Ссылки для упрощенного доступа

Русские гастроли в Нью-Йорке: Шиллер и Чехов сегодня


Сцена из спектакля “Иванов"
Сцена из спектакля “Иванов"

Театральное обозрение Ирины Симаковской

Александр Генис: Лето – пора гастролей. На этот раз Нью-Йорк посетили два известных российских театра. Об их спектаклях мы беседуем с театральным обозревателем Ириной Симаковской.

Ирина Симаковская: Прежде всего, это спектакль Льва Додина в БАМе "Коварство и любовь" по пьесе Шиллера.

Александр Генис: Не первый раз Додин приезжает в БАМ. Я помню, как смотрел его спектакль "Стройбат" в БАМе – это было давно, но я никогда не забуду этот спектакль, потому что там влюбленные солдаты играли на рояле, но не руками, а ногами. Эта яркая и оригинальная сценическая находка осталась в памяти навсегда.

Ирина Симаковская: Да, они придумывают всегда очень хитрые штучки во всех своих спектаклях. Действительно. Додин ездит в БАМ с периодичностью завидной.

Александр Генис: Надо напомнить, что БАМ – это Бруклинская академия музыки. И это по-своему самый интересный театр в городе, потому что там проходят интересные гастроли.

Ирина Симаковская: Из Европы и всего мира. Мы привыкли к тому, что такие спектакли отличаются исключительным качеством. Додина они привозят много лет, до этого был "Вишневый сад" в прошлом году, были "Три сестры" и так далее.

Не могу сказать, что нынешний спектакль был неинтересным, но не могу сказать, что он был чрезвычайно интересным.

Александр Генис: Надо начать с того, что пьеса Шиллера – это сугубо просветительская, это "Ромео и Джульетта" века Просвещения. Своего рода "Бедная Лиза" – о том, как богатый и знатный дворянин влюбился в мещанку Луизу Миллер. Ее именем названа очень популярная опера Верди. Разница между Шиллером и Верди в том, что у Додина гораздо больше места занимает не любовная линия, а тема власти.

Сцена из спектакля Додина “Коварство и любовь"
Сцена из спектакля Додина “Коварство и любовь"

Ирина Симаковская: Додин очень сильно сократил эту пьесу – до двух часов тридцати минут без антракта. Но он оставил и политическую линию, и любовную линию, потому что без них Шиллера не существует. Но, конечно, он прежде всего обратил внимание на то, что происходит во власти: как власть манипулирует жизнями, дружбой, любовью и так далее.

Александр Генис: Скажите, Ира, сейчас в Америке, по-моему, нет спектакля, где не подразумевался бы Трамп. Можно сказать, что Додин изображает нынешнюю российскую власть в своем спектакле?

Ирина Симаковская: Конечно. Все официанты, слуги, которые на протяжении спектакля помогают актерам играть и строить декорацию, выглядят как секретные агенты – они подслушивают, подсматривают, всегда на службе. При этом они строят столы по периметру сцены, начиная с самого начала спектакля до самого конца, пока эти столы не превращаются в столы для празднования свадьбы герцога – со свечами, и скатертями.

Александр Генис: Это очень эффектная сцена: когда весь стол заставлен горящими свечами, которые мешают людям разговаривать друг с другом.

Ирина Симаковская: Очень красиво, и свет потрясающий. Художник спектакля Александр Боровский сделал колоссальную работу в этом спектакле.

Александр Генис: В "Нью-Йорк таймс" была довольно серенькая рецензия, но автор сказала, что пришла в восторг от сценографии и что Боровский воссоздал на сцене раннего Кандинского.

Ирина Симаковская: Под Кандинским она имела в виду вертикальную панель, которая стояла на заднике сцены с крестом, перечеркнутым диагональной линией. Это вообще очень геометрический спектакль. Но моя проблема заключалась в том, что при всем том, что очень красиво и очень выразительно строится декорация, не так выразительно строятся отношения между людьми, в частности любовные отношения. Потому что и Козловский, и Боярская, и Раппопорт, и Черневич – прекрасные артисты, но, может быть, это была такая задача режиссера, чтобы все взаимоотношения между героями остались в тени для того, чтобы были более заметны персонажи от власти, которые за ними следят.

Александр Генис: Шиллер – автор почти забытый, он, конечно, классик, но его сегодня редко ставят. Хотя сам Шиллер был человеком необычайно темпераментным, спектакли его кажутся рассудочными, в духе эры Просвещения. Хотя, конечно, "Коварство и любовь" – пьеса Шиллера еще периода “Бури и натиска”. Но просветительский театр сегодня трудно воскресить. Удалось ли это Додину?

Ирина Симаковская: Я не думаю, что он ставил перед собой такую задачу. Он хотел показать очередную ситуацию, когда власть роковым образом вмешивается в человеческую жизнь, в отношения между людьми.

Александр Генис: Другой спектакль, который я имел честь посмотреть, – "Иванов". Он собрал огромную аудиторию, побольше, чем в БАМе. Шел этот спектакль в City Center, где было две тысячи мест, и все было распродано, все было занято. Мы с вами вместе сидели в зале и видели, что он был битком набит. И это при том, что билеты были, на мой взгляд, по-сумасшедшему дороги: 190 долларов. Восторг зрителей был полный. Я после спектакля шел вместе с толпой, это была целая улица, запруженная русскими зрителями, которые горячо обсуждали спектакль, в общем, все были довольны.

Ирина Симаковская: Этот спектакль, в отличие от додинского "Коварство и любовь", не удостоился рецензии в "Нью-Йорк таймс". Но он получил массу восторженных рецензий на театральных американских веб-сайтах.

Мне кажется, это один из самых удачных спектаклей по пьесе "Иванов", которые я видела в жизни. И это несмотря на то, что он не канонический: действие не происходит в усадьбах, артисты не одеты в костюмы эпохи, действие перенесено в наше время. Мне кажется, что это сделано очень удачно. Потому что когда мы видим на сцене костюмы другой эпохи, перед нами все предстают как люди благородные, красивые, потому что они красиво одеты, красиво разговаривают. И для нас не очень заметно, что на самом деле они не являются такими уж прекрасными. Это спектакль Театра наций "Иванов", который поставил Тимофей Кулябин, которого я на самом деле не знаю совсем.

Александр Генис: Зато его знают многие другие, потому что он герой скандала в связи с его постановкой "Тангейзера" в Новосибирском театре.

Ирина Симаковская: Я, конечно же, о нем много слышала и много читала, но спектакль "Иванов" – первый кулябинский спектакль, который я видела. И мне он очень понравился, он меня растрогал. Мне показалось, что идея сделать чеховских героев современными очень хороша. Смысл пьесы гораздо проще донести до публики, когда она узнает в персонажах спектакля близких ей людей, когда она узнает, не скажу себя, но узнает людей, которые нас окружают в этой жизни. Сама трагедия Иванова становится невероятно выпуклой. Мы видим, что Иванова окружают люди не такие совестливые, как он сам. Это центральная проблема Иванова – человека, у которого есть совесть.

Александр Генис: Знаете, я горячо с вами согласен по поводу переноса Чехова в наши дни, потому что моя любимая постановка Чехова, лучшая, которую я в своей жизни видел из всех, которые когда-либо смотрел, а я видал немало, и Питера Брука, и кого угодно, это, конечно, "Дядя Ваня на 42-й". Впервые я понял, что значит Чехов в наши дни. В этом фильме репетируют "Дядю Ваню" и незаметно театр переходит в жизнь, а жизнь – в театр, и мы перестаем понимать, где персонажи, а где актеры. Тогда меня впервые осенило, что эти люди заняты теми же проблемами, что и я, а именно, как заплатить "моргидж". Я тогда еще не знал слова "ипотека", оно было только в XIX веке и в моем окружении не употреблялось, поэтому мы пользовались английским словом "mortgage". Все заиграло, когда я примерно посчитал, сколько чеховским героям нужно было денег и как тяжело было их найти.

С нынешним спектаклем "Иванов" у меня как раз есть проблемы, может быть потому, что я так давно уехал из России, что не очень хорошо понимаю живую современность.

Но начать надо с того, что "Иванов" ведь очень странная пьеса, я бы сказал, что это неудачная пьеса. Я знаю, что такие слова говорить нельзя, за это стреляют сразу. Однажды я ляпнул, что не многие любят поздние пьесы Шекспира, мне чуть не сказали выйти из-за стола. То же самое с "Ивановым". На мой взгляд, эта пьеса является черновиком всего остального драматического творчества Чехова. У Достоевского есть "Братья Карамазовы", которые завершают все его темы, а у Чехова есть эмбрион всех его пьес – "Иванов", откуда выросло все остальное.

Ирина Симаковская: Вообще-то, драматургия Чехова выросла более из "Платонова", нежели чем из "Иванова", ну да ладно.

Александр Генис: В самом начале, когда Чехов еще только написал эту пьесу, ему предъявили претензии актрисы. Они не понимали, почему женщины сходят с ума по Иванову, чем он заслужил такую любовь? Сам Чехов писал, что Иванов – человек благородный, дворянин, университетский человек. И это все очень много значило в чеховские времена. Поэтому та совесть, о которой вы говорите, должна была быть основой его характера. Но я этого в спектакле не увидел. Может быть, я плохо понимаю нынешнюю жизнь, но я прочитал в одной сетевой рецензии, что на сцене смесь Чехова с Зощенко. Первая половина – это от Чехова, а вторая половина, где показаны новые русские примерно так, как они выглядят на Брайтоне, это Зощенко. Я, впрочем, этого тоже не увидел. На мой взгляд, это довольно реалистическое изображение той постсоветской жизни, которую так любят изображать в нынешних русских фильмах. Несмотря на это, я наслаждался восхитительной игрой Чулпан Хаматовой, Миронова, да все актеры – замечательные. Почему русские в Америке за большие деньги идут на московские гастроли? Да потому, что соскучились по такой прекрасной игре.

Но концепция спектакля мне показалась странной. Мне довелось поговорить с Чулпан Хаматовой об этом “Иванове”, она сказала, что их возили на репетицию в Мелихово специально, чтобы показать, как скудно жил Чехов. Мы представляем роскошную усадьбу, чаепития, все красиво и богато, а на самом деле – маленькая дачка на кучу народа. Сразу понятно, как Чехов мучился, пытаясь вытащить из финансовой ямы всю свою злополучную семью. Эта экскурсия в быт Чехова помогла им сыграть ту ловушку, в которой оказывается герой этого спектакля.

Ира, как вы считаете, спектакль работает и на американскую аудиторию или это чисто русское дело?

Ирина Симаковская: Судя по рецензиям, которые я прочитала, очень даже работает. Американская публика через титры прорвалась к смыслу чеховской пьесы – что бы вы ни говорили, замечательной, очень трогательной. У меня внутри все перевернула эта пьеса, мне было страшно жалко Иванова. Так что я как зритель ужасно благодарна Тимофею Кулябину. Прекрасно, что до сих пор не опустился "железный занавес", что у русских артистов есть возможность приехать в Америку на гастроли и показать лучшие спектакли, которые сделаны в России.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG