Не помню, кто из великих заметил, что наступают такие периоды или времена, когда думающий человек становится в каком-то смысле бунтарем. Даже если он вовсе и не. Думающий человек представляет дискомфорт или опасность для системы, предполагающей, что мысли должны быть вполне определенными (самой системой). Думающие сами по себе (не важно, лояльные ли системе, равнодушные к ней или прямо наоборот, ее противники) с точки зрения авторитарной системы подозрительны, они потенциальные или реальные мыслепреступники. Привет Оруэллу. И ими, как мы помним, занималась Полиция мыслей.
Объединенными усилиями отдел по борьбе с экстремизмом и терроризмом питерского ФСБ и комитет по культуре Смольного могут сколько угодно искать финансовую подоплеку в "деле" о диалогах в питерской Открытой библиотеке имени Маяковского, которые вели Катя Гордеева и Николай Солодников, но закрыли проект не за это. Закрыли потому, что в этом месте и в этом городе раз в месяц с апреля 2014 года можно было публично размышлять. Это было открытое пространство для разговора, или спора, или обмена мнениями обо всем: об истории, спорте, журналистике, политике, культуре. Разговор происходил с участием публики, которая приходила в библиотеку и могла задавать вопросы. Диалоги стало своего рода прямым эфиром благодаря трансляциям на "Медузе", а затем на "Эхе Москвы", которые расширяли аудиторию. Трансляции стали ежемесячным альтернативным телеэфиром, в котором довольно часто можно было увидеть и услышать тех, кого не увидишь и не услышишь в ящике. Это были неформальные беседы, даже когда в них принимали участие вполне статусные люди типа министра культуры Мединского или директора Эрмитажа Пиотровского.
Должна признаться, у меня время от времени появлялось раздражение: мне казалось, что не стоит сводить диалоги к интервью и снижать их уровень, но в следующий раз я все равно включала трансляцию или читала расшифровку. Слушала людей, которых хорошо знаю лично или не знаю вовсе, но они интересны. Это стало в какой-то степени привычкой, от которой не хочется отказываться.
Для библиотеки интеллектуальный десант – подарок, а для ФСБ – ненужная головная боль
Полтора года сотрудников библиотеки расспрашивали, кто финансирует это мероприятие, с ними вели беседы: не лучше ли закрыть. Они упирались, диалоги продолжались. Для библиотеки это хорошо. Сокуров, Улицкая, Невзоров, Тимченко, Слоним, Шевченко, Кашин, Лурье, Красовский, Картозия, Хаматова, Лена Панфилова, Прохорова, Раппопорт, Серебренников, Пархоменко, Венедиктов, Васильев, Козырев, Сапрыкин, Шлосберг, Кураев, Петрановская, Мирзоев, Шульман, Эткинд. Всех не перечислю. Мне даже не надо писать кто есть кто, все узнаваемы. Конечно, для библиотеки этот интеллектуальный десант – подарок. А для ФСБ – ненужная головная боль, скорее всего, что-то такое мутное, неформальное, не контролируемое, которого лучше бы не было.
В конце прошлой недели ФСБ пришла в библиотеку. Звучит почти как анекдот, но пришли: офицеры плюс техник, изъяли документы, компьютеры. Понятно, что из-за диалогов. Николай Солодников, занимавший должность замдиректора по связям с общественностью, подал в отставку, чтобы снизить давление на директора библиотеки и ее сотрудников, которые испугались. Ну, в общем, их можно понять. Рада за отдел питерского ФСБ по борьбе с экстремизмом и терроризмом – счастливчики, им кроме как с библиотекаршами больше бороться не с кем. Николай мне сказал, что с ним сотрудники ФСБ не пытались связаться, "единственное, что я полгода на сторожевом контроле – в моем паспорте при пересечении границы сканировали все страницы".
Узнав о случившемся, режиссер Александр Сокуров написал: "Арестовывайте всех нас, кто в этом участвовал, кто приходил, кто поддерживал Николая, потому что он давал нам говорить, сам ведь он ничего практически не говорил. Давайте, арестовывайте тогда меня, Максима Шевченко, лауреата Нобелевской премии Светлану Алексиевич, ну и министра культуры, наверное, забирайте нас всех… Это, наверное, тотальная подготовка перед выборами, поскольку всякая процедура размышлений опасна правящей партии, которая не выходит на серьезные дебаты. Выполняется задача заглушить параллельно существующую общественную жизнь. Это не только неконституционно, это политически безграмотно вместо того, чтобы развивать общественную дискуссию. Я во всем этом узнаю то прошедшее время, что я уже прожил и где я уже жил. Я не сомневался, что это вернется, и это возвращается…"
Нет, диалоги не были последним прибежищем мысли. Есть еще места – есть театры, кино, интернет. Кухни, на худой конец, когда в паблике все дочистят. Сокуров прав, все уже было. И куда круче. И куда дольше. И все-таки закончилось, чтобы в каком-то последнем обреченном порыве возродиться усилиями тоскующего по прошлому питерца, который или так и не поверил, или, наоборот, опасается и знает, что "ничто так не свободно, как мысль человека".
Последним диалогом, на котором этот проект прервался, стал диалог о Тарковском. Рассуждали об этом священник Алексей Уминский и специалист по древнерусскому искусству Левон Нерсесян. Люди слушали с напряженными лицами, потому что это был сложный разговор, с переплетающимися образами, со многими ассоциациями. Мы все уже знали, что это последний диалог. И было что-то нелепое, абсурдное и трагикомическое в том, что диалоги оборвались именно на разговоре о жертвоприношении, о Леонардо, о Рублеве, о Боге.
Рано утром я неожиданно для себя в каком-то сентиментально-ностальгическом порыве села в машину и поехала на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. К тому, о ком вчера говорили, кто лежит здесь, во французской земле, кто чувствовал невозможность возвращения на родину, не мог там работать так, как хотел бы. Как-то это прошлое и сегодняшнее болезненно соединилось вместе, и мне захотелось к "человеку, который увидел ангела".
Подумала, обходя кладбище, прав ли Честерфилд, который писал, что мысли лучших умов всегда становятся в конечном счете мнением общества. Всегда ли. Мне романтически хочется в это верить. Хотя… Довольно много прекрасных умов и талантов лежит рядом с Тарковским, не востребованных своей страной (где понятие "общество" было по сути уничтожено) или сознательно из этой страны изгнанных.
Любое противодействие интеллектуальному дауншифтингу, искусственно навязанному умственному опрощению (деградация, собственно, и разрушает общество), что не в первый раз в нашей стране довольно успешно производит с людьми госпропаганда, находится сегодня в России в зоне риска. Диалоги были в этой нише. Я надеюсь, что и будут, пока эта ниша хоть как-то существует. С точки зрения исторической перспективы, это, конечно, прерванный диалог. С практической – очень надеюсь, что не последний.
Наталья Геворкян – журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
