Ссылки для упрощенного доступа

Илья Мильштейн: Головою повинной тяжел


Он не виновен во вменяемых ему преступлениях. Но он виновен в другом. В том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути. Пытался выстраивать отношения, лицемерил. За это он просит прощения. Остаток жизни он посвятит отстаиванию интересов людей.

Последнее слово Улюкаева прозвучало столь громко, что чуть ли не вытеснило из сферы общественного внимания судьбоносные события двух-трех последних дней. Включая печальное для олимпийской российской сборной завершение допингового скандала и внезапное выдвижение в президенты на четвертый-пятый срок Владимира Путина. Рядом с бывшим министром экономического развития, который вырос в зале районного суда до фигуры шекспировского масштаба, все они смотрятся мелковато: и спортсмены с их пожизненно дисквалифицированными кураторами, и даже Владимир Владимирович.

"Я виновен в другом"
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:01:44 0:00

Алексей Валентинович только поначалу казался объектом истории, в которую угодил. Не то незадачливым взяточником, не то бессильной жертвой провокации. Затем он появился в зале суда, читая свои бесконечные книги и к месту цитируя Гоголя; сюжет начал разворачиваться в противоположную сторону. После в суд не явился главный свидетель обвинения, причем четырежды, и процесс по делу Улюкаева, якобы вымогавшего деньги у руководителя "Роснефти", плавно обратился в процесс по делу Сечина, которому не писан закон. Потом выступили прокуроры, запросившие бывшему министру 10 лет лагерей строгого режима с конфискацией и, хочется прибавить, без права переписки. А теперь и ему было предоставлено слово, и Улюкаев высказался от души.

Про главного свидетеля, источающего запах серы. Про историю с корзинкой-сумочкой, к месту процитировав таких разных авторов, как Ильф с Петровым и Вышинский. Про доллары, которые непонятно как завелись там, где ожидались бутылки с вином, и непонятно куда сгинули. Ну и про себя, такого немолодого, в пенсионном возрасте, гладиатора с картонным мечом. Гладиатор размашисто каялся за то, что делал карьеру и мало думал о соотечественниках, а также о суме и тюрьме. Да, и с Новым годом обвиняемый напоследок поздравил нас всех, пожелав веселых праздников, которые сам он будет справлять неизвестно где и неизвестно с кем.

Речь Алексея Улюкаева, повторю, стала новостью, способной затмить все прочие, и это важно объяснить. Объяснение представляется сложным. Прежде всего впечатляет сама документальная пьеса, внутри которой неочевидное добро противостоит беспримесному злу. В конце концов, мы же не знаем, что там у них действительно случилось, у Алексея Валентиновича с Игорем Ивановичем, и какое отношение имеет пресловутая "Башнефть" к конфликту Сечина с Улюкаевым. Потрясает личная трагедия высокопоставленного чиновника, который буквально на наших глазах скатился с Олимпа, утратил доверие руководства, предстал перед судом, и вот ему светит десяточка. Поражает бесстрашие сидящего под домашним арестом, с которым сводит счеты едва ли не второй человек в государстве. А он достаточно внятно говорит о том, что тюрьма крупными слезами плачет именно по Игорю Ивановичу с его чекистами.

Улюкаев наверняка мог бы вести себя помягче, заключая некие закулисные сделки, но он прямо ставит на карту свою жизнь. И речь его, по сути, прощальная, и мы очень удивимся, мы будем изумлены, если 15 декабря, в день оглашения приговора, судья Лариса Семенова оправдает обвиняемого. А насчет Сечина вынесет такое частное определение, после которого карьера мстительного нефтяника сразу завершится.

Все прочие министры, включая бывшего президента, на воле, но за процессом по делу Улюкаева наверняка следят с большим интересом, что внушает надежду

Однако более всего эта история ошеломляет образцовой дидактичностью. Вот жил-был министр, советник-реформатор при Гайдаре, убежденный государственник при Путине. Более или менее равнодушный к политике. Более или менее поддерживавший власть во всех ее внешних и внутренних делах. Идеальный спец из "бывших" при большевиках, не за страх, а за совесть служивший на своем посту. Погруженный в экономические проблемы, которых по мере нарастания политических побед становилось все больше. Писавший стихи, но это до поры было ненаказуемым – вон и Сергей Лавров их пишет, и ничего.

И все у него было бы хорошо, если бы по каким-то по сей день не вполне понятным причинам едва ли не второй человек в государстве его бы не возненавидел и не решил посадить. Тогда Алексей Валентинович и прозрел, и принялся читать напоказ классическую литературу в зале суда, и к месту цитировать Гоголя, и объявлять Сечина провокатором, и обещать остаток жизни посвятить правозащите. Кстати, исполнит ли Улюкаев это обещание – неясно, ведь если его посадят, то кого он сможет защитить? Но достойно восхищения само это обещание, явно искреннее.

Возникает ряд вопросов. Столкновение с условным или безусловным Сечиным на многих там, в правительстве может произвести впечатление – или Улюкаев уникален? Провокация как способ правления в современной России – это открытие для них, элит, обслуживающих Владимира Владимировича, или факт общепризнанный, но пока петух не клюнет, министры работают и жизнью довольны? Эпохе Путина конца не видно, национальный лидер идет на очередной срок – и это означает, что каяться им, учитывающим опыт оступившегося товарища, придется еще не скоро?

Вопросы все не праздные. Поскольку исторический опыт показывает, что революции, связанные с освобождением страны, идут в России исключительно сверху. Возглавляемые госслужащими второго ряда, пробившимися наверх и осознавшими, что так, как раньше, при царе либо генсеке, жить нельзя. То есть идти на компромиссы, выбирать легкие пути, лицемерить. Министр экономического развития, униженный и оскорбленный, осознал это в зале суда. Все прочие министры, включая бывшего президента, на воле, но за процессом по делу Улюкаева наверняка следят с большим интересом, что внушает надежду. В итоге все-таки последнее слово за ними, понимающими лучше нас, куда катится большая страна, и не исключено, что в обозримые сроки это слово прозвучит. Столь же громогласно, как в Замоскворецком суде, но не со скамьи подсудимых.

Илья Мильштейн – журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции

XS
SM
MD
LG