Почему в моменты трагедий по федеральным каналам нам показывают Владимира Путина чаще в профиль и вроде как немного издалека? А сам он, стоит случиться крупным неприятностям, как-то скукоживается: минимум заявлений на камеру, никаких прямых линий. Потоп в Иркутской области – лидер нации предстает перед зрителем на "внеплановом совещании в Братске" бубнящим: не отрывая глаз от бумажки, о цифрах, жертвах, ущербе от наводнения. О трагедии с подводниками – протокольная встреча с министром Сергеем Шойгу: ему, а не родным погибших моряков приносятся соболезнования. Нехитро за грифом "Секретно" спрятать от людей информацию о трагедии. Сложнее скрыть неумение сопереживать согражданам, чему за без малого два десятилетия лет своего правления Путин, судя по всему, так и не научился. Или добрые люди из ближнего окружения нашептали: не царское это занятие – с подданными по-человечески разговаривать.
Другое дело – западные журналисты, в последнее время зачастившие в Кремль с "дружелюбными", по выражению главреда Financial Times, интервью: кремлевский небожитель расслаблен и спокоен, уверен в себе, с явным удовольствием троллит, "ставит на место". Такое и российскому зрителю крупным планом не грех показать – вот как наш-то с иностранцами общается, а они слушают и улыбаются… Сегодня, когда страна в буквальном смысле тонет, её непотопляемый лидер пытается в очередной раз выплыть, в качестве соломинки ухватившись за, казалось бы, столь нелюбимый и презираемый им Запад. Зачем Путину Запад? И зачем Путин Западу?
За свою долгую кремлевскую жизнь российский президент, дабы укрепить свое положение внутри страны, успел примерить разные политические маски для внешнего, так сказать, пользования – и друга Запада, и его непримиримого противника. Апофеоз дружбы случился 11 сентября 2001 года, когда после атаки террористов на башни-близнецы в Нью-Йорке тогда еще президент-новобранец Путин первым позвонил лидеру США Джорджу Бушу со словами поддержки и распорядился не приводить российские стратегические силы в состояние повышенной готовности после того, как это сделали американцы. Дружба длилась недолго и завершилась в 2007-м мюнхенской речью о вреде однополярного (читай: американского) мира. Последовал цикл усиления напряженности, путинская Россия наглядно продемонстрировала свое понимание многополярности, отвоевывая себе куски чужой территории (Грузия, Украина) и наддув "крымский патриотизм" внутри страны. Причем Запад и здесь пригодился, поскольку на его "происки" можно было сваливать любые проблемы и неурядицы. К 2018 году по мере усиления этих неурядиц, изрядно подогретых западными санкциями и приправленных вопиющей коррупцией внутри режима, патриотизм стал сдуваться, обнажая всё новые и новые проблемы с непредсказуемыми последствиями. Нищающие, забитые госпропагандой граждане начали с удивлением оглядываться по сторонам, некоторые даже задаваться вопросом: а, собственно, какого чёрта?
И тут, похоже, снова пригодился тот самый чёрт в виде Запада, только уже не либерального злодея, а близких по духу правых и левых популистов, успевших за последние годы взрасти на почве демократий по обе стороны Атлантики, столкнувшихся с проблемами мигрантов, финансовых, социальных и прочих кризисов. Кремль приободрился, зацепившись за новый тренд в Европе и мире, и не просто поучаствовал в его развитии, но и примерился к возможностям его возглавить. А заодно и российским гражданам показать, что президент хорош не только бросками зелёных человечков в чужие пределы, но и дипломатией высокого полета. Пусть не полюбили западные либеральные лидеры, зато политики новой волны очень даже жалуют – и ничего, что некоторых считают чуть ли не новыми фашистами. Что до "олдскульных" западных лидеров и журналистов, то для них заготовлена новая маска – маска политического тролля. Очень удобная. Ведь когда ответить по существу нечего, одно удовольствие "уйти в несознанку" или нагло соврать прямо в лицо: не знаю, не было, не травили, не сбивали, не убивали.
Западные лидеры не могут выбрать, что хуже – стабильная непредсказуемость Путина или предсказуемая нестабильность постпутинской эпохи
Зачем Путин Западу? Почему Запад в который раз вольно или невольно ему подыгрывает? Почему, казалось бы, серьезно возмутившись наглой путинской пропагандой, попытками вмешиваться в выборы и другими "проделками", сдаёт назад, как только речь зайдёт о реальном осуждении преступлений путинизма, о развязанной им информационной войне. Почему Запад позволяет пропагандистским киллерам Кремля пользоваться теми самыми демократическими институтами, на разрушение которых они нацелены? В качестве оправдания – ссылка на свободу слова, журналистику мнений.
Больше всего нынешние западные лидеры боятся непредсказуемости России, так их предшественникам в страшном сне виделся развал СССР. В первую ночь после принятия Беловежского соглашения, когда союзный МИД на Смоленской площади тихо переходил под контроль российского, а министр Андрей Козырев находился рядом с президентом Борисом Ельциным в Беларуси, британский министр иностранных дел Дуглас Хэрд не поленился дозвониться в Москву и поинтересоваться у оставшегося тогда на мидовском хозяйстве Георгия Кунадзе, объявила ли себя уже Россия государством – продолжателем СССР. Ответ был отрицательный. Тогда англичанин заговорил быстро и взволнованно: объяснил, что правопреемниками являются все республики СССР, но только одна может стать продолжателем. Именно государство-продолжатель унаследует все советское – советские обязательства, советские права, советские посольства. Хэрд посоветовал Кунадзе передать это Козыреву безотлагательно. На следующее утро Россия объявила себя продолжателем, взяла на себя обязательства СССР, сохранила, в частности, место в Совете Безопасности ООН.
Сегодня степень непредсказуемости возросла многократно. А кое-кто из западных политиков, возможно, пожалел, что в свое время помогал России стать единственным наследником ядерного оружия, оказавшегося посла распада СССР в четырех независимых государствах – России, Украине, Казахстане и Беларуси. То, что тогда казалось самым разумным и естественным – сконцентрировать эти опасные игрушки в одних руках, – сейчас выглядит не так однозначно. Уж больно эти руки оказались ненадежными.
Как бы там ни было, нынешние западные лидеры не могут выбрать, что хуже – стабильная непредсказуемость Путина или предсказуемая нестабильность постпутинской эпохи. Ведь чтобы поставить страну на рельсы нормального развития, тем, кто придет Путину на смену, неизбежно придется перетряхнуть разложившуюся систему снизу доверху. Бравший у Путина интервью главный редактор Financial Times Лайонел Барбер отметил еще одну путинскую особенность – умение смотреть сквозь собеседника. Похоже, тешащие себя надеждой умиротворить российского "плохиша" западные лидеры тоже научились смотреть сквозь него (или, в крайнем случае, вовремя отворачиваться). Что, впрочем, не всегда возможно даже в самом "дружелюбном интервью".
"…Вся эта возня вокруг шпионов и контршпионов, она не стоит серьезных межгосударственных отношений… она не стоит, как у нас говорят, пяти копеек. Или пяти фунтов…" – услышали британские журналисты от российского президента в ответ на вопрос о покушении на Скрипалей. "Некоторые люди могут сказать, что жизнь человеческая стоит больше пяти копеек", – попробовал заикнуться британский журналист, видимо, решив напомнить, что в этой диверсии погибла гражданка Великобритании, никакого отношения к Скрипалям не имевшая. Но не успел. Путин оказался проворнее: "Разве кто‑то умер?"
Галина Сидорова – московский журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
