Ссылки для упрощенного доступа

С японским акцентом


Во второй части этого выпуска: Псковские крестьяне об истории СССР и «Мои любимые пластинки» с филологом Михаилом Мейлахом (Страсбург).

Автор «Поверх барьеров» Карина Арзуманова недавно побывала в Японии и вернулась в Прагу с записями:

После двух недель в Японии взгляд на вещи неизбежно меняется, движения тела становятся более плавными и церемонными, речь – певучей. Японцы, эдакие инопланетяне, апофеоз благопристойности, сочетающие высокий воинственный дух и любование мимолетным, страх неожиданности и авантюрность, замкнутость и тягу к иностранному. Мои герои – японцы, владеющие русским языком, и сам русский язык, ставший для них когда-то мечтой - романтической или прагматичной. Иноуэ-сан (Иноуэ Юкийоси) посвятил жизнь русской филологии:

– Когда был школьником, я обожал литературу немецкую и русскую. Особенно я любил «Фауста» Гёте и «Преступление и наказание» Достоевского. Я колебался между Гёте и Достоевским, но в к конце концов выбрал Достоевского, русскую литературу.

Судзуки-сан около 40 лет работает переводчиком с лучшими российскими артистами, но начиналось тоже с Достоевского.

Исао Судзуки(Судзуки-сан):

Достоевский, «Преступление и наказание» – это очень тронуло меня, поэтому была мечта читать русскую литературу на оригинальном языке. Может быть, ошибка. Язык очень трудный, когда совершенствования нет.

Когда я начал работать на судостроительном заводе в Йокогаме, зарплата американского переводчика в день была сто долларов, а русский переводчик получал двести долларов

Аки-сан родом из японской деревушки на севере страны.

Масааки Такагама (Аки-сан):

– Меня зовут Такагама, очень редкая фамилия, уже легендарная. Золотые рудники, где Фукусима, там наш был замок, феодалом был Такагама – 400 лет назад. Когда я начал работать на судостроительном заводе в Йокогаме, в то время зарплата американского переводчика в день была сто долларов, а русский переводчик получал двести долларов. Поэтому я думал, что можно зарабатывать. С этого момента я начал изучать русский язык.

Судзуки-сан:

–У нас есть телевещательная компания, я с третьего года учебы начал работать там, перехватывать радиовещание «Радио Москвы», «Маяк» и так далее.

У Иноуэ-сан долго не было возможности приехать в Россию.

Иноуэ-сан:

– Только после поступления в торговую фирму в 1980 году, когда мне было 27 лет, первый раз я поехал. Приземлился в аэропорту и орал: «Ура! Наконец-то я приехал в Москву».

Со своей первой женой русской японисткой Светланой Аки-сан познакомился в Институте русского языка в Японии, но чтобы оформить брак, им пришлось переехать в Москву.

Аки-сан:

– Договора нет, поэтому жениться на русской можно только в России. Кто хочет жениться, тому виза нужна, которая дольше трех месяцев. В 1981 году оформление в загсе, одни неприятности. Наверное, вы знаете.

Аки-сан удалось получить место в МГУ. И так начались 10 лет жизни в Москве.

Аки-сан:

– С едой для нас тяжело было, потому что в общежитии МГУ еда очень жирная, тяжело кушать. Первые три недели нормально, а потом через месяц уже начал болеть желудок, плохое мясо. Японские мужчины начинают худеть. Мы пошли к японскому врачу в японском посольстве и советовались. Он сказал, что русскую еду не надо кушать, либо самим готовить. Поэтому я с этого момента начал сам готовить. В 1982 году еще был гастроном «Океан» в Москве, очень хороший «Океан», там были осьминоги, крабы. Все русские в то время говорили, что у нас нечего кушать, мяса нет и так далее. Была хорошая рыба, если поискать. Я из деревни, я в деревне родился, самостоятельно все делал. Москва, конечно, большой город, там сервиса нет, самим все надо делать. Поэтому я привык к этому, чего-то не хватает — это обычное дело, как в деревне, поэтому я спокойно.

Родители Аки-сан не препятствовали его браку с русской.

Аки-сан:

– Я могу сказать, что в Японии в деревне родился, но в деревне тоже есть правила. Первый сын — большая ответственность, второй сын как запас, а я третий сын, поэтому дали мне образование, свободу. С одной стороны первый сын тоже хорошо, наследство получает первый сын, третий сын — ничего. Поэтому когда я с родителями советовался, что я хочу жениться на русской, родители сказали: да, пожалуйста. Потому что я третий сын. У меня очень хорошие друзья появились в то время, евреи. Еврейская семья, еврейские музыканты. Мы как-то хорошо жили, потому что мы чувствовали симпатию. Часто приезжали, именно с 1981-го до 1991-го. В конце 1991-го почти все мои друзья в Москве были евреи, но они все уехали. Интересный был Театр сатиры. Первый день не понимал, но если второй раз, третий, четвертый, пятый, на десятый раз уже я понимал. К Миронову ходил, покупал в «Березке» пиво, они очень любили, Миронов и Ширвиндт. 24 штуки пива я всегда приносил. Дело в том, что вечером зимой нечего делать, просто темно, дома сидеть, телевизор не понимаю, неинтересно, нечего кушать. Я могу готовить, но каждый день не хочется. Поэтому театр, ещё после что-то купить. Премьеру «Лебединого озера» я смотрел где-то 150 раз.

Иноуэ-сан многое полюбил в Москве.

Иноуэ-сан:

Я жил в Москве только год. Но после возвращения почти каждый день во сне я ел черный хлеб

— Я жил в Москве только год. Но после возвращения почти каждый день во сне я ел черный хлеб. Я не знаю, это связано с менталитетом или с режимом. Но был такой случай: японская фирма повысила качество какого-то химиката. До этого они поставляли какое-то вещество, я забыл название, но с чистотой 99%. Фирма-изготовитель японская хотела повысить уровень, качество, они хотели поставить с чистотой 99,5% для конкуренции, чтобы русские не покупали из других стран. Но русские сотрудники отказались — не надо. Мы спросили: почему? Ничего не надо, поставляйте то же самое, как раньше, ничего изменять не надо.

Кто были ваши друзья?

Иноуэ-сан:

— Был композитор, гитарист и писатель. Так как это было советское время, к сожалению, не очень часто встречались. В Московскую консерваторию, в Зал Чайковского очень часто ходил. Я обожаю музыку классическую, конечно, Чайковского, Рахманинова, Скрябина.

Судзуки-сан рассказал мне об одном из профессоров своего университета.

Судзуки-сан:

— ​Вы знаете, мой университет, мой отдел русского языка, там работал главный профессор, он долго работал в Маньчжурии профессором русской литературы, русского языка. В конце войны его арестовали, отправили в Сибирь и заключили к военнопленным. Он сидел в советском лагере в течение 11 лет. Очень образованный человек. Он рассказывал, что в лагере учил не только японцев русскому языку и русской литературе, но еще и русским преступникам и политическим зэкам читал лекции по русской литературе и учил русскому языку.

Иноуэ-сан автор многих научных работ по русской литературе и языкознанию.

Иноуэ-сан:

— Я занимался русским языком и русской литературой, сидя на скале одного буддистского храма. Каждый день я ходил туда, сидел и читал. Начал заниматься переводом. У меня две основные специализации. Первая — это литературоведение. Я занимаюсь исследованием Гоголя и Лермонтова. Вторая специализация — это синтаксис русского языка. Наверное, для японцев самый сложный момент — это именно морфология. В русском языке все существительные и прилагательные склоняются — это очень сложно делать для японцев. Несовпадение понятий, например, «вы» или «я». В русском языке слово, которое означает первое лицо, только одно — «я», но в японском языке их очень много, десятки. Всё зависит, к кому обращаются. Например, когда я обращаюсь к близкому человеку, не употребляем слово «вы». Если официально обращаюсь к кому-то высокопоставленному, можно сказать «аната» — это самое вежливое выражение. Есть еще другое, когда обращаются к подчиненному или более младшим поколениям. Или «ваби- саби», оба слова обозначают печаль или пустоту, они вообще непереводимые. Из русских слов есть, например, «тоска». «Печаль», наверное, можно перевести на японский, но «тоска» — очень сложно. И «простор» тоже. Почему я обожаю Гоголя? У него фантастический мир, и это можно японцам понять. Например, у него есть повесть «Нос», начало повести таково: «Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие. Цирюльник Иван Яковлевич...» и так далее. Вот этот порядок слов очень странный: марта 25 числа, должно быть потом — в Петербурге случилось необыкновенно странное происшествие. Но почему-то он переставил: марта 25 числа случилось, а потом — в Петербурге необыкновенно странное происшествие. Почему? Я нашел анаграмму, здесь сплошные «а», ассонанс на «а». «Числа случилось», из этого словосочетания можно вынуть «пятого числа случилось в Петербурге» — анаграмма. Гоголь нарочно переставляет слова. В этом словосочетании отражается его мировоззрение, в котором переставлено всё в зеркальном отношении. Не только в сочетаниях, везде можно найти такой переставленный мир. «Нос». Коллежский асессор Ковалев нашел, что у него нет носа. Но нос — это часть тела, оказалось, ходил в форме 5 ранга, сам Ковалев, коллежский асессор, он 8-й, то есть нос выше, часть тела выше, чем сам носитель носа. Такой юмористический момент можно объяснить, легче объяснить.

С Аки-сан мы говорили о смешном в его российской жизни.

Аки-сан:

— Русский юмор — да. Вечером, когда начинаем выпивать, то каждый человек начинает анекдотом, после анекдота будет тост. Этому правилу меня научили. Поэтому я, чтобы рассказать анекдот, очень хорошо тренировался заранее, потому что без тренировки не получается.

Говорят, что в Японии нельзя шутить об императоре?

— Нет, все можно, но про императора не могу ничего сказать плохого. Он идеальный, смотрит, слушает. Идеальный, серьезно, плохого места не могу найти. Или просто ничего не передает нам, только хорошее.

А вот что рассказал Судзуки-сан.

Судзуки-сан:

— Ростропович, всемирно известный дирижер, виолончелист, конечно, он имел личные отношения с императорской семьей в Японии. Когда было 70-летие императрицы, она непосредственно пригласила Ростроповича на день рождения. Он предложил ей сделать совместный семейный концерт. Тогда я об этом не знал. Когда он приехал в Японию, он мне позвонил: «Здравствуй, Судзуки, меня пригласила Митико на свой день рождения. Я поеду к ней, поэтому ты приезжай в мою гостиницу и помоги». «Маэстро, чем я могу помочь вам?». «Просто переводить. Я должен с ней репетировать для подготовки семейного концерта». «Маэстро, хорошо. Кто это Митико?». «Ты не знаешь самую известную женщину в Японии? Хорошо, завтра приезжай в 10 часов в мою гостиницу, я жду тебя». «Хорошо». Тогда я не знал, кто это Митико, я думал, его личная знакомая женщина. Я приехал, встретились в фойе гостиницы. «Давай, пойдем, машина ждет меня». Стоит черная большая машина с эмблемой императорского дворца. До резиденции по территории императорского дворца ехали где-то 10 минут на машине. Потом стояли, ждали императрицу.

Концерт состоялся?

— Концерт состоялся. Концерт был где-то минут 40, но они готовились два дня, репетировали каждый день. Конечно, она сопровождала на фортепиано, он играл на виолончели. Часто они разговаривали по-английски. Я спросил у Ростроповича: «Маэстро, что переводить, вы говорите по-английски с императрицей. Я не нужен». «Нет, во время репетиции я не могу объяснить ей по-английски, поэтому ты переводи». В разгаре репетиции, он же темпераментный, он ругается даже матом. Я не могу переводить. Обычной пианистке я приблизительно скажу, но императрице другое слово нужно, вежливое выражение. Конечно, я не могу переводить, но по обстановке и по выражению лица она уже понимает, она уже стесняется: " Прошу прощения, маэстро, я не могу играть». Она хорошо играет, но в таком темпе, который Ростропович требует, немножко опаздывает, иногда немножко ошибается. Сначала он очень спокойно делает замечания: «Ваше превосходительство, играйте так, не играйте так». А потом уже: «Дура! Почему ты не можешь играть в таком темпе?». Поэтому я уже не мог переводить, просто молчал.

Но сыграли?

Судзуки-сан:

— Сыграли. В перерыве дали обед. Император, императрица, их семья и Ростропович пообедали. Мне в другой комнате дали тоже обед. В комнату ожиданий пришел Ростропович, сидели, пили чай, на столе лежит очень красивая коробка. «Что это такое?». «Это сигары». «Ты хочешь? Бери». Я одну штуку взял, Ростропович схватил сразу 20 штук и сунул в мой карман.

Своим студентам-славистам Иноуэ-сан разъясняет, разумеется, не только юмор у Гоголя.

Иноуэ-сан:

— Религиозный и философский мир Достоевского сложно объяснить, конечно. Но так как в Японии Достоевский пользуется огромной популярностью и уважением, японцы очень любят его философский мир. В то же время японцы очень любят Чехова. Мне кажется, что и Достоевский, и Толстой верили в вечность жизни, но Чехов не верил, считал жизнь только мимолетной. С другой стороны японцы тоже очень любят такую мимолетную жизнь. Сакура цветет только неделю, в такой мимолетной жизни сакуры мы видим красоту. Мы чувствуем одинаковое ощущение у Чехова.

Мы говорили о восприятии красоты японцами и русскими.

Иноуэ-сан:

— Русские очень любят яркие цвета, золото, серебро, красный цвет. Японцы тоже в XV-XVI веке очень любили, было такое время, художники писали очень много пейзажей золотыми, красными красками.

Когда мы слушаем исполнение великих русских музыкантов, мы видим там свободу природы и естественность

Но после этого в эпоху Эдо художники перестали использовать яркие, кричащие цвета. С тех пор японцы полюбили черно-белый цвет. По-моему, есть и общие понятия красоты — это, наверное, форма. Например, в балете балерины танцуют одновременно с одинаковым жестом, но это именно красота формы. В японском искусстве тоже есть, например, в Кабуки есть красота формы определенной. Когда Барышников приехал в Японию, он танцевал вместе с актером Кабуки, Барышников сказал: «Я видел всю красоту в ограниченной форме и видел всю свободу». Наверное, японцы чувствуют естественность в классической музыке. Когда мы слушаем исполнение великих артистов, музыкантов русских, мы видим там свободу природы и естественность, ничего искусственного нет.

Судзуки-сан очень любит театр и музыку. Ему пришлось много работать с лучшими балетными труппами бывшего Советского Союза и России.

Судзуки-сан:

—Работа переводчика — это всегда быть посредником между русской стороной и японской стороной. Может быть, это у японцев хорошая сторона — всегда хочется соблюсти свои обещания, свои договоренности, поэтому всегда нервы тратятся на соблюдение времени. Японцы до приезда труппы всегда составляют очень точный график и хотят заставить русских соблюсти свой график. А русские по-другому работают, у них свои спектакли, они знают все тонкости, поэтому всегда гибко относятся к своей работе. Японцы очень нервничают. Яаонцы громко кричат, ругают грубо, очень грубо, и перевести такие ругательства на русский требуют от меня.

Японцы, такой стереотип, это очень сдержанные люди.

Судзуки-сан:

—Это одна сторона японского народного характера. Но еще есть в хорошем смысле серьезность, но есть и игра. Иногда русские слишком гибко относятся к своей работе, ходят гулять, ходят покурить, ходят на чай. Но всегда кончается хорошо.

В семье Аки-сан тоже не всегда было понимание.

Аки-сан:

—Боролись до последнего момента. Конфликт всегда был, потому что она всегда говорила мне: «Ты такой капризный». Сначала я не понял, что такое «капризный», потом немножко узнал. Да, я капризный? Друг друга, конечно, не понимали, где-то через 10 лет мы друг друга поняли. Дело в том, что я человек не ленивый, я обычно работаю хорошо, утром быстро встаю, сразу начинаю работать. Сидеть, долго думать — такого у меня нет. Когда открываю глаза, сразу начинаю работать до последней минуты. Когда в постели, сразу закрою глаза и моментально за две секунды засну. Поэтому, думаю, что я хороший, идеальный.

Идеальный муж. Аки-сан работает теперь в крупной компании.

Аки-сан:

—Я занимался обычно нефтегазом, либо уран, месторождения. Нам нужно несколько лет, 5 лет, 6 лет, иногда 10 лет, выполняем свои обязательства. Но это тоже проблема: мы выполняем, они не выполняют. Один человек заболел, второй не приехал. В России очень легко найти причины. В Японии у нас нет причины, потому что все ясно, четко. Если кто-то заболеет, просто запас есть. В России везде проблемы, одна печать, подпись, вторая печать, подпись. От горького опыта предполагаю, какие проблемы будут. Когда туда еду, начинаю пить водку — это тяжело. Сразу пьянею. Тяжело.

Судзуки-сан:

— Вы уже сами привыкли к неожиданностям, поэтому для них неожиданность — это уже норма.

Иноуэ-сан:

— Наверное, японцы вообще не знали понятия «свобода». Слово «свобода» появилось только в эпоху Эдо, до XVIII века вообще не было понятия «свобода». Но японцы ценят мирность, гармонию людей. Я продолжаю преподавать русскую литературу раз в неделю. Сейчас мы читаем «Мы» Замятина, повесть гениальная очень. Студенты очень любят читать. И Булгакова тоже мы читали. Трудно, но я объясняю очень подробно. Я очень счастлив.

Далее в программе:

Вспоминают псковские крестьяне.

"Мои любимые пластинки" с филологом Михаилом Мейлахом (Старсбург)

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG