В Висбадене три кинотеатра: уродливый "Аполлон" на Морицштрассе, безликий "Мурнау" рядом с железной дорогой и "Калигари" с залом такой красоты, что хочется смотреть не на экран, а на золотые югендстильные листья на потолке. В пяти минутах от "Калигари" – казино, где рулетка разоряла Достоевского, а теперь каждый апрель шумят и курят, досаждая соседям, кинематографисты из неблагополучных стран. На фестивале GoEast показывают кино из постсоветского мира, от Албании до Таджикистана, и две трети гостей говорят по-русски.

Прошло 27 лет, кино снимают люди, родившиеся после исчезновения империи, но советская травма остается центральной темой GoEast. 50-летию со дня вторжения в Чехословакию посвящена секция "Прага 1968", составленная небанально. С фантазией Алена Роб-Грийе "Человек, который лжет" соседствует подлинная ложь: смонтированная в Москве документальная агитка "Чехословакия: год испытаний" (1969), а знаменитую "Ораторию для Праги" Яна Немеца дополняет коллективный эксперимент "Оккупация 1968" (2018), снятый в пяти странах, входивших в Варшавский блок. Не утратил своей силы знаменитый документальный фильм "Услышьте мой крик" (1991) Мацея Дрыгаса о Рышарде Сивеце, совершившем на празднике урожая в Варшаве самосожжение в знак протеста против оккупации Чехословакии. Сотрудники польской госбезопасности и равнодушные очевидцы сделали все, чтобы об этой трагедии никто не узнал, но в архиве сохранились семь секунд пленки, на которой запечатлено самосожжение, нашлось прощальное письмо и аудиозапись обращения к полякам, и Рышард Сивец заговорил через 20 лет после гибели.

В 2017 году на GoEast прошла ретроспектива Марты Месарош, в 2018-м в конкурсе показывали ее новую мелодраму Aurora Borealis. Северное сияние видит героиня этого фильма на могиле своего отца, советского офицера, арестованного в 1954 году в Вене и оправленного на 22 года в ГУЛАГ за любовную связь с иностранкой. Отец Марты Месарош, венгерский коммунист, был расстрелян в Киргизии при Сталине, она провела детство в СССР, училась во ВГИКе, так что хорошо знает эпоху, но тем не менее в фильме полно нелепостей. Советский офицер говорит по-русски с дичайшим акцентом, беженку из Будапешта красноармейцы, предварительно изнасиловав возле трупа ее жениха, зачем-то везут в Вену, да и вся центральная история с подменой младенца удручающе похожа на бразильскую мелодраму. И точно: моя соседка в кинотеатре "Аполлон" разрыдалась.

Получившая одну из главных наград GoEast документальная картина “Другая сторона всего” тоже посвящена семейной истории. Профессор Србиянка Турайлич была одной из ключевых фигур сербского движения "Отпор", боровшегося с диктатурой Милошевича. Диктатор свергнут, демократия победила, но к власти опять пришли люди, считающие Србиянку Турайлич и ее единомышленников врагами народа. Фильм о матери сняла глава Ассоциации сербских документалистов Мила Турайлич. Декорация: огромная квартира, которая принадлежала ее зажиточной семье до прихода коммунистов к власти. В 1947 году хозяев уплотнили: половина квартиры досталась пролетариям, двери были на 70 лет заперты на ключ. После долгих мытарств удалось добиться реституции, и фильм завершается символической инвентаризацией "другой стороны всего": пыльного неумного мира, голосующего за Милошевича и прочих негодяев.

Три примечательных фильма из программы GoEast, не имеющих отношения к политике и большевистским кошмарам: сюрреалистическая игра Рустама Хамдамова "Мешок без дна", великолепный портрет обитателей чащи в "Древних лесах" (Миндаугас Сурвила снимал змею, преследующую тушканчика, двух мышей, грызущих желудь, зевающего нетопыря, барсука, утепляющего нору, а на 50-й минуте в лесу появился одуревший человек в синей шляпе и куда-то исчез) и склеенный из любительских пленок зловещий фильм о невинно-бессовестных польских туристах, путешествующих по экзотическим странам.

Аналитическую секцию GoEast "Симпозиум" посвятили кинематографу советской Прибалтики. Киноведы спорили о цензуре и госзаказе, а в кинотеатре "Мурнау" показывали удивительные фильмы, за пределами Латвии, Литвы и Эстонии мало кому известные. Больше всего меня поразил разнузданный мюзикл "Чертова невеста" (1973), советский ответ на рок-оперу "Иисус Христос – суперзвезда", снятый так, словно никакой КПСС вообще нет, а цензуру в Литве отменили: тут даже есть содомские поцелуи, заставившие публику в зале "Мурнау" изумленно ахнуть.

"Исследователи из балтийских стран, которые участвовали в нашем симпозиуме, вряд ли согласились бы, что у них было меньше цензуры, – спорит со мной славист Барбара Вурм, курирующая ретроспективу. – Нет, советские рамки везде были строгими. Одни фильмы оказались на полке, другие не разрешали снимать. Герц Франк в книге "Карта Птолемея" рассказывает, как Айварс Фрейманис задумал невинный фильм о рыбацкой деревне, но и ему помешала цензура. И все-таки балтийская новая волна в кино состоялась, и возникла она уже в 50-е годы, когда начал работать режиссер Витаутас Жалакявичюс. Мое главное открытие – фильм "Чувства" (1968), сценарий которого написал Жалакявичюс. Поразительно, насколько открыто в этом фильме говорилось о проблемах советской власти в послевоенные годы. Цензоры прочитали сценарий, но в нем не было одной сцены о лесных братьях и спасении нации. Это удивительный, очень красивый фильм. Вообще самые красивые актеры советского кино были из балтийских республик. И еще один фильм той эпохи – "235 000 000" (1967) Улдиса Браунса – пример кино, где изображение говорит само за себя, не нужно никаких пояснений. Это огромный проект, который был сделан как бы по Дзиге Вертову, хотя в докладе, который у нас прозвучал, говорилось, что Браунс не видел "Шестую часть мира". Фильм к 50-летию революции больше года снимали по всему СССР, в последний момент заставили Браунса его сократить, но полную версию каким-то образом удалось послать на фестиваль в Лейпциг, и там была премьера. Еще один шедевр 68-го года – "Безумие" Кальё Кийска, тоже уникальный по эстетике, даже более экспериментальный, чем то, что снимал в ту пору Тарковский. Кийск – уникальная фигура, мы показали и его фильм "Нипернаади" (1983) – абстрактный рассказ о побеге, как будто мир состоит только из дорог: главный герой ищет новый приют, новых женщин, ищет самого себя. Это очень мягкие сюжеты, не такие рассчитанные, как в каноническом советском кино. Еще один фильм 80-х, "Легко ли быть молодым", интересен как феномен перестроечного кино, благодаря ему Запад узнал о распаде советской системы. Работа Юриса Подниекса и оператора Андриса Слапиньша, которого убили в 1991 году, – важное гражданское явление. Хотя сегодня уже приходится объяснять зрителям, в чем прелесть этого фильма. Впервые герои говорили прямо в камеру, не боялись ее, а самое главное – не было голоса родителя, преподавателя, вождя, который все объясняет, это был фундаментальный переворот в советской документалистике", – рассказывает Барбара Вурм.

Помню, какой фурор вызвал “Легко ли быть молодым” в 1986 году: больше всего нас удивляло, что по улицам советской Риги запросто гуляют настоящие панки с накрашенными глазами и в кожаных куртках, усыпанных шипами: появись такие в Москве или Ленинграде, их через пять минут загребли бы в кутузку. Но даже и без шипов и ирокезов латышские тинейджеры, которых снимал Юрис Подниекс, выглядели скандально несоветскими. Сейчас, 32 года спустя, я не без удовольствия пересматриваю "Легко ли быть молодым", а потом записываю монолог его сценариста, 84-летнего искусствоведа Абрама Клецкина:

"Мы прежде всего хотели, чтобы фильм был честным. Полтора года до начала съемок просто общались с ребятами, пытались понять, что с ними происходит. Они всё говорили сами, и мы ничего не правили, даже сокращали только с их разрешения. В фильме они такие, какие есть, мы их не хвалим, не ругаем, ничего не объясняем. Мы пришли к такому документальному кино, где люди себя чувствуют себя не куклами, а авторами. Это был шаг, который должно было сделать документальное кино: показывать действительность. Мы вчетвером – наша группа и один мальчик – приехали в Москву показывать фильм в Доме кино. Этот парень никогда не выезжал из Латвии, он был из смешанной семьи, отец – русский. И вот мы приезжаем в этот огромный зал Дома кино в Москве. Все забито, люди сидят на ступеньках. Идет обсуждение, все спорят, и вдруг этот паренек выходит и начинает объяснять, что мы все сделали правильно, а тут неправильно говорят, – защищает нас. Мы привезли фильм на утверждение в Госкино, они понимали, что фильм хороший, но боялись неприятностей.

И фильм увидел Горбачев. Все думали, что он запретит, а он посмотрел и сказал: "Мне такой фильм необходим, чтобы люди действительно понимали, что мы пойдем другим путем". И фильм выпустили в прокат, ничего не вырезав. Мы сказали, что без согласия ребят сокращать не будем. Получали очень много писем от женщин – "как же я не понимала своего сына и дочь", фильм был для них сильнейшим ударом. Но и для кинематографистов это тоже был удар. Люди другого поколения возмущались, что они делают кино с государственным значением, а их никто не смотрит, а наш фильм смотрят. Потом самые непримиримые уехали в Россию, а талантливые из разных поколений сблизились. А с героями фильма мы свои люди. До сих они мне звонят, если у них проблемы, хотя все уже взрослые, им уже под 50, один из них – руководитель "Латтелекома" Юрис Гулбис. К сожалению, я остался единственный в живых из нашей тройки. Все последние годы я был выбит из колеи, моя жена умирала долго, больно, я сам тяжело болел, было такое ощущение, что пора уходить, все бессмысленно. Я был готов все бросить, но меня спасло не кино, а исследование развития мира. Я изучаю, как появилось и как развивалось человечество. Ведь двуногие не выживали: они слишком медленные – не могут удрать от врага и не могут поймать добычу. Остались два вида – люди и обезьяны. Как появились разные народы? Я пытаюсь понять, почему так вышло", – рассказал мне Абрам Клецкин.

Самая прогрессивная секция фестиваля посвящена виртуальной реальности: зал компьютерных экспериментов открыли в великолепном висбаденском музее, гордящемся собранием картин Алексея Явленского и Марианны Веревкиной. Главную премию получает сумасбродный проект из России под названием "Номинальная империя": житель этой империи Всеволод Мейерхольд вырывается из сталинских застенков, расстреливает тюремщиков и сам становится диктатором. Награды вручают в самом красивом на свете кинотеатре "Калигари". Пресс-релиз о награждении заканчивается фразой на гибридном языке: Do svidaniya v 2019.