Расстояние между ними, по легенде, равно длине двух средневековых двуручных мечей. Но если бы соперники действительно решили сразиться, то им было бы негде размахнуться: помещение довольно тесное, их разделяет стол, на котором лежат увесистые сборники законов и еще более внушительная церемониальная булава. Это Палата общин – нижняя палата парламента Великобритании, а люди, о которых идет речь, – глава правительства Ее Величества и лидер оппозиции.
Наблюдать за дискуссиями в одном из старейших парламентов мира обычно очень интересно. Это спектакль со своими давно установленными правилами: скажем, выступающие под страхом долговременного лишения слова не имеют права употреблять по отношению к оппонентам такие слова, как "лжец", "пьяница" или "ублюдок". Это одно из немногих оставшихся мест, где еще можно услышать примеры мощной, классической, "старой закалки" политической риторики.
Это институт, у которого есть свой распорядок, и дела первостепенной политической важности значатся в нём в одном ряду с вроде бы малозначительными мелочами. Например, 16 января этого года Палата общин голосовала по вопросу о доверии правительству Терезы Мэй. А также по законопроекту, регулирующему высоту установки почтовых ящиков перед домами. Почтальоны жалуются, что часто эти ящики висят слишком низко, им приходится часто нагибаться, наживая радикулит:
Человеку нервному или нетерпеливому наблюдать за дебатами в британском или любом другом демократическом парламенте иногда может быть мучительно. Скажем, Палата общин который месяц "жует" условия выхода страны из ЕС. Раздрай полный, нет конца битвам между сторонниками разных вариантов Брекзита, благодаря которым он уже напоминает былую классификацию железнодорожных вагонов – жесткий, мягкий, полумягкий… Но чем бы ни завершилась ситуация, есть два важных момента, которые абсолютно оправдывают эту "говорильню", как часто называют парламентаризм его противники.
Первый – как бы ни хитрили демократические политики, в конечном итоге они так или иначе сталкиваются с волей избирателей и вынуждены подчиняться ей. В случае с Брекзитом эта воля была выражена на референдуме 23 июня 2016 года. И, хочешь не хочешь, политикам приходится выполнять указания высказавшегося "начальства". Некоторые, правда, считают, что "начальство" погорячилось и нужно предложить ему выразить свое мнение снова. Но это уже детали: соотношение сил – избиратели выражают свою волю, избранные ими представители разрабатывает конкретные политические меры в рамках продиктованного – остается неизменным. А только такая ситуация и может считаться демократией.
Второй момент – участники "говорильни" разговаривают на одном языке, причем не только в буквальном смысле слова. Они вырабатывают единый набор политических понятий, подходов, языковых оборотов, помогающий им лучше понять друг друга, что не означает обязательно согласиться друг с другом. У парламентаризма есть в этом отношении особый эффект, очень ценный в эпоху соцсетей: он лучшее средство против "пузырей фильтров", в которых живет большинство из нас. Люди склонны общаться, онлайн и вживую, с теми, кто близок им по взглядам и привычкам. В парламенте вы нос к носу каждый день сталкиваетесь с теми, кто думает иначе, иногда – кардинально иначе, иногда – просто ненавидит всё, что любите вы. И вам приходится говорить, дискутировать с ними, пытаться их в чем-то убедить и самому быть убеждаемым ими.
30 лет назад, весной 1989-го, когда в перестроечном СССР открылся Первый съезд народных депутатов, общество впало в шок, выйдя из охраняемого советской властью "пузыря" искусственного единомыслия. Выяснилось, что провозглашенный Горбачевым "плюрализм мнений" – не очередная идеологическая формула очередного генсека, а реальность. Поскольку и советские люди, оказывается, мыслят по-разному, могут спорить и ругаться публично, да еще и называть эту огромную коммунальную кухню высшим органом законодательной власти.
Разговаривать о политике вновь придется учиться, как в 1989-м – с самого начала
Романтический период обучения языку демократии в России, как известно, оказался недолгим. Уже в 90-е годы в ход пошли иные методы взаимного "убеждения": уличные бунты, танковые обстрелы и немудреные лозунги типа "Голосуй или проиграешь". С приходом нового века и нового президента голос власти непрерывно крепчал и усиливался, зато диалога становилось всё меньше – как в Думе и прочих законодательных собраниях, так и в обществе в целом. Потом пришла эра соцсетей, куда в значительной мере оказались вытеснены голоса недовольных. Но очень скоро выяснилось, что соцсети являются не пространством диалога, как надеялись оптимисты, а совокупностью тех самых "пузырей фильтров".
В результате русского политического языка сейчас не существует, поскольку любой язык – это результат договоренности о смыслах и значениях слов. А какая может быть договоренность, если трактовки даже основных понятий, таких как (называю первые пришедшие в голову) "фашизм", "аннексия", "суверенитет", "права человека", "либерализм", "патриот", "демократия" и т. д. и т. п. у обитателей разных "пузырей" кардинально расходятся?
Так что, когда времена переменятся, разговаривать о политике вновь придется учиться, как в 1989-м – с самого начала.
Ярослав Шимов – историк и журналист, обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
