В декабре 2016 года в Приднестровье выбрали нового президента – бывшего министра внутренних дел непризнанной республики Вадима Красносельского. Он продолжил курс прежнего приднестровского руководства на единство с Россией, то есть едва ли изменил приоритеты развития. Политики в Тирасполе неизменно пытались заслужить доверие своих избирателей за счет пророссийских политических кампаний. В этом убедилась побывавшая в Приднестровской Молдавской Республике корреспондент Радио Свобода.

Последний автобус "на Тирасполь" (так говорят местные) уходит из Одессы в половине шестого вечера. Добраться до города можно только наземным транспортом – с молдавского или украинских автовокзалов. Авиасообщения с Приднестровьем нет. Как говорят жители Тирасполя, в самопровозглашенной республике царит чемоданное настроение. Приднестровскую Молдавскую Республику они называют "территорией стариков" – все молодые рано или поздно ловят волну эмиграции. Едут кто куда – в соседние Кишинев, Одессу или Россию, некоторым удается попасть в страны Центральной Европы.

​Монологи молодых жителей Приднестровья, получивших в наследство паспорта граждан непризнанной республики

Грезят о переезде теперь даже те, кто в начале 1990-х сражались за независимость. Спустя 26 лет на независимость, как и на Россию, надежд почти никто не питает, но очень многих вынуждают остаться дома обстоятельства.

Границы республики находятся под контролем приднестровских пограничников, которые просят пассажиров одесского автобуса пройти на выход с вещами. Получить миграционную карту оказывается просто – спрашивают, зачем приехали и на сколько. Увидев российский паспорт, отчего-то расплываются в улыбке. К любым туристам, правда, на границе относятся с подозрением, потому что смотреть, по убеждению пограничников, в Тирасполе нечего. Поэтому вариант "туристическая поездка" вызывает немало вопросов, недоуменных взглядов и даже насмешки.

Хотя румынский и украинский за этой границей тоже являются официальными языками, в Приднестровье говорят только на русском. У большинства, кроме паспорта гражданина республики, не действительного ни в одной стране мира, есть какое-нибудь еще гражданство, обычно российское.

На тираспольской автостанции подъезжающие автобусы караулят таксисты:

– До центра можно доехать на "однерке", но она уже три месяца не ходит, – говорит водитель. То, что я без местной валюты, приднестровских рублей, для него не проблема: – Платить можете в долларах, я даже вам поменяю их на рубли по хорошему курсу.

Хороший курс – это 13,5 приднестровских рублей за доллар, то есть на пятьдесят копеек выгоднее банковского. Черный валютный рынок здесь работает круглосуточно: жители Тирасполя пытаются выменять доллары у иностранцев при любой возможности – в банках дефицит иностранной валюты. А без нее за границами Приднестровья делать нечего: местные рубли там считаются фантиками, а новые пластиковые деньги называют фишками для игры в "Монополию", так как ни в одном обменнике за пределами ПМР их не принимают.

Захожу в один банк за другим – кассы пустые. В отделении Приднестровского Сбербанка нет ни долларов, ни российских рублей, только несколько гривен, лей и монета достоинством в один евро, которую мне протягивает кассир. А потом советует пойти поискать валюту в обменниках при супермаркетах "Шериф".

– Там больше разнообразия, – говорит сотрудница банка, убирая свой евро обратно в бумажный конверт, который, похоже, здесь используется вместо сейфа.

Действительно, 20 евро попадаются в шерифовском Сбербанке. Вообще ПМР и разнообразие – явления едва ли совместные, как раз-таки из-за экономической монополии бизнес-империи "Шериф", которую после распада СССР создали двое бывших сотрудников МВД Виктор Гушан и Илья Казмалы. "Шерифу" принадлежит сеть автозаправочных станций, единственная в Приднестровье телекоммуникационная компания, коньячный и хлебобулочный заводы и даже футбольный клуб, который носит все то же название.

У бывших сотрудников милиции в ПМР особые привилегии. У Александра, у которого как раз такое профессиональное прошлое, в отличие от большинства других приднестровцев, не два, а пять паспортов: российский, молдавский, украинский, паспорт ПМР и ностальгическое свидетельство о гражданстве СССР. Советские документы Александр хранит до сих пор, так же как и другую советскую атрибутику, которую теперь при отсутствии работы бывшему милиционеру приходится продавать. Александра я встречаю на местном рынке антиквариата, это своего рода городская достопримечательность. Иметь больше двух гражданств местным законодательством запрещено, поэтому, увидев, что я достаю камеру, паспорта он тут же прячет.

Каждый день за прилавки этой барахолки, раскинувшейся между памятником Суворову и Дворцом культуры, как на пост заступает и друг Александра по прозвищу Маклер. У него "дополнительное" гражданство только одно – украинское. "Чтобы мотаться в Одессу", – говорит он. До того, как стать рыночным торговцем, Маклер руководил военно-патриотическим кружком при городской школе. Клуб остался, а должность руководителя сократили:

– За нищенскую зарплату я водил детей в воинскую часть, чтобы проводить занятия по разборке оружия, чтобы дети становились офицерами, контрактниками.

–​ Зачем школьников учить разбирать оружие?

– Патриотические чувства нужно прививать с детства.

Тут же рядом – еще несколько ветеранов вооруженного конфликта начала 1990-х, воевавших на стороне ПМР. Они жалуются на то, что из-за Крыма, который "ну и правильно, что забрали", теперь приднестровцам с российским гражданством закрыта дорога к морю:

​– У меня все нормально, потому что я получил украинское гражданство, а моего младшего брата на Украину не пускают, – рассказывает Маклер. – Ты не в курсе, что пацаны из российской армии, которые здесь безвылазно служат, не могут поехать домой к маме? Только через Молдову, но их обыскивают и депортируют. Сейчас уже, может, конечно, не так... Здесь были солдаты срочной службы, в основном из Брянской области. Ты что, не в курсе этих дел? Молдова под церэушниками сидит. Додон [молдавский президент. –​ РС] – да, он за Россию, а все его окружение?

– То есть вы стремитесь уехать в Россию?

– А бежать в Россию тоже смысла нет, – пожимает плечами товарищ Маклера. – Если я перееду туда по программе переселения, у меня же там нет ничего – ни квартиры, ничего. Работы здесь нет. Знаете, как называется это место? Приднестровская молдавская шерифовская республика. Я воевал в 1992 году и ничего не имею. Таких здесь тысячи – которые раненые, которые спились.

Заезжают на этот рынок, чтобы сдать свой антиквариат, и другие воевавшие за независимость ПМР. Они высматривают среди изредка заглядывающих сюда туристов иностранных покупателей, жадных до советской символики.

Ирландец Шейн возит через Днестр группы иностранцев, в основном из Западной Европы и Австралии. Они начинают тур в Пхеньяне, где "у него все схвачено", рассказывает мне местный гид, организующий для этих групп развлечения в Тирасполе и Бендерах, потом едут в Чернобыль, а оттуда в Приднестровье, еще один диковатый для западного общественного сознания регион.

Не всем с работой везет так, как местным гидам:

– Моя мама уже третий год сидит дома. У меня предложения какие-то есть – только платят по пять долларов в час, – рассказывает Света, учительница младших классов. – Недавно из России в нашу школу привезли гуманитарную помощь, новые книги и учебники. Сказали – бесплатно, потом потребовали, чтобы родители заплатили за это, но вот недавно деньги вернули. Не знаю, может, скоро скажут, что надо все-таки деньги сдать...

Примерно по той же схеме выстроены и газовые отношения между Приднестровьем и Россией. Республике газ достается бесплатно – за него должны рассчитываться в Кишиневе, молдавское правительство само не первый год копит собственный долг Москве. Жители ПМР тем не менее получают счета и послушно платят по ним – вот уже 26 лет.

Света со своим другом находятся в поиске – либо квартиры в Тирасполе, либо страны, куда можно эмигрировать. Вопрос миграции стоит остро для многих, и его чувствуют местные предприниматели: все столбы в городе заклеены объявлениями с одинаковым текстом – "Такси в Москву".

Городское такси – один из тех немногих сервисов, которые не принадлежат монополии "Шерифа":

– Я всегда задавался таким вопросом: "Шерифу" принадлежит у нас все – и информация, и власть, – рассказывает таксист Иван. – Так почему они до сих пор свою службу такси не открыли? Потому что не хотят ущемлять до предела прав граждан! Извините, если у них будет и такси, то мы где будем работать? До 2014 года мы с моими кишиневскими партнерами работали в своей маленькой фирме, занимались продажей в розницу детского питания. Естественно, товар импортировали, с Украины и из Германии. С 2012 года бизнес не то чтобы шел в гору, но прибыль приносил. А в 2014 году я остался без работы. Политическая ситуация повлияла, проблемы с Украиной и Молдовой. Республика маленькая, но гордая – не хотят уступать. У меня нет гражданства ПМР, только молдавское. Я могу получить его, я родился здесь, но я не хочу – оно мне ничего не даст. Наверное, скоро придется все здесь продать и уехать в Кишинев.

За 15 рублей доезжаю на "нешерифовском" такси до Дома советов.

​

– Что вам дать посмотреть? – спрашивает редактор "Днестровской правды", которая расположена в Доме советов на третьем этаже. – Сразу анекдот вспоминается: студенту задают вопрос, какое произведение Моцарта ему нравится, он говорит: "Все гениально!" Так и у нас: все номера газеты гениальные.

В пятничном номере на первой полосе – программа мероприятий военно-патриотического фестиваля. В углу кабинета редактора – портрет президента Красносельского.

– Да оставьте вы его, ради бога, не фотографируйте! Скажут, что я президента на стенку до сих пор не повесила, не хочу, не дай Бог, неприятностей. Сразу невольно вспоминается "Собачье сердце" и незабвенный Шариков. А на Россию мы надеемся, без поддержки России вообще не знаю, что бы тут было! Мы все просимся в Россию и референдумы проводим, а признали почему-то Абхазию и Южную Осетию, взяли Крым.

– Говорят, что в ПМР как будто бы обиделись на Россию за Крым.

– Мы обиделись не в 2014 году, а еще когда Медведев признал независимость Осетии и Абхазии.

У несоветского поколения приднестровцев отношение к России разное. Те, кто во время кухонных подробных разговоров про политику называют Путина царем, а участников мартовских митингов против коррупции – "бастующими хипстерами", считают, что Россия, где не самая плохая, по сравнению с Приднестровьем, экономическая ситуация, живет страстями, а в Тирасполе надежды совсем не осталось:

– В Приднестровье нет журналистики, здесь не о чем писать. Шепот эхом раздается. Есть фотографы, которые снимают проекты для международных изданий, что-то нейтральное, и то за ними поглядывают.

– Почему вы считаете, что здесь писать не о чем?

– Я вам объясню. Есть такой популярный русский писатель Виктор Пелевин. Он пишет, что в XXI веке мы все переживаем инфляцию счастья: раньше нам нужна была просто крыша над головой, а сейчас "мерседес". Так вот по той же аналогии: в мире происходит инфляция шок-контента, то есть его восприятия – людей уже ничем не удивишь. Грузовики врезаются в толпу, палачи в робах пилят головы на Ютубе, Дональд Трамп нанес удар 59 ракетами по авиабазе в Сирии… И что будет, если кто-то опубликует статью про Приднестровье и про то, как здесь крадут деньги за газ? До некоторых пор, кстати, у нас даже мысли не возникало о том, что мы платим за бесплатный газ. Кто-то до сих пор не верит, что за нас Молдова платит, хотя это факт.

Приднестровье до военного конфликта считалось промышленным регионом. Сейчас ПМР по-прежнему экспортирует в Россию и некоторые страны Европейского союза сельхозпродукцию и металл, но с каждым годом происходит сокращение поставок:

– В советские времена у нас здесь находилась огромная производственная база. На левобережье Днестра была сконцентрирована большая часть заводов Молдавской ССР. Здесь самый большой в Восточной Европе консервный завод, завод "1 мая". Я работал в административном здании этого завода. Там цеха размером со стадион, теперь все черные от плесени. Внутри нет ничего. Малолетки понемногу "разбирали" комбинаты, заводы – выносили металл в пункты приема. Но вы не думайте, что здесь бардак. Не-ет, здесь порядок! И это выгодно Кремлю, разведка ему все доносит: о том, что существует такой анклав с абсолютно пророссийским населением.

11 часов вечера, выхожу на улицу – ночь, ни души. Подхожу к круглосуточному магазину. Дверь закрыта:

– Продают через окошко по ночам, – оборачивается ко мне первый в очереди к распахнутой форточке.

– Почему? Здесь опасно?

– Пьяные, бывает, шатаются. Но преступности нет, бог с вами. Случись что-то, мент хоть на канате с неба спустится.

***

– Кишинев! Через семь минут отправляемся, покупаем билеты, – выкрикивает водитель автобуса, подходя к кассам автовокзала. На этот автобус все билеты проданы, как и на вечерние. Сейчас население Тирасполя сократится еще на 30 человек. Кажется, что уезжающих из Приднестровья автобусов больше, чем прибывающих сюда.

По пути заезжаем в Бендеры – на въезде, рядом с мостом, раскрашенным в цвета приднестровского и российского флагов, стоят миротворцы из России.

– Наш покой охраняют, – говорят подсевшие в Бендерах пассажиры.

Все места заняты. Водитель докуривает на остановке свою третью сигарету.

– Водитель, может, уже поедем? – кричит женщина из автобуса.

Через полчаса подъезжаем к Кишиневу.

– Кто-то выходит в аэропорту?

Выходят практически все.

Фотографии в тексте – автора и Матиаша Викторы