Ссылки для упрощенного доступа

Картинки с выставки


Американский пейзаж
Американский пейзаж

Александр Генис: Исполнилось сто лет Службе национальных парков США.Это - федеральное агенство отвечает за все 59 национальных парков страны. Правда, многие из них возникли намного раньше. Первый - Йеллостоунский - образован еще в 1872 году. Но сто лет назад Америка решила что лучшее в ее природе заслуживает общенародного - федерального - присмотра. С тех пор судьба национальных парков становится все труднее: их слишком сильно любят. В год их посещает почти столько человек, сколько живет в США - 279 миллионов. И это, конечно, не проходит бесследно. Чтобы спасти природу от нашей любви, эта самая Служба национальных парков вводит суровые меры. Например, Йосемитский парк в Калифорнии, страдающий от 4 миллионов посетителей, хочет ограничить ежедневный доступ до 20 000 туристов, отменить прокат лошадей и велосипедов, закрыть бассейны и, даже, разрушить каменные мосты. Характерно, что две трети опрошенных согласны терпеть любые неудобства ради того, чтобы Америка сохранила оазисы девственной природы. В чем, собственно, и состоял замысел первых организаторов парков.

Сегодня мы, воспользовавшись юбилеем, вывезем нашу традиционную рубрику “Картинки с выставки” на пленэр, чтобы поговорить не о вторичной природе искусства, а о первичной природе пейзажа, естественно - американского.

(Музыка)

Александр Генис: Как и все в Новом Свете, американские парки питаются контрастами. В данном случае - между природой и культурой. В сущности, здешний парк - всегда гипербола. Это - либо дикая природа Национальных парков, либо утрированная искусственность Диснейленда.

Последнему в Старом Свете соответствует регулярный французский парк, свирепо укрощающий и подчиняющий природу культуре. Дворцовый парк - зашифрованная схема организации людских масс. С помощью кустов, деревьев, аллей, клумб, фонтанов и беседок любую толпу - от придворных до туристов - можно превратить в красочную процессию. Высокая цель этого социального шедевра абсолютизма - внести порядок в хаос, заполняя досуг уроками цивилизации. (Не отсюда ли странный советский гибрид - «Парк культуры и отдыха»?)

Диснейленд - дальний родственник Версаля и Петергофа. С ними его роднит пафос искусственности и страсть к дисциплине. Увеселительный парк - конвейер аттракционов, где не терпят произвола - посетителю самому тут и шагу не ступить. Диснейленд - городок в табакерке, хитроумная заводная игрушка. В его механическом апофеозе не остается ничего случайного, естественного - даже массовиков-затейников здесь заменяют роботы. Став индустрией уже не развлечений, а эмоций, Диснейленд, похоже, послужил прообразом другого парка: «Парка Юрского периода». Этот фильм настолько идеально пригнан к мозжечку зрителя, что крики ужаса и вздохи облегчения тут вырабатываются механически, как на американских горках.

Прямая противоположность “окультуренному” досугу - национальные парки США. Их рождению страна обязана двум квазирелигиозным принципам: Первозданности и Нерукотворности. Такому благочестию способствовала не только скромность, но и бедность. Помимо природы в молодой Америке не было ничего такого, что стоило бы хранить с тем душевным трепетом, с каким Старый Свет бережет, скажем, свои великие соборы. Лучший кафедральный собор Америки - известная под этим названием роща исполинских секвой в заповедном лесу Калифорнии. Тут Джозеф Штраус, строитель моста «Золотые ворота», звал соотечественника «преклонить колени перед этими деревьями, ибо за ними стоит сам Бог». Характерно, что все чудеса Нового Света, а их здесь тоже считают семерками, созданы не людьми, до людей и не для людей.

Национальные парки не случайно впервые появились в Америке. Они родились из комплекса вины, свойственного всем чужакам и пришельцам. Поэтому и туристы приезжают сюда не хозяевами, а гостями. Пример тому - изюминка того же Йосемитского парка: закат, собирающий тысячи благоговейных паломников. Они приходят сюда следить за игрой лучей на бледных скалах, каждая из которых носит свое имя - «Эль Капитан», «Три Брата», опять-таки - «Кафедрал». Зрелище это всегда проходит в сокровенной, как у алтаря, тишине. Зато завершается оно благодарными аплодисментами. Спрашивается - кому?

Важно, однако, что религиозное поклонение природе сочеталось в Америке с прагматичной мыслью. Ральф Эмерсон, например, надеялся, что в его стране «законы и общественные институты в какой-то мере будут соответствовать величию Природы». За этим скромным пожеланием проглядывает дерзкая, если не еретическая мысль.

- Человеку, - считал Эмерсон и другие трансценденталисты, - в Новом Свете выпал шанс построить такую цивилизацию, которая ведет свой отсчет не из глубины веков, а со Дня Творения.

Но если встать на эту величественную точку зрения, то национальные парки - материал для сверки. Они - своего рода чертежи утопии, обещавшей гармоническое слияние социальной жизни с природой, а не с историей, как в Старом Свете.

Естественно, что, имея дело с такими перспективами, администрация Национальных парков вынуждена планировать свою деятельность с размахом. Так, в уставе Адирондакского парка, занимающего пятую часть огромного штата Нью-Йорк, есть и такой пункт: «Природа заповедника должна сохранять свой первозданный облик навечно”. Представить только, кем считают себя чиновники, рассчитывающие проследить за выполнением этой инструкции.

(Музыка)

Александр Генис: К сегодняшнему выпуску рубрики «Картинки с выставки», посвященному американскому пейзажу, присоединяется музыковед и историк культуры Соломон Волков.

Соломон Волков: Я ведь не знал, какой текст вы подготовили к рассказу о национальных парках, но удивительным образом, думая о музыке на эту тему, пошел в своих размышлениях по тому же пути.

Я думал о том, каким образом в американской музыке преломилась эта идея отношения к природе. Она преломилась двояким образом: на уровне спиритуальном — это давняя очень традиция, восходящая к старинной музыке, где природа отражалась в первую очередь в ее духовном аспекте. Через природу люди, творцы, музыканты в данном случае, разговаривали с Богом, для них природа была воплощением божественного начала. Эта традиция прослеживается в американской музыке, в первую очередь в творчестве Чарльза Айвза, на которого все эти мыслители-романтики - Торо, Эмерсон - оказали огромное влияние. У него есть соответствующие опусы.

Но меня в данном случае привлекла другая линия в пейзажной музыке, родоначальником которой я считаю Антонио Вивальди. Интересно, сам он был священником.

Александр Генис: “Красный священник” - так его называли.

Соломон Волков: Красным или рыжим, он ведь и был рыжим.Его самое знаменитое сочинение «Времена года», цикл из четырех инструментальных концертов, я считаю его первым знаменитым образцом пейзажной музыки секулярного типа.

Александр Генис: Любопытно, что в этом опусе много реализма. Нам трудно представить себе музыку, которая изображает реальный пейзаж, ведь музыка - абстрактное искусство. Но именно это и произошло с Вивальди. В той части, которая посвящена зиме, он изображает замерзшую лагуну. Это редкий случай, когда лагуна венецианская замерзла, люди ходили по льду и поскальзывались — именно это показано в музыке, там мы знаем, какая была зима в том году, когда Вивальди сочинял свои «Времена года».

Соломон Волков: Это был 1725 год. У этого опуса Вивальди, конечно, замечательная судьба. Он написал много сотен такого рода концертов.

Александр Генис: Говорят, что Вивальди написал 600 раз один и тот же концерт, есть такая злая фраза.

Соломон Волков: Это на самом деле, конечно, не так, он вложил много изобретательности и выдумки в свои произведения, каждый из этих концертов можно и сегодня слушать, они очень высокого качества.

Александр Генис: Согласен! На самом деле я очень люблю Вивальди, мне никогда не надоедает его слушать, потому что он уж точно человек, который умудряется создать самое замечательное настроение. Поэтому туристы так любят Вивальди в Венеции. Каждый день в каждый год там играют Вивальди, потому что он навевает то самое настроение, которое подходит этому городу-празднику. Не зря Бах столько взял у Вивальди.

Соломон Волков: И конечно же, так сложилась судьба этого композитора, что его идентифицируют широкие массы музыкальной публики и не музыкальной публики в первую очередь с «Временами года». «Времена года» - это одно из самых популярных произведений классической музыки за всю ее историю, уж точно самое популярное произведение Вивальди — это шедевр, никаких сомнений по этому поводу быть не может.

Александр Генис: А трудно его играть, как скрипач, что вы скажете?

Соломон Волков: Его с большим удовольствием можно играть.

Александр Генис: Это праздник и для исполнителя тоже?

Соломон Волков: Вивальди — композитор, которого все играют с большим удовольствием. Это очень естественно.

Есть такая теория, что он снабдил этот цикл, каждое из этих времен, весну, лето, осень, зиму, снабдил сонетами, причем сонеты анонимно появились в первом издании «Времен года». Предполагается, что их написал сам Вивальди. Он хотел сделать музыку более зримой, чтобы лучше понимали, о чем идет речь, как это надо играть, как это надо воспринимать. К каждому из этих времен написал по сонету. Мы покажем осень, поскольку на дворе октябрь. В сонете идет речь о том, что осень — это праздник урожая, праздник песен, танцев и возлияний в честь Вакха. Тоже для священника не совсем подходящая, я бы сказал.

Александр Генис: XVIII век в Венеции — это время декаданса, когда священники могли себе и не такое позволить.

Соломон Волков: Вот как звучит замечательная «Осень», которая воспевает песни, танцы и вино.

(Музыка)

Александр Генис: Соломон, прежде, чем мы переберемся в Америку, я хотел сделать одно замечание географического характера. Дело в том, что та осень, которую описывал Вивальди, и та осень, которая сейчас за окном — это две разные осени. Я когда приехал в Америку, меня многое что поразило, но среди прочего американская осень. Мы с вами из Риги, вы помните, где была самая красивая осень в мире? Правильно, в Сигулде. У Вознесенского есть даже стихотворение «Осень в Сигулде», потому что это старинный городок Сигулда, а вокруг лесистые холмы над рекой.

Соломон Волков: Одно из моих любимых мест.

Александр Генис: Осенняя желтая листва Вознесенского тоже поразила. Но ничего общего с Америкой. Потому что какая осень в России, да и в Европе вообще? Золотая. Американская осень не золотая, а в первую очередь красная. Это связано с тем, что здесь очень много кленов, в Америке, их часто специально сажают. Следить за тем, как меняется листва в лесах Америки — популярный аттракцион. В те самые национальные парки, о которых мы говорили, осенью ездятмиллионы туристов, чтобы посмотреть, как меняется листва, как она становится красной, бордовой, оранжевой. Это чрезвычайно красивое зрелище, особенно в горах. Например, в моем любимом национальном парке. Это - Адирондакские горы, находятся вокруг озера Джордж на севере штата Нью-Йорк. Это - самый большой национальный парк в Америке. Это значит, что большая часть его - не парк, а девственная природа, где нет дорог, если ты туда заберешься, то на свой страх и риск. Ты попал в девственную природу и такой девственной она и должна остаться. Корчое, лучшее, что может сделать человек, посетивший Америку осенью, это поехать в национальный парк и полюбоваться американской осенью.

Соломон, как американская природа отразилась в американской музыке?

Соломон Волков: Она могла отразиться в традициях религиозного восприятия природы. Но я как раз хочу провести родословную той ветви американской музыки, я большой поклонник Айвза, но я так же большой поклонник и более демократической линии, более секулярной линии в музыке, которая идет от Вивальди. «Осень» Вивальди появилась где-то в районе 1725 года, а спустя более 200 лет эта традиция была подхвачена - через голову романтиков, заметьте. Потому что, скажем, и у Бетховена, и у Берлиоза, у Шуберта, у композиторов романтического направления природа опять обожествляется, как и у венских классиков. Но те американские композиторы, о которых я хочу сегодня повести речь, стояли принципиально на демократических позициях, в их произведениях виден интерес, я не знаю даже, как это назвать, к простым людям, но мы знаем, что люди не бывают простыми. Все люди сложные, во всяком случае, здоровая демократическая струя, которая чем дальше, тем больше привлекает мои симпатии.

Вот эти три композитора: Аарон Копленд, Вирджил Томсон и Эли Сигмейстер. Все они принадлежат к числу левонастроенной американской интеллигенции. Мы с вами говорим об эволюции наших вкусов, когда я приехал в Америку, то мне были чрезвычайно несимпатичны то, что мы называем, леваки, эти самые представители левонастроенной американской интеллигенции. Я с ними много полемизировал, доказывал, что они заблуждаются в своих фантазиях.

Александр Генис: Фантазиях о социализме, классовой справедливости, левых идеях. Я прекрасно помню, все-таки мы с вами в одно время приехали, я прекрасно помню, что про нас тогда можно было точно сказать: правее нас только стенка.

Соломон Волков: Но сейчас, чем дальше, тем больше, я понимаю, что эти люди были чрезвычайно привлекательными личностями, идеалистами. Их отвращали эксцессы капитализма, которые они воочию наблюдали. Сейчас, например, я перечитываю Драйзера совершенно другими глазами, я понимаю его антикапиталистический пафос. Я понимаю антикапиталистический пафос Эптона Синклера. Потому что эксцессы капитализма, конечно, никакой симпатии не вызывают и не должны вызывать. Должен быть у людей идеал какого-то устройства, при котором действительно было бы достигнуто некоторое равноправие.

Александр Генис: Я не знаю про равноправие, но я знаю, что настроения такие по-прежнему царят в Америке. Об этом говорит беспрецедентный успех кандидата в президенты Берни Сандерса, который собрал миллионы и миллионы поклонников.

Соломон Волков: И это в Соединенных Штатах!

Александр Генис: И это сегодня! Это говорит о том, что эти идеи никуда не исчезли. Но вернемся к музыке.

Соломон Волков: Как мы знаем, в 1930-е годы в Америке стал президентом Франклин Рузвельт, под его руководством Демократическая партия приобрела некоторый такой, я бы сказал, социалистический уклон. В тот момент известный писатель американский, лауреат Нобелевской премии Эптон Синклер выдвигал свою кандидатуру на пост губернатора Калифорнии и имел хорошие шансы победить. Его, кстати, поддерживали, парадокс, многие калифорнийские миллионеры с левыми симпатиями.

Александр Генис: Это мы и по русской революции знаем.

Соломон Волков: Администрация Рузвельта, выводя страну из знаменитой Великой депрессии, предприняла много шагов в разных областях, которые можно назвать квазисоциалистическими. Они пытались достичь полной занятости, развития индустрии. В области культуры они вели просветительскую демократическую политику.

Александр Генис: Они хотели дать работу всем. То есть это значит и водопроводчикам, и фермерам, и рабочим, но в том числе и деятелям культуры. Например, такая была инициатива: рузвельтовская власть предложила хорошо известным писателям написать путеводитель по своему родному штату. Про все штаты Америки были написаны такие книги в 1930-е годы. Я видел их в библиотеке, стоят они хорошо, добротно изданные, как до войны издавались книги, многие из них чрезвычайно интересные. В любом случае это занятная идея была, потому что крупные писатели писали путеводители не так, как журналисты — это была литература настоящая, такой она и осталась.

Соломон Волков: Она сохранила свое значение до сегодняшнего дня.

Александр Генис: Конечно, потому что путеводители устарели, но не устарел слог, которым написаны эти книги. То же самое происходило и с музыкой.

Соломон Волков: Да. Первый пример, который я хочу показать, это музыка Вирджила Томсона, крупного американского композитора и может быть наиболее знаменитого американского музыкального критика. (Мы еще поговорим о Вирджиле Томсоне как критике. Я был с ним знаком, у меня есть записи беседы с ним, которые надо бы когда-нибудь опубликовать). Он написал музыку к кинофильму под названием «Река». Это был заказ администрации Рузвельта такой фильм сделать. Идея была совершенно утилитарная, этот фильм должен был показывать ужасы неконтролируемых наводнений и как с ними бороться. Речь шла о Миссисипи, великой американской реке. Вот фрагмент из музыки Томсона, описывающий Миссисипи. Вы, кстати, были на Миссисипи? Даже я, путешествуя очень мало по Америке, по сравнению с вами, побывал на Миссисипи.

Александр Генис: И какое впечатление на вас произвела эта река?

Соломон Волков: Никакого. Меня укачивало. Я вообще не очень люблю плавать на пароходах, меня начинает быстро укачивать.

Александр Генис: Я был на Миссисипи в странной компании. Это было в Новом Орлеане, там была большая славистская конференция. Вся конференция сняла колесный пароход, и мы плыли по Миссисипи, а это уже устье реки, и смотрели фильм «Волга-Волга». Довольно странное было зрелище. Но сама река на меня произвела удручающее впечатление: рыжая, непрозрачная и чувствуешь только, что она могучая и гораздо опаснее, чем кажется. Это действительно так, потому что Миссисипи все время меняет русло. Если мы вспомним Марк Твена, то он много писал, о что, что что значит быть лоцманом. Русло меняется и нужно очень хорошо понимать, как устроена река. Но вернемся к музыке.

Соломон Волков: Вот так Томсон описал Миссисипи, наши слушатели могут сравнить эту музыку с описаниями Александра Гениса.

(Музыка)

Соломон Волков: Вслед за Томсоном, чей опус появился на свет в 1937 году, такую популистскую пейзажную зарисовку представил нам Аарон Копленд, с которым тоже мне посчастливилось быть знакомым, в своем балете под названием «Парень Билли», этот фрагмент называется «Прерии». Вот на прериях я точно не бывал, а вы, Саша?

Александр Генис: Если ты видел прерию из окна машины, то ты видел всю прерию. Это - бескрайняя степь. И самое красивое в прериях — бизоны. Если бизоны вам встретятся в прериях, тогда есть, на что посмотреть — это будет настоящий пейзаж.

Соломон Волков: Они что, стадами передвигаются?

Александр Генис: Вы мне сейчас, конечно, скажете, что бизонов нет, потому что их всех перебили, но это не так, потому что сегодня понемногу восстановили их поголовье. Я видел бизонов, которые пасутся, но они уже не дикие. Дело было зимой, прерия зимой — это чрезвычайно скучная картина, просто ничего не происходит. Вдруг я увидал какие-то сугробы, которые медленно двигаются в моем направлении. Оказалось, что это были бизоны. Их разводят на мясо.

Соломон Волков: Молоко бизонье, кажется, имеется.

Александр Генис: Я, знаете, никогда не пробовал ни молока, ни сыра бизона, не знаю, но мясо я, к сожалению, ел и надо сказать, что это чрезвычайно вкусно. Особенно вкусен бизоний язык, который был деликатесом еще в 19-м веке, и из-за которого раньше убивали бизонов, труп оставляли, а язык продавали в Нью-Йорк.

Соломон Волков: Ужас какой.

Александр Генис: Ужас. Но жаркое из бизоньих языков мне очень нравится. Сегодня в супермаркете можно купить бизонье мясо, фарш, например, гамбургеры делают из бизоньего мяса, потому что оно очень постное и там мало холестерина. Но вы знаете, что чем больше люди любят бизонов есть, тем больше будет бизонов, так что не надо быть вегетарианцем.

Соломон Волков: Итак, «Прерии» Аарона Копленда.

(Музыка)

Соломон Волков: И наконец последний фрагмент, который мы сегодня представим нашим слушателям пейзажной американской музыки в демократическом плане, демократического направления — это опус Эли Сигмейстера, композитора, который родился в 1909 году и умер 1991 году, с которым я довольно много дискутировал по приезде, потому что он был, ни Копленд, ни Томсон, конечно, не были членами Коммунистической партии, а Сигмейстер просто был коммунистом. У него, когда я приехал в Америку и познакомился с ним, были просоветские взгляды. Безуспешно я с ним полемизировал, пытаясь доказать, что он заблуждается. А сейчас я вспоминаю о нем с большой теплотой, во-первых, он был очень симпатичный в итоге человек, что нам и позволяло полемизировать. Должен сказать, что у меня, конечно, достаточное количество в жизни американских прямых оппонентов, при встрече с которыми мы стараемся друг друга не замечать, но и достаточное количество людей, с которыми я спорю и при этом наши споры, как в наших с вами отношениях, по-моему, мы в этом смысле очень американизировались уже, спорить мы спорим, но за грудки друг друга не хватаем и все кончается достаточно миролюбиво. Так у меня получалось с Сигмейстером. Показать я хочу прелестный совершенно его опус из его цикла фортепианного под названием «Воскресенье в Бруклине», он в 1946 году описывал так называемый Проспект-парк, место нам с вами известное, расскажите о нем нашим слушателям.

Александр Генис: Дело в том, что Бруклин был отдельным городом. Он не похож на остальной Нью-Йорк, там есть все свое — свой зоопарк, свой ботанический сад, свой музей. Это отдельный город, только в 1940-е годы он стал частью большого Нью-Йорка. В частности, там есть свой главный бульвар - Проспект-парк, французский бульвар, сделанный явно по парижскому образцу. Он начинается или кончается, как считать, Триумфальной аркой, которая тоже сделана по парижскому образцу. В нем есть некая французистость. Мы с вами хорошо знаем это места, потому что в начале Проспект-парка находится бруклинская главная библиотека.

Соломон Волков: Всем нам дорогая публичная бруклинская библиотека.

Александр Генис: В которой мы не раз с вами выступали и еще будем выступать.

Соломон Волков: Спасибо Алле Ройланс, замечательной организаторше этого дела.

Александр Генис: Совершенно верно. Эта библиотека стала важным местом для русской Америки, потому что там часто выступают писатели, артисты, там собирается русская публика. Именно оттуда начинается тот самый Проспект-парк, который описывает наш композитор.

(Музыка)

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG