существования мы старались зарабатывать трудом слепоглухих, которые являются сотрудниками нашего фонда. Они работают в нашей мастерской почти год. Мы научились участвовать в благотворительных ярмарках. Если сравнивать с осенью, то наши выручки на благотворительных ярмарках стали процентов на 30 меньше.

Есть еще один фактор, из-за которого чувствуется кризис. У Михаила в ушах - мощные слуховые аппараты, которые стоят каждый 65 тысяч рублей. Без них он будет, как в скафандре. Слуховые аппараты позволяют ему общаться с окружающими практически без ограничений, это для него абсолютное жизненное показание. Но чтобы слуховые аппараты были того качества, которое ему требуется, он должен купить их на собственные средства. Государство никогда в жизни не потратит 130 тысяч на инвалида. Оно будет закупать за 38 тысяч аппарат, сделанный российской фирмой "Исток", которая не конкурентна.

Однажды мы в Интернете нашли человека, который одолжил нам 2 тысячи евро, чтобы мы могли купить аппараты, и договорились вернуть деньги через полгода, когда Фонд социального страхования возместит затраты. Но с декабря по апрель в государстве изменились лимиты к возмещению: если в декабре к возмещению было 90 тысяч, то в апреле - уже 38 за каждый аппарат. Таким образом, Михаил должен был положить зубы на полку и искать 50 тысяч из своего кармана. Он потратил 130 тысяч, а возместили ему 76.

Яков Кротов: Эмилиан, вы что-то получаете от государства?

Эмилиан Сосинский: К сожалению, материально никогда, ни разу. А не материально самое большое, что нам дало государство - оно перестало нам мешать. Это огромный плюс.

Яков Кротов: У мусульман, например, как и иудеев (в этом смысле все три аврамические религии совпадают) помочь ближнему, накормить голодного, посетить заключенного, напоить страждущего, одеть раздетого, - это одна из основ веры, один из столпов поведения набожного человека. Христианская благотворительность чем-то отличается?

Внутри христианской благотворительности много разных течений

Эмилиан Сосинский: Внутри христианской благотворительности много разных течений. Мы идем по следам Иоанна Кронштадтского, который сказал, что, если мы работаем с бездомными, то им надо давать жилье и работу. Люди должны трудиться, сами выходить на то, чтобы содержать себя. Именно это и будет являться благотворительностью.

Яков Кротов: Сравним с секулярным миром. В тестах, где человеку предлагают определить его политическую ориентацию - правый или левый - есть вопрос: вы считаете, что благотворительность лучше работает со стороны частных лиц, религиозных организаций или со стороны государства? Например, это гиперактуальный вопрос в США, где государство мало дает на благотворительность, зато огромные деньги исходят от частных лиц, начиная с приходов, епархий, очень богатых верующих и так далее. На ваш взгляд, каков идеал, и как это в России?

Эмилиан Сосинский: Те пожертвования, которые у нас есть, это от частных лиц и, может быть, от каких-то организаций.

Яков Кротов: Какова здесь роль религиозной общины, Церкви?

Эмилиан Сосинский
Эмилиан Сосинский

Эмилиан Сосинский: Наш Дом трудолюбия создан под духовным руководством храма. Основное направление, конечно, определяется именно духовной составляющей. Если взять что-то похожее государственное, то там те же социальные вопросы решаются в другом ключе. Разница большая. Или вы спрашиваете про материальную помощь?

Яков Кротов: Не только. А что вы имеете в виду под духовной помощью?

Самое большое, что нам дало государство - оно перестало нам мешать

Эмилиан Сосинский: У нас основная задача - это не просто восстановить человеку документы, устроить его на работу. Нужно, чтобы, находясь у нас, человек понял, что к жизни надо относиться с духовной, а не мирской точки зрения. Мы стараемся, чтобы человек внутри себя поменял мировоззрение, и тогда восстановленные документы, устройство на работу, восстановленное жилье, - все это что-то даст. А если не заниматься духовной составляющей, то все социальное - просто в пропасть.

Яков Кротов: Михаил, как для вас соотносится духовное и материальное в благотворительной деятельности вашего фонда и в вашей жизни?

Михаил Ильиных
Михаил Ильиных

Михаил Ильиных: Если бы не «Круг», я бы неизвестно, где был. До его появления я пил. А как только я туда пришел, жизнь круто изменилась и, самое главное, духовно. Сразу столько друзей, такое общество… Когда человек один, он ограничен. Ему просто некуда идти.

Яков Кротов: Эмилиан, у вас стоит проблема пьянства среди бездомных?

Эмилиан Сосинский: 90% тех, с кем мы занимаемся, на улице именно вследствие алкоголизма. Человек сначала начинал пить, а потом у него отнималось все остальное, и он становился бездомным.

Яков Кротов: Мне вспоминается мать Мария Скобцова, которая в начале 30-х годов писала в журнале "Новый град" (тогда был общемировой кризис, пошла жуткая безработица среди русской эмиграции в Париже, Лионе, Марселе), что трагедия заключалась в разъединенности тех людей, которые оказались на улице. Так, вроде бы, приличный человек, и вдруг ты его встречаешь, а от него пахнет спиртным. Но, говорит она, а чем бы мы хотели, чтобы пахло от безработного? И она это обстоятельство для себя выносила за скобки. Вы тоже, как я понимаю, не требуете от человека, чтобы он сперва бросил пить.

Эмилиан Сосинский: К нам он должен прийти трезвым. Он должен хотя бы сегодня не пить. А дальше он живет у нас. У нас пить вообще запрещено.

Яков Кротов: И каков процент текучки?

Эмилиан Сосинский: Каждый месяц от 30 до 50%.

Яков Кротов: Можно сказать, что за год обновляется 100? Или есть люди, которые держатся?

Эмилиан Сосинский: Мы существуем около 4 лет. За это время у нас прошло больше 5 тысяч человек. 2% из них могут не пить более полугода, и 1% могут не пить уже годами.

Яков Кротов: Это много или мало?

Марина Мень: Это приблизительно столько, сколько в мире практикующих верующих.

Яков Кротов: Марина Борисовна, вы переоцениваете количество верующих.

Очень большие положительные плоды дает практика, когда с человеком проводятся духовные беседы

Эмилиан Сосинский: Но это полностью сухой закон, неприятие вообще никакого алкоголя. Если человек только в воскресенье выпил какой-то алкогольный коктейль, то в мире вообще не считается, что он пьет, а у нас считается.

Яков Кротов: Они причащаются? Ходят в церковь?

Эмилиан Сосинский: У нас хождение в храм - дело сугубо добровольное. Мы не можем их заставить туда идти. Воскресенье - выходной. Если они хотят, то идут. От каждого дома ходит всего по несколько человек.

Яков Кротов: А вы все-таки хотели бы?

Эмилиан Сосинский: Судя по нашему опыту, очень большие положительные плоды дает практика, когда с человеком, хочет он или не хочет, все-таки проводятся духовные беседы, что-то читается. Часто ведь люди не хотят жить духовной жизнью, не хотят ничего слышать не из-за того, что они против, что они атеисты. Им просто лень или некогда. А когда все это делается в силовом порядке, слово Божие и само по себе цепляет. И многих, кого привели к этому насильно, начинают пытаться жить этой жизнью.

Яков Кротов: Марина, ваш опыт - религия и благотворительность. Должна быть сцепка или нет? Кстати, благотворительные базары - по секулярной части?

Марина Мень: И так, и так, но для нас эффективнее благотворительный базар при церкви. Все, что по секулярной части, приносит гораздо меньшую выручку.

Яков Кротов: Секулярная часть - рождественский базар на Тверской.

Если бы сотрудники нашего фонда не были верующими людьми, у нас ничего бы не получилось

Марина Мень: Это ужасно! Мы были на рождественском базаре перед одним из самых богатых бизнес-центров. Выходят оттуда люди и говорят: «Денег нет», - отводят глаза. Проходят по Тверской, никоим образом не интересуются. Выручка совершенно не соответствовала тому, что мы перенесли по этому случаю.

Я не могу заниматься религиозным воспитанием слепоглухих. Проповедь для глухих - это очень специфическая вещь. Сейчас владыка Пантелеймон занимается этим вопросом углубленно, разрабатывается специальное богословие на жестовом языке, с учетом психологических особенностей людей, не владеющих словесной речью. Это не моя задача. Но я точно знаю, что, если бы сотрудники нашего фонда не были верующими людьми, у нас ничего не получилось бы. Это невозможно делать, если ты не имеешь стержня, основанного на твоей вере в Иисуса Христа.

Яков Кротов: Михаил, вы сказали, что вы счастливы и поэтому бросили пить. Я знаю, что многие верующие люди, христиане, православные, очень нервно относятся к тому, что, скажем, в Конституции США записано право человека на счастье. У Льюиса, известного христианского писателя, есть довольно ядовитое эссе о праве на счастье, что не в том счастье, чтобы быть счастливым, а в том, чтобы выполнять свой христианский долг и так далее. А что вы вкладываете в понятие "счастье"? Счастье и вера для вас - близкие понятия?

Когда человек один, он ограничен. Ему просто некуда идти

Михаил Ильиных: Да. Благодаря Марине, я испытываю к вере положительные эмоции.

Яков Кротов: Когда вы говорите о вере и счастье, это ваши отношения с Богом или ваши отношения с людьми, с людьми через Бога или с Богом через людей?

Михаил Ильиных: Через Бога - к людям.

Яков Кротов: Эмилиан, если бы вы имели возможность обратиться к обществу, в основном неверующему, с просьбой о помощи, на чем бы вы ставили акцент? Вы же знаете отношение к бездомным.

Эмилиан Сосинский: Во-первых, я бы сказал, что «от сумы и от тюрьмы не зарекайся». Во-вторых, благодаря той программе, по которой мы идем, как раз именно эти люди перестают вести иждивенческий, паразитический образ жизни. Они меняются внутренне и внешне, становятся обычными людьми, работают, зарабатывают на себя, на стариков. Плюс к этому бездомные, люди улиц могли бы взять на себя те работы, которые традиционно делали мигранты из республик, на которые не идут москвичи. А здесь получается, что и бездомные бы с улиц ушли, и работы бы эти делались, и эти люди не спивались бы, не умирали, не деградировали. Мне кажется, что людям - верующим и неверующим - выгодно поддерживать это направление.

Яков Кротов: Те, кто у вас, Эмилиан, и те, кто у Марины, у них есть один общий знаменатель (Михаил, не обижайтесь) - безнадежность. Ведь евангельские чудеса, где слепым возвращается зрение, а слабослышащим возвращается полный слух, это, как сказал Златоуст, было нужно только вначале. Они взрыхлили почву для принятия Христа. Сейчас эти чудеса могли бы, скорее, помешать верующим, чем помочь. И центр "Круг" помогает людям, но не обещает исцеления. У вас со статистикой в 1% - это тоже довольно безнадежная ситуация. Что тогда мотивирует лично вас? На что вы надеетесь?

Эмилиан Сосинский: Я считаю, что это положительная динамика. Здесь дело в том, что 1-2% - это полная трезвость. Подавляющее большинство обычных мирских людей пьют больше наших подопечных. У наших норма - 0. Примерно 3/4 времени находящиеся у нас живут полной социальной жизнью, в которой они и за себя отвечают, и помогают окружающим. Другое дело, что потом они в эту свою четверть уходят в запой.

Яков Кротов: Но ведь среди бездомных люди с разным социальным прошлым. Может человек вернуться к полноценной, с точки зрения быта, жизни - жениться, завести квартиру? Такое у вас бывает?

Эмилиан Сосинский: У нас сыграно 16 свадеб, рождаются дети. Это все есть.

Яков Кротов: Но при этом все равно живут в центре?

Эмилиан Сосинский: Примерно половина остались жить у нас. Одно из отличий людей, которые подпали под какую-то сильную страсть (алкоголизм, наркомания), - они не могут долгое время жить самостоятельно. Но в общении они ничем не будут отличаться от других людей. Если не считать нормой, что человек обязательно должен жить самостоятельно, если считать общину нормой, то эти люди становятся нормальными.

Яков Кротов: Михаил, центр "Круг" может быть назван общиной?

Михаил Ильиных: Да.

Яков Кротов: Он не заменяет семью?

Михаил Ильиных: Заменяет.

Яков Кротов: Браки у вас случаются?

Михаил Ильиных: Есть семейные пары.

Моя мечта - это чудесная усадьба, где все счастливы

Марина Мень: Я знаю, что большинство наших слепоглухих, особенно одиноких, больше всего на свете боятся старости, усугубления сенсорных проблем. Больше всего на свете они боятся психоневрологического диспансера или дома престарелых, в которых рискуют оказаться. Конечно, я об этом думаю. Оптимально для наших подопечных - это мини-пансион. Моя мечта - это чудесная усадьба, где все счастливы. Сейчас мы арендуем квартиру, обживаем ее. Там живут довольно подолгу одинокие люди, прежде всего, тотально слепые, которым наиболее трудно в быту. Сейчас те, кто поселяются в нашей квартире, ощущают качественные изменения. Мы выкладываем в Интернет фотографии людей со счастливыми лицами.

Яков Кротов: Миша, вы ведь ездите в Москву издалека?

Михаил Ильиных: Да, из Сергиева Посада.

Яков Кротов: С каким отношением к себе вы чаще сталкиваетесь в дороге? Сталкиваетесь с недружелюбием?

Михаил Ильиных: Это был какой-то единичный случай. А в основном люди стараются помочь.

Яков Кротов: Эмилиан, у ваших подопечных восстанавливаются связи с семьями?

Когда человек начинает жить трезвой трудовой жизнью, у него голова довольно быстро встает на место

Эмилиан Сосинский: Когда человек начинает жить трезвой трудовой жизнью, у него голова довольно быстро встает на место. Когда люди начинают трудиться, получать деньги за работу, начинают думать, то сначала они себе покупают все необходимое, а дальше довольно многие начинают восстанавливать связи со своими родственниками, семьями, друзьями. Ведь там, в основном, все было разрушено из-за алкоголизма. А когда люди начинают высылать домой деньги, как-то помогать, семьи восстанавливаются. Это очень позитивный опыт. Правда, потом, конечно, не исключены срывы - опять запил. Это жизнь.

Яков Кротов: Вы согласны с Господом Иисусом Христом, когда он говорил, что прощать до семижды семидесяти раз, в смысле бесконечно? У вас это как? Человек сорвется, вернется. У вас есть лимит прощений?

Эмилиан Сосинский: С духовной точки зрения, обижаться не надо, прощать надо всегда, но это не значит, что надо всегда брать назад. У нас есть определенные ступеньки, смотря как человек от нас ушел. Бывает просто штраф, какая-то санкция за то, как он ушел, а бывает реабилитация, когда человек потом какое-то время отрабатывает на пользу общины за то, что он сотворил. Бывает последняя стадия, так называемый "черный список", когда мы его сначала месяц вообще не берем ни в один из своих домов (а у нас их уже 10), а потом он три месяца находится на этой реабилитации. Самый последний вариант, когда человек ушел совсем плохо, над кем-то издевался, кого-то избивал, кому-то угрожал. В этом случае, для того чтобы его принять в этот "черный список", сначала все те, над кем он издевался, должны на тайном голосовании единодушно сказать, что, да, мы не против, чтобы он вернулся назад и отрабатывал свою реабилитацию. Если такое произойдет, то мы его включим обратно в "черный список", и он сможет вернуться.

Яков Кротов: Марина, у вас стоит проблема обиды внутри центра?

Марина Мень: Люди с инвалидностью обладают свойством повышенной обидчивости.

Многие люди боятся инвалидов и просто сторонятся их, чтобы в их кругу не было неполноценных, как они полагают, людей

Яков Кротов: Но ведь их же обижают. Многие люди боятся инвалидов и просто сторонятся их, чтобы в их кругу не было неполноценных, как они полагают, людей. Это относится и к больным полиомиелитом, и к аутистам, и к даунам, и так далее. Человек боится заразы. Он выстраивает себе мирок, в котором все хорошо.

Марина Мень: Я существую в мире, где люди с подобной психологией расцениваются, как психологические инвалиды.

Яков Кротов: А те, кто у вас не покупал и не подавал вам на Тверской на рождественских распродажах?

Я стараюсь не тратить силы на переубеждение человека. Его должен переубедить Всевышний

Марина Мень: Ну, они как раз вызывают глубокое сочувствие, так же, как я всю жизнь сочувствую тем, кто не верит в Бога. Я просто не могу с ними общаться. Я могу только купить у них хлеба в магазине или поздороваться на лестнице. Я не способна тесно сосуществовать с неверующими, потому что для меня есть очевидные вещи. Когда я напарываюсь на то, что они для кого-то неочевидны, я стараюсь не тратить силы на переубеждение такого человека. Его должен переубедить Всевышний. Я стараюсь просто сосуществовать с теми, для кого это очевидно. Точно так же мы сосуществуем с теми, для кого очевидно, что, если на земле есть слепоглухие инвалиды, то есть план Всевышнего Господа о том, чтобы рядом с ними находились те, кто им помогает, чтобы они были открыты к тем, у кого особые нужды, особые потребности. Я знаю: когда Всевышний Господь что-нибудь устраивает, он внутри этой ситуации предусматривает величайшие дары - я здесь не бесплатно, я рассчитываю на это.

Яков Кротов: Эмилиан, вы все-таки планируете какие-то внешние поступления в помощь вашему центру в этой ситуации или нет?

Эмилиан Сосинский: У нас в планах, чтобы мы могли помогать людям, еще более ограниченным физическим, чем те, кого мы берем сейчас. Если мы сейчас берем стариков-инвалидов, то они все-таки подвижные. У нас есть такой тест - они должны подняться на четвертый этаж, где у нас находятся спальни. Мы хотим брать всех, включая слепых, глухих, лежачих, и, к сожалению, без мощного финансирования мы этого сделать не сможем, ведь тут речь идет уже и о других помещениях, и о других материальных поощрениях тем, кто за ними ухаживает. Без помощи государства, я боюсь, мы это не сможем, хотя не исключаю, что помогут благотворители. Пока от государства, к сожалению, ничего такого не было. А так в планах, чтобы все люди без крыши над головой в Московском регионе, если они внутренне согласны начать жить трезвой трудовой жизнью, могли уйти к нам. В регионе их порядка 50 тысяч. А у нас сейчас 500 человек. Ведро купили - осталось корову…

Яков Кротов: А состав - мужчин и женщин поровну?

Эмилиан Сосинский: Среди бездомных подавляющее большинство мужчин. До тех пор, пока мы не сделали социальный дом, в котором пожилые, инвалиды, женщины с детьми, соотношение было примерно такое: 85% мужчин, 15% женщин. А так как сейчас мы стали брать и женщин с детьми, и бабушек, то сейчас у нас женщин порядка 20% от общего числа.

Яков Кротов: Сегодня человек забрался на 4-й этаж, а завтра уже не очень заберется. Вы же не выкинете его на улицу?

Мы хотим брать всех, включая слепых, глухих, лежачих

Эмилиан Сосинский: Это то, о чем сейчас уже надо очень серьезно думать. У нас уже сейчас есть раковые больные, которые вот-вот никак не смогут сходить. У нас уже умирали люди. Слава Богу, пока Господь милостив, они у нас умирали счастливые - во сне. Перед этим он все-таки ходил на свой 4-й этаж, и умер он ночью. Пока был только один человек, тоже раковый больной, который недели две умирал лежа. Но у нас есть еще один маленький домик в дереве во Владимирской области. Вот мы его там прописали, он туда поехал пытаться лечиться от этого рака. Там он моментально слег, и находящиеся там наши же социальные подопечные за ним ухаживали. Они добровольно взяли это на себя, и это тоже чудо. Если бы это случилось здесь, где у нас многонаселенные комнаты, это была бы проблема и для человека, который уже не может вставать, и для окружающих. Пока, видимо, мы к этому еще не готовы. Здесь нужна помощь.

Яков Кротов: Но ведь уход за такими людьми - это профессия. В Москве большой дефицит людей, которые умеют качественно ухаживать за лежачими больными. Это тяжелая проблема. Может быть, ваши могли бы этим зарабатывать?

Эмилиан Сосинский: Может быть. Надо попробовать на своих, которыми все равно никакие профессионалы заниматься не будут. Ведь если там очередь из нормальных людей с документами, то о наших там вообще речь не идет.

Яков Кротов: Так вы готовьте специалистов.

Эмилиан Сосинский: Понимаете, у нас же Дом трудолюбия. У нас одна из основных задач, кроме того, что у нас появился сидячий или лежачий больной, - надо еще придумать ему труд.

Яков Кротов: Компьютер?

Пока человек ощущает, что делает что-то полезное, он стоит на ногах

Эмилиан Сосинский: В том числе. Алкоголизм, тунеядство - это те основные вещи, от которых мы пытаемся лечить. Поэтому все наши сидячие (безногие, например) обязательно что-то делают руками. Я думаю, это касалось бы всех, за исключением тех, кто уже совсем ничем не может двигать, включая голову. Пока человек ощущает, что делает что-то полезное, он стоит на ногах. А когда он становится просто ничего не делающим подопечным, ему намного труднее, и психологические, и физиологические процессы быстрее ведут его к уходу.

Яков Кротов: Марина, вы пытались адресно обращаться к православным, католическим или протестантским приходам?

Марина Мень: Нет. Это последнее место, куда я буду обращаться адресно, потому что у меня в голове идея, которую я усвоила от профессиональных фандрайзеров, - что наши социальные проблемы должны стать проблемами подавляющего большинства жителей страны. Я не уверена, что для того, чтобы решать социальные проблемы, нужно посредничество государства. Вернее, государство - это отдельная программа. Я иду к тому, чтобы стать некоммерческой организацией, оказывающей социальные услуги. Я готова развивать программы социального обслуживания слепоглухих. У нас есть служба сопровождения. Такого ведь раньше не было.

Яков Кротов: Вот собака Кэти - служба сопровождения.

Я рассчитываю на краудфандинг, народное финансирование

Марина Мень: Кэти может довести Мишу туда, где она уже однажды побывала. Если ему нужно куда-то в новое место, например, в магазин "Ашан", она его не будет провожать по разным точкам продажи в "Ашане". В нашем городе очень много незрячих, и каждый их выход из дома - это проблема. У нас уже возникла такая замечательная служба сопровождения. Нам звонят. У каждого тотально слепоглухого есть какое-то определенное количество часов сопровождения, он может ими воспользоваться. Это кардинальное изменение качества жизни. Я надеюсь, что государство в чьем-то лице, увидя этот опыт, задумается о необходимости финансирования такого рода деятельности.

Но самое главное, я надеюсь на то, что о нас будут узнавать, и чем дальше, тем большее количество людей. Я надеюсь, что по примеру развитых стран появится какое-то количество тысяч людей, которые каждый месяц будут нам отчислять небольшую сумму. На эти деньги должна существовать структура, подобная нашей. Мы будем изо всех сил стараться зарабатывать, но я отдаю себе отчет в том, что для обеспечения достойной жизни инвалиду, обладающему особыми потребностями, требуется такое количество средств, что я предпочитаю просить у людей, которым не все равно. Я надеюсь, что их будет появляться все больше. Они будут видеть, как красиво живут слепоглухие в нашем центре. Таких центров должно быть много в стране и в городе, и, конечно, не только для слепоглухих. Я рассчитываю на краудфандинг, народное финансирование.

Огромное количество социальных проектов тянет на себе приход Космы и Дамиана. Но «припадать к вымени» Космы и Дамиана для меня неэффективно. Другие приходы, может быть, нас не знают. А нужды у нас таковы, что одним приходом не ограничишься.

Яков Кротов: Многие протестанты убеждены, что помогать надо, прежде всего, своим, а потом уже другим. А откуда это? В Священном писании это где-то сказано? Они показывают мне Послание к галатам, и там действительно есть такая фраза. Я был в некотором удивлении, потому что я хорошо запомнил слова одного протестантского американского проповедника, что Церковь - это единственный кооператив, созданный для блага тех, кто в нем не состоит. Эмилиан, вы ожидаете помощи от других, или создаете кооператив, как вы сказали, типа кассы взаимопомощи? Вообще, вы видите в человеческой природе способность помочь именно чужому, опасному? Пьяница опасен, но ему тоже стоит попытаться помочь.

Эмилиан Сосинский: Когда мы задумывали существование этого приюта, в планах было, что он будет стоять на двух ногах, одна из которых - это собственные средства людей, работающих в нем, а вторая нога - это пожертвования. Просто так получилось, что у нас намного сильнее та нога, которая на самофинансировании. Но в самые критические для нас моменты рядом вставал храм, вставали жертвователи. Конечно, хотелось бы стоять твердо на обеих ногах. Я надеюсь, что мы все-таки сможем выйти на уровень пожертвований, чтобы был стабильный, серьезный их приток. Я сам долгие годы был волонтером в приютах, в храмах. Я понимаю, что Господь вкладывает в сердца верующих и неверующих людей желание помогать. И это вполне нормально, когда есть те, кто хочет помогать, и есть те, кому надо помогать. Как говорил Иоанн Кронштадтский, не надо помогать нищим у храмов, надо создавать организации, которые с ними работают, в эти организации надо жертвовать. И сам он регулярно жертвовал огромные суммы, которые передавали через него.

Марина Мень: Приходя в незнакомый приход, ты всегда сталкиваешься с недоверием. Но есть еще одна важная вещь. Вот гуляния на Тверской улице. Мы подходим продавать какие-то наши поделки за пожертвование, и к нам относятся, как к жуликам. Люди с улицы, которые нас не знают, жертвуют процента 2. Все остальные отворачиваются или иногда говорят в лицо: "Знаем мы вас!" Поэтому наша задача, прежде всего, приобрести репутацию организации, которая действительно тратит деньги на те цели, которые заявляет. Наша организация должна продемонстрировать, что эти цели - благие и нужные.

Яков Кротов: Жертвуйте! И помните - когда мы говорим просящим у нас милостыни: «знаем мы вас», мы же понимаем, что это означает – «пошли вы все»... И мы посылаем людей, Бога и, в конце концов, самих себя тихой скоростью в такое место, что, когда приедем, мало не покажется. Разве нам это надо?!

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG