Современное понятие "редкая книга" подразумевает издание антикварное. Но так было не всегда. В советские времена редкими книгами являлись почти все не одобренные властью издания, на которых и выросла значительная часть российской интеллигенции. Получилось так благодаря книжным спекулянтам, дилерам, как теперь говорят, которые на свой страх и риск утоляли духовный голод советских граждан.

Многие современные антиквары принадлежат к числу тех самых книжных спекулянтов, за которыми охотилась советская милиция. Наш первый собеседник, автор детективных романов, в числе которых "Смерть в кожаном переплете", Михаил Климов.

– Мне было лет 20, и меня интересовали всякие философские вопросы. Поскольку книг по философии почти не существовало, а те, что существовали, было почти невозможно достать, то, покупая одну, приходилось искать деньги на вторую. Пришлось торговать книгами, чтобы покупать книги. Иногда попадалось что-то и в магазинах, но в основном, конечно, с рук на Кузнецком. Ну, и возле почти каждого букинистического магазина стояли будущие мои коллеги, и что-то иногда покупал у них. Была такая серия "Философское наследие". Я читал Платона, Гегеля, древнекитайскую, индийскую философию.

– На тот момент философия дорого стоила?

– По тем деньгам да. Скажем, пять томов Платона стоили 75 рублей. Это была зарплата секретарши. Я в тот момент был студентом, у меня была стипендия 40 рублей. Я перестал заниматься новыми книгами, потому что попал на 10 суток по статье 154 часть 1 ("Мелкая спекуляция"). Причем мне повезло, потому что я купил какие-то книжки в магазине, пришел на рынок и продал. Заработал свои 4 или 5 рублей. Если я правильно помню, это был Жан-Жак Руссо. У меня была такая привычка: как только я получал деньги, я тут же уходил с этого места: было боязно, что кто-нибудь из погононосителей тут же тебя и примет. Как выяснилось, в этот день была облава и брали всех подряд. Я ушел от оперов, не зная сам, что от них ушел. Хотя, конечно, сегодня, оглядываясь назад, я думаю, интересно, какую надо было иметь голову, чтобы продать человеку заведомо неинтеллигентного вида Руссо. И я ушел с рынка, вернулся через 20 минут, встал и стал продавать следующую книжку. Тут меня приняли уже окончательно. Спасло меня только то, что сумма прибыли с этих моих двух книг не превышала 20 рублей. Если бы было больше 20 рублей, я бы попал под статью 154, часть 2. Не мелкая спекуляция, а просто спекуляция.

Меня привезли в отделение и дали мне 10 суток. Нас возили на работу в Москву. Кто-то попадал в дворники, кто-то на Бабаевскую кондитерскую фабрику и ел там сгущенку. Я тоже там один раз был. Это было хорошо и вкусно. А некоторых возили в типографию "Красный пролетарий", что, в общем-то, надо было постараться придумать – отвозить в типографию "книжников", которые тут же устанавливали контакты, и выйдя из этих суток, прямиком направлялись в типографию получать заказанные товары. А по формулировке статьи УК – за повторное задержание в течение года – можно было получить срок. Я год ничем не занимался, но иногда ходил по городу, встречался с "коллегами". Один мой знакомый объяснил мне, что я идиот, что занимаюсь современными книгами. На них написано сзади, сколько они стоят, и твоя прибыль высчитывается довольно просто. А со старой книгой все было гораздо сложнее. Каталоги, конечно, были, но они охватывали процентов 10. А если ты приобрел книгу некаталожную, то доказать, что ты ее продал и заработал, можно было только одним способом: если за тобой шел кинооператор и снимал моменты покупки и продажи.

– Но цели у покупателей разные. Новую книгу покупают, чтобы читать, старую книгу покупают ценители.

­

– Нет, это не так. Это сегодня. В те времена люди, обезумев от книжного дефицита, считали, что, во-первых, они вкладывают деньги, а во-вторых, они украшали интерьер. Например, самый дорогой Дюма был в серых переплетах. Остальные были разного цвета. А если ты хотел собрать все книги Дюма в одном цвете, то это был только серый. И он стоил дороже всех. Как вы понимаете, покупалось это не для чтения, а для того, чтобы на полке все было. А антикварные книги тогда покупались, чтобы читать.

Коллекционеров было довольно мало. Покупали тогда что: книги для чтения – философию, религию, книги по русской истории. Опять же Карамзин тогда стоил больших денег. А собирали тогда поэзию Серебряного века.

Самым лучшим клиентом тогда были не коллекционеры, а государство. Почему? Книжные магазины тогда в основном покупали книги у населения. Не принимали на комиссию, а покупали. Дальше все было на усмотрение товароведа. Только он мог определить, сколько стоит книга и можно ли ее продать. А товаровед тоже человек. Если ему дать немного денег, он скажет, что книжка нужная.

– А откуда брали книги?

– Из другого магазина. В Москве было 25 магазинов. Мы зарабатывали на том, что знаем книги. А товароведы зарабатывали на том, что сидят на нужном месте, им не нужно было обходить магазины и знать книги. У меня был приятель Саша Ермаков. Как-то раз мы с ним пошли по Арбату. Зашли в первый магазин. Он мне говорит: "Хочешь я тебе покажу, что такое наша профессия?" Он попросил книжку за 5 рублей. Выходим на улицу, он стирает цену. Идем в Ближний Арбат. Он протягивает книжку товароведу. Она называет цену – 25 рублей. Мало. Идем дальше. Доходим до "Военной книги". Товаровед называет цену – 50 рублей. Мало. Дальше заходим в Дом книги. Цена – 75 рублей. Мало, это не цена. Выходим на приступочек, стоим курим. Подходит собиратель романов.

Саня говорит:

– Есть такая книжка в обложке.

– Сколько стоит?

– 120.

– 100.

Саша говорит: "Хорошо" – и продает ему за 100 рублей.

Просто мы знали книги, а они нет. Им это было не нужно.

Мой следующий собеседник букинистом стал также по необходимости. Много лет назад, будучи по образованию филологом, Александр Соболев пытался собирать русскую поэзию начала 20-го века.

– В нормальных условиях человек начинает собирать, когда у него есть излишки денег. И чтобы нажить денег на улучшение и пополнение коллекции, приходилось что-то продавать.

– Спекулировали вы чем? Поэзией? Можно ли заработать на поэзии?

– Можно заработать на любой антикварной книге. Мне позвонил приятель с информацией, что его соседка по коммунальной квартире собирается продавать библиотеку старых книг. Я приехал туда. Там совсем немного было книг по моей части. Но довольно много того, что мне казалось потенциально кассовым. Я назанимал у русских интеллигентов денег в большом количестве. Сумма по тем временам была ощутимая. Помню, что деньги, положенные в полиэтиленовый пакет, весили довольно тяжело. Пачки трехрублевых купюр, спеленутые по 100 и по 10 пачек. 3000 рублей в виде одной такой кирпичного вида суперкупюры. И она была не одна. Я купил в библиотеке 20 или 30 банановых ящиков, которыми мерили книжный объём. Продажа книг позволила мне расплатиться с долгами, что-то купить себе, и через год-два я бросил мной нелюбимый репетиторский труд и практически целиком сосредоточился на книжной торговле.

– Часто бывали случаи, когда предлагали целую библиотеку?

– Это довольно частая ситуация, когда умирает собиратель. Тогда-то несчастная постаревшая тетенька, которой всю жизнь отказывали в обновлении гардероба, ради покупки какой-то "дряни", с каким-то неистовством стремится библиотеку продать. Хотя и подороже. И тогда нужно вывезти все. Обычно это входит в условие. Однажды мне с коллегой пришлось покупать целиком начинку квартиры с условием ненужное вынести на помойку. Сначала мы вывезли 20 ящиков интересных книг, потом 100 ящиков неинтересных книг советского периода – рука не поднималась их выкинуть. Потом пошли какие-то черновики, дневники и записные книжки. Тоже было жалко выкинуть, отвезли на склад. Потом была мебель, по большей части помоечная. Но такие случаи редки.

Прелесть нашей профессии в ее непредсказуемости. Зовут, как говорят в Москве, на адрес или, как говорят в Петербурге, к человеку, и ты, как правило, не знаешь, что там. Открывается дверь, проходишь – и ты с равной вероятностью можешь получить камнем по голове или библиотеку тысячелетия.

Особенно было забористо в 90-е годы прошлого столетия. Тогда можно было в день ездить на 2–3–4 адреса. Сейчас хорошо, если раз в несколько месяцев. Вообще такая ситуация в последний раз была после войны. Потом в 90-е. И не знаю, будет ли когда-нибудь еще. Для этого нужны серьезные потрясения. Когда кто-то уезжал или собирался купить себе что-нибудь "вкусненькое".

– Из сегодняшних книг можно ли предположить, сколько что будет стоить лет через -дцать?

– Конечно, что-то будет стоить и больших денег. Но мы выходим из предположения, что и Россия, и весь современный мир будут развиваться примерно так же, как и сейчас. При нормальном развитии событий одна группа книг, которые и сейчас стоят дорого – подарочные дорогие издания с ручной работы переплетами и иллюстрациями, так и будут цениться. Внуки их на помойку не понесут. Но не факт, что вкладывать в книги сейчас лучше, чем положить деньги в банк. Динамика цен на рынке непредсказуема, товар неликвидный – визгу много, шерсти мало. Если это не доставляет удовольствия само по себе, то как инвестицию рассматривать не стоит. Это одна часть с расчётом на сто лет.

Есть и другая часть, более интересная. Нужно читать и думать, оценивать качество современной литературы. Будут дорого стоить первые и ранние издания книг беллетристов или поэтов, которые через 100 лет будут признаны центральными фигурами в нашей литературе в ретроспективе. Например, первая книга Сорокина или первая книга Акунина. Они и сейчас трудно находимы, а будут стоить приличных денег.

Не бывает никакой реальной цены в деле торговли антиквариатом, потому что бумага стоит 700 рублей за тонну, если сдавать в макулатуру, картон еще дешевле. Все остальное – это пиар: торгуем воздухом, красотой, эмоциями. Что такое реальная цена? Это момент, когда в воздухе проскакивает искра и совершается сделка. Момент гармонии двух алчностей. Иногда все зависит от ситуации, например, ты знаешь человека, который коллекционирует книги по кольчатым червям, а я нет.

– Были странные для вас темы коллекционирования?

– Странные они только на первый взгляд. Когда начинаешь задумываться, видишь в них высокий художественный градус безумия. В советское время был один джентльмен по фамилии Бобров. Он коллекционировал все книги, написанные Бобровыми. Сергей Павлович – поэт, отец его Павел Бобров – шахматист, Евгений Бобров – писатель XVIII века. Красота-то какая!

А бывают люди по принципу – все, что понравилось, беру. Судить о человеке по тому, что он собирает, очень даже можно. Хотя человек намного шире того, что он читает. Бывает, библиотеку самых тончайших тем – французская гравюра XVIII века, нежнейшая и воздушная, – собирает такое чудовище, что трудно считать себя принадлежащим с ним к одному биологическому виду. Но видно, какая-то свирель поет у него в душе.

Я предпочитаю общаться и тогда, и сейчас со своим братом дилером. И покупать, и продавать. Конечно, у дилера не получится купить так сладко, как у населения, но с ним всегда проще и приятнее общаться. Он всегда знает, что хочет, и, как правило, держит свое слово. Были случаи, когда ты договариваешься с человеком о покупке. Пока ты идешь за коробкой или за деньгами, он успевает сбегать к соседке, которая ему расскажет, что в телевизоре она видела, что это стоит безумных денег, и ты не получаешь ничего. Как правило, действующие дилеры себе этого не позволяют, потому что слово у нас стоит довольно дорого.