Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
О первой зарубежной войне Америки рассказывают историк Реджес Куртеманч, куратор музея Теодора Рузвельта Чарльз Маркус, военный эксперт Дэн Гуре и Рая Вайль - журналистка. Автор и ведущая Марина Ефимова. Впервые в эфире 26 марта 1998.
Марина Ефимова: "Вечером 15 февраля 1898 года все кафе, расположенные на набережной Гаваны, были заполнены журналистами, дипломатами, сотрудниками "Красного креста", испанскими чиновниками и кубинскими интеллектуалами. Предметом обсуждения был недавно пришедший и бросивший якорь в гаванской бухте американский броненосец "Мейн". Дипломаты уверяли, что визит одного корабля, вошедшего в гавань со всеми знаками уважения к испанским властям на Кубе, это дружеский жест со стороны США, сделанный в разгар довольно напряженных дипломатических переговоров. Журналисты считали, что в этом жесте есть предупреждающий намек. Если испанский губернатор Кубы, генерал Уэйлер, не прекратит сажать в концлагеря кубинских партизан, если королева Испании не согласится освободить Кубу за щедрый выкуп, который уже давно и настойчиво предлагают США, то испанскому флоту придется иметь дело с таким противником как "Мейн", а испанский флот - уже давно не легендарная армада. Наконец, испанцы рассматривали приход броненосца однозначно – как вызов и угрозу. И именно в этот момент жарких споров посетители кофеен, чьи глаза были устремлены на сияющий огнями "Мейн", увидели как корабль вздыбился и пропал за стеной огня. Грохот взрыва заложил уши. Все выбежали на набережную. Журналисты бросились к полицейским и спасательным катерам, которые уже отчаливали от пристани, дипломаты – в свои посольства и консульства, испанские чиновники - в свои офисы. Кофейни опустели, Гавана замерла в ожидании". Так описывает тогдашний сотрудник американского "Красного креста" в Гаване первый, образно говоря, "выстрел" испано-американской войны 1898 года. О расстановке сил в мире перед началом этой войны рассказывает историк, профессор Нью-Йоркского университета Реджес Куртеманч.
Реджес Куртеманч: США в конце прошлого века были, по нынешним понятиям, развивающимся государством. Британская империя владела четвертью земного шара, продолжала расширять свои владения и Франция, а Германия вставляла ногу повсюду, где только приоткрывалась дверь. Что касается Испанской империи, то она агонизировала уже сотни лет, начиная с 1588 года, то есть гибели Армады. В 18 веке она не сумела стать промышленной державой и, умирая, изо всех сил хваталась за свои колонии. У нее еще был флот и оружие, сделанное в Германии, но не было сил держать флот и войска в колониях. Испанская империя держалась по инерции лишь за счет своего прошлого могущества, и Куба, которая раз за разом восставала против Испании и чьи беженцы посылали повстанцам оружие из Флориды, была, конечно, большим соблазном для американских бизнесменов и политиков: трудно было оставаться в стороне, когда шел передел мира.
Марина Ефимова: И однако, несмотря на прагматизм политиков и то, что от взрыва на "Мейне" погибло 260 американских моряков, американское правительство, во главе с президентом Мак-Кинли, вовсе не собиралось воспользоваться этим случаем для начала военных действий. Весь конец февраля и март шло судебное разбирательство, и когда стало очевидно, что экспертам не удастся в точности выяснить, взорвался ли корабль от мины, от торпеды или от технической неполадки на самом корабле, правительство США готово было замять инцидент и вернуться к дипломатическим переговорам о выкупе Кубы. Правительство. Но не пресса.
Реджес Куртеманч: Это был период знаменитой желтой прессы, когда Уильям Рендл Херст, владелец газеты "Нью-Йорк Джорнал", и Джордж Пулитцер, владелец газеты "Нью-Йорк Уолд", правили бал. В те времена корреспонденты газет были фактически главными, а иногда и единственными источниками информации. Газеты наперегонки привлекали читателей красочностью этой информации, и в народе идея освобождения Кубы стала чрезвычайно популярной. Все были под впечатлением от опубликованных в газетах фотографий и зарисовок испанских концентрационных лагерей на Кубе или фотографии девочки с косичками - жертвы испанского губернатора генерала Уайлера, которого газетчики, очевидно преувеличенно, окрестили "живодером" и "палачом Кубы". Конечно, желтая пресса нагнетала обстановку и фактически привела к войне за освобождение Кубы.
Марина Ефимова: "Желтый малыш", как прозвали журнализм, доходил до полной фальсификации событий ради эмоциональной убедительности. Особенно отличались репортеры Херста, ярого сторонника войны. Самым скандально знаменитым материалом стала зарисовка корреспондента Фредерика Ремингтона, на которой испанские таможенники обыскивают раздетую догола американскую девушку, пассажирку одного из прибывших в Гавану кораблей. Как выяснилось позже, американку действительно обыскали, но - служившие в испанской полиции женщины, и при этом - не раздевая. Вот типичный материал из январских газет 1898 года, еще до взрыва "Мейна".
Диктор: "Испанцы не останавливаются перед истреблением не только партизан, но и мирного населения. Кровь! Кровь везде – на обочинах дорог, на полях сахарного тростника, на порогах домов. Ни слабым, ни старым, ни больным нет пощады. Неужели не найдется нации достаточно смелой и благородной, чтобы вступиться за эту пропитанную кровью землю?"
Марина Ефимова: Как говорится, что-то из этого было правдой, но далеко не все. Однако свободолюбивых американцев подобные детали накалили до предела, и достаточно было искры, чтобы страсти разгорелись. Такой искрой, в прямом и переносном смысле, и стал взрыв "Мейна". Херст и Пулитцер поняли, что их методы сработали. Историческим анекдотом стал обмен телеграммами в марте 1898 года, то есть уже после взрыва, между художником из газеты "Джорнал", которому наскучило на Кубе искать по джунглям не очень активных партизан, и его боссом Херстом. "Здесь все тихо, - телеграфировал художник, - никакой войны". Херст ответил: "Обеспечьте зарисовки, а я обеспечу войну".
Только 21 апреля 1898 года, после окончательного отказа королевы Испании отдать Кубу (в ответе ее министра говорилось: "Испанцы не торгуют честью"), под давлением общественного мнения и под нажимом нового заместителя военно-морского министра США Теодора Рузвельта, Конгресс принял резолюцию о войне с Испанией. Президент приказал блокировать все кубинские порты и объявил набор добровольцев. Первым, бросив только что полученный пост замминистра, записался в добровольцы сорокалетний Теодор Рузвельт, тот самый Тедди Рузвельт, который через три года, в 1901 году, станет президентом США. В общем же, энтузиазм был таков, что за несколько дней американская армия, которая была в четыре раза меньше испанской и составляла 27 тысяч человек, увеличилась на 125 тысяч добровольцев.
"...Куба, которая раз за разом восставала против Испании,... была, конечно, большим соблазном для американских бизнесменов и политиков - трудно было оставаться в стороне, когда шел передел мира"
Реджес Куртеманч: Не забудьте, что со времени гражданской войны прошло только 30 лет, и страна все еще была жестоко разъединена. Поэтому интеллектуалы и политики сознательно или бессознательно стремились к объединению страны, а, как известно, ничто так не объединяет людей, как война, которую они считают справедливой.
Марина Ефимова: Тут нельзя не вспомнить один из казусов этой войны. Военные подразделения добровольцев набирались в разных регионах Америки, в том числе на юге, и во время тяжелой атаки на кубинскую крепость Сан-Хуан капитан Джо Уиллер, южанин, поддерживал дух солдат любимой присказкой 30-летней давности: "Двигай, двигай, двигай! Проклятым янки не устоять!"
Реджес Куртеманч: У нас снова появились общенациональные герои - Теодор Рузвельт, адмирал Дьюи. Дьюи, после победы над испанским флотом 1 мая 1898 года, стал таким героем, что именно с этого времени американские мальчики начали носить матросские костюмчики, которые долго еще после этого оставались в моде. Я сам носил такой, когда был ребёнком.
Марина Ефимова: Адмирал Дьюи был первым победителем в испано-американской войне. Он командовал тихоокеанским флотом, базировавшимся в Гонконге, на британской территории. После начала войны с Испанией англичане попросили, чтобы американский флот покинул гавань. Дьюи не оставалось ничего другого, как отвоевать себе порт у испанцев. 1 мая в манильской бухте он атаковал испанский флот под командованием адмирала Монтого, имея в своем распоряжении шесть кораблей - на один меньше, чем испанцы. Однако, как писали журналисты, корабли Монтого были просто антиквариатом по сравнению с американскими. Из-за этого или из-за неудачной тактики испанцев, но к концу дня три из семи испанских кораблей были полностью выведены из строя, включая флагман. Была в этой войне и еще одна небольшая морская операция, оставшаяся на страницах популярных исторических хроник.
Диктор: При взятии кубинского порта Сантьяго-де-Куба лейтенант Ричард Хопсон и еще шесть добровольцев попытались потопить стоявший у входа в гавань испанский корабль "Меримак", чтобы тот загородил собой выход из бухты. Хопсону удалось выполнить задание, но сам он и его товарищи попали в плен. Однако командир испанского гарнизона Сантьяго по причинам, о которых можно только догадываться, но, скорее всего, в предчувствии неминуемой сдачи города, вернул всех семерых пленников американцам. Узнав об этом широком жесте, американский командующий генерал Шафер воскликнул: "Испанцы думают, что только они благородны?!" и вернул испанцам двадцать их пленных офицеров. Когда его спросили, не слишком ли это щедрый обмен, Шафер сказал: "Да все равно они скоро снова окажутся у нас в плену". И был совершенно прав.
Марина Ефимова: На суше главным героем испано-американской войны стал будущий президент, а тогда полковник - Тедди Рузвельт. О его участии в войне - репортаж из Дома-музея Рузвельта в Нью-Йорке. Ведет репортаж Рая Вайль.
Рая Вайль: Дом-музей Теодора Рузвельта находится в центре Манхэттена на 20-й улице, между Парк-авеню и Бродвеем. Очаровательный трехэтажный каменный дом с уютными разноцветными ставенками приятно выделяется среди высоченных тусклых зданий этого квартала. Мой гид, куратор Чарльз Маркус, начал осмотр музея с бывшей прихожей, где установлены витрины с книгами, описывающими историю жизни Теодора Рузвельта, одного из самых знаменитых американских президентов. Десятки томов посвящены его участию в испано-американской войне.
Чарльз Маркус: Незадолго до начала этой войны Рузвельт был назначен помощником министра военно-морского флота, но Рузвельт считал войну проверкой на мужество, поэтому он оставил свой почтенный пост и занялся формированием первого в истории США кавалерийского полка добровольцев, получившего прозвище "Лихие всадники". В первую очередь он обратился за помощью к своим приятелям, сокурсникам по Гарвардскому университету, где он учился. Вместе они отправились собирать людей на юг, вглубь Техаса, а затем - во Флориду. Приняв на себя командование полком, Теодор Рузвельт в течение мая и июня 1898 года самолично отбирал и тренировал добровольцев. К началу июля они уже были на Кубе, и 1-2 июля Рузвельт возглавил знаменитую битву при Кеттл-Хилл, с которой начался победный марш американцев на Сан-Хуан.
Рая Вайль: Заметив, что меня заинтересовала книга "Героизм Теодора Рузвельта в испано-американской войне", мой собеседник поясняет:
Чарльз Маркус: Когда кавалерийский полк Рузвельта прибил во Флориду, оказалось, что на кораблях нет места для такого количества лошадей. Поэтому лошади были только у офицеров, а остальные кавалеристы вынуждены были сражаться как пехотинцы. Поскольку Рузвельт верхом на коне возглавлял каждую атаку, он, как и другие офицеры, был слишком заметной мишенью.
Рая Вайль: Всем известно, что Теодор Рузвельт был человеком необычайного мужества, но все-таки чем вы объясните такую отчаянность?
Чарльз Маркус: Близорукостью. У Рузвельта было такое плохое зрение, что он часто просто не видел, какой опасности себя подвергает. Его героизм в бою - это смесь храбрости, безрассудства и фантастического везения.
Рая Вайль: Мы останавливаемся у витрины с фотографиями Рузвельта времен испано-американской войны. На одной из них он снят со своими "Лихими всадниками". Рядом, за стеклом, висит военное обмундирование Рузвельта - изящная ковбойская шляпа с мягкими полями, френч цвета хаки и кожаные перчатки.
Чарльз Маркус: Конечно, это не стандартное армейское обмундирование. Этот костюм был сделан по дизайну самого Рузвельта знаменитыми нью-йоркскими модельерами братьями Брукс.
Рая Вайль: Вы хотите сказать, что даже на войне он старался быть элегантным?
Чарльз Маркус: О, да! Он был стильным джентльменом, всегда следил за модой и, что важно, у него был очень хороший вкус.
Рая Вайль: Как встретил Рузвельта Нью-Йорк, когда он вернулся после победы?
Чарльз Маркус: Как своего главного героя, естественно. Во всей Америке в то время он был самым популярным человеком. Все знали его как полковника Рузвельта. Почти сразу по возвращении с войны он был избран большинством голосов губернатором штата Нью-Йорк, самым молодым в истории. Но и тогда, и позже, когда он уже стал президентом, когда получил в 1910 году Нобелевскую премию мира, в память о его подвигах во время войны с Испанией его продолжали называть "полковник Рузвельт".
Марина Ефимова: Несмотря на очень маленькие потери убитыми – 280 человек за всю компанию – наземная война на Кубе была тяжелой во многих отношениях. Недаром уже после победы энтузиаст испано-американской войны Теодор Рузвельт написал в отдельном письме, адресованном своим детям: "Как бы ни была необходима и справедлива война, она все равно ужасна". И именно из дневника Рузвельта мы узнаем о буднях этой войны, например, о том как проходил маршевый бросок к месту знаменитой битвы на Кеттл-Хилл под городом Сантьяго.
Диктор: "Над дорогой, узкой и неровной, нависали джунгли, которые страшно угнетали моих ребят, привыкших к прериям и полям. Солнце просто испепеляет такие лесные каньоны, и заодно - наши головы. И ни малейший ветерок не проникает сквозь сплошную стену зелени. К концу каждого дня половина моего гарнизона была на грани теплового удара".
Марина Ефимова: Еще одна мучительная для американцев деталь этой войны из дневника Рузвельта.
Диктор: "Испанцы не успевали подбирать своих убитых, и мы видели трупы с глазами, выклеванными грифами, которые тучами роились над местами сражений. Еще страшнее были трупы, облепленные шевелящейся массой земляных крабов, которые тут размером с кроликов".
Марина Ефимова: Испано-американская война была в высшей степени антисанитарной, настолько, что после ее окончания в Америке состоялся суд над Отделом снабжения армии, который не сумел обеспечить солдат свежими продуктами, особенно мясом, свежей водой и необходимыми лекарствами. Результатом суда было полное преобразование всей системы армейского снабжения. Но это не вернуло непомерных потерь этой войны, которую тогдашний госсекретарь Джон Хей назвал "чудесная маленькая война". Всего за три с половиной месяца военных действий на испано-американской войне умерло (не погибло, а умерло) 4 тысячи американцев - от малярии, желтой лихорадки и дизентерии.
По Парижскому миру, заключенному 10 декабря 1898 года, Испания уступила США Филиппины за 20 миллионов долларов, под протекторат США поступили Гуам и Пуэрто-Рико. Куба, после выплаты США ее долга Испании, объявлена независимой. Как выглядит испано-американская война и ее последствия сейчас, через 100 лет? Я беседую об этом с военным экспертом, в прошлом сотрудником Пентагона, Дэном Гуре.
Дэн Гуре: Испано-американская война была первой настоящей международной войной, в которой участвовала Америка. Бесспорно, эта война отражала свойственный американцам интернационализм, сочувствие к народам, борющимся за независимость, и стремление насадить демократию где только можно. Но, при всем желании, ее трудно назвать освободительной, поскольку США вели ее исключительно из-за Кубы. И, тем не менее, именно испано-американская война показала возможность урегулирования региональных конфликтов с помощью великих держав и положила начало столетию, когда этнические войны стало возможно останавливать силой, как это произошло в Боснии. Кроме того, испано-американская война поставила США в позицию державы, которая не может больше игнорировать проблемы других стран. После этой войны стало неизбежным, скажем, участие США во Второй мировой войне. Японцы атаковали Перл-Харбор потому, что он оказался препятствием их продвижению в юго-восточную Азию, к нефти. Они знали, что успешно атаковать нас на Филиппинах они не смогут, и потому выбрали Перл-Харбор. Так что можно сказать, что в 1898 году мы уже вовлекли себя в войну, случившуюся на полвека позже.
Марина Ефимова: Мистер Гуре, вы не считаете, что в наши времена иметь такие далекие владения или сферы влияния скорее обуза, чем удобство?
Дэн Гуре: Я смею утверждать, что именно в наше время это абсолютно необходимо. Страны всего мира так тесно завязаны теперь друг с другом, что мы не можем позволить себе роскошь наблюдать сложа руки, когда опасность угрожает нашим союзникам в Азии или на Ближнем Востоке. А для того, чтобы иметь туда выход, возможность действовать в этих регионах, нам необходимо обладать местными базами. Причем базы в Корее, на Тайване или в Японии не всегда могут помочь, потому что в этих случаях мы должны считаться с правительствами этих стран и их обстоятельствами. И базы на тихоокеанских островах поистине идеальны, потому что они не связывают нас никакими обязательствами.
"Страны всего мира так тесно завязаны теперь друг с другом, что мы не можем позволить себе роскошь наблюдать сложа руки, когда опасность угрожает нашим союзникам в Азии или на Ближнем Востоке"
Реджес Куртеманч: Я хочу добавить, что, несмотря на то, что испано-американская война проходила сто лет назад, еще в прошлом веке, и ее часто называют "империалистической", мы все же можем гордиться этим своим, так называемым, "империалистическим прошлым" - даже тогда мы оставались верны основным принципам демократии и свободы, и, по сравнению со многими другими империями были не так уж плохи.
Марина Ефимова: Конечно, сейчас, через сто лет после всех событий, испано-американская война представляется и вправду "splendid little war". Отношения между противниками, несмотря на раздуваемую газетами враждебность, были, в сущности, такими патриархальными, что конец войны - взятие Манилы, столицы Филиппин - больше похож на игру, чем на реальную войну. Испанцы, хотя они прекрасно понимали, что город обречен, ни за что не хотели его сдавать филиппинскому гарнизону, им казалось ужасным унижением сдаваться бывшим подданным. Щадя их чувства, командующий американскими войсками адмирал Дьюи устроил короткую театральную перестрелку между американцами и защитниками города, после которой испанцы сдались, сохранив код военной чести. Сейчас в мире найдется не много людей, помнящих "splendid little war". Хотя именно она была последней соломинкой, которая сломала спину могучей Испанской империи, и именно она вывела США на международную арену. Даже большинство американцев ее забыло. Недаром у них есть поговорка: "It was so long ago as a Spanish war" - "Это старо как испанская война".
