У меня тут целый ворох чужих и даже собственных соображений, почему Путин стал вдруг бить по своим, преследует ближайших друзей, вплоть до отправки их на нары, в лучшем случае – на всеобщее порицание. Что бы это значило? «Кем он решил стать? – спрашивает отставной майор Хлистунов. - Пиночетом или Сталиным? Или, может быть, вторым Ли Кван Юнем?». Ли Кван Ю, напомню слушателям, – крупнейший и самый удачливый противник демократии в истории. На бесплодном острове в океане он сотворил богатейшее государство в мире. И страшноватое, надо признать. Он бессменно правил им больше пятидесяти лет, прославился наставлением всем начинающим главам государств на все времена: если хочешь, чтобы страна процветала и чтобы в ней не знали слова «взятка», начни с того, что отправь за решетку троих своих ближайших друзей – ты будешь знать, за что, и они будут знать, за что. Главная свобода для всех в Сингапуре - беспрепятственно, но честно наживаться, не особенно помышляя о других свободах.

А что сейчас происходит с Путиным, было предсказано пять лет назад. Профессор Кордонский заметил тогда, что в России стала испаряться власть. Обнаружился дефицит власти. «Все ищут, кому дать. Непонятно, к кому обратиться, чтобы решить проблему. Все спрашивают: у кого сейчас власть? А ее нет. Дефицит», - это его слова, профессора Кордонского. Дефицит власти надежнее всего преодолевается, как известно, свободными выборами. Но это пока не для Путина и, по мнению Кордонского, не для России. Остается одно: бить. Бить очень больно и обязательно – по первым лицам. Опять слова профессора: «Если Путин не пойдет на репрессии, он не восполнит дефицит власти. Ему нужно будет продемонстрировать власть. А это можно только репрессиями по отношению к своему кругу. Иначе ему не поверят». Вот как наука объясняет то, что происходит в Кремле сегодня. Она сделала это пять лет назад, не сказала только, когда точно полетят головы, через год или два.

«Семейная пара, - пишет господин Чертенко, - отмечает сорок лет совместной жизни. Бóльшую часть времени, проведенного за столом с гостями, они обсуждают цены в магазинах и на рынках, сроки и условия сбора урожая помидоров, перспективы постройки забора на даче, рост цен и т.д. Все попытки направить разговор в русло воспоминаний о том, что это были за сорок лет, последовательно и эффективно блокируются… На предложение отвлечься от помидоров и отправиться в парк, все-таки своего рода юбилей, отвечают быстро и хором: мы работаем, и всегда работали. За этим читается: мы не бездельники, как некоторые, нам гулять некогда. Вопрос о смысле жизни я решил приберечь до пятидесятилетнего юбилея, которого они друг другу всячески желают», - пишет Чертенко.

А мне они понравились, эти старики. Захотелось с ними познакомиться, навещать их время от времени, сидеть с ними за столом с произведениями их огорода и беседовать не о Путине и его подругах, не о Шувалове, большом человеке из правительства, не о его супруге – как удачно развился ее предпринимательский талант, не успела оглянуться – уже миллиардерша, не о ее кобелях и сучках, которых она выгуливает по миру на отдельном самолете, а о рассаде, о помидорах, ценах, стройматериалах. Я бы за этим столом чистосердечно похвалился своими достижениями – тем, например, что в этом году помидоры у меня - какой ни разломи, сразу выступает пудра, и огромные, и тугие, и в должную, в природную, меру кислые, а вот у Андрея Стаценко зачахли, и он мне зычно завидует, жалея, что послушал одного старого дурака и научную обработку корней перед посадкой заменил молитвой и свечкой в церкви… Вот так, хотя, конечно, понимаю, что через некоторое время захотелось бы мне и другого разговора с этими стариками – политического, литературно-философского, музыкального, потому что и вправду нельзя же все время о помидорах да помидорах. Думаю, они того же мнения.

Они все-таки есть, слушатели «Свободы», которые отчетливо понимают, в чем суть спортивной политики России. Суть спортивной политики России в том, что она, эта политика, существует, и существует на самом большом серьезе. Во всяком случае, существовала до последнего времени. Спортивная слава была делом государственным. «Спортивные победы говорят только о самих себе и больше ни о чем», как подчеркивается в одном письме, а Россия решила, что спортивные победы должны говорить, прежде всего, о величии, важности страны. Россия решила, что имеет все права на спортивные победы своих обитателей. Она уверена, что не только может, а должна присваивать себе их рекорды. Зачем? Ну, как – зачем? Затем, чтобы предъявлять их миру как знаки своего государственного достоинства. Это понятно, это мило, но... «Самой олимпийской державой человечества, - вернусь к письму, - была, как известно, ГДР, в пересчете медалей на душу населения всех превзошла. Но это чего-то не помогло укрепить её режим… Футбольные клубы Чаушески и Милошевича умудрились победить все сильнейшие команды Европы. Очень трудно, но всех обыграли. Но Чаушеску и Милошевич мало этим усилились… Вот я читаю текст вашей радиопередачи, - продолжает автор, - и смотрю в окно. Там огороженная площадка между домами. Сейчас лето, воскресенье, каникулы, но на площадке никого. Так почти всегда. А я живу в довольно зажиточном пригороде столицы. Мы совсем не спортивная нация. У нас нет соответствующего настроения. Мы постоянно напряжены», - пишет этот интересный человек. И спорт, и спортивную политику терпеть не может, а кто, кого, когда и как обыграл хоть сто лет назад, скажет вам без запинки, разбуди его в глухую ночь… Получается, однако, что не случайно именно Россия нанесла самый большой удар по культу спорта в мире. Мы за ценой не постоим. Мир увидел, что это за цена. Для Советского Союза понты имели значение, и очень большое. А для путинской России они стали превыше всего. Ничего, кроме понтов! Совку хотелось еще чего-то, а тут – ничего, кроме понтов. На восстановление советской спортивной славы путинизм потратился больше всего – здесь и постигла его неудача. Советского спорта как такового больше нет. В этом смысле нет и совка. Только сейчас это можно сказать. Что дальше? Жизнь без совка – вот что дальше.

«Пишет вам Колян из Новгорода, - из Нижнего или Великого, в письме не сообщается. - Работал на заводе, сократили, пока живу сам по себе. Работал слесарем по электронике, КИПовцем. Сократили со всем отделом, почему - не ко мне вопрос. Другие мои профессии: сварщик, водитель. Но работать по ним не собираюсь. Во-первых, возраст уже не тот, к полтиннику близится. Во-вторых, за двести-триста долларов в месяц что-то нет желания. У злых гейропейцев вон пособия по безработице больше в разы. Было немного накоплено денег, плюс барахлишко кое-какое продал, так что до осени хватит. Попивать, можно сказать, не попиваю. В три месяца напьюсь разок, это не считаю. Немного занимаюсь дома за компьютером, поэтому слушаю «Свободу». Большинство вокруг меня на мнения, отличные от телевизионного, орут, брызжут, машут кулаками. Они думают, что все их хотят убить, завоевать, отобрать богатства, угнать в рабство. Умственно развиваться не хотят, им хватает дуроскопа. А при таком дуроскопе и при такой жизни обязательно рванет. Рванёт, потому что бурлит, а деньги скоро кончатся… Я-то лично ни на кого не обижаюсь, не сержусь. Если сравнить с ельцинскими годами, то мне хуже. Совсем уже всё обжали. В девяностые я мог взять у друга машину, написать от руки самому себе доверенность и ездить. Или машину купить из-за границы, и ездить на ней с таким же клочком. И никаких там налогов, растаможек, страховок. Сейчас же я не могу управлять машиной друга, хотя он сидит рядом. Вот это меня касается и напрягает. Думаю, уже скоро рванёт, ещё год-два», - повторяет Колян. Серьезный человек, почти полста лет. Не знаю, почему он называет себя Коляном, а не Николаем. Напрягло меня немножко его письмо. Перед ним прочитал, что русские менты не любят ходить с оружием, написал один лейтенант. И вот слова Коляна, что скоро рванет. Не хочется, чтобы он попал в передрягу. У таких, как он, спокойных, положительных, много неприязни ко всем, кто волен что-то запрещать, следить за исполнением всяких запретов. Что-то не идет из головы февраль семнадцатого, совсем безобидный февраль, прямо образцово демократический, с объявлением выборов в Учредительное собрание, а все равно: что первым делом устроили горожане в Петрограде – пустили под лед, сколько смогли, городовых. Тогдашние менты были, как и нынешние: всем ментам менты. Вот их и поволокли к прорубям.

«Уважаемый Анатолий Иванович! В недавней своей передаче вы привели высказывание некой Тани Соловьевой об Англии. Она, по ее словам, не верит, что эта страна когда-нибудь изменится к лучшему. Отсюда у Тани следует, что в настоящее время эта цивилизация не заслуживает доброго слова. Вы сообщили, что данная особа живет в Лондоне, юристка. Снимите грех со своей души: признайтесь, что вы придумали и ее, и ее высказывания, еще более дикие, чем она сама. Ну, очень уж белыми нитками у вас получилось! И то, что она называет себя Таней, а не Татьяной, и то, что она юристка, и то, что живет в Лондоне. Не могу себе представить, что юристка не знает, что такое Билль о правах, что такое Великая хартия вольностей, что такое весь строй англосаксонской жизни на этих опорах. Вы любите слово «покайтесь», в шутку призываете к этому нас. Вот и я вас призываю к тому же, и отнюдь не в шутку. Скажите во весь голос со свойственной вам прямотой, что никакой Тани Соловьевой, юристки, жительницы Лондона и большой русской патриотки с ее невежественными и злобными отзывами о Западе, об Англии, обо всей англо-саксонской цивилизации, не было и нет в природе. Я лично прощу вам вашу выдумку, дело ваше писательское – вам сам Бог велел выдумывать. Но меру надо знать даже вам, дорогой Анатолий Иванович. Сергей Корнилов. Самара». Нет, Сергей, не могу доставить вам такого удовольствия. Таню, именно Таню, а не Татьяну, Соловьеву я не выдумал. Она – реальное физическое лицо, как выражаются юристы. И то, что она написала, написала именно она и может со всем достоинством сказать: еже писахъ, писахъ. К упомянутым вами Великой хартии вольностей и Биллю о правах нужно, кстати (обязательно нужно!), добавить Декларацию независимости Соединенных Штатов Америки – и тогда три кита, на которых зиждется современный свободный мир, окажутся в полном наличии. Варвар не только не знал, что такое Рим, римское искусство, римские порядки – он не был способен их оценить, даже узнав. Но не будем забывать, что таким, поистине варварским, отношением к англосаксонскому миру в свое время отличались, например, не только Гитлер с тогдашней молодой немецкой порослью, но и некоторые первоклассные европейские умы и таланты. Одного из них даже называют крупнейшим философом, не буду повторять имя – ну его. Воззрения нашей Тани – это современный русский варварский нигилизм, темное отрицание западного жизнеустройства, без которого эти люди не в состоянии обходиться ни часа. Им предстоят такие разочарования в их спутанной жизни, что как подумаешь об этом, то впору сочувствовать им. Правда, как только они осознают свой крах, тут же решат, что ни в какое варварство никогда не впадали. Ну, не вешаться же, в самом деле!

«Вопрос для меня лично больной, - пишет Александр Гавристов. - Младший сын несколько лет назад уехал. В Австралию с семьёй… Ладно, человек взрослый, с ним жена. Я им не указ... Но тут стал обращать внимание, что чем дальше, тем больше в общении и переписке ими стала продвигаться мысль о том, что они уехали, оказывается, чтобы "спасти" детей, что ненормален тот, кто остался "в этой стране", а вот покинувшие её - настоящие патриоты! Пошли ссылки на материалы, тенденциозно рассказывающие об общеизвестных российских проблемах… Всё просто, как дважды два! Человек предал свою Родину, совершив тем самым грех. Понимая это и будучи к тому же православным, он не желает жить с постоянным ощущением совершенного греха. Здесь два выхода. Первый: вернуться домой, что невозможно (пока?), второй - оправдать себя и облегчить свои душевные страдания… Льётся, льётся река негатива на брошенную и преданную Родину - себе в оправдание… Уехавшие предатели становятся "истинными защитниками" интересов Родины, а оставшиеся в России - инертной "биомассой", не способной на "поступок". Всё! Теперь можно наплевать на сомнения души, - он не один такой, правда, как показывает история, многие, очень многие так и не могут нести в себе грех предательства и возвращаются на Родину безо всяких условий... Но до этого нужно ещё дорасти», - так завершает свой донос на собственного сына господин Гавристов. Очень похоже на донос, господин Гавристов, не спорьте. Очень похоже. Донос на младшего сына. Хотелось бы знать, готов ли подписаться под этим доносом ваш старший. Вы, конечно, не обидитесь, а даже останетесь довольны, если я скажу, что в моих глазах вы - Павлик Морозов. Мальчишкой донес на отца, не любившего сталинизм, в старости – на сына, невзлюбившего путинизм. В сталинское время счет таких доносов шел на миллионы. Не буду скрывать: я рад за вашего младшего. Его дети, а ваши внуки, в Австралии не вырастут доносчиками. В сталинское время доносы чаще писали дети на отцов. Новая жизнь доносила на старую. Сегодня наоборот, старое доносит на новое. Ваши внуки, как люди новые, просто не поймут, почему уход из России и недовольство ее порядками дед считает изменой и грехом.

«Здравствуй, Стреляный, и запомни, если до сих пор не уяснил себе, следующую простую вещь! У народа нет ни благородства, ни веры, ни идей, ни эстетики. Дай им волю, они превратятся обратно в обезьян. Сейчас цветёт буйным цветом истинно народная культура - мыльные оперы с нарочито дебильными мордами, голливудская мерзость, бандитско-ментовские кинишки, авангардистский выпендрёж для продвинутых идиотов. Что власть захватят уголовники и оборотни, я догадался еще в восемьдесят шестом году, потому что хорошо знал советское общество. Тогда как раз объявили кооперативы. Я и подумал: кто захватит этот дикий рынок бандитского капитализма? Ясно было, кто - урки. А кто их сильней? Братва в погонах. Ну, за что вы боретесь, Анатолий? Демос уже победил, и он счастлив», - говорится в этом горестном и грубоватом письме. Все вроде верно, но демос, он все-таки разный. Да и не демосом как таковым будет определятся облик человечества, не тем, какие номера будут выкидывать гопники всех стран, как они будут резвиться. Главное будет исходить от чудо-тандема, образуют же его лучшие из человеческих мозгов и рукотворный сверхразум. А демос, конечно, будет счастлив, только не победой, а сытостью и праздностью – чем же еще? Подозреваю, впрочем, что только он и будет счастлив.

Ольга Несмеянова из Санкт-Петербурга написала, что «надо, наконец, - это я цитирую, - сказать открыто, а украинцам (и другим иным народам, жаждущим независимой государственности, а значит и власти) признаться себе честно: самостоятельной украинской (и некоторой иной) культуры и национальности не существует. Значит, нет основы и для самостоятельного национального государства. Осознание этого факта закрыло бы сразу все споры и вопросы». В то же время Несмеянова не относит себя к тем русским, которые хотели бы видеть украинцев рядом с собою в чем-то вроде нового Советского Союза. «Да кому вы нужны! – обращается она к украинцам. - Кормить вас. Уже кормили семьдесят лет, может быть хватит?». Наверное, так же она смотрит на белорусов и некоторых «иных других». Знать бы, сколько людей в России разделяют ее позицию. Это важно, ведь речь идет о той части населения России, что не одобрит дальнейших попыток режима так или иначе восстановить империю. Примечательно, что эти люди именно теперь начали подчеркивать, что украинцы и «иные другие» не доросли до собственной государственности. До своей не доросли, а под нашу, под русскую, второй раз не пустим. Значит, до сих пор, в течение целой четверти века, они, эти жители России, не относились достаточно серьезно к перипетиям государственного строительства в «ближнем зарубежье». Набьют, мол, шишек и попросятся назад. И только когда стало ясно, что, несмотря на шишки, в том числе и кровавые, эти потуги не прекратятся, было решено, что ломти должны быть-таки отрезаны. Понятно, что условная партия госпожи Несмеяновой не будет благожелательно смотреть на эти «отрезки» или «обрезки», и те, в свою очередь, будут отвечать в том же духе. Другими словами, отчуждение между Россией и бывшими частями СССР будет продолжаться. В такой обстановке будут, естественно, обостряться национальные чувства по обе стороны границ. Особо скажу, что я против широкого общественного обсуждения народов, которые-де не доросли до своей государственности и только зря пыжатся, причиняя неудобства себе и окружающим. В таких разговорах слишком накаляются страсти, все участники раскрывают себя не с лучших сторон. Пожары надо гасить, а не раздувать. Вот и в письме госпожи Несмеяновой, в ее восклицании об украинцах («Да кому вы нужны!») явственно звучит слишком уже хорошо знакомая миру русская национальная обида. Это очень сильное и отнюдь не творческое чувство. Многие ставят его в вину русским. Мое отношение иное. На всё или почти на всё, что те же украинцы, белорусы и «иные другие» считают виной России, я смотрю как на ее судьбу. Судьба, надо сказать, при всем ее своеобразии, не исключительна.

Письмо из Москвы: «Открыла словарь русского мата. Какая же я темная! Пять языков выучила, а базовым, родным, русским, то есть, матерным, плохо владею. Почему открыла словарь мата? Потому что перед этим включила телевизор, а с экрана несется такое… Вот и сижу теперь перед отечественным экраном со словарем родного языка под рукой. Учиться никогда не поздно. Чем объяснить массовое увлечение откровенным матом сегодня? Снижение общего уровня культуры? Отсутствие гуманистических ценностей? Хочу проявить исследовательский, а не оценочный подход. Конца-то света не было, нет и не предвидится, так что паниковать я не намерена. Иногда интеллигентный человек, случайно попав в криминальную компанию, вынужден переходить на ее язык, чтобы не выглядеть чужаком. Мне, как оптимисту, нравится известный пример с одуванчиком, который приводят биологи в спорах о генофонде нации. В неблагоприятных условиях вырастает чахлое растение. Но его семена, попав на благодатную почву, могут дать жизнь прекрасному цветку. Возможно, наш язык в преддверии каких-то новых, особо благоприятных, условий дурачится, ищет или ожидает свою будущую форму», - пишет москвичка Миронова. Спасибо за письмо, госпожа Миронова. Такое мини-исследование… Я, со своей стороны, на мат уже перестаю обращать внимание, хотя еще поеживаюсь, когда слышу, например, у прилавка в сельмаге, как бабушка, решая с внучкой лет пяти, что купить, воркует с нею трехэтажным матом...

Пишет молодой человек из Стаханова, это Донбасс. «Откровенных, идейных, непробиваемых рашистов у нас не более трети. Остальные: кто - за Украину, кто – ни за что, и все приспосабливаются. Одно время отец часто выходил поболтать с друзьями-товарищами. Говорили о чем угодно, однако, стоило появиться "ополченцу", начинали дружно проклинать Киев. Среди местных много опустившихся, их вербует московское православие. Атмосфера,конечно, - жуть. Что они оставят после себя, что? Однажды отец был свидетелем, как на проспекте остановились три тентованных грузовика без номеров. Оттуда начали показываться лица. Боже! Молокососы лет по восемнадцати. Смотрят, удивляются чему-то, переговариваются тихо, с характерным аканьем и чеконьем. Явно не знали, где оказались. «Ихтамнеты».

«Любезный вам рынок, - поддевает меня господин Яковлев, -имеет свои естественные пределы. Есть критичные материальные пороги, за которыми не может не начаться бунт. Есть пороги психологические. Никто у нас пока не считал, насколько выросла бы производительность, если бы рядовой работник твердо знал, что руководитель/владелец предприятия не потратит на себя, скажем, более чем в десять раз больше, чем он. В мире этим давно озабочены, у нас пока рулят "соловьи рынка" (наряду с "соловьями генштаба"), - пишет господин Яковлев. Важнее, по-моему, все же другое: чтобы рабочий твердо знал, что хозяин, если даст маху или ему не повезет, может в одночасье потерять все, до копейки все! – что вот такие в отечестве порядки. Ну, и чтобы оба они, хозяин и работник, могли свободно выражать свои мнения и пожелания.

Думаю, все слушатели меня одобрят, если я закончу сегодняшнюю передачу зарисовкой Вадима Гуслица. Не знаю, кем надо быть, чтобы не одобрить. Читаю: «Мы с женой ехали в гости. За город, на электричке. По прибытии выход с платформы преградили автоматы. «Повторяй за мной, и он тебя пропустит», - говорю жене. Но она женщина, и у нее врожденное недоверие к сложной технике. Короче, я прошел, оглянулся и вижу её мучения – не той стороной, не туда прикладывает она к автомату свой документ. Почти непроизвольно у меня вырывается: «Горе моё!». А недалеко женщина-контролёр, миловидная, средних лет, тут же, с улыбкой глядя на меня, поправила «Счастье моё!» Все, кто слышал, заулыбались. Напряжение улетучилось. Жена, не без помощи контролёра, присоединилась ко мне, и мы с удовольствием пошли в гости».

На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. В Интернете я в списке сотрудников Русской службы на сайте: svoboda.org