Александр Генис: Сегодняшний АЧ откроет новый выпуск театрального обозрения АЧ Ирина Симаковская.
Наше сегодняшнее театральное обозрение начнется с спектакля, который оказал влияние на последние события в Нью-Йорке в политической, а не только театральной жизни. Хотя речь у нас пойдет о самом любимом летнем развлечении нью-йоркцев — Шекспир в Централ-парке. Ирина, в чем дело?
Ирина Симаковская: После последних президентских выборов многие театры Америки обратились к «Юлию Цезарю». «Юлий Цезарь» в Америке — это что наша «Гроза», которую в обязательном порядке все проходят в школе. В Америке проходят «Юлия Цезаря». Содержание пьесы хорошо нам известно.
Александр Генис: Знаете, когда я такое слышу, я всегда вспоминаю Аристотеля: «Известное известно немногим».
Ирина Симаковская: Шекспир написал длинную пьесу о том, как Юлий Цезарь, возвращаясь с гражданской войны, победив Помпея в этой гражданской войне, приходит в Рим, и встает вопрос, станет он императором римским или не станет, заменит он собой демократическую республику или не заменит.
Александр Генис: Все это звучит чрезвычайно актуально, да?
Ирина Симаковская: Безусловно, поэтому такой интерес к этой пьесе.
Александр Генис: Эта пьеса действительно одна из центральных в каноне Шекспира именно в Америке. Потому что когда молодая американская республика только начиналась, то в школах считали главным изучение Шекспира - для того, чтобы привить детям способность к ораторским выступлениям, потому что демократия зависит от риторики, от искусства убеждать. И «Юлий Цезарь» - самая ораторская пьеса барда. Это моя любимая пьеса Шекспира еще и потому, что я смотрел изумительный фильм, постановку 1953 года «Юлия Цезаря» с Марлоном Брандо, где он переиграл всех англичан, и лучше этой экранизации я у Шекспира не знаю.
Ирина Симаковская: Мы также знаем, что убийца президента Линкольна незадолго до покушения на Линкольна играл в «Юлии Цезаре», а покушавшийся на Гитлера Штауффенберг держал на своем рабочем столе текст «Юлия Цезаря» с заметками на полях. Это другая сторона популярности этой пьесы.
Александр Генис: Но это еще не значит, что это пособие по политическим убийствам.
Ирина Симаковская: Очень многие так и восприняли эту пьесу здесь, в Центральном парке. Спектакль, который поставил Оскар Юстис (Oscar Eustis), художественный руководитель одного из самых замечательных нью-йоркских офф-бродвейских театров “Паблик Театр” (Public Theater), вызвал горячее возмущение и наоборот восхищение разных людей, которые пришли его смотреть именно потому, что это пьеса о демократии и тоталитаризме.
Александр Генис: Я бы не сказал, что только эта пьеса вызвала такой восторг. Потому что попасть на Шекспира в Централ-парке очень трудно — это большая и бесплатная роскошь, так что попасть на такие спектакли всегда трудно. Но в этом году это особенно сложно еще и потому, что политический скандал вызвал совершенно небывалую бурю. Спонсоры отказались поддерживать театр именно потому, что кто-то обвинил спектакль в том, что он призывает к убийству Трампа.
Ирина Симаковская: Я бы так не стала копья ломать, говоря о том, что эта пьеса призывает к убийству Трампа. В этом спектакле все по Шекспиру, там только три слова добавлены ко всему шекспировскому тексту, которые усиливают причастность публики к тому, что происходит. Но публика и так очень причастна к этому действию.
Александр Генис: Все газеты читают.
Ирина Симаковская: Потому что когда к ним выходит человек, играющий Юлия Цезаря, в рыжем парике и синем строгом костюме, а рядом с ним идет прекрасная женщина вся в розовом от кутюр и со славянским акцентом, а он жестикулирует, как Трамп, и открыто его пародирует, то ни у кого никаких сомнений не возникает. Однако, когда доходит дело до убийства Юлия Цезаря, то все по тексту Шекспира. Но, конечно, убивают-то человека в рыжем парике. Кстати, делают это не очень хорошо, на мой взгляд, потому что кровь редко в театре бывает сценичной. Как правило, кровью не умеют в театре пользоваться.
Александр Генис: Это вам не кино, да?
Ирина Симаковская: В этом самом спектакле она тоже абсолютно не сценична.
Александр Генис: Не зря греки убивали за сценой.
Ирина Симаковская: Это очень правильно. И вообще всякая условность в театре гораздо симпатичнее, но Юстис решил утопить Юлия Цезаря в луже крови.
Александр Генис: Причем ни сам Юстис, ни сам Шекспир никогда в жизни не оправдывали политические убийства, этого нет ни в оригинале, ни в постановке. Режиссера спросили: правда, что Юлий Цезарь - Трамп? Он говорит: «Ничего подобного, Юлий Цезарь — это Юлий Цезарь». Юстис категорически отказывается признавать такую параллель в спектакле, считая, что это просто провокация правых сил, которые спектакль не смотрели и не собираются смотреть, но достаточно возмущены тем, что они слышали об аналогии между Трампом и Юлием Цезарем. Скажите, я знаю, что вы были на репетиции этого спектакля, во время репетиции были разговоры о том, что означает эта постановка? У вас какие-то тайные знания есть?
Ирина Симаковская: Нет, у меня нет практически никаких тайных знаний, это была генеральная репетиция, не были сделаны только какие-то куски света. Повторяли пару сцен, чтобы поставить свет. Народу на репетиции было много, народ был, надо сказать, свой, и воспринимал это все очень радостно.
Александр Генис: Тот же режиссер, Юстис, напомнил, что совсем недавно была довольно известная постановка «Юлия Цезаря», в которой Цезарь явно походил на Обаму, но никто по этому поводу не возмущался. Но я не сомневаюсь, что в нынешней политической ситуации любой намек будет звучать сильно. Я недавно посмотрел идиотский фильм, в котором мы видим Трампа, он, конечно, не называется Трампом, но его нельзя не узнать. А идиотизм заключается в том, что Трамп превращается в кошку, и таким образом учится жизни.
Скажите, а как спектакль сам по себе, без Трампа?
Ирина Симаковская: Пока Цезарь жив, спектакль напоминает “Мышеловку”, представление, устроенное Гамлетом для Клавдия, в котором все себя узнают. Оппозиционеры – себя, трамписты – себя. Это - достаточно грубый политический памфлет на современную тему, иногда даже клоунада. Человек 40 массовки – узнаваемая нью-йоркская молодежь, протестующая против диктатуры. Вся сцена обклеена плакатами, ратующими за демократию и против тоталитаризма. Все узнаваемо, город, в котором мы живем, переносится на сцену. И, поскольку театр расположен в центре Нью-Йорка, в парке на открытом воздухе, создается полное ощущение, что действие спектакля сливается с жизнью города.
Александр Генис: По-моему, об этом мечтал бы любой режиссер.
Ирина Симаковская: Да, мне кажется, здесь счастливо сошлись все обстоятельства. И три слова, добавленных к Шекспиру, - «здесь, на 5-й авеню», и жест артиста, направленный в нужную сторону, мы же все очень хорошо знаем, где находится резиденция Трампа.
Александр Генис: Это вы знаете, а все остальные могут не знать. Она находится на 5-й авеню, знаменитый Трамп-тауэр.
Ирина Симаковская: И нью-йоркские полицейские вертолеты, патрулирующие прямо над головами зрителей - все это производит впечатление, иногда доводящее до мурашек. Публике очень понравилась кульминация первой части, в которой Кальпурния уговаривает Цезаря не выходить из дома. Цезарь лежит в золотой ванне, Кальпурния над ним производит некие колдовства, которые, она надеется, приведут к тому, что он никуда не пойдет.
Александр Генис: Как мы знаем из Шекспира, ей не удалось его уговорить. И, как мы знаем из газет, Трамп обожает все золотое.
Ирина Симаковская: Со смертью Цезаря веселье заканчивается. Бедный Юлий Цезарь, мне его было очень жалко, мне было жалко артиста, который играл эту роль, он лежал в огромной луже крови, над ним произносились знаменитые речи Марка Антония и Брута. Белая рубашка противно пропитывается кровью. Дальше все происходит как у Шекспира.
Александр Генис: А как знаменитая речь Антония?
Ирина Симаковская: Шекспир очень здорово написал эту сцену.
Александр Генис: Похвалили барда.
Ирина Симаковская: Сцена действительно очень хорошая, очень хорошие стихи, но особенность этого спектакля заключается в том, что Марка Антония играет женщина.
Александр Генис: Ах вот как!
Ирина Симаковская: Единственное мне кажется справедливым, почему это женщина, потому что может быть режиссер хотел провести какую-то параллель с правой рукой Трампа Келли Энн Конуэй. Скажем так, Марк Антоний мне более симпатичен. Интересно, что Брут, безусловно, является в этом спектакле героем. Он трагическая, но героическая фигура. Это герой спектакля. Он боролся за справедливость, он хотел как лучше, он заслуживает звание положительного героя.
Александр Генис: Что весьма сомнительно у Шекспира. В том-то и гений Шекспира, что у него нет ни чисто положительных, ни чисто отрицательных героев, они все занимают двусмысленную позицию. Я бы сказал, что в этой пьесе выигрывает ораторское искусство: кто говорит, тот и прав.
Ирина Симаковская: Шекспир хотел монархии, поэтому для самого Шекспира скорее всего Брут герой отрицательный. В связи с этим спектаклем, мне кажется, уместнее говорить не о театральном искусстве, а о свободе слова в Америке, что с ней стало, что с ней может стать, о демократии, о диктатуре, а не о театре как таковом. Жизнь наша очень политизировалась. Общество после выборов раскололось, вместе с ним политизировался и театр, в театр стала проникать политика. Например, в офф-бродвейской постановке «Ревизора», которую я совсем недавно видела, Хлестаков выходит на авансцену и отливает от души в свинец слова о том, что в городе «N» сейчас не лучшие времена.
