Ссылки для упрощенного доступа

Мракобесие


Виталий Манский, Алена ван дер Хорст, Ренато Боррайо Серрано на "Артдокфесте"
Виталий Манский, Алена ван дер Хорст, Ренато Боррайо Серрано на "Артдокфесте"

Почему шаманы не смотрят телевизор? Фильмы и режиссеры “Артдокфеста”

Вокруг “Артдокфеста” кипели страсти патриотов. Открытие фестиваля пикетировали члены движения НОД, фильм Беаты Бубенец “Полет пули” был сорван патриотическим движением SERB (и получил национальную кинопремию “Лавр”), прокуратура заинтересовалась фильмом о Мустафе Джемилеве и украинским фильмом “Война ради мира”, они были сняты с показов. Фильм о семейной памяти “Любовь – это картошка” Алены Ван дер Хорст получил гран-при фестиваля. Специальные призы получили “Пятерка”, “Обезьяна, страус и могила” и “Кино для Карлоса”, с автором которого, Ренато Серрано, и с другими участниками конкурса мы разговаривали в начале “Артдокфеста”.

Краткое содержание обсуждаемых фильмов.

Могут ли люди поклоняться тому, кто их уничтожал? Могут, это каждый год происходит в России 21 декабря у Кремлевской стены. Три русские красавицы сражаются за Родину: против коррупции, против абортов, против внешних врагов. Женщина обожает Путина и критикует мужа-слабака и зятя-латиноамериканца. Харьковский "художник жизни" снимает своих женщин и друзей на полупрофессиональную аппаратуру. Сибирским шаманам запрещено смотреть телевизор.

Ренато Боррайо Серрано, режиссер фильма “Кино для Карлоса”; Дмитрий Боголюбов, режиссер фильма “Стена”; Катя Федулова (Германия), режиссер фильма “Вера Надежда Любовь”; Дмитрий Лавриненко (Харьков), режиссер фильма “Вэраюфром”; Светлана Стасенко, режиссер фильма “Курс молодого шамана”.

Ведут программу Елена Фанайлова и Мумин Шакиров

Елена Фанайлова: Проект Радио Свобода, телеканала "Настоящее время" и фестиваля независимого документального кино "Артдокфест".

Мы с коллегой Мумином Шакировым посмотрели часть фильмов и с удовольствием пригласили режиссеров в нашу студию. Это Светлана Стасенко, автор фильма "Курс молодого шамана"; Дмитрий Боголюбов, фильм "Стена"; режиссер Ренато Боррайо Серрано, "Кино для Карлоса", для сына он снимал кино; и Дмитрий Лавриненко, фильм "Вэаюфром"; на связи с нами по скайпу будет Катя Федулова, автор фильма "Вера, надежда, любовь".

Мы дали условное название этой программе "Ксенофобия и мракобесие". Это название может критиковаться в процессе обсуждения. Мы будем смотреть ролики ваших фильмов и их обсуждать. Предлагаю начать с фильма "Стена", который мог бы дать третье название этой программе, "Сталинизм", но я думаю, что и к слову "Мракобесие" он имеет прямое отношение. Люди приходят к памятнику Сталину в день его рождения с цветами.

(Видеофрагмент в видеоверсии программы)

Елена Фанайлова: Мне, как человеку, который ходит на мероприятия памяти жертв политических репрессий, было очень интересно посмотреть на то, что бывают и другие очереди. Вы согласны с тем, что это довольно мракобесное, в общем, поведение?

Дмитрий Боголюбов: Это безусловно, да. В общей массе, когда смотришь два часа материала, отсматриваешь это все, конечно, ты видишь, что у людей происходит внутри. Собственно, за этим я и снимал, чтобы на лица посмотреть в этот момент. И конечно, что-то очень иррациональное и немного потустороннее, наверное, преобладает.

Елена Фанайлова: Особенно когда они начинают креститься на памятник Сталину. Это можно сравнить с поведением людей, Светлана, которых вы наблюдали в диких условиях, так сказать, с тем, как работают шаманы?

Светлана Стасенко: Нет, вы знаете, люди, которых вы называете дикими, они абсолютно последовательны.

Елена Фанайлова: Извиняюсь за это определение.

Светлана Стасенко: Эти люди абсолютно последовательны, при том, что есть парадоксальные вещи там, когда женщина была майором внутренней службы, и вдруг она стала работать шаманом. Причем она до сих пор обслуживает как шаман заключенных, этим занимается. Но это не вызывает внутреннего противоречия. Она шла, шла, шла к себе, и пришла. В этом нет какого-то внутреннего противоречия, нет неорганичности. А вот эти люди для меня абсолютно не органичны.

Мумин Шакиров: Я посмотрел десяток фильмов, и конечно, картина России не радужная. И это вечная тема: почему авторское кино, или альтернативное документальное кино, которое мы не смотрим по федеральным каналам, выводит на свет такой срез России. Вы, авторы, ничего другого в жизни не видите, когда показываете такую жизнь? Или это происходит невольно, потому что это часть вашей жизни, без которой вы просто не можете? Или здесь есть какие-то конъюнктурные соображения? Я их не исключаю, потому что западные фестивали как раз приветствуют такую картинку России. Я ваш коллега, я снимал картину "Холокост - клей для обоев?", в ней показана тоже не лучшая среда, не та, которую надо выдавать на экспорт.

Елена Фанайлова: Тогда я к Лавриненко хотела бы обратиться с тем, не побили ли его украинцы за неблаговидный образ гражданина страны, жителя города Харькова, которого он в своем фильме представляет.

Дмитрий Лавриненко: Мне кажется, в России сейчас такой период, когда пытаются дать определения всему и вся, расставить по полкам все. А это очень сложно, потому что режиссеры на деле снимают параллельно несколько проектов, и нельзя сказать, что на это он смотрит так, а на это... Не знаю, мне кажется, это однобокая позиция. Это всего лишь кино, не надо к нему так серьезно относиться.

Мумин Шакиров: Это документальное кино, это жизнь.

Дмитрий Лавриненко: Ну, не совсем. У нас есть ножницы, и это уже неправда. Вот правда будет, когда... Вот как Вим Вендерс экспериментировал в "Лиссабонской истории", когда он укреплял камеру себе на спину и бегал, и он говорил: "Это абсолютный Дзига Вертов, я даже превзошел его, потому что я не выбираю кадры, это все абсолютный случай". У нас есть средства манипуляции и контроля за нашими фильмами, и они очень мощные. Мощнее монтажа сложно что-то придумать. Если ты оставляешь реплику на полсекунды больше, у тебя меняется смысл на 180 градусов, и поэтому режиссеры - живые существа, они очень изменчивы. Это такая же текучая субстанция, как и реальность, и в каком-то месте они пересекаются. Россия это или Америка, Северный Полюс, медведи, люди... Мне кажется, Сталин - это вообще один из великих шаманов в истории человечества.

Елена Фанайлова: Да, заворожил такое количество людей и поубивал. А после того, как поубивал, они еще и кланяться к нему ходят.

Мумин Шакиров: Давайте послушаем Ренато, человека родом из Гватемалы. Он посмотрел на Россию своими глазами иностранца, и что он увидел? Женщину-чудовище.

Елена Фанайлова: Это же теща родная!

Мумин Шакиров: Да, родная теща - женщина-чудовище. Я понимаю, что в России есть анекдоты про тещу, и все они не очень лицеприятные.

Ренато Боррайо Серрано: И не только в России.

Мумин Шакиров: Да, все это мы видели и слышали. Почему ваш выбор пал именно на эту героиню? Вы сколько лет в России живете?

Ренато Боррайо Серрано: Шесть лет.

Мумин Шакиров: И ваш главный герой - женщина, страдающая тяжелой формой ксенофобии, причем эта ксенофобия проявляется не только во внешнем мире, но и внутри семьи, в частности, и к внуку, к вашему сыну.

Ренато Боррайо Серрано: Я думаю, что тут есть проблема в определении. Разговор о том, что режиссер выбирает показывать благоприятный или неблагоприятный образ страны, это абсолютно чужеродный разговор. Когда я делал этот фильм, я не думал, как я буду смотреть на Россию. Я думал о том, что есть некая история, с которой мне хочется разобраться, некая ситуация, на которую мне необходимо посмотреть со стороны, как режиссеру, ее осмыслить и рассказать. И это совершенно другой процесс. У фильма была премьера в Лейпциге, и ко мне подошла очень авторитетный психолог немецкий, женщина, которая мне сказала две вещи, которые меня абсолютно поразили. Одно, что она мне сказала: "Я так люблю вашу семью. Знаете, почему? Потому что все говорят то, что думают". И другая вещь была: "Ваш фильм можно смотреть совершенно по-разному, двумя разными образами. Можно смотреть на вербальную, устную коммуникацию, которая происходит, на которую человек чаще всего обращает больше внимания. А можно на телесное общение смотреть". И общение моей любимой тещи в физическом плане совершенно другое. И эта несостыковка, мне кажется, порождает тоже интерес, за этим интересно следить. Это не робот высказывает общие места, ксенофобские идеи и так далее, это человек со всеми своими парадоксальностями, сложностями, и это и есть материал кино, то что неповторимо, то что непонятно, неоднозначно. И поэтому это интересно смотреть, мне кажется.

Елена Фанайлова: Катя, тот же самый вопрос к вам: вы "очерняете" действительность (смеются) или предъявляете ее такой, какая она есть? Ваши героини производят мощнейшее впечатление. Три русские красавицы, которые сражаются за родину, можно сказать...

Екатерина Федулова: Я заметила, что как только какой-то режиссер из Западной Европы, с Запада делает фильм о России, сразу есть такая печать: это заказ. Меня постоянно спрашивают: это заказ? Конечно, я этот фильм сделала, и мне его оплатил немецкий канал ZDF. Я сама нашла эту идею, написала концепт, нашла моих героинь и только с этим готовым концептом я пошла и предложила это ZDF. И им фильм понравился, и они взяли. Я вижу свою роль как режиссера не в том, чтобы очернить Россию, потому что я очень люблю свою родину, и я очень желаю, чтобы она развивалась в лучшую сторону, чтобы люди жили и были счастливы здесь, насколько это возможно. Но как русский человек, который живет на Западе, я тоже вижу, что там существует некая пропаганда, и немножко все принимает такую черно-белую оценку. Как, допустим, сейчас растет пропаганда в России в сторону Запада, уже есть такие тенденции и на Западе. То есть конфликт, который сейчас становится ото дня ко дню больше, он, конечно, меня немножечко пугает. И я вижу себя, как режиссера, через свое кино: я не хочу очернять Россию, я хочу просто показать ее с другой стороны, попытаться убрать черно-белые краски, найти какие-то новые перспективы.

Мумин Шакиров: Как меняются люди, как меняются ваши герои? Депрессии становится меньше, больше, или все идет своим чередом? По высказываниям моих коллег, друзей, знакомых, ничего хорошего впереди нас не ждет. Что вы видите, ваш взгляд оттуда?

Екатерина Федулова: У меня есть несколько плоскостей наблюдения России. В первую очередь это мои близкие друзья, которые живут здесь, это в основном люди из культурной среды, я вижу, какие темы их волнуют. Это интеллигентные люди, которые совершенно адекватно оценивают обстановку, мы можем обо всем открыто говорить. Есть родственники, которые немножко по-другому видят, допустим, внутреннюю ситуацию в России, и мне с ними сложнее свою точку зрения открыть.

Мумин Шакиров: Но все же мы эволюционируем, идем в какую-то другую сторону, или просто стоим на месте?

Екатерина Федулова: Скорее всего, мы стоим на месте или уже начинаем делать какие-то шаги назад. Это мое наблюдение по поводу всего происходящего. Поднятие опять сталинизма, то, что мы видели в фильме "Стена": меня ужасно взволновала такая странная смесь сталинизма и религиозного фанатизма. Для меня это самое очевидное доказательство того, что мы начинаем деградировать, и это опасно.

Елена Фанайлова: Я предлагаю посмотреть Катин ролик, а потом ролик Ренато...

(Видеофрагмент в полной версии программы)

Елена Фанайлова: Невероятные кадры мы сейчас увидели. "Всех расстрелять", мир гламура вперемешку с милитаристской риторикой, все три - красавицы потрясающие...

Дмитрий Боголюбов: Вот мы говорим, что сталинизм растет, а на самом деле, я некоторым людям "Стену" показывал, и один человек, причем уже в преклонном возрасте, сказал, посмотрев: "Конечно, для коммунистов это финиш". Потому что совсем старенькие уже, совсем уже не здесь. Молодые есть…

Елена Фанайлова: Да, есть и молодые, у которых романтическое представление о том, чего они не видели.

Дмитрий Боголюбов: Да, но, на мой взгляд, что там действительно плохо, и почему пошел туда снимать: во-первых, мною движет интерес изначально – посмотреть на людей. Мне говорят, что это в стиле Лозницы, но на самом деле, я придумал это снимать еще до того, как посмотрел "Аустерлиц", скорее, был вдохновителем Павел Коган, "Взгляните на лицо", 1968 года фильм. Так вот, что действительно, на мой взгляд, гораздо опаснее, это то, о чем Екатерина Шульман прекрасную сказала вещь, выступая с докладом о годовщине 1937 года, "большого террора", в Сахаровском центре. Она сказала: "Нам пытаются навязать то мнение, что в России есть культ Сталина, в России растет сталинизм". По ее мнению, чтобы сказать, что государственный террор может иметь смысл для какой-то высшей государственной цели.

Светлана Стасенко: И может быть популярным в народе.

Дмитрий Боголюбов: Да. И еще я заметил, что, например, некоторые знакомые, поколение помладше, начинают рассказывать, что нет, не было репрессий, ссылаются на всем известного Гоблина, Дмитрий Пучкова, который теперь перестал озвучивать фильмы и стал блогером, который приглашает каких-то там "историков", которые доказывают, что не было "троек", не было репрессий, ничего не было.

Елена Фанайлова: Я бы сказала – мракобесных историков.

Светлана Стасенко: К сожалению, если это не рассказывают в семье, больше человеку почерпнуть негде.

Дмитрий Боголюбов: Конечно, пока у нас не будет нового Нюрнберга, раскрытия этих данных, ничего не изменится.

Мумин Шакиров: Я по роду своей профессии очень часто бывают на таких мероприятиях, особенно когда Зюганов возлагает цветы, и так далее. Я хожу на Первомай, на 7 ноября, на все митинги Зюганова. Прелесть ситуации заключается в том, что в вашей картине это такое ритуальное шествие. Все те люди, которые ходят на эти акции Зюганова и сталинистов, я думаю, большинство из них в это не верит. Но так как это есть некая традиция в подсознании и чувство протеста, это превратилось в ритуальные шествия, в которые они не верят, но они без этого не могут, им надо как-то экспортировать свое внутреннее сознание, показать, что это то, что у нас было, что мы потеряли. А если с каждым из них поговорить, что я и делаю на каждом митинге, каждой акции, начинаешь задавать им вопросы – и они почти все плавают. На последней акции был плакат – "Вернем НКВД и Берию!" Молодые люди, один стоит в униформе, девушка в форме комиссарши такая. Я говорю им: "Вы же знаете, чем занималось НКВД?" – "Ну, "враги народа" – это одно, а они от внешних врагов тоже нас защищали". То есть "тут я вижу, а тут не вижу". Тут плавают все. Но ваша картина примечательна тем, что вы выступаете в ней как доктор, который показывает пациентов с тяжелым диагнозом.

Дмитрий Боголюбов: Патологоанатом, по-моему.

Мумин Шакиров: С одной стороны, это страшит, а с другой, меня внутреннее успокаивает, что эти люди, на самом деле, мало верят в это. Как в советское время пекли куличи, абсолютно неверующее общество, но были традиции, у мусульман был праздник Курбан Байрам, и никто в это особенно не вникал. Есть традиции: у нас есть Пасха, есть Курбан Байрам, но у нас есть и день рождения Иосифа Виссарионовича, чем это хуже? А у меня вопрос по поводу шаманов. Я понимаю, что коллеги снимали, потому что у них это болит. Насколько вам важна проблема шаманизма, что вы туда поехали? Это часть вашей жизни, или просто появился заказ, вы поехали и честно выполнили свой долг?

Светлана Стасенко: Поехали вообще случайно, познакомившись с парнем, который летел из Америки, психологом, который ехал учиться у шаманов. Меня с ним познакомила моя подруга, я сделала такой невероятный кульбит, который не могу себе объяснить до сих пор, и через неделю мы были в Туве, чего не бывает с кинематографистами, в общем, практически никогда, тем не менее, это была правда. В чем интерес? На самом деле, давайте по-честному, мы, кинематографисты, тоже все немножко шаманы.

Елена Фанайлова: Это правда, иррациональная часть в кино очень важна.

Светлана Стасенко: И мы живем между этой иррациональностью и рациональностью. Вот если бы был коммунизм, скажу за себя, мне было бы пофигу, я делала бы кино, ходила за хлебом и вообще не думала о каких-то материальных вещах. И точно так же 90 процентов этих шаманов. А тут они попали в ситуацию рынка, как все мы, и что с этим рынком делать, ни я, ни Дима, ни ребята, ни все кинематографисты, ни шаманы не знают. В советское время он же тоже был шаманом, но Дарья моя с утра, например, работала начальником цеха на асбестовом заводе, получала зарплату, Сара работала во ФСИН психологом, работала с заключенными, получала там зарплату, а вечером они шаманили, и кто-то картошечки принесет, кто-то медку… А теперь у нее целый рабочий день, ей надо выживать, нужен прейскурант. Это для нее не органично, для людей, которые приходят, не органично. Они же привыкли, что шаман – это такой человек в избушке на краю земли, ему три картошечки принес, он пошаманил, и все срослось.

Мумин Шакиров: А вы сами в это верите? Или у вас взгляд отстраненный – да, есть такая культура, есть такой быт, такое пространство?

Светлана Стасенко: Ну, вот я говорю там: "Есть такой проект у меня". А она говорит: "Ты будешь проект этот делать до апреля, в апреле все сорвется, и ты к этому проекту больше не вернешься". Я делаю честно, забываю про это, приходит апрель, и все срывается, я к этому проекту больше не возвращаюсь.

Елена Фанайлова: Это как Карлос Кастанеда сначала как этнолог поехать изучать шаманскую культуру, а потом написал некоторое количество книжек, которые всех страшно интересуют. Но давайте посмотрим кино "Курс молодого шамана"…

(Видеофрагмент в полной версии программы)

Елена Фанайлова: Я бы сказала, во-первых, это красиво. Во-вторых, мы только что выяснили за кадром, что главный герой, психолог, научился-таки шаманить.

Светлана Стасенко: Ну, что-то он пытается, да, в транс вводить… Он же экспериментировал на нашем звукорежиссере, и у него хорошо получалось. Но предсказывать пока не берется.

Мумин Шакиров: То есть он опроверг эту историю, что шаманами рождаются.

Светлана Стасенко: Вот этот дядечка в шляпе сказал, что у него в роду были экстрасенсы и даже сказал, что был прадед, которого звали Николаем. И Леша подтвердил, что в его роду действительно был Николай.

Елена Фанайлова: А я вот что думаю про кино Ренато и его волшебную тещеньку. У нее магическое мышление. Чем меня эта женщина поразила, кроме того что невероятная вербальная агрессия, и каждый раз, когда она открывает рот, даже когда любит кого-то, с ее языка падают жабы, но при этом она находится в абсолютно магическом сознании, потому что начинает там что-то выдумывать из того, что она видит по телевизору, видит она картину, которая у вас в доме находится, и сразу рассказывает, какие символы за этим стоят. Она в определенном смысле очень архаическая женщина, которая управляет мужем, семьей, и какая-то внутренняя магия для нее очень важна. Посмотрим отрывок из "Кино для Карлоса"…

(Видеофрагмент в полной версии программы)

Елена Фанайлова: Дима, про вашего героя уже пора поговорить. Я очарована его беспринципностью, имморализмом и тем шоу, которое он каждый день закатывает. Эти съемки в течение шести лет велись, я правильно понимаю?

Дмитрий Лавриненко: Да, и я жил тогда еще в Москве, начал снимать своего давнего друга, мы даже с ним в детском саду были. Отсюда отсутствие дистанции, потому что я его очень хорошо знаю. Я приезжал в Харьков в гости, и когда мы переехали обратно в Украину, я уже снимал изнутри, находясь там рядом. И это конечно, тяжело, когда была дистанция, мне было проще. Герой действительно феноменальный. Один пример. Я показал ему фильм, вырезав интимные подробности. То есть в этом фильме есть сцена секса, которую он снимал сам, и я убрал эти несколько кадров и показал ему кино. Он говорит: "Замечательно все!" Потом я ему говорю: "Женя, вот тут не хватает полноты твоих отношений и женщинами, надо вставить…" Он говорит: "Обязательно!" И я просто лишился дара речи, он меня очень сильно удивил и научил многому. Более того, он добавил кадры, дал мне те кадры, которых я стеснялся. Представьте сцену в детском саду, когда мальчик и девочка показывают друг другу гениталии. А теперь представьте, что этим мальчику и девочке по 50 лет, условно, и это происходит в дворницкой в пятиэтажке. И он дает мне эти кадры.

Елена Фанайлова: Если уж вы заговорили про эту часть жизни героя, он мне страшно напомнил малоизвестных чешских художников, порнографов фактически, вуайеристов, которые сейчас становятся страшно знаменитыми, и их коллекции оказываются на пике зрительного внимания. В этом смысле это человек Восточной Европы абсолютно. Он мне очень напоминает людей, которые взрослели в советские времена, там есть определенная атмосфера закрытости, затхлости даже, и он устраивает из своей жизни интересный театр для него самого и для него друзей. Он же обожает друзей, это важная часть его жизни, он показывает определенные локации, где проходила его хипповская юность, артистическая и богемная. Это важная часть, мне кажется, для понимания того, что происходит с умом людей, которые находятся в этом закрыитом пространстве, но с очень высоким темпераментом. Он же у нас и дайвер, и посетитель кладбищ…

Дмитрий Лавриненко: Грабитель кладбищ, разоритель гнезд. Брейгелевское это все абсолютно про него.

Елена Фанайлова: Между прочим, с прекрасным, извращенным визуальным вкусом. Вы сказали, что "я бы никогда не снял так, как он". И если в фильме "Стена" люди идут поклоняться каменному идолу, то в фильме "Вэраюфром" мы видим, как люди сначала бухают и веселятся на фоне Ленина на главной площади в Харькове, а потом как они его валят. И герой фильма является участником этих событий, он не то что бы активно их комментирует, он, скорее, выслушивает людей, которые кто за Украину, кто, наоборот, говорит, что зря Ленина повалили, придерживается совершенно пророссийских или, точнее сказать, ностальгически-советских взглядов. Вот он проходит через эти шесть лет современной истории…

Дмитрий Лавриненко: Да, в моем герое намешано невероятное количество смыслов, пластов, он и "хомо советикус", и гражданин Америки наполовину…

Елена Фанайлова: Что интересно, он ездит туда, и "вэраюфром – это вопрос, с которым он пристает к женщинам на улице. Он любит женщин определенного типа, таких пухленьких.

Дмитрий Лавриненко: Это такой типичный харрасмент, за который можно сесть реально. Если бы он задал этот вопрос женщине-полицейскому, он сразу бы оказался лицом на асфальте, тут же, моментально. Но он не думает об этом, он свободен, на самом деле, внутренне. И тот случай с уроком для меня, что он дал включить кадры откровенные, абсолютные по своей откровенности, научил меня многому, что мир намного шире наших представлений о нем. Входя каждый раз в новый фильм, я, например, не знаю, чем он закончится, это каждый раз приключение. Мне неважно ответить на вопрос, а мне важно увидеть какие-то яркие вещи, найти их и сопоставить.

Светлана Стасенко: Собственно, для этого мы в это и пускаемся. Если бы мы знали ответы на вопросы, которые задаем в своих фильмах, мы бы никогда за это не взялись, не кидались в эти авантюры никогда в жизни.

Дмитрий Лавриненко: Это вообще удивительные миры, куда ты можешь погружаться, входить, выходить. Мне это всегда нравится.

Елена Фанайлова: Давайте, наконец, увидим этого прекрасного человека…

(Видеофрагмент в полной версии программы)

Мумин Шакиров: Вот реакция американцев на камеру и реакция бывших советских людей. Я тоже с этим сталкиваюсь, я снимал в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, люди абсолютно открытые. Я вспомнил знаменитую фразу Шендеровича, почему у нас люди оборачиваются на свист или на крик "эй", - всегда есть ощущение, что сзади тебя идет мент, и он тебя остановит и спросит: "Документы!" То есть человек чувствует это за спиной. Если вы будете свистеть или кричать в Нью-Йорке, мало кто обернется. И вот это как раз показатель, как они реагируют там на камеру – открыто, улыбаются, то есть они не видят подвоха. У нас люди во всем видят подвох или угрозу.

Елена Фанайлова: Кладезь антропологических наблюдений этот кинематограф, представленный вами, Дмитрий. В этом фильме есть одна чудесная сцена, когда вашему герою какая-то девушка-гример наносит две краски – синюю и золотую, и он с этим украинским флагом идет на улицу. И она говорит: "Золото – это мы, люди". Я бы хотела, чтобы мы это выражение как-то прокомментировали. Катя, что вы бы сказали о ваших героинях?

Екатерина Федулова: Очень сложный вопрос. Я искала своих героинь, отталкиваясь от течений, которые я наблюдала в России в последнее время: это православный фундаментализм, борьба за возвращение всех традиций, полный запрет абортов и так далее. Потом, всевозможные демократические течения, насколько они действительно сильны, насколько на них можно надеяться. И конечно, этот патриотизм, я бы даже сказала, ультрапатриотизм, постоянная борьба с каким-то внешним врагом. Так как я все время снимаю фильмы, и в основном мои герои – женщины, меня интересует именно женщина, ее образ, ее внутренний мир, я подумала, что Россия – это женщина, и наверное, будет интересно показать все эти течения показать от лица женщин. Естественно, фильм начинается с моей бабушки, потому что я, будучи внучкой, очень много слышала ее истории о войне. Она воевала, была командиром медицинского батальона, и я всегда с большой жадностью слушала все ее рассказы и мечтала стать такой же сильной, таким же борцом, как она. Но просто тогда мне было не за что бороться. Спустя много лет я решила вернуться в Россию и найти женщин, которые не просто сидят и разговаривают, мечтают о лучшей России, а они встают и что-то делают, они действуют. И мне это было важно, даже вне зависимости от того, поддерживаю я их идеологию или нет. Мне было важно посмотреть, как вообще выглядит эта борьба, насколько они могут эту борьбу привести в действие, какие результаты из этого могут выйти.

Мумин Шакиров: Но вы отдавали себе отчет, что ваши героини – это штучные люди? Не так много женщин, феминисток, которые выступают против абортов. Что касается правозащитниц, это Ольга Ли, это тоже штучная женщина, это не серийный герой. И что касается патриотки, которая там готова убивать, это тоже уникально. Вы понимали, что это не люди из массовки, а это абсолютные индивидуальности, которых вы под микроскопом рассматриваете?

Екатерина Федулова: Я бы сказала, что их мировоззрение, их идеология, которую каждая из этих индивидуальностей приводит на поверхность нашей социально-политической платформы в России, я думаю, что то, что думают они, это в головах очень многих людей в России. Просто это остается внутри, а они все это наружу показывают. По разным причинам: кто-то хочет сделать политическую карьеру, как, допустим, Наталья, у нее прямая цель – с ее идеологией, политическими взглядами пробиться, получить место в Думе. Несомненно, это так. Оля Ли, ей хочется бороться за демократию, против коррупции, но она, как это часто случается в нашей стране, как женщина не может этого делать, потому что Россия – это страна патриархальная, очень шовинистская, и за каждой женщиной всегда стоит мужчина. Я думаю, эта вся поверхностная политика, которую проводят мои героини, она есть в головах многих россиян, просто никто об этом так открыто не говорит.

Светлана Стасенко: Я думаю, если каждый будет искать путь к себе, а не поддерживать какие-то стереотипы, то мы, в принципе, в какое-то более приемлемо для жизни место придем намного быстрее. Кстати, у шаманов есть запрет на телевизор, им нельзя смотреть телевизор.

Елена Фанайлова: И нам это нравится. Шаманы очень рациональные люди, они не позволяют вредящей информации проникать в голову.

Дмитрий Боголюбов: Я думаю, что мы на каком-то правильном пути находимся, мы ограниченным кругом, но на правильном пути. И те вещи, о которых мы говорим, вносят небольшой вклад в то, чтобы что-то добавить в общее информационное пространство, чтобы разумнее жизнь стала.

Елена Фанайлова: Разумнее и добрее.

Дмитрий Боголюбов: Я думаю, мы не должны останавливаться на достигнутом и продолжать свое дело.

Ренато Боррайо Серрано: Я очень радуюсь за кино, которое делается, которое есть шанс посмотреть. И очень рад, что нет в "Артдокфесте", нет среди нас ни одного фильма, который назывался бы "Ксенофобия и мракобесие". Все фильмы апеллируют к чему-то более сложному, чем какие-то клише, апеллируют к очень важным для жизни вещам, это страсть к реальному, страсть к другому человеку, страсть что-то увидеть, разглядеть. И я думаю, пока это есть, у общества всегда есть надежда и хорошая вероятность, что общество сдвинется к более гуманному.

Дмитрий Лавриненко: Не знаю, в "Артдокфесте", может быть, скоро появится программа "Шедевры пропаганды". Потому что этого сейчас так много. Мне кажется, в центре внимания документалистов, вообще людей искусства всегда остается человек. Мы изучаем человека во всех его проявлениях, в самых разных ситуациях, на разных отрезках исторического пути, и мы все снимаем героев "Кино для Карлоса", я вижу в этом и свою миссию тоже, это важно. Мы оставляем наши следы для наших детей.

Мумин Шакиров: Я согласен с Дмитрием, конечно, документальное кино – это путешествие в неизвестное. И каждый из тех, кто снимает картину, берет камеру в руки, он не знает ответов на вопросы, ищет ответы по ходу этого замечательного приключения, вместе со своими героями. И мне кажется, что те люди, которые хотят что-то узнать о России, имеют счастливую возможность через фильмы познать страну, и это как раз будет не поверхностный взгляд, а глубокий. Поэтому каждый из здесь сидящих авторов в какой-то степени является диггером человеческой энциклопедии.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG