Ссылки для упрощенного доступа

Кто ухватит за бочок? Загадки фильма "Мысленный волк"


Кадр из фильма Валерии Гай Германики "Мысленный волк"
Кадр из фильма Валерии Гай Германики "Мысленный волк"

Новый фильм Валерии Гай Германики "Мысленный волк" – главный сюрприз года; загадочное кино, ускользающее от однозначных трактовок – даже после нескольких просмотров.

"Вы ещё ничего не видели" – это про фильм Германики; лаконичный – всего 69 минут, включая титры, – и не похожий ни на что. Германика – это вообще перманентная революция, режиссёр, который не застаивается, не следует однажды открытыми тропами; а в "Мысленном волке" движется будто и вовсе без дорог, по ночному лесу, как героини, ещё такая молодая мама и уже взрослая дочь с собственным ребёнком на плечах. Легче всего сказать, что "Мысленный волк" – это сама Германика, воплощённая в фильме, и есть; её бунтарская, смятенная и ищущая гармонии натура; человек и режиссёр, прошедший путь от резких документальных опытов – откровенно автобиографичных (как "Сёстры") и погружавших в мир странных субкультур (как "День рождения инфанты" – хроника садомазохистского комьюнити), до ютьюб-канала "Вера в большом городе", серии интервью Германики с истово верующими, но совершенно непохожими друг на друга православными медийными личностями. В попытке уложить весь режиссёрский путь Германики в одно предложение я пропустил её игровое кино – "Все умрут, а я останусь", "Да и да", сериалы "Школа" и "Краткий курс счастливой жизни"; работы, выраставшие из реальности – той реальности, с которой методично работает новый русский театр, но которую будто боится кино; той реальности, с которой Германика едва не порвала в "Да и да", жгучей истории о любви и свободе, разыгранной в фантасмагорической богемной среде с ирреальным светом и явлением волков-галлюцинаций. Новый "Волк" уходит от реальности в тёмный лес и пространство страшной русской сказки; на грани с хоррором, пусть сама Германика и отрицает принадлежность фильма к этому жанру. Если не хоррор, то что? Сбивчивое, эмоциональное, порой горячечно нечленораздельное высказывание по теме семьи и женской природы – с её ревностью, покорностью, импульсивными желаниями, противоречивым восприятием материнства? Драма с больной, воспалённой игрой в "дочки-матери"? Да и да, но всё же не совсем; слишком просто для фильма-беглеца, уворачивающегося от привычных (да и непривычных тоже) трактовок.​

Германика рассыпает в кадре приметы неявного апокалипсиса

Пролог (в рабочей версии он завершал фильм) – религиозно-сказочный, похороны "в обратном порядке", завершающиеся не тленом, а воскрешением: вот под лопатами могильщиков расступается мёрзлая глинистая земля, плотоядно укутавшая деревянный гроб, вот покойника возвращают в церковь на отпевание, вот омывают тело, а вот уже вчерашний мертвец живет и здравствует – за обильным, как в пасхальное утро, столом, где две женщины в монашеских одеждах (будущие героини фильма, мать и дочь, актрисы Юлия Высоцкая и Елизавета Климова) едят блины, а за окном – нежный рассвет и вечная весна.

Валерия Гай-Германика
Валерия Гай-Германика

Дальше – уже не сон (хотя как сказать), а собственно действие, в котором идиллии нет. Динамики рвёт технобит подпольного рейва, куда с маленьким сыном Васенькой в рюкзаке за плечами пришла молодая женщина, Аля. И застала свою мать в танце и ласках с бойким пацанчиком, обладателем бицепсов и квадроцикла. И наклёвывающееся секс-приключение обломала: "Она мама мне и бабушка ему. – Да что ты гонишь, ты старше неё выглядишь". Отчасти так и есть: когда мать (ее имя ни разу не прозвучит с экрана) говорит, что ей 28, поверить в это легче, чем в 25 лет на сцене: мать – балерина, чьей осанке всю жизнь завидует Аля. Сама же Аля ни балетной выправки, ни жизнелюбия матери не унаследовала. Сейчас кормит сына (странного, порой зловещего "ребёнка-индиго", научившегося ходить и говорить одновременно, играет девочка Ася Озтюрк) из бутылки, не грудью: "Молоко есть, не льётся. – В Питере у всех так? – Нет, только у меня. Врач говорит "психика", недостаток любви". Из обильных диалогов мы поймём, что Аля приехала из Питера, потому что нужны бабка и бабки: уговорить мать продать за два лимона дом и "землю с клещами" и переехать в Северную Пальмиру. На разговоры времени будет вдосталь: подвезти дочь и маму пацан на "квадрике" не возьмётся ("сучки!"), женщины пойдут пешком – сквозь чащу, над которой мчатся тучи, вьются тучи, луна путает следы и мешает попасть на хутор с говорящим названием Небылое. Наши, видимо, дни (или ближайшее будущее), где-то в Подмосковье (Шатура близко). Время – ночь, точнее не определить: Германика рассыпает в кадре приметы неявного апокалипсиса; наступивший конец мира не так беспощаден и необратим, как в "Безумном Максе", но и чёртов квадроцикл, и искры, летящие из открытой проводки на дождливом рейве, и похожая на пустынную скиталицу дочь, из заплечной люльки которой бутылка с молоком торчит, словно арбалет амазонки, и нездоровый, противоестественный свет, и Шатура, что горит уже четвёртый год, заменяя облака дымом, пришлись бы впору эсхатологическому боевику.

Кадр из фильма Валерии Гай Германики "Мысленный волк"
Кадр из фильма Валерии Гай Германики "Мысленный волк"

Волк – фантом в пулемётной очереди слов, выпускаемой матерью; что-то придуманное от скуки, посреди трёпа о многодетных семьях ("размноженный тип одного и того же"), земле, что ничего не родит, зиме длиной в восемь месяцев ("остальное – предзимье") и грудном молоке с качеством итальянского вина: "Кого эта женщина может вскормить и воспитать? Только алкоголиков и итальянцев, а Италия – член НАТО". Про НАТО смешно; современная параноидально-"патриотическая" повестка всплывёт, когда в Небылое, куда женщины к рассвету всё-таки доберутся, заглянет ночной клаббер в поисках патриота Мухортова. Мухортов (Фёдор Лавров) – "коняга" с другого хутора, с не менее символичным названием Павший, мужик на все руки (и, похоже, любовник матери, готовый исполнить любое её желание), а "Патриот" окажется маркой "мотика", всего-то.

Германика пропускает ёрнические и величественные одновременно думы о России сквозь панк-фильтр

Мать пугает волком, не веря в него: "Возможно, Васеньку придётся отдать". – "Кому?" – "Не кому – чему!" Волк отчасти материализуется в человека – того самого ночного знакомца (Юрий Трубин), парня с телом Аполлона, на которого запала мать. Почти по тексту: "Приблудный волк, матёрый такой мужчина, кандидат в мастера спорта". – "Уголовник, что ли?" – "Как волк может быть уголовником?" – "А как волк может быть кандидатом в мастера?" – "Ну, если по бегу, то может". "Мальчик в тренде", с татуировкой на груди "Стыдно быть несчастливым", герой, которому отказано в имени собственном, – "неодушевленная масса, а вид имеет", как похотливо замечает мать; чувак из Куржавихи, перспективного села городского типа. На волка, кстати, героиня Юлии Высоцкой часто смахивает сильнее этого гуляки из Куржавихи: фронтальный ракурс, колючая стрижка, колючий взгляд; дубленка – чисто волк в овечьей шкуре. Мысленный волк – понятие нематериальное, блуждающий образ – может явиться извне, а может прогрызть себе лаз изнутри.

Диалоги в фильме – сгустки вербальной энергии, местами напоминающие абсурд чеховского образца ("Был кот, сдох в прошлом году от беляшей". – "А говорят, в Марокко пекут пироги с гашишем"). А иногда – семейные трагифарсы Людмилы Петрушевской: "Двух дней не прошло, как я от тебя устала". – "А я вообще не понимаю, зачем ты приехала. Денег у меня нет, могу поделиться только талантом и охотой жить". – "Я бы так не сказала. Я что, по-твоему, идиотка?" – "Ты больше чем идиотка, ты художник жизни". Или вот, в продолжение волчьего мотива: "Ты с кем сейчас живёшь?" – "Нас двое, я и моё одиночество". – "Не надо ля-ля, если муж или любовник не могут прокормить семью, их отдают волкам". – "В Питере нет волков". – "Зато у нас есть". Но сценарий написан совсем другим автором, которого с Петрушевской объединяет интеллигентский советский бэкграунд: Юрий Арабов, соавтор большинства фильмов Александра Сокурова и, что важно в случае с неопределённым жанром "Волка", сценарист "Господина оформителя", знаменитого перестроечного хоррора по рассказу Грина. Так имя Арабова соединяет во времени нестандартные российские арт-эксперименты с жанром фильма ужасов. Но Германика обращается с изрядно вычурной чужой драматургией по-свойски и пропускает мистицизм советский интеллигенции, ёрнические и величественные одновременно думы о России сквозь панк-фильтр.

Кадр из фильма Валерии Гай Германики "Мысленный волк"
Кадр из фильма Валерии Гай Германики "Мысленный волк"

Многословный, но и визуально лихой, с нахальной компьютерной графикой фильм, снятый аж тремя операторами, причём наряду с живыми классиками Олегом Лукичёвым и Евгением Привиным в титрах в качестве оператора значится актёр Морад Абдель-Фаттах. Ошеломляющий, раздражающий, неровный, избыточный темами фильм – тут и семья, и Россия, и быт, и мистика, и неизвестная заповедь Моисея; про страх и грех, но скороговоркой, о глубинном наравне с чепухой, молитва-заклятие, что начинается "Вставай, проклятьем заклеймённый", завершается во имя Отца и Сына. Я едва ли не впервые оказался перед фильмом в растерянности, и почти готов повторить за беднягой Мухортовым: "Чё только вам, бабам, надо". Но не с досадой, а в восхищении. Лера, вы крутая!

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG