Повтор передачи от 22 декабря 2018
Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", который вы также смотрите на телеканале "Настоящее время". Выпуск не просто новый, он особенный. Рождество, Новый год, потом еще одно Рождество, и по традиции съемочная группа "Культа личности" отмечает праздники не только шампанским и салатом оливье у себя дома, но и концертами для наших зрителей и слушателей.
Было прежде у эстрадных артистов выражение "сборный концерт". А в западном шоу-бизнесе это называется best of. Вот и мы под Новый год и Рождество делаем такие сборные концерты, они же best of, в которые включаем фрагменты прошедших за год передач "Культа личности" с участием артистических личностей. А артисты в нашу передачу приходят первоклассные, в чем вы сейчас и убедитесь.
Рискуя навлечь на себя гнев так называемых патриотов, первый из этих концертов мы посвящаем тому Рождеству, которое большая часть крещеного мира празднует 25 декабря. Упреки в недостатке патриотизма отметаем: ведь и Россия еще недавно, какие-нибудь сто лет назад – то есть именно тогда, когда она и была Россией, – справляла этот праздник в унисон со всем крещеным миром, 25 декабря…
Впрочем, не будем забираться в исторические дебри, тем более что православное Рождество, не беспокойтесь, тоже отметим. Хватит предисловий, давайте начнем. И открывает наш концерт очень нам всем дорогой, любимый всеми гость…
Сергей Никитин, его дуэт с женой Татьяной, но прежде всего именно Сергей – голос и мелодия поколений, которые в 70–80-е были молодыми и чушь прекрасную несли, потому что жили надеждами и идеалами в безнадежную эпоху, которая вошла в историю под названием застойной. В этом смысле нынешним молодым с их часто встречающимся безразличием к общим проблемам – мол, от нас ничего не зависит, какие идеалы, главное это денег заработать – есть чему поучиться у тех молодых, чьим голосом были Никитины. Без их прекрасных песен на прекрасные стихи поэтов более старшего поколения – Юрия Левитанского, Давида Самойлова, Юны Мориц, Евгения Евтушенко и других – не было бы общественного подъема в конце 80-х, а без него, без этого подъема, не было бы тех перемен, которые вдохнули новую жизнь в нашу, казалось, бесконечную уставшую страну. В том, что этот подъем был скомпрометирован, задушен и сменился в итоге новым застоем, нет вины тех, кто во имя этого подъема жил и творил. Что поделаешь, если, как сказал поэт, на светильники и гасильники человечество разделено. И в России почему-то всегда победу одерживают гасильники. Но вместе с тем, в отличие от гасильников, от которых не останется ничего, кроме руин, от светильников остаются песни, стихи, фильмы, книги... И они помогают выжить в самые темные дни.
Сергей Никитин – настоящий светильник. Мы сегодня слушаем его песни и, несмотря ни на что, снова наполняемся светом надежды. Хорошо сказал о нем Булат Окуджава:
Как впору ему этот свитер!
Как точен аккомпанемент!
Он прежде всего композитор,
Но главное – интеллигент...
Интеллигент это "главное", потому что для Окуджавы важнее всего было единство личности и художника, а не просто сладкие рулады.
А Сергей Никитин – и композитор прекрасный, и гитарист виртуозный, и еще – большой артист. В лучшей сцене фильма "Пять вечеров" Станислав Любшин поет его голосом, и еще вопрос, благодаря кому в большей степени эта сцена навсегда остается в памяти: играющему в кадре Любшину или за кадром – Никитину...
Леонид Велехов: Сергей Яковлевич, у меня был один план начала, но вы как артист-импровизатор его поломали, сказав, что заготовлена у вас какая-то такая особая песенка.
Сергей Никитин: Мы находимся на Радио Свобода. А песенка на стихи Иосифа Бродского так и называется "Песенка о свободе". Нужно сказать, что это стихотворение было написано в 1964 году, и Иосиф Бродский посвятил эти стихи Булату Окуджаве. Это очень важно.
Леонид Велехов: Замечательно!
Звучит "Песенка о свободе"
"Ах, свобода, ах, свобода.
Ты – пятое время года.
Ты – листик на ветке ели.
Ты – восьмой день недели.
Ах, свобода, ах, свобода.
У меня одна забота:
почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Даже если, как считал ученый,
ее делают из буквы черной,
не хватает нам бумаги белой.
Нет свободы, как ее ни делай.
Почему летает в небе птичка?
У нее, наверно, есть привычка.
Почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Даже если, как считал философ,
ее делают из нас, отбросов,
не хватает равенства и братства,
чтобы в камере одной собраться.
Почему не тонет в море рыбка?
Может быть, произошла ошибка?
Отчего, что птичке с рыбкой можно,
для простого человека сложно?
Ах, свобода, ах, свобода.
На тебя не наступает мода.
В чем гуляли мы и в чем сидели,
мы бы сняли и тебя надели.
Почему у дождевой у тучки
есть куда податься от могучей кучки?
Почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Ах, свобода, ах, свобода.
У тебя своя погода.
У тебя – капризный климат.
Ты наступишь, но тебя не примут".
Леонид Велехов: Чудесно! Просто гимном надо взять для радиостанции.
Сергей Никитин: Ну, 1964 год, а сегодня звучит…
Леонид Велехов: Звучит, как сегодня написанная.
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: Такова особенность великой поэзии и, видимо, особенность нашей жизни еще, вдобавок ко всему.
Сергей Никитин: Да, но в основном, конечно, поэзии. Потому что если поэзия великого уровня, если сочинил Поэт с большой буквы, пророк, он всегда современен, и даже он может предугадать будущее.
Леонид Велехов: Так и происходит всегда, и в частности, это стихотворение тому доказательство.
А теперь в еще более далекие времена отступим, чем 1964 год. С чего все началось? Началось-то ведь все с Окуджавы, насколько я знаю, да?
Сергей Никитин: Да, я всегда об этом говорю. Ну, просто потому что это правда. Я услышал голос Булата Окуджавы, тогда еще не знал, кто это такой, звучавший с магнитофонной ленты. Тогда были в быту огромные магнитофоны!
Леонид Велехов: "Днепр" какой-нибудь.
Сергей Никитин: Да, "Днепр".
Леонид Велехов: Этот "Днепр" поднять невозможно было.
Сергей Никитин: Этот "Днепр" стоял в окошке первого этажа дома в одном из арбатских переулков. Я просто шел мимо и услышал этот голос. И он меня просто заворожил, притянул. Мне было четырнадцать лет. И я понял, что это мое, и я должен научиться играть и петь. И не думал, что пройдет не так уж много лет – всего десять лет! – и мы познакомимся с Булатом Шалвовичем. Это отдельная история.
Леонид Велехов: Что самое-самое у Окуджавы у вас любимое?
Сергей Никитин: Мне трудно что-то одно выбрать. Но вот мне очень нравятся эти его стихи. Они, может быть, немножечко декларативные, но они очень важные для меня.
"Совесть, Благородство и Достоинство –
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрешь, как человек".
Леонид Велехов: И опять же как будто сегодня написано.
Сергей Никитин: Да.
Леонид Велехов: В самую-самую сердцевину нашей жизни попадает.
Сергей Никитин: И вот мысленно мы часто советуемся с Булатом Шалвовичем – а что бы он подумал по этому или другому поводу? А как бы он поступил в той или другой ситуации?
Леонид Велехов: Он ведь, насколько я знаю, уходил, сильно огорченный, разочарованный тем, что у нас происходило.
Сергей Никитин: Ну, тут достаточно вспомнить знаменитые сроки Некрасова: "Кто живет без печали и гнева,//Тот не любит отчизны своей".
Леонид Велехов: Три классика, три гения и все как будто бы сегодня живут!
Сергей Никитин: Я уж до кучи приведу стихи Давида Самойлова. В конце 80-х написаны стихи.
"Трудна России демократия
Не тем, что мнений разнобой,
А тем, что возмечтала шатия
Вести Россию за собой.
Ложь убедительнее истины
Для тех, кто ждёт, разинув рот.
О том, что те пути убийственны,
Узнаем после. В свой черёд".
Давид Самойлов, 1987 год.
Леонид Велехов: С ума сойти! Этот просто всех переплюнул! Так попал в сегодня!
Сергей Никитин: Поэт чувствует время даже не кожей, а подкожным слоем.
Леонид Велехов: Это точно! Сергей Яковлевич, а первая какая была песенка, которую сочинили? Помните?
Сергей Никитин: Ну, как же мне это не помнить?! 1962 год. Я студент первого курса Московского университета, физического факультета. А сестра моя студентка Московского авиационного института. И уже у нее появился муж, хотя, может быть, тогда он еще кавалер был. И он играл на семиструнной гитаре. Он мне, собственно, и показал несколько аккордов на семиструнной гитаре, настроенной на минор. И он как раз мне подсунул сборник Иосифа Уткина.
Леонид Велехов: Хороший поэт был, талантливый.
Сергей Никитин: Да, замечательный.
Леонид Велехов: Рано умер. Погиб, по-моему, в авиакатастрофе.
Сергей Никитин: И вот такие строчки:
"Всё взяла.
Любую малость –
Серебро взяла и жесть.
А от сердца отказалась.
Говорит – другое есть".
Это вот из Иосифа Уткина. А первая песня – на его стихи, называется "В дороге".
Звучит песня "В дороге"
"Ночь и снег, и путь далёк;
На снегу покатом
Только тлеет уголёк
Одинокой хаты.
Облака луну таят,
Звёзды светят скупо.
Сосны зимние стоят,
Как бойцы в тулупах.
Командир усталый спит,
Не спешит савраска,
Под полозьями скрипит
Русской жизни сказка.
...Поглядишь по сторонам –
Только снег да лыжни.
Но такая сказка нам
Всей дороже жизни!"
Леонид Велехов: Прелестные стихи какие! И я, слушая их, ваше исполнение, понимаю, как вы стих-то сам раскрываете! Как вы своей мелодией открываете его собственную музыку!
Сергей Никитин: Спасибо большое! Мне ваши слова очень важны, потому что это основная задача: при помощи гитары и мелодии не испортить стихи, а наоборот, придать им большую проникающую способность, скажем так.
Леонид Велехов: Да, да, да, как какой-то бутон раскрыть и дать этот аромат почувствовать.
Сергей Никитин: Или полетность. Когда все полетело – это значит удача.
Леонид Велехов: Щедр был Сергей Яковлевич в нашем эфире, гитару из рук не выпускал. И он еще споет в наших праздничных выпусках. За его удивительный талант его боготворят многие барды, в частности, следующий участник нашего концерта…
Звучит песня "Флюгер моих ветров".
Леонид Велехов: Имя Алексея Иващенко с некоторых пор, а точнее с октября 2002 года, в представлении большинства ассоциируется прежде всего с мюзиклом "Норд-Ост". Вряд ли кто не помнит, и тем не менее напомним: 23 октября 2002 года на представлении этого спектакля, сочиненного Алексеем Иващенко и Георгием Васильевым и имевшего огромный зрительский успех, ворвалась группа чеченских боевиков, взяла в заложники весь зрительный зал, без малого тысячу человек, удерживала их в течение трех суток, после чего федеральные силы провели штурм, в результате которого погибли не только террористы, но и 130 – по официальной информации, 174 по неофициальной – человек из числа заложников. Алексею Иващенко, глубоко пережившему эту трагедию, жертвами которой он сам и его дочь не стали в силу абсолютной случайности, как кажется, тяжело бывает от того, что его имя связывают в первую очередь с "Норд-Остом". И не просто тяжело. Глядя в его глаза, в которых затаилась какая-то неизбывная печаль, несмотря на то что Алексей часто улыбается, смеется и шутит, понимаешь, что трагедия "Норд-Оста" его перепахала, если не переломала. Он поэтому не любит ни расспросы, ни даже вопросы про "Норд-Ост". Поэтому, а не потому что не хочет обсуждать до сих пор острую тему – почему операция по освобождению заложников закончилась гибелью шестой части этих заложников, причем не от пуль, а от неведомого газа, который в преддверии штурма пустили в зал…
А ведь "Норд-Ост", не случись этой трагедии, обещал стать счастливым пиком творческой биографии Иващенко и одновременно началом совершенно нового ее этапа. До этого они с Васильевым – дуэт "Иваси" – сочиняли чудесные песенки, веселые и лирические. Персонально Иващенко, актер по профессии, стал в 1990-е королем кинодубляжа. В общем, творческая жизнь была разнообразная, но тут, на "Норд-Осте", первом отечественном мюзикле, сделанном по всем законам Бродвея, она, эта жизнь, должна была обрести принципиально новое качество…
Сегодня Алексей Иващенко продолжает заниматься мюзиклами, переводит и адаптирует их для российской сцены. Не так часто, как прежде, пишет новые песни и концертирует, причем в дуэте с Васильевым совсем редко. Но и старые песни так хороши, что мы их слушаем снова и снова.
Леонид Велехов: "Норд-Ост" тяжело вспоминать? Вернее, это воспоминание окрасилось в сугубо трагические тона или все-таки оно многокрасочное?
Алексей Иващенко: Конечно же, жизнь разделилась на до и после. Потому что более такого значительного и серьезного события я не могу вспомнить и представить. Это коснулось и меня, и моих друзей, и близких. Но это и прекраснейшие воспоминания о том годе, который мы прожили в этом спектакле, совершенно удивительном...
Леонид Велехов: Всего год! Ровно год – с октября по октябрь!
Алексей Иващенко: Практически год, да. Мы играли его в ежедневном режиме. И артисты, и сотрудники не дадут соврать, это был счастливейший год нашей жизни.
Леонид Велехов: В каком смысле жизнь разделилась на до и после?
Алексей Иващенко: Да во всех смыслах. Очень много переосмыслилось. К примеру, я и сейчас, а первое время совсем не мог в кино смотреть, как люди стреляют из пистолета. Я просто не мог это видеть, потому что я видел, что они врут. Это очень страшно, когда раздается выстрел, и он близко. Это простой пример на уровне первой сигнальной системы, как реагирует организм на это. Кроме того, очень много переосмыслилось всего: зачем мы это делали, почему был этот спектакль, что такое жизнь, что такое дружба... Иерархия ценностей встала на место очень серьезно.
Леонид Велехов: Существует ведь это сообщество, пострадавших и родственников жертв?
Алексей Иващенко: Сообщество людей, игравших и работавших в "Норд-Осте", существует. Мы – семья.
Леонид Велехов: Это все сохранилось?
Алексей Иващенко: Конечно! Это мои самые любимые артисты. Я совершенно твердо убежден, что лучше этих артистов в мире нет. Это совершенно точно! Мы очень тщательно их отбирали, и не только по актерским параметрам, но и по человеческим качествам. И та компания, которая играла целый год этот спектакль, я совершенно убежден, что это актеры, которым подвластно все. Они могут сыграть где угодно и что угодно. Это моя вечная любовь.
Леонид Велехов: Сохранилось сообщество, и это актеры, которым подвластно все. Так нет никаких мыслей, замыслов с ними что-то сделать еще?..
Алексей Иващенко: Они все работают. Они достаточно успешны практически все. Большая часть взрослой труппы сейчас составляет костяк того актерского сообщества, которое в Москве играет в мюзиклах. Дети... В "Норд-Осте" была очень большая детская труппа. В "Норд-Осте" каждый день на сцену выходили одиннадцать детей. Для того чтобы спектакль мог существовать, нам нужно было три состава и один запасной. Они играли обычно два раза в неделю, ребята в каждом составе, иногда раз, иногда три раза в неделю. Конечно, все дети рвались играть. Дети выросли. Из них минимум треть стали профессиональными актерами, и все очень хорошие. Наши прекрасные педагоги, которые с ними занимались в "Норд-Осте", поставили перед собой очень важную цель... Вот, знаете, у Ролана Быкова спрашивали: "А как вы добиваетесь такой естественности у детей во "Внимание, черепаха!"?" Он говорил: "Мы добиваемся от них того же, что умеют взрослые актеры, – осмысленной актерской игры". Это игра! Настоящая актерская игра! Это не дрессированные дети. И вот такую задачу поставили перед собой наши педагоги и занимались с ними. Репетиций с детской труппой было почти в три раза больше, чем со взрослой.
Леонид Велехов: В том числе и ваша дочь, не забудем упомянуть, что из этой детской труппы вышла ваша дочь.
Алексей Иващенко: Да, многие оказались абсолютно инфицированными этой профессией, в том числе и Маруся, которая, имея достаточно свободный английский и уже вполне приличный французский и как цель – МГИМО, факультет международной журналистики, в последний момент сказала: "Папа, как я буду сидеть на лекциях и думать о том, какие они этюды играют и что они там делают? Я не выдержу!" И поступила во ВГИК, и стала профессиональной актрисой.
Леонид Велехов: Папа был за или против?
Алексей Иващенко: Папа был очень сильно против, но решение было принято в папино отсутствие. Папа был на длительных гастролях. И когда вернулся, все уже было решено, и уже папа не мог вмешаться. И здесь, надо сказать, папа признает свою неправоту, потому что прошло некоторое время, и я убедился, что девочка сделала очень правильный выбор. Там еще и с головой все в порядке, помимо природных данных.
Леонид Велехов: А голова актеру разве не мешает?
Алексей Иващенко: Мешает! Конечно, мешает. Мне всю жизнь мешает, и ей мешает. Ничего страшного. Лучше с ней, чем без нее.
Леонид Велехов: Это точно!
Звучит песня из спектакля "Норд-Ост" "Капитаны собственной судьбы"
Леонид Велехов: Автор вошедшего в политическую историю России "Норд-Оста" Алексей Иващенко был лиричен и философичен, а вот хрупкая и тоже исключительно лиричная в своем творчестве следующая участница нашего концерта в эфире нашей программы, наоборот, словно искала и нашла возможность высказать гражданскую позицию.
Звучит песня "Ангел моей печали" в исполнении Ирины Богушевской.
Леонид Велехов: Ирина Богушевская – певица не для всех, как она сама себя называет. Она говорит об этом без высокомерия, как, впрочем, и без сожаления: не для всех, так не для всех. Тогда для кого? Для тех, кто ценит в песне мелодию и содержание, лирическую поэтическую тему. Конечно, странно, что ценители таких песен теперь в меньшинстве, но что поделаешь: современный шоу-бизнес не просто диктует моду, но формирует вкусы. Ведь в прошлом никому в голову не пришло бы назвать Александра Вертинского, или Изабеллу Юрьеву, или Майю Кристалинскую и Анну Герман певцами не для всех. Наоборот, изысканность музыкальной интонации и утонченность сценического образа восхищали и ценились превыше всего.
Песни Ирины Богушевской – действительно, нежные вещи (так и называется одна из них). "Легкие люди", "Воздух чуда", "Обнимая ветер" – даже в названиях ощутимо, как певица культивирует свою изысканность и связь с культурной традицией в пику господствующей на эстрадных подмостках и телеэкранах моде. Она так и говорит о себе: что всю жизнь плывет против течения.
И еще, особенно в наши дни, удивительно то, что она нонконформист во всем – не только в песенном творчестве, но и в своих взглядах на современную действительность, общество и политику. Как опять же она сама выражается, она предпочитает смотреть на то, что происходит вокруг, широко открытыми глазами. Опять же, вопреки общей тенденции.
Леонид Велехов: Я именно вас, такое нежно-воздушное и поэтическое создание, хочу полуполитическим вопросом для начала озадачить...
Ирина Богушевская: Ни в чем себе не отказывайте! Я периодически разговариваю на эти темы с разными журналистами. И они аккуратно потом все вырезают. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Нет, тут этого не случится.
Ирина Богушевская: Я даже помню, давала интервью какому-то журналу, связанному с аптеками, он раскладывается в сети аптек. И вот меня спросили: "Как вам сейчас нынешняя Москва?" Я сказала "ужас", и давай рассказывать, что у нас в Хамовниках абсолютно какое-то запредельно бессовестное "благоустройство". Я сказала, что невозможно жить, что убивается там все. И что вы думаете?! Они это напечатали?
Леонид Велехов: Не напечатали?!
Ирина Богушевская: Нет! То, что я выросла в Москве, что я ее люблю, люблю Чистые пруды, люблю Университет, это, конечно, большими буквами, а это все...
Леонид Велехов: Ничего себе! Я понимаю, что аптекари должны быть осторожными и аккуратными, но не до такой же степени! (Смех в студии.) А как вам общая обстановка? Вдруг, в этом весеннем воздухе, чуть ли не войной повеяло – одни ракеты, другие ракеты... Вы это всерьез воспринимаете или нет?
Ирина Богушевская: Я не могу это не воспринимать всерьез. Хочу сказать, что в марте 2014 года я написала у себя на Фейсбуке большой пост про то, что, как мне кажется, моя страна совершила какое-то сальто-мортале – в полном смысле мортале, как я думаю, – и превратилась обратно в Советский Союз. И на меня, конечно, огромное впечатление произвело не только заседание Совета Федерации, которое было посвящено вводу войск в Украину и которое я зачем-то посмотрела в прямом эфире. И мне стало, ну, прямо очень страшно. Я человек, не подверженный панике, я стараюсь все время балансировать где-то в районе здравого смысла, но это меня очень напугало. Я увидела совершенно советское единодушие. А дальше произошло убийство "Ленты.ру", той, где работали мои близкие друзья. И это было вторым очень ярким впечатлением. И под влиянием этого всего я написала, что у меня есть ощущение, что я не платила за этот аттракцион, но я знаю, куда и по каким рельсам он катится: он катится обратно туда, где я меньше всего хочу находиться. Я там выросла. Я знаю там все, мне там известно все до оскомины. И я этого не хочу! Я не хочу войны – ни холодной, ни горячей! Я не хочу железного занавеса! Я не хочу тотального вранья внутри него!
Леонид Велехов: Наш концерт завершает мастер уникальный, держащий в своей власти сотни человеческих голосов и управляющий ими при помощи своей волшебной дирижерской палочки.
В январе будущего, 2019-го года Владимиру Николаевичу Минину исполнится 90. Поверить в это не то что трудно, а невозможно, глядя на этого энергичного, подвижного, с молодыми реакциями человека.
И ведь нельзя сказать, чтобы Минин прожил беспечную, щадившую его жизнь баловня судьбы. В пять лет потерял маму, в 37-м лишился отца, правда, временно, из ГУЛАГа отцу удалось выбраться, но прожил он после этого недолго.
Всю жизнь он последовательно, упрямо шел к хору своей мечты – противоположному тому бравурному, ура-патриотическому, исполнявшему в основном пустозвонные песни, который пестовала советская власть, загнав в подполье подлинную русскую хоровую культуру, связанную прежде всего с церковью и с духовными произведениями русских композиторов – Бортнянского, Танеева, Рахманинова. И, конечно, с русской народной песней, традиция которой в советское время тоже оказалась в сильной степени опрощена, олубочена и опошлена.
Их было двое таких, однокашников, оба ученики Александра Свешникова – Александр Юрлов и Владимир Минин. Это они вернули России русский хор в его подлинном, первозданном звучании и смысле. Юрлов рано умер, словно надорвавшись после триумфальной премьеры "Царя Федора" в Малом театре – великого спектакля Бориса Равенских с изумительными духовными песнопениями, сочиненными Георгием Свиридовым и гениально исполненными Юрловской капеллой.
Минину бог даровал долгую жизнь, силу пробиться сквозь все запреты и счастье дожить до времени, когда запреты рухнули и стало возможно творить, что называется, в свое удовольствие.
Вот это удовольствие творчества, счастье слышать и видеть ту волшебную музыкально-голосовую нить, которую он прядет из множества звучаний на наших глазах в буквальном смысле слова своими дирижерскими руками, и сохраняет, видимо, 90-летнему Владимиру Минину молодость. Не пришлось прибегнуть ни к каким фаустовским сделкам с дьяволом. Музыка, тем более хоровая, тем более в исполнении мининского хора – это разговор с богом.
Звучит Мининский хор, Лакримозо из "Реквиема" Моцарта.
Леонид Велехов: Главные композиторы в вашей биографии дирижера?
Владимир Минин: Я бы сказал, что это, конечно, русская классика, Мусоргский и Рахманинов, Свиридов и Гаврилин. Да, и еще я бы приплюсовал Рубина Владимира Ильича, потому что у нас с ним, конечно, большой кусок жизни пройден вместе.
Леонид Велехов: Очень большой композитор. Как-то он остался в тени, мне кажется, незаслуженно.
Владимир Минин: Я бы сказал, что немножечко рано родился. Потому что, когда рядом есть Свиридов, то всегда происходит какое-то сопоставление невольное. Чуточку рановато родился.
Леонид Велехов: Свиридов у вас, по-моему, был в самой первой вашей программе…
Звучит музыка
Владимир Минин: Мы познакомились, когда он принес в хор Свешникова поэму "Памяти Есенина". А! Даже еще раньше! Он сочинил пять хоров на стихи русских поэтов. Вот тогда мы познакомились. Но самое близкое знакомство состоялось именно на "Памяти Есенина", 1956 год.
Леонид Велехов: Я имел счастье его знать. Так как я не музыкант, у меня не было с ним каких-то точек столкновения, но, я знаю, человек он был трудный, непростой, упрямый. И вы, насколько я знаю, человек бескомпромиссный…
Владимир Минин: Свиридов не мог не быть сложным человеком, авторитарным… Есть разные композиторы, не только авторитарные, но и такие, которые доверяют исполнителю, деликатно не вмешиваются ни во что. Таким был Гаврилин. У нас с ним сложились такие отношения, при которых он мне доверял. И когда я говорил: "Мне было бы лучше так", он отвечал: "Ну, если вы так считаете, хорошо, я разрешу, но только вам, а не для издания"…
Леонид Велехов: Но со Свиридовым такой номер не проходил?
Владимир Минин: Со Свиридовым – нет! Музыка Свиридова связана в первую очередь со словом, а слово каждый чувствует по-своему. И Свиридов, чувствуя слово, ищет ту интонацию, которая ему слышится, а ты должен ее попытаться услышать тоже. И вот если ты эту интонацию находишь, тогда, конечно, тишь, гладь и божья благодать. А если не находишь, то приходится заключать компромисс. Не потому, что ты упорствуешь, а потому, что тебе кажется, что здесь все-таки лучше было бы так... Ну, это уже дело вкусовое.
В исполнении Хора Минина звучит "Мери" из "Пушкинского венка" Г. Свиридова
