Скандал вокруг московской школы №57 продолжает раскручиваться.
Тысячи москвичей подписали петицию об исключении из нумерации домов, квартир, этажей, учреждений образования и общественного питания порядкового номера 57 и замене его на 56а.
После первых публичных упоминаний о том, что школьный учитель истории спал со старшеклассницами, начали появляться их собственные свидетельства.
Последние 2 года, с начала 11 класса я желаю всей душой, чтобы со мной ничего этого никогда не происходило, чтобы это всё оказалось страшным сном. Я не могу даже передать, насколько это было болезненно. Я всей душой желала бы быть просто хорошей девочкой, чтобы мне никогда не снились кошмары, чтобы никогда не было панических атак, чтобы я никогда не узнала насколько черства часть моих друзей. Я хотела бы просто просто любить, жить и учиться. Я не хочу больше просыпаться и не дышать. Я не хочу больше судорожно раздирать своё тело. Я не хочу больше видеть, как страдают другие. Я хочу, чтобы этого ада никогда-никогда не было в моей жизни. Однако уже ничего не воротишь. Единственное, что я могу сказать сейчас - я излечусь, а другие не пройдут через всё это! И я счастлива это сказать!
Весь этот скандал показывает, насколько наше общество прогнило.
Знаете почему я молчала 2 года? Потому что Борис Маркович говорил, что если ты скажешь, то школу закроют. Фактически это был своеобразный шантаж.
Теперь я думаю, что это такая ущербная тоталитарная логика: принести в жертву человека, много людей, из патриотизма. В 57-ой меня учили, что так быть не должно. Зачем же себе противоречить?
После всех событий последних дней - обсуждений, отставок и возвращений членов администрации, каминг-аутов, встреч инициативных выпускников - многие люди, среди которых мои бывшие одноклассники, знакомые по 57 школе, родители выпускников и учащихся - почему-то либо продолжают пребывать в уверенности, что все это коварные происки врагов и наглая ложь, либо признают, что "что-то неясно что было", но при этом убеждены, что замалчивание и отрицание проблемы как-то спасут школу. Меня это все сильно коробит, поэтому я считаю критично выжным предать огласке свою историю.<...>
Подростковая психика - ужасно странная штука. Не могу сказать, что меня преследовал этот эпизод: приобретенные впечатления ушли глубоко в подсознание и хранились там мертвым грузом, поскольку я решила об этом никому не говорить, кроме двух-трех особенно близких подруг. Мне уже и тогда показалось, что такая дружба - через край, но у меня не было никакого понимания - действительно ли это так уж неправильно? Школа убеждала меня, что я большая девочка, что я вправе сама распоряжаться собой и нести ответственность (что, вообще-то - я и сейчас в этом уверена - очень хорошо, для воспитания личности!), но при этом система координат, в которой необходимо было принимать эти решения, была сбита к чертям. Мне потребовалось много лет, чтобы это понять. Важность школы, прекрасной дружеской школьной атмосферы, шедшая, к сожалению, вкупе с ложными ценностями, была настолько для меня высока, что я не пошла ничего рассказать родителям, например. Я тогда совсем не понимала, что ценность школы на самом деле в другом.
Сейчас, когда многочисленные факты нарушения не только педагогической этики, но и закона, постепенно всплывают в публичном пространстве (и речь не только об одном единственном учителе), я ответственно заявляю: я благодарна школе за мое прекрасное образование, за школьных друзей и мою включенность в сообщество выпускников 57 школы, которые в подавляющем своем большинстве прекрасные и выдающиеся личности, и мои близкие друзья; но я не могу больше слышать, что жертвы, которые НАКОНЕЦ нашли в себе силу, чтобы сказать правду о темной стороне медали, и те, кто жертвам помогает, якобы разваливают школу. Нет, это вы, кто до сих пор не открыли глаза или намеренно отворачиваетесь от проблемы, разваливаете всеми любимую школу. Вы мерзкие предатели. Нет вам прощения.
Я, когда училась в 11 классе, занималась сексом с Б. М. Меерсоном.
Мне очень страшно писать об этом в открытом посте.
Я считаю, что учителя не должны спать с ученицами.
Как раз, когда был опубликован этот пост, у 57й школы проводили митинг родители, требовавшие защитить их детей от лжи и наветов.
Да, я тоже заметил, что свидетельства о совращении школьников поступают от тех из них, кто живет сегодня в США или Израиле (а может, где еще). Я думаю, они не приедут давать показания в страну и в город, где оставили за спиной такое.
Более того, я уверен, что они смогли заговорить о таком именно потому, что попали в другие условия, где в совращении и изнасиловании жертву не считают по умолчанию виноватой. Где о таком умеют говорить и умеют работать с последствиями травмы. Где никто не сможет зайти в кабинет к Нужному Человеку и сделать так, чтобы бывшее оказалось небывшим, и наоборот.
В социальных сетях много вопросов. Почему это происходило многие годы, все все знали и никто не возражал? Во-первых, естественно, знали не все и не всё. Происходящее затрагивало в основном определенные гуманитарные классы, и те, кто учился в других классах и параллелях, могли вообще с этими историями никак не соприкасаться, не говоря уже о том, что людям обычно не свойственно афишировать свою сексуальную жизнь.
Во-вторых — конечно, возражали. Происходящее внутри школы не всегда видно снаружи. Как я уже написала, одна из учительниц была уволена — как раз по настоянию тех узнавших, кому секс учителя и ученика не кажется нормальным положением вещей.
В-третьих, для того чтобы подать в суд или требовать увольнения, нужны доказательства. То есть как минимум — рассказ ученика или бывшего ученика о том, как он занимался сексом с учителем. Такой пересказ сам по себе может быть травматичным. Сохранить эту историю в тайне будет невозможно. Рассказавший тут же станет притчей во языцех в многотысячном и дружном сообществе «пятидесятисемитов», и совсем не все члены сообщества будут готовы его поддержать: разворачивающаяся история — очевидное тому подтверждение. Комментарии в духе «все выдумывают», «да знаем мы этих девочек — сами хороши», «подумаешь, раздвинула ноги, жива же — а теперь школе пропадать» совсем не редкость, и мне страшно подумать, сколько гадостей будет сказано о Ревекке и других ребятах. Такая никому не нужная слава может сопровождать человека много лет. Знаю, что одна из девушек, чья «история с историком» не была тайной, спустя годы все еще чувствует на себе ее печать. Кто из родителей захочет проводить своего ребенка через такое? Да и через много лет не каждый взрослый решится об этом рассказать, хотя, если бы разные взрослые люди, столкнувшиеся в школьные годы с сексуальными злоупотреблениями, выступили сейчас, возможно, и говорить больше было бы не о чем.
Кроме того, не все юноши и девушки, вступавшие в школьные годы в сексуальные отношения с учителями, чувствуют себя потерпевшими. Для кого-то это просто часть жизненного опыта. Некоторым требуются десятилетия, чтобы осознать, что что-то в этой истории было не так, для других она продолжает оставаться крутым и приятным воспоминанием. Все это вполне естественно, вопрос только в том, считаем ли мы допустимым такое поведение учителя?
Как мне кажется, основная причина произошедшего конфликта — в отсутствии в нашем обществе сейчас хоть каких-то общих норм сексуального поведения. И это не сетование, это факт. Среди учителей одной школы, среди родителей одного класса — весь спектр представлений о норме, от, условно говоря, домостроевских до «все спят со всеми». И каждый считает свою точку зрения само собой разумеющейся и единственно правильной.
Директор школы Сергей Менделевич заявил о своем уходе. Вскоре после этого московский департамент образования опроверг увольнение.
Ранее, после педсовета, школу покинули сразу несколько педагогов (одним из условий их возвращения как раз была выдвинута отставка администрации).
2 сентября, после объявления об отставке администрации и директора 57 школы (без признания проблемы) две бывшие ученицы Меерсона публично заявили, что учитель имел с ними сексуальные контакты в школьные годы. В качестве реакции администрация объявила... о своем парадном возвращении в школу "по просьбам трудящихся". Показывают подписи возмущенных родителей начальных классов, которые пишут, что обсуждение подобных проблем "убивает атмосферу в школе". Выпускники мрачно шутят: "Они бы еще бюджетников на автобусах согнали подписи собирать".
1. Оценка происходившего в школе однозначна. Это преступление (я не прокурор, и не хочу искать разницу между преступлением по Уголовному Кодексу и моральным преступлением) со стороны виновных - пока конкретно названо только одно имя, но вполне возможно, что появятся и другие, и если администрация школы имела возможность пресечь происходившее много лет назад и не сделала этого - то это чудовищная ошибка.
Виноваты и все мы, учителя, родители, которые слышали, видели, догадывались, но ничего не делали или не смогли ничего сделать, чтобы происходящее прекратилось.
Простите нас. Все мы, взрослые, должны принести извинения пострадавшим, в том числе и по нашей вине, детям.
2. Я восхищаюсь и смелостью мальчиков и девочек, рассказавших правду о том, что происходило в нашей школе, и героизмом Оли Николаенко, которая смогла собрать информацию воедино и добиться того, что тайное стало явным.
3. Я считаю реакцию Сергея Львовича Менделевича, Екатерины Владимировны Вишневецкой на произошедшее по-человечески очень понятной, но ошибочной. Педсоветы 29 августа и 2 сентября не только не способствовали расследованию и разрешению ситуации, но и усугубили её, привели к губительному для школы внутреннему конфликту, увольнению учителей. В равной степени мне понятна и реакция тех, кто написал заявление и ушёл из школы, как они могли остаться?, но теперь им очень трудно будет вернуться. Взрослые не могут помириться, просто скрестив мизинцы. Те, кто не остановил уходящих, а наоборот, кричал "уходите" - мне тоже понятны. Первая реакция людей на такие ужасные (в нашей школе творится страшное, у нас учитель годами спит со своими учениками) новости - гнев и отрицание. И защитная реакция вполне понятна (валите отсюда со своими гнусными фантазиями). Такую же защитную реакцию демонстрируют сейчас и многие ученики, выпускники, родители. Однако правда очевидна, её потихоньку все начинают воспринимать, появляются извинения учителей друг перед другом.
Увы, я уверена, что от раскола преподавательского скандала, школе будет еще труднее оправиться, чем от обвинений в педофилии.
В "Фейсбуке" появилось письмо выпускников школы к ушедшим учителям:
В этом письме мы хотели бы попросить вас остаться в школе и принять участие в её жизни, насколько вам позволят ваши силы. Мы просим вас об этом не только потому, что вы замечательные учителя, но и потому, что в сложившейся ситуации мы вам доверяем. Из того, что нам известно, вы были оскорблены коллегами и администрацией школы на прошедшем педсовете. Мы понимаем, что сейчас вы, возможно, не готовы представить себе, не только того, как вы могли бы дальше сотрудничать, но даже того, как разговаривать с коллегами после произошедшего. Мы понимаем все это и уважаем ваши чувства и ваш возможный отказ. Тем не менее, мы все равно должны сказать вам о том, что мы считаем, что ваше участие в дальнейшей жизни школы поможет ей пережить этот кризис, создать безопасную для детей атмосферу и сохранить всё лучшее, что в школе есть.
В этой тяжёлой истории --- мы доверяем вам и вашей готовности следовать нормам морали. Ваше присутствие в школе будет служить для нас гарантией безопасности детей и отсутствия поблажек в случае подозрений в злоупотреблениях учительским авторитетом. Мы очень надеемся, что теперь, в ситуации, когда текущая администрация заявила о своём уходе, вы сочтете для себя возможным остаться в школе и помочь ей преодолеть ту тяжелейшую ситуацию, в которой она оказалась. Мы считаем, что в Пятьдесят Седьмой школе было и есть, что сохранять.
Потом письмо старшеклассников:
Дорогие учителя 57 школы!
Вы знаете, как ценна нам наша школа. Каждому из нас – даже тем, кто здесь совсем недавно – эта школа уже дала очень многое и, мы надеемся, еще даст. Вы знаете, что для нас школа – это семья. Вы знаете, как мы любим нашу семью и гордимся ею. Мы готовы на многое ради нее – потому что такого нет ни у кого. А у нас есть – благодаря вам. Благодаря вам – учительскому коллективу в целом и каждому из вас в отдельности.
Мы не хотим терять эту семью. Вы нам нужны. Мы не хотим терять вас. Мы ничем не заслужили терять вас. Кому-то из нас скоро поступать, кому-то еще не так скоро, но нам всем здесь еще учиться, и мы хотим, чтобы нас учили вы. Мы любим вас, дорогие наши учителя. Мы не хотим и не можем без вас. Сегодня, когда над школой нависла угроза, мы чувствуем это так, как никогда прежде.
Мы хотим сохранить нашу школу. Мы просим всех ушедших вчера учителей вернуться – ради нас. Мы просим вас пересилить все возникшие между вами разногласия и продолжать работать вместе – ради нас. Мы верим в то, что вы способны подняться выше ваших разногласий и способны решить возникшие проблемы – ради нас.
Мы вас любим. Очень. Вернитесь, пожалуйста. И помиритесь. Ради вашей и нашей 57 школы.
Комментаторы происходящего поделились на несколько лагерей. Один из основных – те, кто предлагает "не торопиться", "во всем разобраться" и "не вредить школе".
Хочу обратиться ко всем, связанным с 57ой школой.
В данный момент ситуация успокоилась, хотя и равновесие это шаткое. На мой взгляд, главная задача сейчас - обеспечить нормальное функционирование школы, чтобы дети могли учиться и происходящее их не коснулось. Каждый пост, каждый большой публичный спор, каждая новая петиция расшатывают положение. В любом случае, помните, что какой бы ни была администрация, и какие бы факты не вскрывались - школа - это прежде всего дети, которые в ней учатся. Не мешайте учителям и администрации нормализовывать жизнь внутри школы - все остальные проблемы могут быть разрешены а заявления сделаны позже.
Кроме того - призываю всех участников дискуссии сохранять интеллигентность и слушать друг-друга - и внутри, и снаружи школы и так скопилось слишком много злобы, чтобы преувеличивать ее количество.
Вот московская школа, которая, на мой вкус, слишком часто подчеркивала свою элитарность: этого у нас не прощают и вообще увенчивают главным образом для того, чтобы потом тем сочнее развенчать. Да и вообще некрасиво это как-то. Теперь эта школа, ученики которой всегда брали призы на олимпиадах и тем внушали дополнительную неприязнь, оказалась в центре скандала: оказывается, там учитель заводил романы со старшеклассницами. При этом, подчеркивают все комментаторы, он не педофил. И все про его увлечения знали. И старательно это скрывали. Но вот одна выпускница этой школы почему-то заговорила — и сеть превратилась в грандиозное моральное судилище.
Естественно, подключились наижелтейшие издания, где сидят обычно наипервейшие моралисты. Выяснилось, что в школе преобладают учителя-евреи, а значит, либерасты. А все либерасты, как известно, покрывают друг друга. Кампания по моральному осуждению учителя, его коллег, молчавших старшеклассниц и уволенных учителей (почему терпели?!) набирает обороты. Сеть сегодня — инструмент не взаимопомощи, а в первую очередь травли: почему так случилось? Вероятно, потому, что людям совершенно не за что стало себя уважать: они могут быть белоснежными только на фоне кого-то отвратительного. Это не обязательно еврей, подозреваемый в романах с малолетними (насколько платоническими были эти романы — обсуждается отдельно и смачно). Это может быть и министр, и министра тоже жалко: степень его виновности никого не интересует. Важно набежать, отметиться и дать совет: на петушатню.
Я не стану вдаваться в обсуждение ситуации в конкретной московской школе, потому что здесь не может быть объективного и, главное, доказательного мнения. Никто ничего не знает, да знать и не хочет. Мнение толпы сегодня переменчиво как никогда: сегодня затравили, завтра оказалось, что затравленный был не виноват, и на петушатню волокут уже тех, кто осмелился обвинить невинного.
Педофилия вообще такая удобная вещь, что демонстрировать праведный гнев можно без малейших доказательств: если вы заступаетесь за детушек, ваш праведный гнев априори получает индульгенцию. Вспомните, какие скандалы на эту тему раскручивались вокруг Артека, вокруг прибалтийских банкиров, вокруг оппозиционера-эмигранта, — и всякий раз ни одного доказательства не находилось. Все исчерпывалось грандиозными кампаниями, и каждый торопился прибежать и отметиться: «Почему я не удивлен?», «Ну и мразь!», «А если бы так вашу дочь?!».
Любой, кто призывал к объективности, объявлялся пособником педофила. Любой, кто требовал доказательств, попадал в евреи (ясно же — зловредная, казуистическая нация). А когда выясняется, что скандал возник на пустом месте либо все обстоятельства жестоко искажены, — можно и вяло покаяться, но репутация-то уже погублена, а количество мерзости в мире увеличено необратимо. И вот сегодня единственная радость у огромного большинства блогеров — это найти объект для безнаказанной травли (неважно, чиновник это, плохой родитель или подозреваемый учитель), затеять свару и регулярно отмечаться: повесить! утопить! вернуть смертную казнь! на петушатню! кастрировать! каленым железом!
Все по «Четвертой прозе»: сплошное и беспрерывное «убей его», даже если обвиняемый виновен лишь в том, что на грамм кого-то обвесил. Количество злобы, накопившейся в обществе, затемняет любой вопрос, отвлекает от него: тут уж не до объективного выяснения обстоятельств. Люди готовы сжечь подозреваемую школу со всем педсоставом — и весьма возможно, что ее в самом деле уничтожат, как советует феминистка-выпускница. Ровно по такому же зову сердца многие отправляются в самопровозглашенные новообразования, чтобы побесноваться под благородным предлогом (еще бы! Ведь они защищают стариков и детей!).
Обратная позиция – происходящее слишком долго скрывалось, чтобы и теперь продолжать молчать.
Нельзя так, совсем нельзя. Нельзя это оправдывать тем, что есть свои и чужие (потому что бывают ужасные свои и прекрасные чужие, просто по теории вероятности). Нельзя это объяснять тем, что у нас судов нет и тюрьмы ужасные. Нельзя говорить, что так уничтожится школа. Есть действия, есть последствия. Это трагедия со всех сторон, но зло должно быть наказуемо — потому что есть зло и есть добро, и хватит быть гибридными по всем вопросам. А еще нельзя говорить, что это история про 57-ю школу (в которой я не учился, но в которой я ходил в вечернюю математическую школу и ездил с 57-й в разные поездки по городам и в Крым — и все это было совершенно прекрасно). Потому что это не только про 57-ю школу история, и это общее место много где, и об этом просто не говорят (и я не скажу, потому что про мою школу я ничего такого не знаю — может, было, но я не знаю, а в других не учился). Потому что должны быть кодексы этики. В школах, в университетах, на работе. В конце концов, нравственный закон внутри нас.
Мы так любим говорить про то, какая у нас коррумпированная страна, но давайте честно — нам всем эта коррупция удобна. Потому что коррупция помогает решить почти любую проблему. С ментами, в суде, друг с другом. Коррупция помогает вообще отменить такую вещь как наказание. Потому что наказывают не тех и не за то — а значит, это и не наказание никакое.
Нельзя так. Совсем.
Прочитала довольно много текстов про "ачетуттакова", если по обоюдному согласию, и вообще старшеклассницы они такие, кого угодно соблазнят.
Понимаете, тут ведь очень простая вещь, если даже не говорить про возраст, про разницу в уровне ответственности, про ситуацию зависимости.
Школа - это пространство безопасности для детей.Задача директора и учителей, приложить максимум усилий для этого.И уж тем более не становится самим источником опасности для ребенка.
Как только учитель позволяет себе смотреть на учениц(учеников) как на сексуальный объект, пространство безопасности для всех детей схлопывается. Потому что безусловно они провоцируют, безусловно они сексуальны, девочки 15 лет - от них же разит гормонами за километры. Конечно же они этого хотят, это нормально для возраста. Именно поэтому это табу. Потому что это легко.
И вот пусть разит, пусть любой длины юбки и любой силы влюбленность. Но для учителя это должно быть нерушимым табу. Он - гарант того, что в этом месте эта девочка(мальчик) для учителей только ребенок, только ученик. Не объект охоты, не объект влечения.
Как только это дозволяется - начинается то, о чем мы читаем. Это будет не разовая история про влюбленность, школа просто станет полем для игр, для высматривания и соблазнения партнеров. Кто кого? А без разницы. Это уже небезопасное пространство для ребенка. Это уже не про учебу. Это пространство, где масса детей в остром пубертате, когда им конечно всего хочется попробовать и когда их завести проще простого - и когда это становится дозволено взрослым, имеющим над ними власть, имеющим в их глазах авторитет. Он(она) уже не ученики, а сексуальный объект для взрослых. Это теперь другое пространство, других отношений. Небезопасное для любого ребенка. Охота начинается.
Развал 57 школы. Страшно, печально, больно до слез, но, видимо, неизбежно. Нарыв вскрыт, уже пошел сепсис. Сумеет ли школьный организм из него выбраться, зависит от удачности дальнейшего лечения и от устойчивости внутренних бактерий к прописанным антибиотикам. Посмотрим. Выживаемость – 50%.
Для меня, как для выпускника и бывшего учителя, впервые за все последние бессонные ночи в этом кромешном аду наконец стало что-то проясняться. В школе идет сложный разговор, поиск решений и выходов из сложившейся ситуации и, мне кажется, самое важное — участвовать в этом разговоре. Не поливать грязью, а участвовать — учителям, родителям, выпускникам, ученикам. Никто ни разу этого не произнес, но по всем участникам нынешнего педсовета я почувствовал: они хотят разговаривать и находить пути решения накопившихся проблем. #спасибо57
Наблюдается множество людей, которым кажется, что они всё всем легко объяснят. Какой-то популярный публицист толкает идею про "закрытое сообщество" (ага, конечно, это в школе-то в которую старшие классы, фактически, набираются заново из детей со всей Москвы), а другая - про закат "элитных школ" (вообще-то дети в спецклассы отбираются по математическому или гуманитарному таланту - и говорить про "элитность" школ, работающих таким образом, так же глупо, как говорить про "элитность", скажем, сборной России по футболу).
Однако дело не в том, что эти конкретно теории глупые, есть и умные и сказано много важных слов. Вообще уже сделан огромный шаг вперёд, но идти ещё далеко. Но таких слов, с которыми можно обратиться к нынешним учащихся - на их уровне, с учётом возможных посторонних интерпретаций, с учётом их собственного опыта, с тем, чтобы привлечь внимание, но не вызвать дополнительного стресса (не забывайте, что они - хотя и в меньше степени, чем непосредственно затронутые дети - тоже жертвы) - я пока таких слов не видел.
Почему таких слов нет, объясняет Сергей Пархоменко:
Мы с Варей пообещали друг другу, что не будем ничего здесь писать про 57-ю школу. Наши "предыдущие", теперь взрослые, дети там не учились. Мы сами не учились тем более. Ну и Мотя учится последние два года, наоборот, в 67-й, а до того был просто в ближайшей к дому районной школе, которая нам приглянулась исключительно тем, что из всех окрестных заведений была единственной, где не пахло прокисшей тушеной капустой, а по стенам висели портреты писателей, а не царственных балбесов. И это был вполне разумный, правильный выбор, как мы позже убедились
Так вот. Мы обещали друг другу не писать про ЭТО. Мы и не пишем.
Но в последние три дня Мотя непрерывно переписывается со своими друзьями из 57-й. Просто не останавливаясь: у них там где-то есть секретный чат. И в какой-то момент он нам прочел из этой переписки некоторые фрагменты.
Я его пытался упросить, чтоб он мне разрешил их тут опубликовать - со всеми стертыми именами, разумеется. И клялся, что я так затру все подробности, что никто не догадается. Но Мотя не дал.
Если бы вы знали, как дети об этом пишут. И как они описывают то, что происходит. И как они понимают то, что там делается - и с той стороны, и с другой.
Вы бы тогда сами в десять раз меньше злобной ахинеи друг другу наговорили. И меньше бы позерствовали. И меньше бы высокопарных пошлостей тут нанесли. Не так бы красовались и гарцевали. И не плясали бы так на могилах и на пепелищах. И слов бы диких не употребляли этих - хоть половину.
Если бы вы только слышали эту Мотину переписку. Но вы не слышите.
Я вдруг понял, что меня раздражает во всей этой истории. Это не морализаторство, не лицемерие, не дешевая литературщина (кто-то ужасно учил этих людей русскому письменному), не собственно <секс> учителя с ученицами, о которой нельзя рассуждать, не зная деталей, а и тогда лучше все-таки не с непричастными зеваками.
Это непризнание субъектности подростка. Многие из нас бунтовали, требуя признания нашей субъектности, и я тоже. Я пошел работать в 15 и женился, едва мне исполнилось 18 (ни один кролик не пострадал, а моя бывшая теперь профессор истории в одном хорошем американском университете). А в последующие годы я много раз слышал от ровесников, что вот именно в последних классах школы они обещали себе не делать со своими детьми того, что делали наши родители и учителя. Конечно, такие обещания наверняка давали себе и прежние поколения, но в нашем, кажется, есть критическая масса тех, кто их исполняет.
Человек в 16 лет -- это взрослый человек. Он совершает ошибки со взрослыми последствиями. Он совершает взрослые прорывы, делает много вещей, на которые взрослые неспособны. В 16 лет можно быть олимпийским чемпионом, суперуспешным музыкантом, автором бестселлеров, крутейшим кодером.
А принимать решения про <пенис> и <вагину> -- в основном не самые, скажем прямо, важные решения в нашей жизни -- он, значит, не может, и их за него примут взрослые, потому что они отлично во всем разобрались и ни разу не облажались?
Ну-ну.
Воля ваша, но вот это как раз гнуснее всего, мне кажется.
Мне даже не хочется писать в сотый раз о том, что если в России и есть настоящая проблема, то это превратно понятая корпоративная лояльность. Добродетельность школы – это презумпция, а не аксиома, и мы совершенно точно знаем, что от этой презумпции пора отказаться. Нет никакой доблести в том, чтобы «спасать» школу и поддерживать довольно горячечное убеждение СЛМ (Менделевича. – РС), что он стал жертвой заговора и проч. Больше того, именно друзья его должны потратить свое время и убедить его, что лучше остаться в истории уважаемым человеком, а не насмешкой. Я к нему нежных чувств не испытываю, и по мне пусть он будет презираем до конца жизни, но обидно просто, что это и на школе отразится самым печальным образом.
Уже отразилось на самом деле: все самое плохое позади. Плохо, когда учителя истории сволочи. А когда взрослые люди обсуждают свои проблемы вслух и пытаются искать выход – это не плохо, а хорошо. Каждый комментарий, который я прочитал за последние три дня, даже самый бессмысленный, создает общественное благо; такова чудесная сила гласности.
Я уверен, кстати, что нынешние ученики прекрасно понимают, где добро и где зло, гораздо лучше своих учителей. И опыт столкновения с этой склизкой корпоративной солидарностью для них будет полезен, потому что склизкая корпоративная солидарность будет их преследовать в России всю жизнь.
Я наконец поняла, почему этот случай буквально взорвал и продолжает рвать инфопространство. Дело не только в глубоко табуированной теме сексуального развращения малолетних, не только в нем дело. Это даже не самое важное. Все так лично восприняли эту историю вовсе не из-за того, что являются родителями несовершеннолетних дочерей или предками малолетних внучек.
57-я школа оказалась близка каждому, потому что этот случай затрагивает самый важный вопрос: можно ли закладывать своих, а если можно, то в каких случаях.
Все ждут от венценосного карлика, что он посадит трёх своих друзей по примеру сингапурского правителя. Но никто не готов не то что посадить, а хотя бы обличить своего собственного друга/коллегу/да просто соседа по даче.
Мы все с вами живем в 57 школе. Этот случай это зеркало. И вам не нравится смотреться в него и видеть себя, поэтому все и взбеленились. Как человек, которых был сто раз изгнан из сотен 57-х школ, я вам совершенно компетентно говорю, жизнь после такого скандала возможна. И в 57-й школе, и для тех, кто её покинул.
Вообще, ситуация в 57-й школе (самой лучшей и "продвинутой" в Москве) удивительным образом "отзеркалила" состояние нашего общества. Гримасничая "образованщиной", взрослые люди жонглируют элементарными понятиями этики и морали. Восклицают: "Эта школа - семья! Не лезьте во внутрисемейные отношения!.." Простите, но если это - семья, то в ней процветает инцест. На протяжении 16 лет процветает. Это означает лишь одно: если в "лучшей семье" творится такое - то что происходит в других "семьях"?
Получается, что лучшая "семья" прогнила еще 16 лет назад. Рыба, как известно, гниет с головы. Надо ли удивляться тому, что на первосентябрьских школьных линейках мы теперь видим людей в камуфляже, устраивающих военизированные шоу и наводящих стволы автоматов прямо на детей?
Как бы ни хотелось навесить на кого-то ярлык, чтобы успокоенно отойти, не стоит забывать, что ни один из ярлыков обычно не соответствует реальности. Нет никаких "людей со светлыми лицами", "интеллигенции", "заговора педофилов", равно как и <чудаков> или не-<чудаков>. Обсуждение ситуации в 57 школе превратилось в войну мнимых сущностей. "Быдло" против "элиты", "подельники педофилов" против "борцов за справедливость", тусовка причудливо перетасовалась по разным колодам и воюет на всякий случай "против всех".
В рамках одного конфликта вдруг всплыло, что разумные в одном люди могут быть неразумны в другом, приятные персонажи могут делать неприятные вещи, и наоборот. Но вместо принятия и осмысления этого довольно очевидного факта, все сосредоточенно переклеивают ярлыки и суетливо перевыбирают комитет по этике.
Со следующим комитетом по этике будет то же самое. Только это не повод для радости тех, кто демонстративно причисляет себя сейчас к "не-элите" и клеймит чистолицых.
И вопрос тут даже не в "институте репутации". Незапятнанная репутация - это, чаще всего, от недостатка информации о человеке. Нет людей, морально безупречных, словно оптинские старцы. Можно долго замалчивать чьи-то грехи, можно их, наоборот, выпячивать, но делать выводы о каждом конкретном поступке, и особенно, строить нравственные прогнозы на основании ярлыка - чревато нынешним пятидесятисемитским скандалом. Как и обвинять с расчетом на собственную безгрешность. Как и ждать безгрешности от обвинителя. Чужое несовершенство в абсолютных величинах никак не зависит от того, будь свидетелем обвинения хоть Чикатило, хоть мать Тереза. Но это и не дает права хоть Чикатило, хоть матери Терезе делать однозначные выводы о совершенно неизвестном общем на основании крайне ограниченной частности.
Жизнь нелинейна и относительна, сюрприз-сюрприз. Самой бы еще не забывать об этом.
В общем, пока так.
Я бы очень хотел, чтоб школа сохранила все то многое хорошее, уникальное, что в ней есть, а прорвавшееся наружу больное пролечила, возможно, и хирургически. В отличие от многих, я не ставлю знака равенства между школой и администрацией и не считаю отставку администрации гибельной для школы. Отдавая дань уважения СЛ, который взял меня на работу и терпел все эти годы, я все же считаю, что нынешняя администрация не способна школу пролечить. Потому что, увы, в упор не различает саму болезнь. Ей пытаются объяснить симптомы болезни, уже хором, на пальцах и с картинками, но выходит плохо. Я с теми, кто считает, что администрация должна уйти, а школа остаться и жить. Я горжусь ребятами, которые смогли рассказать о том, что с ними случилось -- это очень сильные люди. Я горжусь нашими выпускниками и родителями, которые ведут сейчас работу по сбору и анализу данных и напряженно ищут пути дальнейшего движения. По мере сил готов помогать.
