Александр Генис: Сегодня в рамках цикла “Муза на импорт” мы обсуждаем сериал “Игра престолов” и эскапический жанр фэнтези.

Беседу ведут Владимир Абаринов и философ и историк Любовь Куртынова.

На фоне катастроф, вроде парижского пожара в Нотр-Дам, на фоне скандалов, которые ежедневно сопровождают американскую политическую жизнь последние два года, на фоне остросюжетной драмы украинских выборов, премьера последнего сезона сериала HBO “Игра престолов” не должна бы стать первополосной новостью, но – стала.

Возможно, потому, что в наше смутное время, когда будущее вызывает куда больше тревог, чем надежд, жанр фэнтези, способный перенести нас в вымышленный, подробный и увлекательный мир параллельного прошлого, служит надежным убежищем от настоящего.

“Игра престолов” в этом отношении не знает себе равных. Критик “Нью-Йорк таймс” Джон Коблин пишет: “Явившись на свет в 2011 году, это шоу произвело революцию в телевизионном мире, вызвав восторг у зрителей, жгучую зависть у продюсеров и волну подражаний у конкурентов".

Последних за эти годы стало намного больше. Восемь лет назад американским телезрителям предлагалось 266 различных шоу, теперь их стало 495. Но “Игра престолов” по-прежнему выделяется. Сериал заслужил самое большое число высших телевизионных наград в США – ”Эмми”, включая три премии за лучшую драму, и стал самым популярным шоу десятилетия. Руководство HBO, ничего не жалея на своего любимца, увеличило расходы на каждый эпизод с трех до десяти миллионов.

Успех “Престолов” послужил примером другим студиям. Так “Амазон” купил права на новую экранизацию “Властелина колец”, уже потратив 200 миллионов на будущий сериал. “Нетфликс” выпустил очень дорогой исторический сериал “Марко Поло”. И это только начало. Собственно, сегодня в погоню за “Престолами” пустились все, кто развлекает мир на голубом экране – на всех языках, во всех странах и во всех версиях альтернативной истории. Этот феномен сделал некогда маргинальный жанр фэнтези одним из самых популярных сегодня.

О причинах этого явления рассказывает очередной эпизод цикла Владимира Абаринова “Муза на импорт”.

Владимир Абаринов: Выход восьмого, заключительного сезона "Игры престолов" – повод поговорить о жанре фэнтези и его необыкновенной популярности сегодня. Можно считать этот интерес формой эскапизма, внутренней эмиграции от современных проблем, представляющихся неразрешимыми, а можно – способом постижения мира и поиска решений этих самых проблем. За семь сезонов аудитория "Игры престолов" выросла с двух до 12 миллионов зрителей. Раз существует общественный запрос, в нем стоит разобраться.

Истоки жанра фэнтези – героический эпос, средневековый рыцарский роман, цикл о Святом Граале и цикл о короле Артуре. На Руси это былины о богатырях с общими артефактами: меч-кладенец, схожий с мечами Зигфрида и короля Артура, смерть бессмертного Кощея на конце иглы – вариация древнего магического ритуала протыкания иглой изображения того, чьей смерти желаешь.

Все эти мифы и легенды были известны, они изучались специалистами, сопоставлялись, на них писались пародии, и вдруг кому-то уже в ХХ веке пришло в голову сочинить беллетристику на этом материале, не пародийную, а серьезную. Как это произошло? Кого осенило первым?

Мой собеседник сегодня – историк и философ Любовь Куртынова, с которой мы уже говорили в этом цикле о крутом американском детективе.

Любовь Куртынова: Время возникновения жанра достаточно символично. Основателем жанра совершенно справедливо считается Дж. Р. Р. Толкин, который во время Первой мировой войны служил в армии, участвовал в битве на Сомме, был одним из тех, кто пережил эту битву, и впоследствии занимался германской и скандинавской филологией и историей. Изучал германский эпос, скандинавские эпосы, и, как говорят биографы Толкина, он начал писать – набрасывать, точнее – первые заметки, которые можно уже отнести к замыслу "Властелина Колец", практически сразу же по возвращении с войны.
То есть это была реакция на Первую мировую войну, такая реакция была тогда у многих писателей и в обществе вообще, которая преломилась в его опыте как лингвиста, историка и знатока средневекового фольклора.

Это притча о добре и зле – абсолютном Добре и абсолютном Зле. И, собственно, она и написана в той форме, в какой специалист по средневековой лингвистике мог бы выразить свои мысли по этому поводу.

Владимир Абаринов: Сколько времени у него ушло на создание романа?

Любовь Куртынова: Роман писался долго: как я уже сказала, какие-то наметки, наброски и идеи Толкин начал записывать сразу, вернувшись с войны, а собственно роман он писал с 1937 по 1949 год. Когда все три тома вышли – собственно, когда вышел уже первый том, – стало очевидно, что успех просто колоссальный. Такого успеха не ожидал ни автор, ни, наверное, издатели. Толкин даже потом сожалел о том, что не ушел вовремя на пенсию, потому что на те гонорары, которые он получал от издания романов, можно было более чем безбедно жить.

Владимир Абаринов: А что можно сказать о русском переводе или переводах?

Любовь Куртынова: В русском переводе роману, я считаю, не очень повезло, потому что первый том был блистательно переведен Андреем Кистяковским. Я его читала в переводе Кистяковского, и этот перевод мне кажется абсолютно непревзойденным: там переводчик очень творчески работал с текстом, масса слов, которые не существуют даже в английском языке, которые были придуманы Толкиным для английского языка, были переведены на русский чрезвычайно изобретательно. И все это, главное, сохраняет дух произведения. К сожалению, Кистяковский смог перевести только первый том. Потом его не стало, и второй и третий тома переводились разными авторами, и ни один из них мне не кажется особенно точным. Хотя у кого-то есть свои предпочтения, мне кажется, что ни один из них не совпадает по духу. У Кистяковского получилось полностью сложить содержание, сохранив его, с духом оригинала, который у Толкина был.

Владимир Абаринов: Уточню: соавтором Кистяковского по переводу Толкина был Владимир Муравьев, переводивший также Вашингтона Ирвинга, О. Генри, Фитцджеральда, Фолкнера и Ивлина Во.

В чем же секрет фэнтези? Почему после двух мировых войн, кризиса привычных представлений о добре и зле, публика вдруг увлеклась выдуманным миром? И почему основой этого мира стали рыцарские романы?

Любовь Куртынова: Вот если ты вспомнишь свой любимый роман "Дон Кихот", то ты увидишь, что там главный герой увлекается рыцарскими романами. До такой степени увлекается, что входит фактически в мир этих рыцарских романов и там остается. Выйти ему уже не удается. Почему рыцарскими романами? Потому что в рыцарском фольклоре мы видим мир, который соответствует каким-то идеальным представлениям человека. Идеальным представлениям о чести, добре, зле, о том, что такое предательство, о том, что такое подлость, о том, что такое жестокость... Это все, конечно, не соответствует реальному положению дел в реальном Средневековье. Но это соответствует идеальным образам. И человек, который читает это все, вот как Рыцарь Печального Образа, может войти в это пространство и почувствовать себя среди таких вот идеальных героев.

Мне кажется, что люди после двух мировых войн, действительно тяжелейших и катастрофических для человечества во всех отношениях, испытывали острую нужду в таком вот идеальном пространстве, в которое можно было бы войти и в котором можно было бы увидеть массу того, что они абсолютно не могли увидеть в реальной жизни.
Например, что жертвы во имя добра и справедливости не напрасны, что добро абсолютно и зло тоже абсолютно, что существуют такие понятия, как честь, достоинство, дружба, которая не может быть ничем разрушена, преданность, которая ничем не отрицается, а также существует абсолютное Зло, которое должно быть абсолютно наказано.

Тизер восьмого сезона

Любовь Куртынова: У романа Толкина неоднозначный конец. То есть он, конечно, счастливый, там Добро побеждает Зло, праведный король воцаряется на престоле в Гондоре, но этот конец горько-сладкий, потому что он омрачен тяжелейшими жертвами, которые герои понесли во время той борьбы со Злом, которая происходит в романе. Понятно также, что главный герой, который, собственно, спас весь этот мир от зла – Фродо, маленький хоббит, все-таки надломился под бременем Кольца, которое он должен был уничтожить, и он уходит из этого мира, уплывает вместе с эльфами в совсем уж идеальный эльфийский мир, но вместе с тем то, что эльфы покидают Средиземье, покидают тот мир, где остаются люди, – это тоже большая потеря, потому что вместе с ними уходит идеальная красота, идеальная поэзия, музыка – то, что человек уже сам создать не сможет. Ну и, кроме того, королева Арвен, эльфийская принцесса, которая выходит замуж по большой любви за Арагорна, короля Гондора, отрекается от своего бессмертия, остается обречена на то, чтобы пережить свою любовь, пережить своего возлюбленного, пережить своих детей, а потом долго скитаться по холмам, где раньше жили эльфы, и в конце концов слиться с холмами, на которых все еще растут белые эльфийские цветы эланор.

Владимир Абаринов: А почему она теряет бессмертие? Ведь вот в греческих мифах, например, боги вступают в связь с людьми, но остаются бессмертными.

Любовь Куртынова: Ну, почему эльфийская принцесса Арвен становится смертной, выходя замуж за смертного? В этом мире такие законы. И мы даже видим прецедент, о котором говорится в романе: есть легенда о том, как эльфийская принцесса Тинувиэль вышла замуж за смертного, Берена, по большой любви, оставила эльфийское общество и стала смертной. Ну и дети их становились постепенно все более и более смертными. Одним из их потомков, кстати, является король Арагорн. Ну, такие правила.

Владимир Абаринов: Поговорим о жанре в целом, его отличительных признаках. Чем он отличается от сказки или, скажем, от исторического романа, герои и события которого тоже могут быть вымышленными?

Любовь Куртынова: Главный принцип фэнтези – это то, что автор должен создать свой мир. Автор не может писать фэнтези, основываясь на легендах о короле Артуре, это просто не будет фэнтези. Вот есть тоже прекрасный британский автор фэнтези Терри Пратчетт. Он писал юмористические рассказы-фэнтези: это абсолютно новый мир, который представляет собой плоский диск, который, в свою очередь, лежит на спинах трех слонов, которые стоят на черепахе огромных, астрономических размеров. Это очень смешно, очень талантливо. Это, конечно, не "высокая фэнтези", как называют роман Толкина, но это очень-очень талантливо, это замечательно, и в этом мире есть свои физические законы, свои законы того, что можно и чего нельзя, тоже не подлежащие обсуждению. Это дается как аксиома. Есть миры американской писательницы Урсулы Ле Гуин, тоже созданные отдельно и с нуля, в которых тоже существует своя история, своя мифология, свои физические законы. Во всех этих мирах, как правило, есть место магии, волшебству, есть какие-то тайны, которые раскрываются по ходу дела, и так далее. То есть в основе фэнтези лежит создание нового мира. В нашем мире – увы – это не работает.

Начинающийся последний сезон "Игры престолов" – это тоже прекрасный пример фэнтези. Очень все похоже на человеческий мир, но тем не менее это мир совершенно другой, очевидно отличающийся от нашего по законам, по верованиям, по принципам, по которым живут люди, по устройству.

Владимир Абаринов: И все-таки, несмотря на всю непохожесть, читатели и зрители ассоциируют себя с героями.

Любовь Куртынова: Читатель может себя ассоциировать хоть с черепахой, если черепаха выписана достаточно ярко и интересно. В "Игре престолов" вообще все не так однозначно. Дело в том, что к началу романа, когда мы застаем героев в первых сценах, главные герои – те, кто будет завершать действие в последнем сезоне, – очень юны. Они практически дети. Самым младшим мальчикам там семь и девять лет. Девочкам – двенадцать и девять, по-моему. Ну, это дети, и поэтому на протяжении того, как развивается роман, у них огромный запас развития. Они начинают превращаться сначала в подростков, потом – во взрослых людей, молодых взрослых людей, они проходят через огромные испытания, и мы видим, что это – роман развития многих характеров.
Не только детей, которые становятся взрослыми, что естественно, но и каких-то взрослых характеров. Там, например, закоренелый убийца может проникнуться нежностью к маленькой девочке, пожалеть ее, начать ей покровительствовать. Один из самых мерзких героев начала романа – предатель, мерзавец, трус и жестокий человек – Теон Грейджой, проходит через чудовищные испытания, чудовищные страдания, и вдруг с ним случается катарсис, он видит ценность любви, дружбы, верности и так далее, и он превращается в свою практически противоположность. Очень интересна история одного из главных героев этого романа – Джейме Ланнистера, который состоит в начале романа в преступной кровосмесительной связи со своей сестрой, рожает с ней детей, убивает других детей ради того, чтобы обеспечить своим престолонаследие. И с ним тоже происходят какие-то изменения, которые исподволь приводят его к мысли о том, что жил он как-то не так и надо что-то с этим делать. Мы не знаем пока, к чему придет Джейме. Я подозреваю, что он геройски погибнет, кого-нибудь защищая.

​Владимир Абаринов: Мне всегда казался странным интерес к воображаемым мирам и никогда не происходившим событиям. В реальную историю можно погружаться бесконечно, докапываться до все новых деталей, она неисчерпаема. А у выдуманного мира все-таки есть пределы: нельзя найти в нем то, чего не придумал автор. Почему же фэнтези обогнала в популярности исторический роман?

Любовь Куртынова: Фэнтези представляет собой идеальный мир. Подчеркиваю: не то Средневековье, которое было у нас в истории, а идеальное представление о Средневековье. И люди, которые ищут идеал, то, как, по их представлению, должна выглядеть жизнь, как должны выглядеть идеальные герои, как должны выглядеть люди, которые борются со злом, как должны происходить перемены в этих людях, когда можно увидеть вот это идеальное состояние вещей, когда Зло все-таки побеждается обязательно, несмотря на многочисленные жертвы, а Добро все-таки торжествует, несмотря ни на что, – вот это в исторических романах далеко не всегда можно увидеть. То есть либо автор начнет там сочинять такое, что читать человеку, знающему историю, становится невозможно, либо это надо воспринимать как фэнтези на исторический сюжет. Ну, и потом в историческом сюжете все-таки известно, чем дело кончится. Всегда, более или менее. А в фэнтези это совершенно не очевидно. Вот по ходу того, как снимался и выходил сериал "Игра престолов", зрители и читатели Дж. Р. Мартина разделились на несколько лагерей, которые спорят между собой о том, кто станет в конце концов этим "обещанным принцем", что произошло в прошлом, как нужно толковать те или иные пророчества, то есть все это воспринимается абсолютно серьезно. Это интересно, потому что действительно непонятно – я думаю, даже сам автор еще не вполне представляет себе, чем закончится его роман.

Владимир Абаринов: Но почему Средневековье, а не древность или, скажем, Галантный век?

Любовь Куртынова: ​Ну, во-первых, это красиво. Чтобы в этом убедиться, нужно просто взглянуть на сериал "Игра престолов". Там невероятно красивые пейзажи, интерьеры, все сделано по-настоящему, никакого фальшивого кружева и никакой фальшивой вышивки. Все костюмы сделаны вручную, вышивка, естественно, натуральная, ручная. То есть один только труд тех мастериц и мастеров, которые изготовляли костюмы и декорации, должен был стоить огромных денег. Это окупилось. Зритель, даже уже привыкший к разным компьютерным эффектам, был ошеломлен, потому что это очевидно совершенно не компьютерный эффект, а во-вторых, потому что уже давно на экране мы не видели такой настоящей вот действительно роскоши. Роскоши в хорошем смысле этого слова, потому что художники и те, кто работал над реквизитом, проявили огромный вкус, сделали все это действительно очень изысканно и очень тонко. Действительно захватывает дух от того, что видишь на экране, даже если герои просто стоят в интерьере и ничего не делают.
Во-вторых, я думаю, большую роль сыграл, конечно, основоположник жанра, Толкин, который создал свой мир именно по такому образцу, по образцу условного Средневековья. Это очень раннее Средневековье, это времена Зигфрида, и называть Зигфрида феодалом я не знаю, повернется язык или нет. Ну, какой он феодал. Он, конечно, рыцарь, он на что-то там существует, но авторы не интересовались его источниками доходов. Им это было попросту абсолютно не интересно. Так же, как и Толкину, кстати говоря. Судя по всему, экономика его мира его очень мало занимала.

Промо восьмого сезона
Любовь Куртынова: ​Мы знаем, что, например, гномы специализируются на добыче драгоценных руд и руд вообще. Что они потрясающие ювелиры, они изготовляют потрясающие изделия из металла, что они работают по камню совершенно волшебным образом, что они могут вырубать дворцы в скале и под землей. Мы знаем, что хоббиты – это вдохновенные садоводы и земледельцы, что они очень любят работать на земле, и у них это прекрасно получается. Мы знаем, что эльфы – это творцы, они создают, стихи, песни и другие непреходящие ценности, но дальше этого Толкин не идет.

Мы знаем, что там есть торговля, например. Мы знаем, что там есть таверны и постоялые дворы. Но дальше этого он не двигается, и совершенно очевидно, что вот эти все "трудящиеся", работающие на земле или под землей гномы, хоббиты и уж тем более эльфы – они, конечно, свободны лично, они никакие не крепостные. Ну, уж если приравнивать к чему-то, то это – свободные английские йомены, поскольку Толкин писал во многом про добрую веселую Англию.

По крайней мере хоббиты для него – это точно воплощение всех английских достоинств, всего того, что англичане в себе для него воплощали. Не зря он начал писать после Первой мировой войны, потому что тогда был кризис – прости, Господи – идентичности для британцев, потому что очень много людей погибло именно из высшей прослойки общества. Собственно, он писал о хоббитах как о народе, который практически невозможно победить. Простой такой народ, не очень замысловатый, но тем не менее очень твердый в своих убеждениях, несгибаемый, готовый на подвиги. На тихие, незаметные, но подвиги, от которых зависит в конечном счете судьба мира. Именно они спасают мир.

Владимир Абаринов: А как в этом отношении устроен мир Мартина?

Любовь Куртынова: У Мартина примерно так же. То есть нет: чуть более подробно. У Мартина понятно, что действительно существует какая-то феодальная структура, есть короли, есть рыцари, которые дают им клятву вассальной верности, – это все описано очень подробно. Что же касается крестьян, то, думаю, он придерживался той же схемы, что Толкин, и описывал свободных английских йоменов. Ну, просто по тому, как крестьяне себя ведут по отношению к рыцарям, по тому, как они общаются с ними, по тому, как они говорят о королях и так далее, – это, конечно, не крепостные. Никакой сервильности, никакой подобострастности тут не наблюдается: это свободные люди, они нанимаются на службу, могут уволиться со службы, могут просто плюнуть и уйти, и которые – за сценой действия романа – производят материальные ценности, судя по всему.

Владимир Абаринов: Все мы в детстве увлекались приключенческой литературой, рисовали пиратские карты, искали клады и придумывали страны. Об этом "Кондуит и Швамбрания": дети подросли и забыли свою выдуманную страну. Почему же нынешняя публика никак не перерастет свое увлечение фэнтези? Ведь это тот же Вальтер Скотт.

Любовь Куртынова: Ну, конечно, нет. Это, разумеется, не приключенческая литература. Тогда можно было бы читать Вальтера Скотта и не идти никуда дальше. У Вальтера Скотта про борьбу кланов больше чем достаточно написано. Ну, про Толкина мы уже говорили. Я уже сказала, что Толкин написал действительно притчу, там ни слова ни прибавить, ни убавить, это цельное произведение, которое именно вот такая огромная по объему трехтомная притча.
Что же касается Дж. Р. Мартина, то он, конечно, тоже собирался писать притчу. Он никуда не собирался отступать от канона. И опять же, мы уже говорили, что это произошло потому, что он утонул в материале, который поволок его за собой неизвестно куда – даже ему, судя по всему. Но все-таки он написал притчу и до сих пор старается писать притчу о том, что борьба со Злом – это главная задача человеческого рода, о том, что подлость, злоба, ненависть и желание выжить любой ценой – наказуемы. Вот мы говорили о паре героев: брат и сестра, которые состоят в кровосмесительной связи и рожают детей – Серсея и Джейме Ланнистеры. Все эти дети погибают. Мы пока не знаем, что случится с королевой Серсеей, мы знаем, что Джейме начинает постепенно понимать, что как-то неправильно он жил.
Это все – ну, в чем-то чересчур прямолинейные – указания на то, что не надо быть злыми, подлыми и не надо уничтожать своих противников, а надо находить другие способы побеждать. Но это вот один из примеров того, чтó Дж. Р. Мартин пытается сказать.
Но главное, конечно, это та же абсолютность Зла и абсолютность Добра. Потому что у Мартина Зло уж настолько абсолютно, что оно просто воплощено в мертвецах. В ходячих мертвецах, которые наступают на живое человечество с Севера и которыми командует Бог Тьмы. Дальше уже зайти в изображении Зла, по-моему, невозможно.

​Владимир Абаринов: Мне кажется, интерес к Средневековью в начале XX века был связан с кризисом позитивизма, который не решил все проблемы человечества. Наступает закат Европы, разочарование в демократии, возрождается интерес к оккультизму, мистицизму и эзотерике: Штайнер, Блаватская, Константин Леонтьев с его поэтизацией Средневековья, Ницше наконец. Николай Бердяев пишет книгу "Новое Средневековье", в которой проповедует корпоративное государство и с надеждой смотрит на Муссолини. И как будто нет ничего удивительного в том, что идеологом нового средневековья в современной России стал Александр Дугин, снова возродивший всю эту шамбалу и пытавшийся реализовать план национально-теократического государства – подобие рыцарского ордена – в идее Новороссии.

Так что нынешний интерес к Средневековью, может быть, и неслучаен. В 1990-е нам сказали, что наступил конец истории, а она продолжается, и идет куда-то совсем не туда, куда ожидалось. Можем мы предположить, что интерес к фэнтези кроется именно в этом – в разочаровании институтами современного общества?

Авторы "Симпсонов" изменили бы себе, если бы не сделали пародию на "Игру престолов".

Любовь Куртынова: То, что поколение миллениалов разочаровано в современных институтах, мне кажется, сомнению не подлежит. Они просто уже перестали заниматься политикой. Нет, когда нужно, они могут сорганизоваться и пойти проголосовать за того, кого они предпочитают, ну хотя бы для того, чтобы показать, что они существуют. Но тем не менее они понимают, что даже если они все соберутся и будут голосовать так, как надо, их влияние минимально, институты стоят намертво, насмерть, и ничего с ними не сделается, по крайней мере в обозримом будущем.

Владимир Абаринов: Но в мире Мартина выборов вообще нет, даже фиктивных.

Любовь Куртынова: В мире Мартина выборов нет, но в мире Мартина есть моральные абсолюты, и молодым людям, которые, ну, можно сказать, устали от того, что им приходится существовать в какой-то серой аморфной массе, где нет ни "да", ни "нет", где все можно, но от этого "все можно" все теряет свою ценность... Ну, действительно же все можно: можно быть кем угодно, но это означает, что не будешь никем. В мире Мартина очень мало чего можно, там много опасностей, там есть опасность погибнуть в любой момент, но именно это, наверное, придает остроты ощущениям, и, возможно, да – это форма частичного эскапизма. Для многих это форма полного эскапизма, потому что есть люди, которые уходят в это с головой и начинают практически в этом жить, но то, что за этим стоит поиск каких-то возможных вариантов – не вариантов реального развития общества, а вариантов хотя бы теоретических, которые могли бы устраивать людей и отличных от того, что мы видим вокруг себя, э– то, конечно, тоже присутствует.
Понятно, что пост-пост-постмодернизм себя тоже исчерпал. Вот эта бесконечная ирония на самом деле сейчас уже тоже отсохла полностью. Никакой иронии нет, более того: чувство юмора начинает вырождаться.

Владимир Абаринов: "Игра престолов" стала колоссальным бизнес-проектом. Ничего подобного мы прежде не знали. Это целая индустрия, включающая туры на места съемок – в Исландию, Марокко, на Мальту, в Хорватию, и многое другое, о чем Толкин не мог и мечтать. Но всему приходит конец. Что вы, поклонники Мартина, будете делать, когда досмотрите последний, восьмой сезон?

Любовь Куртынова: Ну, прежде всего, конечно, этот сезон ожидается с огромным нетерпением, все ждут, все на иголках. Но дело в том, что Мартин поступил очень интересно. Сериал уже давно опередил книгу. События, которые происходили в шестом и седьмом сезонах, – это то, что Мартин не описывал в книге. Он давал какие-то наметки, общее направление действия сценаристам, а там они уже писали все это детально, разрабатывали диалоги и так далее. Но Мартин сказал при этом, что то, что он пишет в последней книге, совершенно не обязательно будет соответствовать тому, что выходит на экраны, что действие может развиваться по-другому и, скорее всего, и будет развиваться по-другому. Он очень беспокоится о том, успеет ли он написать последний роман, поэтому где-то там в сейфе лежат его собственные наметки и планы на то, как должен роман закончиться, – для того, чтобы можно было это дописать если с ним что-нибудь случится.
Но главное тут в том, что вот это загадочное расхождение между тем, что происходит на экране, чем закончится сериал, и тем – вот тут уже встает вопрос – что "на самом деле". Где "на самом деле"? В книге или в сериале? Ну, все-таки "на самом деле" это будет в книге, да? Вот что на самом деле произойдет и как на самом деле закончатся события – этого мы пока не знаем и не узнаем довольно долго, потому что свои книги Мартин пишет долго и тщательно. Пока даже нет планов, то есть никто даже не говорит о том, когда запланирован выход последнего тома.

Поэтому, когда закончится сериал, все будут ждать выхода книги. И, кстати говоря, это оказалось точнейшим и сильнейшим маркетинговым ходом, потому что предыдущие книги все-таки читали далеко не все. Они толстые. Они очень, очень объемные, каждая из них примерно равна всей трилогии "Властелин Колец". Это очень трудно одолеть и на самом деле даже самый прилежный читатель может запутаться в генеалогии героев, в том, кто кого убил, кто кому мстит и за что – это действительно безумно сложно. Но вот последнюю книгу прочтут все: несмотря на ее сложность, что бы там ни было написано, ее прочтут и купят все, потому что нельзя же все это посмотреть и не узнать, как оно "на самом деле" закончилось.

Ну, не говоря уж о том, что потом начнутся многолетние споры о том, где же все-таки правильнее, что на самом деле Мартин имел в виду как реальное развитие событий – сериал или книгу. Это будет занятие на долгие времена.

Александр Генис: Ну а теперь несколько слов cum grano salis. После всех панегириков, прозвучавших в адрес “Игры престола”, вынужден признаться, что, при всем уважении к великим усилиям целой армии мастеров, сделавших этот мир правдоподобным и неотразимым, я не такой уж горячий поклонник этого сериала. Признавая, что это моя личная проблема, я виню свою застарелую любовь к истории и фантастике. В сущности, соединение этих видов литературы и породило на свет фэнтези, но я по-прежнему предпочитаю их по отдельности.

Дело в том, что история, на мой взгляд, мало выигрывает от того, что в ней появляются драконы. Она и без них безумно увлекательна, если, конечно, за ней следить пристально и умело, как это делают те же эпические сериалы, но на реальном историческом материале. Чего стоят “Тюдоры” с непревзойденным Джереми Айронсом! Достаточно вспомнить, что один из Тюдоров, трудно поверить, имел шесть жен и казнил часть из них. Или сериал “Борджиа”, про семью, которая сделала все, чтобы прославить Ренессанс и ославить его. Или уже упоминавшийся богато сделанный и этнографически точный сериал “Марко Поло”, который перевернул мое школьное представление о безнадежных варварах-татарах и заслужил за это высшую награду монгольского правительства.

Прошлое, запечатленное в книгах античных историков, исландских сагах, средневековых хрониках или русских летописях, – бесценный материал для сериалов еще и потому, что оно тоже служит убежищем от настоящего: ведь оно уже прошло.

Про фантастику этого не скажешь. В момент своего расцвета она завладела умами, обещая рассказать нам о будущем. Тогда она еще требовала алиби научных объяснений, но со временем первая половина термина – “научная” – отпала, а вторая осталась. Вот тут-то и родилась отечественная версия фэнтези. Лучшей русской фэнтези можно считать самую популярную книгу братьев Стругацких “Понедельник начинается в субботу”. В ней не читателей переносят в сказочный мир, а сказку – в сегодняшний. Конечно, “Старик Хоттабыч” уже использовал этот прием, но у Лагина сахариновая реальность насквозь утопична. Стругацкие же показали легко узнаваемую типично советскую бюрократическую действительность, “прошитую” русским фольклором и его героями. Формула успеха – беззастенчивая фантазия на фоне бескомпромиссного реализма.

Во всяком случае, именно таким сочетанием отличается лучшая, на мой вкус, фэнтези нашего 21-го века. Это дебютный роман Сьюзен Кларк “Джонатан Стрендж и мистер Норрелл”. Когда издатели попросили меня снабдить обложку русского перевода коротким отзывом, “блэрбом”, я отважился сказать: “Так мог бы выглядеть роман “Мастер и Маргарита”, если бы его написал Диккенс”, и ничуть об этом не жалею. Книга Кларк тоже удостоилась сериала, но ему явно не хватало размаха “Игры престолов”.

Думаю, что, как бы популярна у зрителей и успешна у критиков ни была “Игра престолов”, это – не вершина, а грандиозное начало долгой жизни самого эскапического жанра фэнтези на голубом экране. И если уж зрителям необходим мир с драконами, то предлагаю тот, что придумал Клиффорд Саймак в “Заповеднике Гоблинов”.

(Музыка)