"Они вывели новый вид людей – хомо пролетариус. Мы особый народ. Коммуна – не коммуна. Коммунизм – не коммунизм. Добрые – не добрые. Но мы открытые. Все вещи в коридорах хранятся, а воровства-то нет. Один раз только полмешка картошки у меня украли – видно, кому-то есть хотелось", – пенсионер Владимир Могильников уже полвека живет в общежитии, построенном еще до революции фабрикантом Саввой Морозовым для рабочих его мануфактуры.
Архитектурный комплекс, известный как "Двор Пролетарки" или "Морозовские казармы", был задуман как образцовый социальный квартал для рабочего класса, он остался общежитием и после революции. Со всего Советского Союза в Тверь съезжались молодые люди в надежде получить работу, а заодно и жилье от текстильного комбината "Пролетарка". После советской власти все программы по расселению семей из общежитий были прекращены – и люди остались в Морозовских казармах. В 2000-х годах фабрику закрыли, а обитатели "Пролетарки" оказались предоставлены сами себе – без работы и перспектив, в старом ветшающем здании.
Их жизнь – в фильме Юлии Вишневецкой и Никиты Татарского "Двор Пролетарки".
"У меня муж был третьим в очереди на трехкомнатную, а я седьмая или восьмая, – рассказывает Ирина, жительница 119-го корпуса. – А потом нам сказали, что этой очереди больше нет. А куда вернуться? Где я жила, уже ничего нет. Это Киргизия, Ош, оттуда все русские уехали".
Татьяна Рябова живет в Морозовских казармах с рождения. Ее мать в 16 лет приехала из северной деревни учиться на фабрику в 1962 году. "Тогда им ведь даже паспорта не давали, приходилось отпрашиваться у директора колхоза", – вспоминает Татьяна рассказы матери. Таня родилась в общаге и другой жизни не знает: "Зимой мы играли в коридоре, а летом выходили на улицу. Взрослые, кто не работал, смотрели за нами. А в девять часов всех гнали домой. Ложились спать сами, без взрослых, потому что многие родители в ночную смену работали. Ходили в школу все вместе – собираемся и идем одной компанией".
Таня закончила школу в 1991 году, и дальше учиться не стала – сразу устроилась на "Пролетарку". "А на что учиться? Тогда мама получала от зарплаты 2 процента в неделю. И талоны – отоваривались в продуктовом магазине от фабрики. Учиться на что было? Я помню, папа нам принес коробку растворимого супа, мы только его и ели. И котлеты из геркулеса мама делала. Жили очень тяжело, очень бедно".
Таня рано вышла замуж, но ее муж, как она рассказывает, погиб по нелепой и трагической случайности: "Упал неудачно. К нему ночью друг пришел избитый, лицо все в крови. Муж ему открыл дверь, от шока упал, ударился головой о бетонный пол – с высоты своего роста, он высокий был, под два метра. Потом врачи сказали, что ничего сделать нельзя. Они вместе в больнице лежали – один в нейрохирургии, другой в травматологии. Друг выжил, а муж мой умер".
Таня осталась одна с трехлетней дочкой. Соседи помогли ей собрать деньги на похороны мужа и заботились о маленькой Регине. "У нее прозвище было в коридоре – Булочка с маслом. Кто конфету даст, кто картошину, кто булочку с маслом, это ее любимое лакомство было. Мы ведь все выросли вместе на этом этаже, да так и остались здесь, и взаимовыручка у нас вошла в привычку".
В 1996 году на базе “Пролетарки” была создана компания с тем же названием, что при Савве Морозове – ОАО "Товарищество тверская мануфактура". Его директор Вячеслав Новиков, по рассказам рабочих, пытался вдохнуть в производство новую жизнь. "Я устроилась в отделочный цех, платили тогда хорошо, наши ткани ценились очень высоко, – вспоминает Татьяна. – Каждый год зарплату повышали на 11 процентов. Мы надеялись, еще поработаем, накопим на квартиру и уедем из общежития".
Через несколько лет после смерти мужа Таня встретила Али, деверя ее соседки по этажу. “Он приехал из Дербента к брату – искать работу. Его взяли печатником на фабрику. Он быстро добился карьерного роста – сначала помощником, потом вторым номером, потом первым. Он быстро все схватывал, хорошо мозги работали".
Али вспоминает это время как самое счастливое: "Я на итальянской машине работал. На работу ходил как на праздник. И мы поставляли товар на экспорт, в Италию – такую ткань, какой у них самих нет".
Али заботился о Тане и Регине, фабрика развивалась, в 2002 году ее акции купил Альянс "Русский текстиль". На место ушедшего в отставку Новикова был назначен новый директор из Ивановской области, где находилась большая часть активов “Русского текстиля”. А в 2008-м руководство приняло решение перенести в Иваново всю тверскую промышленность в связи с тем, что дальше от Москвы труд рабочих дешевле. "В Иваново средняя зарплата по отрасли – 7,5 тысяч рублей. На фабрику, где трудятся около 2 тыс. человек, нужно 15 миллионов рублей в год, – цитировал "Коммерсант" слова президента Альянса Константина Волкова. – Точно такая же фабрика в Твери обходится уже в 29 млн руб".
Итальянские станки, которыми так гордился Али, переехали в Камышин и Тейково. А пустые фабричные корпуса в Твери были проданы под торговую сеть. Сейчас в здании ткацкой фабрики торгово-развлекательный центр "Рубин" (караоке, рестораны, кинотеатр, салон красоты, боулинг-центр "Завод"), а бывшие рабочие по-прежнему живут в соседних с “Рубином” общежитиях. Для Али это стало настоящим ударом: "Кому он нужен, этот "Рубин"? Мне сказали: увольняйся или переезжай в Иваново! Без компенсации, без ничего. Я трудовую могу показать. Я уволился 1 мая!"
Таня в это время была в отпуске по уходу за вторым ребенком, но уволиться пришлось и ей: "Мне сказали: если сейчас не заберешь документы, мы увезем их в Екатеринбург, в центральный офис. Я подумала: куда я поеду? И забрала".
С тех пор Али так и не нашел постоянную работу. Иногда он подрабатывает на стройках, много пьет, а когда трезвеет, делает работы по дому – огромному дому, в котором живут несколько сот человек. Общежития "Пролетарки" сейчас в катастрофическом состоянии, все рушится и нуждается в ремонте – общие кухни и душевые комнаты, электрика, подвалы и чердаки. Жители постоянно жалуются на то, что управляющая компания ничего не делает, но требует 8–10 тысяч в месяц за коммунальные услуги. По словам Али, жители много раз просили оборудовать выход по запасной лестнице, чтобы в здание был доступ с двух сторон. "Нам сказали, это будет стоить два миллиона, – рассказывает Василий, сосед Тани и Али. – А мы его сделали за два дня. Купили доски, цемент и сделали все. Никто нам, конечно, за это не заплатил".
Этот черный ход оказался спасением, когда в ноябре 2019 года в здании случился пожар. "Я сама выбежала по этой лестнице, – говорит Таня. – Все уже было в дыму, я говорю дочке – быстро одевайся, – и по стенке, на ощупь мы выбрались. А соседка не успела, осталась в комнате, ее Али, герой наш, через окно вытащил. Взял лестницу с пожарной машины".
В результате пожара никто не погиб, но у многих сгорело имущество, стены и потолок общежития покрылись черной копотью. Запах гари и сейчас, спустя четыре месяца, ощущается в здании: "Но все говорили только про кота, – возмущается Танина дочь Регина, которой сейчас уже 24 года. – Кто-то снял на мобильник, как пожарный у нас на Пролетарке делает искусственное дыхание коту. И все журналисты мне звонили: как ваш кот? Как он себя чувствует? А про людей не спрашивали".
Регина вспоминает, что в детстве стеснялась приводить гостей: "В комнатах у нас уютно, почти как в квартире, но когда идешь по коридору – не всякий поймет. Я училась в хорошей школе, где дети побогаче, и постоянно чувствовала этот вопрос: почему ты живешь не так, как другие? Почему твоя мама не заработала на квартиру? В интернете часто читаю негативные комментарии, что сидим и ждем квартир, хотя давно могли бы заработать денег".
"Почему-то они забыли, что в советское время их мамы и бабушки получили квартиры бесплатно, – говорит Таня, – И они живут в квартирах, которые получили бесплатно. Но мы почему-то должны купить. Но у нас нет московских зарплат и нет уверенности, что у нас 20 лет будет в кармане лишние 15 тысяч <чтобы выплачивать ипотеку>".
После пожара на проблемы "Пролетарки" обратили внимание федеральные чиновники. "Приехал к нам <замминистра РФ по вопросам строительства и регионального развития> Мутко, сказал, что деньги выделены, через два года будут нас расселять, – говорит Регина. – Но мы давно об этом слышим. Все свое детство я помню: на общей кухне приходит очередной депутат, который баллотируется и говорит: "Голосуйте за меня, я вам помогу, расселят, мамой клянусь". А на следующий год – новый депутат".
В ожидании расселения Таня уже несколько лет работает уборщицей в типографии и посмеивается над мужем, который до сих пор не может оправиться от увольнения: “Ну что теперь делать? Идите, Али Дагларович, в политическую партию, боритесь за то, чтобы предприятия не закрывались, работайте, вкладывайте деньги в производство!"
Али только еще больше расстраивается и еще больше пьет. Женщины, как кажется Тане, лучше справляются с социальными потрясениями: "Некоторые стесняются, а мне не стыдно. Уборщицей тоже надо уметь работать".
Обшарпанная неоготика "Пролетарки" все чаще привлекает туристов и творческих личностей. Музыканты из Москвы снимают здесь клипы, фотографы приводят сюда моделей для портретных съемок – и удивляются, что в памятнике архитектуры "до сих пор живут люди".
